Control over the trustworthiness of border guards and its cultivation in the Russian Empire of the XIX – early XX century

Zharov Sergei Doctor of Law professor of the Department of the Theory and History of State and Law at Chelyabinsk State University 454001, Russia, Chelyabinskaya oblast', g. Chelyabinsk, ul. Brat'ev Kashirinykh, 129, of. 317 serzhar@mail.ru Other publications by this author

Parsukov Vladimir Aleksandrovich External doctoral candidate, the department of State Legal Disciplines, South Ural State University 454080, Russia, Chelyabinsk, Prospekt Lenina 76 parsukov77@mail.ru Other publications by this author

Государство всегда предъявляет достаточно высокие требования к благонадежности своих служащих. Одной из причин увольнения из государственной службы является утрата доверия нанимателя к служащему^[1]. Определенный научный и практический интерес представляет отношение к благонадежности чинов Отдельного корпуса пограничной стражи в Российской империи, где руководство стремилось не только контролировать уровень благонадежности подчиненных, но и предпринимало меры к ее воспитанию и поддержанию.

Особое внимание при комплектовании подразделений и частей корпуса обращалось на благонадежность относительно пограничного надзора. Анализ законодательства Российской империи в рассматриваемый период показывает, что термин «благонадежность^{[2, с. 48]}» применялся при отсутствии в законе его четкого определения.

В то же время циркуляр командира ОКПС от 20 октября 1900 года содержал некоторые пояснения относительно понятия «неблагонадежность». Так, самовольная отлучка нижних чинов за границу не устанавливала в достаточной степени неблагонадежности к пограничному надзору. Факт отлучки необходимо было проверить на предмет наличия иных признаков противоправной деятельности, на содействие водворению контрабанды или в пропуске таковой. Только тогда можно было ставить вопрос достаточности оснований для удаления военнослужащего из части и выходить на командование с представлением о переводе провинившегося чина^{[3, с. 171]}.

Анализ Инструкции службы чинов пограничной стражи показал, что отдельные ее положения разъясняли, какие чины считались неблагонадежными. К таким лицам относились подозреваемые в содействии провозу контрабанды, пропуске эмигрантов, дезертиров и вообще в нарушении постановлений Устава Таможенного и Правил об ОКПС (ст. 343).

Закон обязывал командиров пограничных бригад выявлять неблагонадежных чинов (ст. 477 Инструкции службы чинов ОКПС, далее - Инструкции). Наряду с требованием проявлять заботу об «уравнительном укомплектовании» окружных частей, начальникам округов предписывалось передавать в войска нижних чинов, в том числе и неблагонадежных (состоящих на обязательном сроке службы), только по соответствующим представлениям к командиру ОКПС. С целью упорядочивания этого процесса необходимая форма предоставляемых сведений о неблагонадежных чинах определялась приложением к ст. 390 Инструкции.

Неблагонадежных нижних чинов сверхсрочной службы начальник округа имел право увольнять досрочно. Все возможные недоразумения по этому вопросу он решал собственной властью. Однако это требовалось делать в пределах точного смысла закона и распоряжений начальства. При невозможности разрешения каких-либо затруднений начальник округа входил с соответствующим представлением к Командиру ОКПС (ст. 420 Инструкции).

Неспособность чинов ОКПС выполнять возложенные на них функции, наличие свойств личности должностного лица, негативно отражающихся на результатах его службы, создавали предпосылки к реализации установленного законом права начальников переводить чинов из отряда в отряд или в полевые части. При этом требовалось подробно указывать в приказах причины такого перемещения.

Одним из методов профилактики проявлений «неблагонадежности» или, как сегодня принято называть, «коррупционных проявлений» был ежегодный перевод объездчиков и стражников ОКПС на другие участки границы. В этих же целях при комплектовании подразделений корпуса нижними чинами существовали правила, по которым новобранцы поступали из различных губерний империи, однако службу они проходили не в тех местностях, откуда были призваны. Например, в 1900 году в корпус призвали 8534 человека. Из них в Санкт-Петербургскую бригаду прибыло 358 новобранцев из Архангельской, Вятской, Витебской, Рязанской, Сувалкской, Псковской и Санкт-Петербургской губерний; в 9-ю Ломжинскую бригаду – 225 человек из Волынской, Воронежской, Екатеринославской, Казанской и Черниговской губерний; в 27-ю Эриванскую – 391 человек из различных губерний и из Области войска Донского^{[4, с. 133]}.

