Modernization Typology in the Russian Historical Discussion

Samokhin Konstantin Vladimirovich PhD in History Samokhin Konstantin Vladimirovich, associate professor, Tambov State Technical University, Department of History and Philosophy 392000, Russia, g. Tambov, ul. Sovetskaya, 106 kon-sam@yandex.ru Other publications by this author

Модернизационная парадигма на данный момент является одним из динамично развивающихся дискурсов. Она начала формироваться, подчиняясь условиям политической конъюнктуры, как возможная стратегия дальнейшего пути для незападных государств, и в первую очередь для стран «третьего мира». Этот процесс имел место в 60-е гг. XX века: именно тогда модернизация и приобрела статус теории в своем относительно узком толковании как переход от традиционного общества к современному, от аграрного к индустриальному ^{[1, с. 135-136]}. Однако в последующем десятилетии теория модернизации подверглась жесткой критике преимущественно из-за неудачных попыток ее реализации в указанных странах. Тем не менее, в конце 80-х – начале 90-х гг. прошлого столетия наметился серьезный всплеск интереса к ней. Это связано со следующими причинами:

1. Переход мирового развития в глобализационную стадию предоставляет возможность ученым трактовать модернизацию в более широком смысле, придавая ей планетарный масштаб и выделяя в качестве ее характерной черты мультилинейность. В частности, известный польский исследователь П. Штомпка, рассуждая подобным образом, констатирует следующее: «Случайный характер … приводит к появлению различных траекторий и предполагает множество результатов модернизации, иными словами, множество современностей» ^{[2, с. 120]}. При этом Запад рассматривается лишь как одна «из исторических траекторий и результатов процесса модернизации» ^{[2, с. 121]}. В данном плане модернизация приобретает уже значение парадигмы или дискурса.

2. В отечественных гуманитарных науках теория модернизации приобрела популярность в результате кардинальных изменений исторической методологии, что было обусловлено отходом от марксистско-ленинской идеологии и попытками преодоления формационного подхода ^[3]. В дальнейшем указанный процесс активизировался в связи с выработкой политической стратегии РФ в 2000-е гг. ^{[3; 4]}.

Несмотря на очевидный политический подтекст появления и развития модернизация продолжает серьезно исследоваться и в наши дни. В этом видится стремление ученых, и в первую очередь российских, рассматривать ее не только как идеологему. Они определяют за ней серьезнейший методологический потенциал для научных исследований во многих областях гуманитарного знания: «Если методика традиционного подхода хорошо разработана, широко используется и накопила огромный фактический материал, то критерии модернизационной парадигмы все еще дискутируются и не всегда используются в исторических исследованиях, не говоря уже об их умелой сочетаемости с модернизационной динамикой. Поэтому изучение истории сквозь призму теории модернизации, получив определенное признание, пока не достигло уровня, необходимого для глубокого понимания произошедшего с Россией в предшествующем столетии и того, что в связи с этим, ее ждет в настоящем» ^{[5, с. 8]}. Именно поэтому модернизация и различные аспекты ее изучения нуждаются в глубоком научном анализе. Среди них проблемы ее типологии имеют одно из первостепенных значений, поскольку являются основой для любых исследований модернизационного характера.

На данный момент, как уже отмечалось выше, у модернизации существуют две наиболее распространенные трактовки:

а) узкая (классическая) как переход от традиционного (аграрного) общества к современному (индустриальному);

б) широкая как «особый способ осуществления социального становления, обеспечивающий широкий доступ для населения к расширяющимся возможностям реализации человеческого потенциала» ^{[2, с. 119]}.

Для исторических исследований, на наш взгляд, наиболее приемлема первая, так как она содержит базовые смысловые концепты, на основании которых возможно делать выводы о вариантах трансформации различных стран в исторической перспективе. В таком же плане рассуждает и известный отечественный исследователь социальной истории России Б. Н. Миронов: «Например, при изучении длительного процесса перехода от традиционного к современному обществу, включающего множество разнообразных исторических изменений разного масштаба и характера, наиболее эффективным является все-таки модернизационный подход… Однако за последние 50 лет концепция развивалась и в своем современном виде существенно отличается от того, чем была в момент своей наибольшей популярности в 1960-е гг. Неомодернизационная перспектива придала ей новый импульс. Благодаря этому концепция модернизации до сих пор является прагматичной и работоспособной при изучении исторической динамики, особенно, России, поскольку наша страна не решила еще все задачи модерна, в то время как самые продвинутые страны уже решают задачи постмодерна» ^{[6, с. 671-672]}. Для политологических, социологических, экономических и др. наук вторая, более широкая, трактовка будет более ценной, поскольку она в большей степени отражает реалии современного этапа развития общества. Потому мы в своей статьей преимущественно ориентировались на классическое понимание теории модернизации.

