Dialogue on Two Systems of Historical Education: a Computerized One and a Traditional One

Bocharov Aleksey Vladimirovich PhD in History Assistant professor, National Research Tomsk State University 36, pr. Lenina, g. Tomsk, Tomskaya Oblast' oblast', Russia, 634050, bav346@rambler.ru Muchnik Viktor Moiseevich PhD in History Assistant professor, National Research Tomsk State University  36, ul. Pr. Lenina, g. Tomsk, Tomskaya Oblast', Russia, 634050 victor@tv2.tomsk.ru Fil'kin Konstantin Nikolaevich Doctoral student, National Research Tomsk State University 36, ul. Pr. Lenina, g. Tomsk,Tomskaya Oblast', Russia,  634050 indology@eml.ru

Khazanov Oleg Vladimirovich PhD in History Assistant professor, National Research Tomsk State University  36, ul. Pr. Lenina, g. Tomsk, Tomskaya Oblast', Russia, 634050 klio1@yandex.ru

Жанр данной статьи – эпистолярный диалог. До недавнего времени публикации диалогов по материалам «круглых столов» или переписки между учеными были вполне приемлемы в академической среде. Сейчас, с одной стороны, вся он-лайн переписка быстро забывается, исчезая в недрах серверной памяти, а с другой стороны, в гуманитарных статьях, часто, собственные авторские оригинальные мысли и высказывания становятся менее актуальны, чем размер пристатейного библиографического списка. Данная статья – это своеобразная экспериментальная попытка возрождения эпистолярного диалогического жанра в научных статьях. Предлагаемый текст – это обмен нескольких специалистов аргументами «за» и «против» по поводу взаимодействия традиционных и новационных форм работы с информацией в сфере гуманитарного и особенно исторического образования. Диалог был спровоцирован активным и, отчасти, принудительным внедрением компьютерных онлайн-курсов в системе университетского образования. В ходе диалога приводились аргументы из различных сфер знания, но ни одна из этих сфер не становилась новой самодовлеющей темой обсуждения, чтобы не терялась исходная нить разговора. Специфика жанра обусловила и то, что в статье нет библиографических ссылок.

В нашем диалоге под традиционными формами высшего гуманитарного образования понимается живое неопосредованное общение по поводу прочтения и написания линейных текстов. Под новационными формами – замена традиционных форм стандартизированными компьютерными технологиями. Наука и образование, в основном, рассматриваются нераздельно, поскольку главная цель высшего образования – подготовка специалистов, становящихся частью научного сообщества или, по крайней мере, имеющих научное мировоззрение.

Анализируются следующие линии противостояния традиции и новаций в образовании:

- гипертекстовые ридеры, аудио-слайды и видеолекции вместо «живых» очных лекций;

- пошаговые онлайн-тренажеры вместо конспектирования и подготовки к экзамену в самом конце;

- поэтапное формализованное тестирование вместо единократного устного экзамена;

- электронная почта вместо встреч на консультации;

- обсуждение на форумах вместо семинаров «оффлайн»;

- виртуальные симуляторы вместо лабораторных занятий с реальными предметами или текстами;

- индивидуальная траектория получения знаний вместо общего для всех расписания;

- автоматизированный учет «рейтинга успешности» и «научной ценности», вместо неформального мнения и авторитетных отзывов;

- небольшие глубоко структурированные тексты вместо больших неструктурированных текстов;

- потребность в анализе больших оцифрованных массивов информации вместо описания и компиляции относительно малого объёма печатной информации.

Поиск неявных и редко упоминаемых преимуществ и недостатков в каждой из этих оппозиций и стал целью диалога. Идея диалога не в том, чтобы, в конце концов, «вытянуть его в линию» или «превратить в точку». Смысл диалога в обратном – услышать иное мнение, сравнить не только со своими представлениями о реальности, но и с ощущениями ее, найти новые смыслы и способы их вербализации и «овнешнения».