Приведенная статистика подтверждает допущение некоторых исключений из общих правил. Однако после прохождения курса обучения призывников распределили по тем отделам (отрядам), которые располагались вдалеке от родных мест. Считалось, что наличие у чинов корпуса в приграничных районах родственников провоцирует их вовлечение в противоправную деятельность по контрабандному промыслу.

Особенно отличались склонностью к незаконному перемещению товаров через границу лица еврейской национальности. По этой причине евреев на службу в пограничную стражу стремились не брать, это впервые было законодательно закреплено именным указом Николая I военному министру 29 марта 1845 г. ^[5] В заметке офицера ОКПС подполковника Г.Г. Невского на страницах журнала «Пограничник» в 1906 году отмечалось: «Отдельный корпус пограничной стражи в настоящее время комплектуется новобранцами всех губерний, за исключением евреев и туземного населения Кавказа» ^{[6, с. 267]}.

Сила действия Устава о воинской повинности (1874 г.) не распространялась на «неотбывшее доселе рекрутской повинности ни натурой, ни деньгами инородческое население Северного Кавказа, Астраханской губернии, Тургайской и Уральской областей и всех губерний и областей Западной и Восточной Сибири, равно как и Самоедов, обитающих в Мезенском уезде Архангельской губернии» ^[7].

Практика избегать набора в стражу неблагонадежных чинов возникла задолго до образования ОКПС. Еще в 1843 году был издан закон, по которому людей, прослуживших в пограничной страже 6 месяцев и оказавшихся неспособными к службе на границе по болезни или в силу «дурного поведения», требовалось передавать в местные гарнизонные батальоны ^[8].

Нормы, регулирующие вопросы увольнения в связи с болезнью (либо перевод в войска на нестроевые должности), позже нашли свое отражение в ст. 91 Правил об ОКПС рядом с нормами, регулирующими подбор кандидатов на воинскую службу в ОКПС (ст. 88, 89). Увольнение же офицеров осуществлялось в порядке ст. 202-222 Правил.

Несмотря на то, что комплектование ОКПС осуществлялось на общих с армией основаниях, некоторые законоположения, применяемые в армии, долгое время не распространялись на пограничников. Например, до 3 марта 1895 года разрешение для вступления офицеров ОКПС в брак не было обусловлено никакими ограничениями. С указанного же времени начальствующие лица стали руководствоваться приказом по военному ведомству № 237 от 1887 года, т.е. «…входили в обсуждение пристойности брака». Эта мера вводилась для поддержания достоинства офицерского звания, так как сложившаяся к тому моменту практика нередко порождала крайне нежелательные последствия, вредно влияющие на службу и «умаляющие достоинство офицерского звания» ^{[9, с. 28-29]}.

При назначении кандидатов на некоторые должности в ОКПС признаком неблагонадежности выступала принадлежность чина к католической церкви. По существующим правилам офицеры и нижние чины, исповедующие римско-католическую веру, не назначались в бригады, расположенные по западной части сухопутной границы империи. Исходя из этого, разрешение на вступление в брак с католичками (уроженками Царства Польского, западных приграничных губерний) чинов указанных бригад не допускалось. Единственной возможностью такого союза выступал перевод в другое место службы. Подобные требования распространялись на отдельные должности в масштабе всего корпуса. Так, в секретном циркуляре от 12 апреля 1894 года требовалось, чтобы «…ни в какого рода канцеляриях, отнюдь и не под каким предлогом не допускались писцы католического вероисповедания» ^{[10, с. 5]}.

Признаком порочности и неблагонадежности выступали самовольные отлучки чинов за границу, которые в ОКПС не были редкостью. Среди причин, побуждавших чинов ОКПС совершать подобное, была не только нравственная порочность, из-за которой чины во вред интересам службы изыскивали возможность сговора с местными жителями совершить корыстные действия по пропуску контрабанды. В большинстве случаев виновниками выступали молодые солдаты, не втянувшиеся в новую служебную обстановку и тоскующие по родине, а также их более опытные сослуживцы, находящиеся под воздействием чувства страха за совершенные проступки.

Секретным циркуляром от 8 марта 1895 года вводились требования по предоставлению в Штаб ОКПС перед переводом нарушителей в военное ведомство подробных донесений командиров бригад, в которых содержалась оценка нравственных качеств «неблагонадежных» чинов их младшими начальниками ^{[11, с. 29-31]}. Штаб ОКПС, сообразуя с мотивами совершенных поступков полученные характеристики, принимал самостоятельное решение, основанное на точном смысле ст. 147 Таможенного устава.

