The Image Model for Interpreting the Historical Reality in Historical Science and Art

Zuev Il'ya Nikolaevich associate Professor at Altai State University 656099, Russia, Altaiskii krai, g. Barnaul, ul. Dimitrova, 66, kab. 209 z_ilya@list.ru Other publications by this author

Историческая реальность моделируется исследователями разных напрвавлений и школ неоднородно и неоднозначно. Рассмотрим образную модель интерпретации исторической реальности, наиболее близкую, на наш взгляд искусствоведению. Своеобразие образной модели интерпретации исторической реальности заключается в том, что люди и события прошлого интересны интерпретаторам (людям настоящего) не только и не столько как образец для подражания, оцениваемый положительно или отрицательно в разные исторические эпохи, а как живые люди «с некоторой нравственной физиономией» ^{[6, с.10]} , с определенной биографией, конкретными и понятными нам стремлениями и поступками. В этом отношении нам близка позиция М. Блока, который главным содержательным элементом истории называет человека: "За зримыми очертаниями пейзажа, орудий или машин, за самыми, казалось, сухими документами и институтами, совершенно отчужденными от тех, кто их учредил, история хочет увидеть людей" ^[4,с.20]. Так же сложно не согласиться с А. Самиевым, который говорит о недостаточности только средств и принципов "позитивной" науки для воссоздания полной картины исторической реальности: "теоретическое познание прошлого не способно реконструировать прошлое по той причине, что жизнь общества не только естественно-исторический процесс, но всемирно-историческая драма, в которой происходит сложнейшее столкновение социальных сил и человеческих характеров" ^{[10, с. 101]}.

Образ, как отмечал, к примеру, К. А. Свасьян, представляет собой "динамический принцип объединения означаемого и означающего как некой идеи и способа восхождения к ней" ^{[11, с.98]}. Данное понимание образа (в самом общем смысле этого понятия), на наш взгляд, может пониматься как невозможность выделения и четкого разграничения в образной модели интерпретации исторической реальности бинарной пары означаемое/означающее. На наш взгляд, это обусловлено еще и тем, что "настоящее" не оценивает события "прошлого" как означающее какой-либо ситуации в настоящем, что можно наблюдать в знаковой модели интерпретации исторической реальности, а стремится к воссозданию, воспроизведению этих событий, придания им бытийственной полноты. Это приводит к более сложному пониманию пары означаемое/означающее в применении к образной "реконструкции" исторических фактов или процессов, что, однако, может вывести исследователя на новый уровень теоретико-научного постижения исторических процессов. Во-вторых, образная модель интерпретации специфическим образом в самом процессе создания и осознания образа-символа объединяет собой прошлое и настоящее. Современность вырастает из прошлого и сама неизбежно становится прошлым. Таким образом, на наш взгляд, именно в образной модели исторической реальности и появляется убежденность, что история представляет собой смену периодов, по совам И. Смирнова: «каждый из которых представляет, медиирует предшествующий и последующий этапы исторического движения» ^{[12, с.64]}.

Зарождение образной модели интерпретации исторической реальности в русской исторической науке, безусловно, следует отнести к началу XIX в. Так, Н. М. Карамзин в «Записке о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях» (1816) пишет о том, что «настоящее бывает следствием прошедшего, чтобы судить о первом, надлежит вспомнить последнее» ^[7,с.365]. Таким образом, как писал О. Мандельштам, в обществе "появляется желание жить исторически, осознавая связь настоящего с прошлым" ^[8,с.61]. Историческая реальность начинает восприниматься не как дискретный рассказ о том, или ином событии прошлого, которое современность воспринимает как образец, что является доминирующим признаком знаковой модели интерпретации исторической реальности, а как смена взаимосвязанных между собой событий. Интерпретация прошлого как образа обеспечивает динамическое единство настоящего и прошлого, поскольку образ прошлого выступает, по словам М. Эпштейна «как средство раскрытия действительности в ее исторической конкретности и текучести» ^{[14, с.339]}. М.М.Бахтин в «Методологии гуманитарных наук» писал: «Образ должен быть понят как то, что он есть, и как то, что он обозначает» ^{[3, с.382]}. Такое понимание сущностной природы образа и "образного", на наш взгляд, может говорить о том, что образная модель интерпретации исторической реальности не только описывает те или иные события прошлого, но и указывает на взаимосвязь настоящего и прошлого. Ощущение себя как части истории привело к тому, что моделирование исторической реальности стало осознаваться как научно-творческая деятельность, связывающая настоящее и прошлое. Анализируя образную модель интерпретации исторической реальности , мы приходим к выводу, что события прошлого через создание и осознание образов прошлого (исторических образов) становятся особенно значимы для настоящего в качестве причин современных событий.