В. М.:

Я выскажу несколько консервативные тезисы. Вы же помните у Платона фрагмент про письменность в диалоге «Федр». Тевт представил фараону Тамусу изобретенную письменность как средство для памяти и мудрости. А фараон оценивает это изобретение плохо: это не средство для памяти, а средство для припоминания, оно приведет к иллюзии многознания, и знание станет поверхностным, утратит глубину. «Когда же дошел черед до письмен, Тевт сказал: "Эта наука, царь, сделает египтян более мудрыми и памятливыми, так как найдено средство для памяти и мудрости". Царь же сказал: "Искуснейший Тевт, один способен порождать предметы искусства, а другой – судить, какая в них доля вреда или выгоды для тех, кто будет ими пользоваться. Вот и сейчас ты, отец письмен, из любви к ним придал им прямо противоположное значение. В души научившихся им они вселят забывчивость, так как будет лишена упражнения память: припоминать станут извне, доверяясь письму, по посторонним знакам, а не изнутри, сами собою. Стало быть, ты нашел средство не для памяти, а для припоминания. Ты даешь ученикам мнимую, а не истинную мудрость. Они у тебя будут многое знать понаслышке, без обучения, и будут казаться многознающими, оставаясь в большинстве невеждами, людьми трудными для общения; они станут мнимомудрыми вместо мудрых"». Эту мысль можно по-разному оценивать: можно – как остроумный парадокс Платона, можно – как критику культуры как таковой... А мы может порассуждать применительно к случаю преподавания. Платон же нам дает образец преподавателя, который не дает знание в готовом виде, а формулирует проблемы – ведь именно в этом суть сократического диалога. И вот вроде появилась письменность, которая может дать знание в готовой форме: есть тексты, их можно прочитать и многократно к ним вернуться. То есть появилась новая технология. И рассуждение Платона – об этой новой технологии. Если она есть, нужен ли человек, который, как Сократ, задает всем вопросы? Сократ проблематизирует любое утверждение, которое содержится в этих текстах, и в результате проблематизации в общении появляется что-то новое, чего раньше в текстах не содержалось.

Хорошо. Можно сказать, что греческая культура ороакустическая, ориентированная на устную коммуникацию. Но китайскую культуру ороакустической никто не называл, насколько помнится, однако у даосов найдем критику технического человека, который, если слишком много использует орудий, сам становится орудием. Мне кажется, две эти критики технологии можно где-то сопоставить.

Технологический подход создает риски знания поверхностного, формального. А еще это приучает к готовому знанию, которое получаешь в готовом виде и очень легко. И то, и другое удобно, но не хорошо с точки зрения обучения.

Сейчас мы имеем дело с ситуацией, когда легко «ткнуться» в Википедию и Google, «настричь» откуда-то информацию, и скомпилировать текст, за который даже получишь хорошую оценку, если оценивающий отнесется к чтению невнимательно. При этом не проделана минимальная интеллектуальная работа, отсутствует связь между кусками, нет культуры связной организации текста. И вот здесь-то как раз важен внимательный читатель, который задаст вопросы и вынудит сделать работу как положено.

Речь, разумеется, не про то, что развитие техносферы и технологизация процесса преподавания – это плохо в принципе. Изобретение письменности, конечно же, что бы ни говорил Тамус, оказалось неплохой вещью. Однако в данном случае считаю нужным подчеркнуть, что в преподавании есть какое-то ядро личной коммуникации, которое остается важным. Которое не должно исчезать, или, если оно исчезнет, то для преподавания это будет плохо.

К. Н.:

Наблюдая за современными тенденциями, вслед за деконструктивистской «смертью автора» Ролана Барта, идущей к общей парадигме «смерти субъекта», можно говорить о «смерти преподавателя». Так же как у Барта «смертью» дефинируется изменение роли автора, нивелирование его влияния на текст при исследовании самого текста, так и «смерть преподавателя» характеризует изменение его роли, его влияния на процесс обучения. С изменением формата присутствия преподавателя (электронное обучение, компьютеризированные системы тестирования – т.е. усиление самообучение и автоматизация проверки результата) изменяется зависимость обучаемого от влияния и участия преподавателя. Обучаемый становится всё более независимым.