Этот смысл заключался в том, что неблагонадежными признавались только чины, подозреваемые в содействии провозу контрабанды, пропуске дезертиров и иных нарушения таможенного закона.

Помимо культивирования профессионально-ценных качеств, серьезное внимание в ОКПС уделялось формированию общекультурных компетенций, направленных на гармоничное развитие чинов. В этом смысле главной целью ставилось развитие качеств личности воинов, отвечающих интересам государства и нации. Первейшим являлось формирование моральной и психологической готовности пограничников к защите Отечества, безопасность которого воспринималась через призму национальных ценностей и интересов. По нашему мнению, такой подход представляется весьма актуальным сегодня, так как политика многих государств, ведущая к утрате национальных ценностей, оказывается разрушительна для общества и нации в целом.

Мир ценностей весьма разнообразен, но их можно условно разделить на высшие и низшие. Во все времена иерархия ценностей учеными и философами определялась не для того, чтобы понять, какие ценности низшие, а для того, чтобы приобщиться к высшему. Вопрос различения ценностей – это в конечном итоге есть вопрос духовного содержания жизни человека. Высшие ценности (любовь, добро, красота, справедливость и др.) формируют представления об идеальной парадигме, указывающей на то, как должно быть. В исторической ретроспективе вопрос о содержании идеала, его природе и происхождении решался в зависимости от культурных традиций и религиозных предпочтений.

В аксиологии ценности религиозные являются особым типом, наиболее полным и адекватным синтезом всех духовных ценностей (например, философско-мировоззренческих, нравственных, эстетических). Они формируют целостное представление об основных смыслах бытия, нравственные устои и эстетическую ценность обрядов, несущих, кроме того, глубочайшую символическую нагрузку. Религиозные ценности как бы вбирают в себя всю целостность духовности.

Формирование духовных ценностей чинов русской армии во все времена строилось на религиозных началах. Духовный фундамент – мировоззренческая основа жителей России – закладывался под влиянием народных обычаев, церковных традиций и обрядов. Большинство жителей России, а также правящая элита исповедовали православие. Начиная с детского возраста христианские добродетели (вера в Бога, забота и любовь к ближнему, надежда на спасение души) внушались населению, являлись главными ценностными установками, влияющими на повседневную жизнь русского народа.

Воинские командиры и начальники в вопросах взаимодействия с духовенством Русской православной церкви (далее – РПЦ) руководствовались действовавшими правовыми актами. В 1883-1888 гг. произошло объединение военного и морского духовенства под управлением одного главного священника. 12 июня 1890 года высочайше утверждено Положение об управлении церквами и духовенством военного и морского ведомств ^{[12, с. 101]}. Этим актом учреждалось звание «протопресвитера военного и морского духовенства».

С 1890 года управление протопресвитера издавало журнал «Вестник военного духовенства» (в 1911-1917 гг. «Вестник военного и морского духовенства»), где наряду с приказами и распоряжениями печатались статьи религиозного содержания, материалы о пастырской работе среди военнослужащих.

Для нашего исследования представляет интерес Свод Военных постановлений (до 1917 года было выпущено 52 тома), положения которого содержали конкретные правила порядка богослужебной деятельности военных священников, христианских обязанностей офицеров и нижних чинов. В январе 1900 году был утвержден и направлен в войска «Перечень мер по улучшению религиозно-нравственного воспитания войск» ^[13].

23 марта 1910 г. был высочайше утвержден Устав внутренней службы (далее - УВС), в котором вопросам регулирования религиозной деятельности в войсках была посвящена глава X и приложение к ст. 318. Согласно нормам этого акта беседы на религиозные темы должны были вестись священниками на точном основании ст. 559 и приложении 14 к ст. 318 УВС. Продолжительность духовно-нравственных бесед ограничивалась по времени (не более 3/4 часа) и сопровождалась непременным условием удобства размещения слушателей, а если беседы проводились в вечернее время, то помещение должно было быть достаточно освещено.

Отдельные нормы УВС были нацелены на формирование у нижних чинов психологической установки по соблюдению общих поведенческих правил и норм приличия. Обязанности нижних чинов предписывали каждому «…всегда и везде иметь бодрый и молодцеватый вид…, держать себя с достоинством, воинскому званию присущим, быть трезвым, с посторонними вежливым, не вмешиваться в ссоры, не участвовать в сборищах, драках, буйствах, и в каких бы то ни было уличных беспорядках» ^{[14, с. 44-45]}.