В образной модели интерпретации исторической реальности наиболее явно проявляется стремление к восстановлению, реконструкции прошлого с целью выяснения фактов истории в их бытийственной полноте и установления связей между ними. Таким образом, образная модель исторической реальности аппелирует к основной источниковой базе исторической науки, но с особого, специфического ракурса, родственного эстетике и теории искусства. В этой связи и в рассматриваемой нами модели исторической реальности особое внпимание уделяется письменным источникам, поскольку именно интерпретация письменного источника и порождает тот или иной образ прошлого, является его субстанциальным основанием. Так, Н.М.Карамзин в «Истории государства Российского» писал: «Не дозволяя себе никакого изобретения, я искал выражений в своем уме, а мыслей единственно в памятниках, искал духа жизни в тлеющих хартиях: желал преданное веками соединить в систему ясную стройным сближением частей» ^{[6, с.20]}. Именно образной модели интерпретации исторической реальности свойственна убежденность в неоднозначности текста исторического источника, в возможности различных его толкований, и результатом становится создание повествователем эффекта личного присутствия при каком-либо событии прошлого.

Историческая реальность в рамках рассматриваемой нами модели формируется посредством представления, то есть наглядного образа. П. Рикер подчеркивал, что «эффект правдоподобия, реальности, дающий силу ощущения близости, исходящей от рассказов, действительно близких людям, достигается со стратегиями, цель которых дать увидеть» ^{[7, с.390]}. Именно наглядность образа становится своеобразным "залогом достоверности" фактов прошлого, сформированного образной моделью интерпретации исторической реальности. Можно сказать, что стремление к «видению» истории является одним из характерных признаков образной модели интерпретации. Данный вывод мы делаем на основании работ Р. Барта, П. Рикера и В. Н. Топорова. Французские исследователи отмечали склонность к наглядности прежде всего у такого выдающегося французского историка, как Ж. Мишле Так, в предисловии к «Истории Франции», изданной в 1869г., он писал о стремлении «показать» историю Франции в ее внутренней и глубокой органической сути» ^{[9, с.530]}. В. Н. Топоров отмечает, что Карамзин - историк говорит о «толще «исторического» времени, в которую должен вглядеться историк» ^[13,с.90]. Следует отметить, что, отмечаемая И. П. Смирновым, тенденция к формированию «правдоподобной, визуально воспринимаемой картины мира» ^{[12, с.54]} была характерна не только для исторической реальности, но для всей культуры XIXв. Отсюда такое пристальное внимание к искусству фотографии, поскольку фотография, в отличие от картины, является , по мнению людей того времени, отражением действительности, а не вымыслом художника. Историк в XIXв., как и фотограф, призван был не создавать «второй действительности», а описывать точно и объективно картину реальности прошлого. Неслучайно Р. Барт, перефразируя известную фразу Ф. Шлегеля об истории, писал: «Фотография–это как бы пророчество наоборот» ^{[2, с.131]}, тем самым прямо сопоставляя фотографию и историю как два порождения XIX века.