Роль преподавателя становится скорее фасилитаторской и технической, нежели постулирующей знания. Деление на две новые функции – роли «фасилитатора» и роли «техника» в учебном процессе – довольно интересное явление. «Техник» выполняет прикладные функции: отметить присутствующих, раздать учебные материалы, собрать результаты тестов, проверить, чтобы не было нарушений (списываний и т.д.). Фасилитатор тоже не исполняет какой-то монументальной образовательной роли, но всё же стремится донести, передать сам интерес, вкус к тому или иному предмету, т.е. он переживает за то, что останется у студента или как тот трансформируется, – в чем-то скорее психологическая роль, чем классическая роль преподавателя-ученого до недавнего времени. В действительности можно видеть, как разные преподаватели выбирают разные роли. Ключевой вопрос, многократно обсуждаемый ныне – качество такого образования, где преподаватель выполняет сугубо техническую функцию. Обычно ответ на этот вопрос сводится к претензиям к уровню подготовки, в том числе к результатам введения системы ЕГЭ.

В этой смене ролей также кроется причина современного разрыва некогда общего института на образовательный и научный: уже малоочевидна необходимость преподавателю быть ученым, а ученому – преподавать.

А. В.:

Суть надвигающейся ситуации состоит в мгновенной общедоступности любой информации и преобладании отношения к информации как к товару и услуге, которую нужно оплачивать производителям (аналитикам и экспертам). Если специалист только дублирует уже имеющуюся информацию и увеличивает информационный шум – в новой ситуации у него не будет прав получить звания специалиста, либо в рыночной экономике не будет возможности получать деньги за свои информационные услуги. Даже если эти услуги – всего лишь выступление перед школьниками. В YouTube сейчас множество онлайн-уроков, по несколько авторов на одну тему, а в будущем будет ещё больше. Даже к целиком компилятивно-плагиаторским сборникам и дайджестам в такой ситуации начинают предъявляться оценочные критерии. Учитываются, например, степень структурированности, индекс читабельности, стандарты дизайна и т.д.

Компьютер – это просто своего рода «информационный микроскоп». Изобретение микроскопа позволило пристальнее взглянуть на материальный мир, а компьютер – пристальнее на наши тексты, которых становится слишком много (в том числе из-за компьютера как копировальной машины). Превращение специалиста из копировальщика в творца – вот в чем главная задача. В том числе это касается творчества в сфере новых форм текстовой трансляции старого знания по истории.

О. В.:

Новая информация далеко не всегда востребована «на рынке», особенно гуманитарных знаний. Давно известно, что хороший ученый далеко не всегда хороший педагог.

Всеобщая компьютеризация образовательной среды ведет с неизбежностью к ее дегуманизации. Задача, которая сейчас ставится, и сам посыл – вытеснение человека и замена его машиной – антигуманны. Знание все более и более становится механистичным. Мы приучаем человека жить в техносфере, вместо того, чтобы создавать хоть какие-то пространства, где он имеет возможность оставаться человеком.

Здесь очень важна базовая мотивация преподавателя. Ученому может быть жалко времени на преподавание как таковое. Но у преподавателя должна быть мотивация от обратного. Наша миссия как преподавателей – не жалеть о том времени, что мы потратили на каждого, кто пришел, или к кому мы подошли.

Если говорить о современных тенденциях, то они все меньше и меньше ориентируют человека на личностный рост, а больше – на овладение какими-то компетенциями, которые связаны с техническим исполнением задач.

А. В.:

В моем понимании новизна гуманитарной информации – это, например, когда старая цитата связывается с новым для этой цитаты контекстом, или когда давно известные события описываются и объясняются через новые нетрадиционные для этих событий термины, или даются новые сокращенные систематизации повествований о событиях и явлениях. Можно и другие примеры привести – но это отдельная тема.

Когда в прошлом переходили от исключительно устной культуры к письменной, или от рукописной – к печатной, то многие, наверное, тоже в своих понятиях говорили о «дегуманизации», по сути, занимаясь «демонизацией».