Один из главных воинских ритуалов – принятие присяги на верность Родине – в конце XIX – начале XX веков являлся религиозно-правовым обрядом. Солдат (матрос) давал присягу не только государству и народу, но и самому Богу, тому, кто для него был упованием и надеждой. Нарушение присяги считалось большим грехом перед Богом и людьми. Преступление данной клятвы для воина и его окружения означало прерывание духовной связи, уподобление Иуде Искариоту (для православных) и воспринималось как отсутствие настоящей веры. В отличие от воинской присяги современного образца, имеющей исключительно светский смысл, присяга в Российской империи имела большую силу. Отказ от воинской присяги означал отказ от заповеди «Положить душу за други своя».

В дореволюционной России разъяснения о порядке приведения к присяге на верность Государю и Отечеству содержались в Своде Военных постановлений. После прибытия новобранцев в воинские части и зачисления их приказами на определенные Уставом о воинской повинности сроки, они именовались молодыми солдатами, а после усвоения ими основные понятий «о звании солдата», о значении присяги, знамени и воинской дисциплины они приводились к торжественной присяге на верность службе. Правила, устанавливающие порядок приведения к присяге, формы его осуществления для христиан, мусульман (магометян), язычников и даже лиц, «не приемлющих присяги по их вероучению» ^{[15, с. 6]}, прилагались к ст. 6 кн. VI Свода военных постановлений. Молодые пограничники не православного вероисповедания в день принятия ими военной присяги (имел статус корпусного праздника) давали обещание «показать правду по совести», то есть служить честно и добросовестно ^[16].

В интересах формирования общекультурных компетенций от начальствующих лиц также требовалось принимать меры к полезному проведению свободного времени нижних чинов ОКПС, привитию тяги к самообразованию, содействовать их умственному и физическому развитию, а вместе с тем, и доставлять им здоровое развлечение. Для этого рекомендовалось проводить беседы, чтение, игры и т.п.

Нормы Инструкции наряду с необходимостью специального военного воспитания и образования нижних чинов содержали требования по привитию последним знаний, расширяющих их умственный кругозор. Законом предлагались и способы достижения этого путем бесед офицеров и врачей по русской истории, в частности по устройству армии и истории своей части, по отечествоведению, физической географии и законоведению, сельскому хозяйству (включая сооружение огнеупорных построек и т.п. практических вопросов). Считалось, что расширение умственного кругозора посредством бесед «приохочивает нижних чинов к чтению». В то же время проведение бесед политического характера признавалось нежелательным. В беседах духовных, по истории и законоведению следовало «разъяснять значение армии и внушать нижним чинам, что сущность убеждений всех чинов ее выражается в присяге и в исполнении воли Царской, передаваемой через начальников» ^{[17, с. 200]}.

Беседы с врачами предлагалось проводить по темам, касающимся физиологии, анатомии и гигиены. В этом отношении требовалось, чтобы все пограничники были ознакомлены с Наставлением для сбережения здоровья нижних чинов ^{[18, с. 201]}, которое содержало помимо прочего сведения о вреде пьянства, меры при болезнях глаз, кожи, венерических и желудочно-кишечных заболеваниях (ст. 871).

Такая работа проводилась и до введения в действие Инструкции. Например, в 1905 году типографией ОКПС было выпущено специальное пособие ^{[19, с. 56]}, содержащее краткие сведения по мерам профилактики болезней, оказанию первой помощи при травмах и заболеваниях, данные о лекарствах, находящихся на постах.

Важность и необходимость формирования у чинов корпуса так называемых «универсальных компетенций» детерминировали закрепление этого правовыми нормами. Глава XVII Инструкции содержала раздел под названием «Права и обязанности начальников». В нем указывались нормы, обязывающие начальников формировать духовно-нравственные качества у подчиненных. Среди таковых было поддержание осознания «святости присяги и высокого значения воина, призванного к защите Веры, Царя и Отечества от врагов внешних и внутренних» ^{[17, с. 56]}.

Начальствующим чинам предписывалось проводить воспитательную работу с подчиненными, разъяснять, что каждый чин ОКПС есть «лицо» государства, слуга народа, царя и отечества, защитник веры. Главную роль в этом играли офицеры. Значительная часть их работы заключалась в разъяснении нижним чинам основ права и закона.

Нормы Инструкции требовали от командиров «подавать собой пример бодрости, безупречного поведения, точного соблюдения всех требований закона и приказаний начальников», быть примером для подчиненных при исполнении долга, оставаться справедливым и настойчивым в своих требованиях. Они должны были вселять в подчиненных стремление к добросовестному исполнению своих обязанностей и честное отношение к службе (ст. 300, 301).