Немаловажную роль в образной модели интерпретации исторической реальности играло изучение сразу нескольких источников или различных взглядов на одну и ту же проблему, поскольку образ не должен быть одномерным, абстрактным, он должен обладать характеристиками осязаемости и бытийственности. Конечно, возникает опасность подмены и дополнения исторических фактов художественными, что неприемлемо в рамках строго научного исследования, как отмечал А. Гулыга: "Исторический образ – копия реального события. В этом его отличие от образа художественного, представляющего собой отражение жизни, трансформированное, заомтренное и сгущенное творческим воображением писателя. В историческом образе вымысел совершенно исключен, фантазия в творчестве историка играет вспомогательную роль своеобразного толчка к интуитивному акту нахождения материала и осмысления его. Писатель создает типические образы, историк ищет их" ^{[5, с. 109]}. Так, и Н. М. Карамзин в предисловии к «Истории государства Российского» пишет о том, что историк обязан создавать «живые, целые образы <…> но не должен дополнять летописи» ^{[6, с.8]}. Проиллюстрируем данное положение на примере образа Владимира Мономаха, созданного самим Н. М. Карамзиным. Во-первых, Н. М. Карамзин, создавая образ Мономаха, обращает внимание читателя на то, что описание собственной жизни, известное как «Поучение Владимира Мономаха», совпадает с летописным описанием его жизни. Но наибольшее значение для Карамзина при формировании образа Владимира Мономаха имеет то обстоятельство, что все действия и слова Мономаха вытекают из его «душевных убеждений». К такому выводу приходит Н. М. Карамзин, сравнивая «Поучение», которое «всего яснее и лучше изображает его душу», и летописный источник, оставленный митрополитом Никифором ^{[6, с.54]}.

Такое внимание к летописям и к поиску истины о прошлом не могло не привести к оформлению истории как профессиональной дисциплины. Достаточно долго образная модель интерпретации истории доминировала и в сочинениях профессиональных историков. Последним из этой плеяды следует, наверное, назвать Ж. Мишле, в сочинениях которого образ прошлого формирует историческую реальность как связующее звено между "историей" и "настоящим".

Впрочем, следует отметить, что образная модель интерпретации исторической реальности оказалась чрезвычайно востребованной не на уровне исторической науки, а на уровне общественного сознания на протяжении всего XX в. В качестве примера приведем широко известный фильм М. Казакова «Покровские ворота», который можно рассматривать как успешную попытку создания людьми 1980-х гг. исторической реальности так называемой оттепели. Создание актерами типажей, характерных иной исторической эпохе оказалось в данном случае удачным примером создания полноценного образа исторической эпохи. Явный мотив преемственности между прошлым и настоящим – с другой, убеждают нас, что в данном фильме мы наблюдаем образную модель интерпретации исторической реальности. Неслучайно в одном из интервью М. Казаков сказал, что в образе Костика он хотел воссоздать «шпаликовских мальчиков», явно проводя параллель между своим фильмом и фильмом Г.Данелия «Я шагаю по Москве», где Г. Шпаликов был сценаристом. Таким образом, персонаж фильма вырастает в полноценный и полнокровный образ-символ исторической эпохи. В свою очередь, сегодняшний день, воссоздавая историческую реальность начала 1980-х гг. через образную модель интерпретации, не может обойтись без этого фильма, поскольку, реконструируя эпоху конца 1950-х, фильм содержит в себе образ исторической реальности начала 80-х гг. Конечно, существует масса примеров "псевдоисторических" театральных и кино постанеовок, обилие, внешняя художественная привлекательность и внешняя доступность которых и подрывает доверие к образному моделированию исторической реальности.

Таким образом, можно выделить два фундаментальных свойства образной модели интерпретации исторической реальности. Первое: история воспринимается как динамическое единство событий прошлого и настоящего, поскольку настоящее интерпретирует события прошлого как причины своего сегодняшнего состояния, а не как образцы для подражания. Следствием данного свойства является принципиальная континуальность образной модели интерпретации исторической реальности: все события мировой, а тем более национальной истории воспринимаются как единый исторический процесс. Появляется понятие исторического опыта, в том числе и личного исторического опыта.

Второе: события прошлого не абстрактны, а наделены национальным и историческим (временным) содержанием. Следствием этого можно считать, во-первых, стремление к исследованию специфики конкретного исторического материала, к созданию достоверных и наглядных образов прошлого, а во-вторых, поскольку в образах прошлого отражается определенное национальное своеобразие, появляется возможность создания наглядной, "живой" национальной истории, в определенной степени обеспечивающей национальную идентичность общества на протяжении нескольких поколений.