Хороший педагог, в обсуждаемом информационном контексте, – это тот, кто сможет по-новому интересно и оригинально рассказать о старом. Он создает новую, возможно неповторимую, технологию трансляции знания. Но даже в этом случае, если он всегда из раза в раз только повторяется, то постепенно станет не нужен в быстро меняющейся и перенасыщенной информацией реальности – достаточно выложить запись в сети. Компьютер как раз высвободит истинно человеческое – потребность в живой коммуникации. Ценность живых диалогов и общения будет осознана не сразу, а только, когда она станет редкостью. В элитном образовании будет живое общение с высокооплачиваемым высокоинтеллектуальным Учителем. Электронные тренажеры, видеозаписи лекций, слайд-презентации с аудиолекцией станут общедоступными. Они останутся для массового дешевого и бесплатного образования. В классе достаточно будет воспитателя или куратора, следящего за дисциплиной. Индивидуальная работа нужна только заинтересованным единицам. Это касается и школы, и университета.

О. В.:

Согласен, что переход от культуры живого слова к культуре текста был, в некотором смысле, «шагом в сторону дегуманизации». Но общение продолжилось уже вокруг текста, так что живой диалог сохранил свой статус.

Не уверен, что стоит априори приговаривать к «списанию» педагога, который, не «создает нового знания». Моя позиция – задача педагога состоит, прежде всего, в выполнении роли медиатора, а «запись в сети» – это своеобразный мемориал. Для меня новым является каждый акт общения, и именно он ценен сам по себе. Потому никогда не приму его замену электронными посредниками.

Что касается элитарности образования, основанного на живом общении. Конфуций говорил, что он «готов был обучать любого, кто приносил ему связку сушеного мяса». Это, конечно, не означало, что он мог научить любого.

Мой подход не в том, чтобы усадить всех за компьютер, а потом каким-то образом выделить «элиту». Он в том, чтобы тем, кто хочет и способен учиться, сразу предоставить возможность личного общения.

А. В.:

Является ли классно-урочные занятия и лекционные «пары» формой именно «личного общения» – для меня сомнительно. И школьники, и студенты во время урока все общаются через гаджеты. Видеоуроки в Youtube стали интереснее, понятнее и удобнее, чем в школе. Домашние задания выкладываются на множестве сайтов. Да и сами учителя всё чаще просто запускают на уроках видеоролики из интернета. Массовые контрольные всё чаще автоматизированы.

Сейчас преподаватели в вузах во многих случаях всё ещё выполняют роль «ходячей видеозаписи» своих собственных лекций и «сидячего тренажера-тестировщика» одних и тех же вопросов. Традиционные лекции должны быть переосмыслены и переформатированы как тренинг оперативной фиксации и структурирования информации с оперативной же проверкой качества конспектов. В старом формате лекции становятся всё более бессмысленными. Студенты на них, если и приходят, то в основном сосредоточены на своих гаджетах, а не на лекции.

Конечно, современные наши онлайн-курсы пока часто примитивны и нередко бесполезны. Они не привязывают пользователя к планомерному получению системного знания и не гарантируют, что он сам будет сдавать все тесты. Действительно эффективные онлайн-курсы – это вещь редкая и дорогая. Они создаются корпорациями и для своих целей (например, система дистанционного образования в Сетевой академии Cisco, которая внедрена и в ТГУ). А вот что касается модных пока MOOС, вряд ли они составят реальную конкуренцию авторским каналам репетиторов в YouTube.

О. В.:

Думаю, что наивная вера во всесилие «компьютерных технологий» – это очередной всплеск казавшейся изжившей себя уже давно наивно-прогрессистской рациональности. Полагаю, что пройдет еще немного времени и проблема «человек-компьютер» вообще будет снята, поскольку, к сожалению, не останется «человека вне компьютера»: все всегда везде будут онлайн. Уже сейчас студенты на лекциях негласно ведут видеозаписи и обмениваются ими.