Относительно заботы о подчиненных от начальников требовалось вникать в их быт и нужды, в необходимых случаях быть советником, руководителем и ходатаем за них перед начальниками, иметь отеческое попечение об их благосостоянии и заботиться об исправлении людей порочных. Такая забота и попечение предполагали формирование у нижних чинов нравственных и прочих качеств. От командиров бригад требовалось развивать у подчиненных осознание служебного долга и поддерживать предания о геройских подвигах чинов ОКПС, совершенных ими на службе по охране государственной границы (ст. 457 Инструкции). Подчиненным требовалось внушать, что повиновение начальникам «…есть душа военной службы и залог успеха в бою» ^{[17, с. 57]}.

Правила, обычаи и нормы поведения в условиях войны и несения службы по пограничному надзору в мирное время передавались из поколения в поколение, что находило свое непосредственное отражение в нормативных правовых актах. Равнение на героев прошлого и героические подвиги современников способствовало повышению эмоционально-волевых качеств чинов ОКПС, формированию правильных психологических установок.

11 января 1912 года в ознаменование 100-летия Отечественной войны командир ОКПС генерал Н.П. Пыхачев в своем приказе подчеркивал: «…чтобы постигнуть все величие подвига русского народа в достопамятный 1812 год, нужно познакомиться с важнейшими событиями, предшествовавшими этому году: тогда только будет понятно значение в жизни русского народа славной Отечественной войны». Перед командирами частей корпуса была поставлена следующая задача: довести до личного состава информацию о предстоящих торжествах, создать для этого в штабах, учебных отрядах, на постах и в командах необходимые условия для чтения и проведения бесед ^{[4, с. 203]}.

Обязанность ознакомления нижних чинов с геройскими подвигами стражи возлагалась на командиров отрядов. К числу их обязанностей по воспитанию подчиненных относилось заверение подписями книг, разрешаемых к обращению между нижними чинами. Закон обязывал их помимо развития у подчиненных профессиональной наблюдательности и находчивости формировать способность и готовность действовать в различных условиях обстановки на границе, независимо от наличия осложнений, трудностей, опасностей и угроз жизни и здоровью военнослужащего. Последнее, достигалось в том числе, психологическим воздействием командиров на групповое сознание в воинских коллективах: «…чтобы они поддерживали друг друга, не допуская малодушных и бесхарактерных товарищей до совершения таких преступлений, как например, пропуск контрабанды» ^{[17, с. 115]}.

В качестве поощрительной меры за особые заслуги по службе нижним чинам ОКПС объявляли «спасибо», производили в унтер-офицеры и вручали денежные награды. О наиболее значимых поступках объявлялось в приказах по корпусу и производились заметки в литературных изданиях, что служило хорошим инструментом решения воспитательных и образовательных задач.Во-первых, разъяснялась суть поощрения и благоприятные последствия правильных ивыверенных действий, во-вторых, доводились и разъяснялись правовые нормы, предусматривающие награждение (поощрение). В-третьих, нижние чины мотивировались на добросовестное и самоотверженное выполнение воинского долга, повторение геройских подвигов.

Инструкция содержала главу, посвященную награждению чинов (гл. XXI «О наградах»). В соответствии со ст. 1321 за отличное выполнение обязанностей по службе пограничники награждались чинами, орденами, объявлением благодарности в приказах, повышением в званиях и окладах содержания, денежными наградами. Награждение осуществлялось по правилам, установленным Учреждением орденов и других знаков отличия и Сводом военных постановлений (ст. 1324).

Таким образом, ценностный подход, применяемый при правовом регулировании деятельности чинов ОКПС, являлся основным фактором, определяющим социальное взаимодействие в диадах: «начальник – подчиненный», «воинский чин – гражданский чин» и т.д. Деятельность чинов ОКПС представляла собой социально-правовое взаимодействие, и в соответствии с правовым статусом и социальной ролью участвующих личностей характеризовалась определенной системой ценностных ориентаций и установок (установка на патриотизм, самоотверженность, любовь к родине, соблюдение законов и правил взаимоотношений между чинами, выполнение обязанностей по службе и др.). Освоение социальной роли осуществлялось чинами в рамках единого процесса обучения и воспитания, которому предшествовал ценностный отбор кандидатов на службу в пограничную стражу с учетом требований, закрепленных в нормативных правовых актах, регулирующих деятельность ОКПС. Современные методики отбора, обучения и воспитания военнослужащих пограничных органов во многом основаны на творческом использовании этого опыта.