Количество продуцируемых в единицу времени учебных, методических и просветительско-развлекательных текстов по гуманитарным дисциплинам и, особенно, по истории, окончательно снимет задачу их авторско-библиографической идентификации. Главное будет найти интересного рассказчика для заинтересованных слушателей, а всё остальное (подборки гиперссылок, автоматизированное тестирование и т.п.) не имеет прямого отношения к настоящему образованию как таковому, то есть к передаче знаний и опыта от человека к человеку. Поэтому со временем не столь важна будет даже научная степень преподавателя. Историческое познание как часть цикла «humanities» в западной системе классификации естественным образом перестала считаться «наукой» и перешла в жанр «искусства». Присуждения по ней академической степени можно считать своего рода «театрализованным представлением», воспроизводящим «ритуалы древности».

А. В.:

С тем, что человек всегда – цель, а компьютеры – всегда средство, спорить не стану – это очевидно. Однако настаиваю на том, что компьютеризация не ведет к дегуманизации. Почему, например, нельзя рассматривать компьютеризацию учебного процесса как современную форму гуманизации? Компьютерные курсы – это просто новая форма общения, возрождение эпистолярного жанра, а также доступность знаний почти всем желающим, а не только тем, кто имел право или смог прийти на лекцию по расписанию. Если бы мы назвали дегуманизацией появление регулярной почтовой службы в раннее Новое время или массовое издание печатных учебников – это выглядело бы абсурдно, особенно из-за того, что понятие «гуманизм» относится именно к тому периоду XVI века, когда произошла первая «информационная революция» – исток современного мира. Может, наше цепляние за старые формы образования также будет выглядеть самоуверенным ретроградством в глазах потомков?

Да «человеку нужен человек», но абстрактная общественная Система «думает», что ей достаточно хорошо выдрессированного с помощью компьютерных программ функционера. Нужны сильные аргументы, чтобы доказать, что «Система» заблуждается, и выбранный путь «исключения живого человека» приведёт к дисфункциональному тупику. У меня таких аргументов пока нет. Я пока всего лишь интуитивно предполагаю, что это связано с какими-то психологическими понятиями и закономерностями, такими как «сопричастность», «эмоциональная память», «коммуникативный барьер» и т.п. Эта тема ведёт далеко и глубоко в психологическую тематику.

О. В.:

Я думаю, что эта тема «ведет глубоко» в традиционную культуру обучения. Первое, что мне, в силу моей специализации, приходит на ум в качестве яркого примера – еврейская йешива, где в диалог вокруг текста вовлечены все участники учебного процесса. Аналогичные примеры найдутся и в индийских, и в исламских, и в китайских традициях. Кроме того, есть классическая современная западная классификация учебных стратегий: teacher-centered approach (это не наш случай) и student-centered approach – а вот здесь диалог – важнейший метод обучения. Причем при таком подходе преподаватель – это скорее модератор, нежели единственный «источник знаний», а групповая работа выступает в качестве основного способа организации учебной деятельности.

В. М.:

Еще несколько слов про разные системы образования. Когда мы имеем такую современную громадную систему, основанную на университетах, институтах, управляемых сверху, вертикально интегрированных, то есть все больше вопросов с сертификацией специалистов. Кажется, современная система образования в этом смысле не вполне отвечает потребностям рынка. Скажем, в средневековом исламском мире, – были иджазы – термин многозначный, но в данном случае – диплом со своим именем, который давал тот, кто учил специальности. И цена такого диплома от, например, ибн Сины сильно отличались от цены диплома от человека, никому не ведомого – последние не ценились совсем никак. И цена человека на рынке соответствовала цене этих иджазов. И никто, никакой халиф, это самое никак не контролировал. Возможно, нынешнее развитие сети коммуникаций постепенно будет приводить к повышению роли отдельных личностей и микросообществ, которые будут выстраивать систему образования вокруг себя и под себя. Безотносительно к существующей системе образовательной бюрократии. И ценность специалиста на рынке начнет определяться не дипломом универсального образца, а совокупностью тех курсов, которые он прошел, обучаясь у авторитетных в своей области специалистов. Причем какую-то часть знаний и компетенций этот специалист, конечно, получит дистанционно. Но при этом согласимся, что нам не хотелось бы попасть на прием к врачу, который обучался исключительно дистанционным образом. Я, во всяком случае, не стал бы рисковать.

О. В.:

Да, именно поэтому я за выбор формата. Не может, к примеру, эксперт высокого международного уровня приехать в Томск и лично прочитать лекции, либо это будет стоить очень больших денег. Пусть тогда студенты послушают такие курсы в записи, но потом обсуждают и прорабатывают их уже вживую с местным преподавателем, который, собственно, им их и порекомендует к просмотру.

А. В.:

Про традиции и «вовлечение всех участников учебного процесса» – полностью согласен, однако традиционная культура обучения – понятие «мультикультурное». Мы, как я понимаю, находимся в сугубо светской рационально-прагматической традиции (истоки которой, возможно, лежат в различных религиозно-мистических традициях). Дело в том, что разнообразные формы «вовлечения всех участников учебного процесса» есть и в том же Moodle. Некоторые его модули и «фичи» рассчитаны именно на коллективную работу студентов, их общение, их совместное друг с другом и с преподавателем создание и дополнение учебного курса, разные формы взаимооценивания, группового проектирования, да и вообще чего угодно. Но не в живую и не в реальном пространстве и времени. Об этом и речь: что именно конкретно даёт живое присутствие на живой лекции студентов в одной аудитории по общему расписанию? Их общение по поводу занятия, их память и эмоциональные впечатления об общем пережитом событии? Их ощущение коллективной сопричастности к чему-то важному и нужному? Ответ на эти вопросы без «лирики» в стиле «важно видеть глаза и чувствовать слушателя» не столь очевиден и тривиален. Нужно ещё доказать и про «глаза», и про «чувства», поэтому и «психология». Ведь если преимущества иллюзорны, то может компьютера достаточно?

В. М.:

Сейчас преподаватель находится в более конкурентной среде, чем это было ранее. Раньше преподаватель был носителем знания, которое было доступно, скажем, в библиотеках, но сейчас оно гораздо более доступно посредством Сети. То есть статус уникального носителя информации преподавателем утрачен. По ходу лекции студент может сопоставлять то, что говорит его преподаватель с бездонными ресурсами Google. И – горе тому лектору, который не может сообщить аудитории ничего сверх того, что ей сообщает Википедия. Кроме того, у преподавателя появляются конкуренты в лице других преподавателей, пусть удаленных, но являющихся большими экспертами в какой-то конкретной области, чьи лекции или курсы можно послушать. Но даже здесь остаются те вещи, которые никакой онлайновый эксперт дать не может. Эксперт даже в очень хорошем онлайновом лекционном курсе не будет подробно объяснять какие-то частные, но важные детали, для конкретного студента. Потому что формат традиционных лекции другой.

У большинства студентов может появиться только несколько удобных случаев заинтересованно, индивидуально и неформально пообщаться с преподавателем, но именно эти случаи могут определить всю их дальнейшую образовательную траекторию и профессиональную карьеру. В этом смысле у оффлайновой коммуникации сохраняются некоторые очевидные преимущества. Отобрать важное, проблематизировать, спровоцировать самостоятельное рассуждение ученика, вступить с ним в диалог, – эти задачи будут становиться все более важными для преподавателя. Не сказать, чтобы их не было раньше. Они были всегда. Просто их роль сегодня становится определяющей.

О. В.:

Я не вижу смысла в том, чтобы спорить о чем-то с пресловутой Системой. Максимум, чего можно стремиться достичь в общении с ней, это минимализации ее негативного воздействия на собственное сознание. Вообще, именно из-за воздействия на сознание, я не склонен считать интернет-образование более эффективным. Компьютер способен вступать со студентом в интерактивный диалог, но за этим диалогом стоит не Личность, а бездушная машина. Преподаватель может написать на форуме рекомендации и ответить на вопросы, но студент не увидит его человеческой живой реакции во время ответов (жестов, интонации, и да – выражения глаз). И эффективность таких ответов и рекомендаций будет гораздо меньше. Даже видеосвязь здесь не заменит живое присутствие полностью. По собственному опыту и отзывам многих коллег знаю, пока не объяснишь и не напомнишь персонально при личном общении, никаких методичек, полнотекстовых лекций и рассылок будет для большинства студентов недостаточно.

К. Н.:

Как мне кажется, чтобы увидеть Личность за книгой и даже за компьютерной программой (ведь их производят тоже живые люди), ученику необходимо самому быть Личностью. Здесь «Личность» – это как образ неких потенций, позиций и осознанных намерений. Пусть студент, только попадающий в образовательный процесс, имеет не высокий уровень знаний, но как раз на уровне потенций и мотивации для дальнейшего полноценного процесса образования у него должен быть какой-то задел. Если нет, то Личность, стоящая за книгой (или компьютером, то есть любым материалом и инструментом), никогда не станет «живой». Без готовой к восприятию Личности, книга ничем не будет отличаться от «бездушного» компьютерного курса, а живой семинар не будет иметь преимуществ перед он-лайн форумом. И в такой ситуации как раз лучше общаться с живым преподавателем. Поскольку только живой человек в такой ситуации может расшевелить, вдохновить стать настоящим Учеником, то есть Личностью. Задача, конечно, нетривиальная, но именно в ней суть современного этапа в развитии воспитания и образования, названного американским психоисториком Ллойд деМосом (Lloyd deMause) "помогающим". Стандартизация процесса образования с отчуждением преподавателя от личного контакта со студентом – это своеобразный откат назад в этапах развития педагогической деятельности. Передача обучающихся и социализирующихся «на попечение» компьютерам, по аналогии можно соотнести с раннесредневековым этапом отношения к детям и к юности, названным Ллойд деМосом «бросающим/отстранённым» (Abandoning).

Для полноценного обучения преподаватель и студент (учитель и ученик) должны сами быть взаимозаинтересованными Личностями. Из этого всего следует интересный и не всегда учитываемый вывод: самостоятельное обучение, в том числе с использованием компьютерных программ и пособий, сопровождающееся значительным сокращением участия учителя, требует особенно сознательного и сильно замотивированного студента. В противном случае, либо образование закончится сразу, либо перерастет в некий симулякр – вроде образовательный процесс идет, сессии и экзамены сдаются, но при этом использованы вовсе не прямые образовательные навыки, а другие, косвенные навыки: как «взломать» или «обхитрить» электронный тест, купить диплом и т.д. Но вполне вероятно, что даже в такой ситуации человек учится именно тому, что согласно его собственным склонностям в жизни в итоге и пригодится.

О. В.:

Ну да, взломщиков-хакеров электронная система обучения формирует гораздо более эффективных! Что касается проблемы «трансляции Личности» от учителя к ученику, то эта тема мне представляется беспредельно интересной, но – предельно субъективной. Вот тут уж точно никакие «критерии эффективности» не подойдут, кроме тех, которые каждая Личность полагает сама для себя.

Погруженность нынешнего молодого поколения в механистическую виртуальную среду – глобальная проблема технотронных обществ. Образовательное пространство, на мой взгляд, должно быть организовано так, чтобы всеми доступными средствами вывести школьников и студентов из состояния «киборгизации». Диалог в этой ситуации – единственный метод осуществления данной задачи. И чем менее вездесущи будут онлайн технологии в школе и вузе, тем больше у меня надежд на выполнимость данной миссии.

А. В.:

Здесь мы начали сходиться в целях, но абсолютно не сходимся в средствах. «Роскошь общения» и высокооплачиваемость этой «роскоши» будет на новом уровне осознана именно после повсеместного использования и исчерпания возможностей электронных ресурсов, но не раньше. Только тогда возникнет ситуация, когда к преподавателю, с которым интересно и полезно общаться, будут приходить ученики и оплачиваться его работа будет по часам, как, например, у психоаналитиков или в коучинге. Остальные специалисты, не столь востребованные в коммуникативно-личностном образовании, создают электронные курсы (от видеолекций, до тренажеров с тестами). Качественное общение с индивидуальным подходом должно также высоко оплачиваться как разработка качественного компьютерного курса, может даже ещё выше!

Проблему необходимости сильной замотивированности, для полноценного самообразования на компьютере, также можно решить с помощью компьютера. Например, доступ к компьютерному времени и ресурсам для развлечений, обучающиеся получают только после освоения определенной учебной информации и навыков. Кроме того, если не абсолютизировать роль только дидактики и педагогики, то в развитой рыночной экономике главным мотиватором самообразования должна быть возможность получать высокий доход за свои знания и навыки.

Что касается бесплатной общедоступности для всех желающих – то тут у нас будет расхождение уже в степени идеологической «левизны» и «правизны». Я считаю более правильной систему, когда бесплатно дорогие образовательные услуги предоставляются только для самых одаренных. При этом мониторинг одаренности для всех должен быть, безусловно, бесплатным. Если нет талантов, но есть деньги, тогда можно потратить время на индивидуальный подход. Если у студента нет ни талантов, ни денег, ни сильной личностной мотивированности (то есть, он безответственно подходит к самообразованию и заданиям), тогда бесплатно тратить на него свое время я не хочу. Если только такие «студенты» вокруг и останутся – тогда лучше буду на компьютере обучающие курсы и методические материалы создавать. Хотя, безусловно, мне интересно комбинировать и сопрягать живое общение и технологии.

О. В.:

В качестве «узловой» проблемы нашего диалога я сейчас вижу вопрос о том, насколько образование должно/может быть консервативным? Или без радикального слома существующей парадигмы у нас вообще нет будущего?

А. В.:

Согласен. Дело в том, что разные преподаватели живут как бы в разной «персональной темпоральности». Одни хотят создать вокруг себя персональный «островок будущего», другие – не потерять персональный «островок прошлого» в наступающей из будущего стихии изменений. Цель, впрочем, всё равно одна – оставить университетское образование на высшем уровне с учетом взаимодействия традиций и новаций.

О. В.:

Во многом, согласен с теми, кто утверждает и приводит примеры того, что для некоторых случаев достаточно учиться дистанционно в так называемых онлайн-университетах. Я бы только не называл такие «учреждения-сайты» – Университетом.

А. В.:

Абсолютно согласен! Онлайн-обучение (если им всё исчерпывается), даже самое качественное, не должно считаться университетским ни по сути, ни по форме. Вот только проблема с правильным называнием настолько древняя, что, наверняка, вечная и непобедимая. Достаточно вспомнить «исправление имён» (чжэнмин) — одну из центральных концепций конфуцианской философии. Называть себя «Университетом» нельзя запретить, точнее, запрещать можно, только бесполезно, особенно в Интернете – это территория свободы.

О. В.:

Онлайн-образование сильно переоценивается. Оно годится для подготовки низшего уровня профессионалов – уровень лаборанта. Для более серьезной подготовки требуется гораздо больше времени и усилий.

А. В.:

Как один из итогов нашего диалога хочу обозначить нарождающуюся тенденцию постепенного осознания неоправдавшихся надежд от завышенных и наивных ожиданий, что компьютеры всех всему научат. О повсеместном внедрении интернет-технологий можно сказать знаменитыми словами Ильи Ильфа из его «Записных книжек»: «В фантастических романах главное это было радио. При нем ожидалось счастье человечества. Вот радио есть, а счастья нет». В моём понимании, любые компьютерные технологии, даже с элементами искусственного интеллекта – это более удобная и эффективная форма учебно-методических материалов, связанная не столько с новой эрой в качестве образования, сколько с новой эрой в объеме, скорости и доступности обновления учебной информации. Качество образования от этого не вырастет, оно просто будет соответствовать коммуникативной структуре и динамике в современной техногенной цивилизации. Очное образование по единому расписанию (в том числе в виде традиционных лекций) пока незаменимо и имеет ряд преимуществ по сравнению с компьютерным заочным самообразованием. Непродуманное внедрение доминирования такой новации может привести к снижению качества образования. Задачу вижу как раз в том, чтобы продумать, как избежать вреда при компьютеризации всего процесса обучения.