Следует отметить, что проблемы типологии модернизационных процессов получили широкое распространение в основном у отечественных исследователей, так как именно российских ученых интересовал вопрос о вписываемости развития Российского государства в поле модернизации. Одно из первых приближений к указанной проблематике было сделано в рамках круглого стола «Российская модернизация: проблемы и перспективы» ^[7]. В частности, А. С. Ахиезер выделил два типа модернизации, проводя компаративный анализ ее сущности в развитых странах Запада и в России. Характерной чертой западного перехода от традиционного общества к современному, по мнению этого российского философа, является «выработка самих образцов, способность изменять условия, совершенствовать средства, формировать новые цели» ^{[7, с. 3]}. В то время как «В России же модернизация проходила под сильным давлением опыта других стран, который давал образцы эффективной деятельности для всех сфер жизни, подсказывал пути решения постоянно возникающих, все более сложных проблем» ^{[7, с. 3]}. При этом он называет российскую модернизацию «запаздывающей или догоняющей». В качестве одного из главных критериев данного типа А. С. Ахиезер выделяет способность культуры данной страны (России или других незападных народов) «освоить образцы, идущие из стран уже вставших на путь либерального развития» ^{[7, с. 4]}. Исходя из данного критерия, в качестве главной проблемы для Российского государства называется социокультурный раскол между правящим слоем и остальной частью общества, который ведет к «подавлению, снижению творческих потенций» последней ^{[7, с. 5]}. В данном случае А. С. Ахиезер подметил, на наш взгляд, одну из главных особенностей российской модернизации – ее неорганичность, которая этим ученым трактуется следующим образом: «Прогресс в одной части общества усиливает регресс в другой, что, в свою очередь, усиливает, закрепляет раскол» ^{[7, с. 5-6]}.

В целом, соглашаясь с основой идей А. С. Ахиезера, известный отечественный историк Л. С. Васильев дает более подробную характеристику незападных цивилизаций, к которым он причисляет и Россию. Их главной объединяющей чертой, по мнению этого исследователя, является комплекс сервилизима (раболепия). Однако Л. С. Васильев выделяет в данном случае разные подтипы модернизации на основе религиозно-цивилизационного или этико-культурного фундамента:

а) исламский, склонный к наиболее сильному сопротивлению «европейским цивилизационным и институциональным нормам»;

б) индо-буддийский с его «явственно выраженной нейтральностью по отношению к миру феноменального»;

в) дальневосточно-конфуцианский, «проявивший наибольшие потенции в плане усвоения плодов европейской модернизации»;

г) африканский со слабым цивилизационным фундаментом;

д) российский, основывающийся на православном христианстве, которое закладывало не столько духовную культуру, сколько политические институты страны ^{[7, с. 8-9]}.

Еще один известнейший российский историк В. Г. Хорос, также опираясь на критерий органичности и говоря о комплексности процессов перехода от традиционного общества к современному в различных его сферах, определяет три типа модернизации:

а) органическая, характеризующаяся длительностью, постепенностью и синхронностью процессов (первый эшелон – Англия, континентальная Европа, США, переселенческие колонии типа Австралии или Канады);

б) запоздалая модернизация, проводящаяся на независимой национальной основе (второй эшелон – Россия, Япония, Турция, некоторые восточно-европейские и латино-американские страны);

в) запоздалая модернизация, основанная на колониализме и в силу своего позднего начала испытывающая существенное влияние современных глобализационных процессов (третий эшелон – развивающиеся страны Азии, Африки и Латинской Америки – страны «третьего мира») ^{[7, с. 13-14]}.

Таким образом, в рамках этого круглого стола российские исследователи сошлись во мнении о том, что существуют два типа модернизации: органическая, проводимая в странах Западной Европы, родоначальницей которой стала, в первую очередь, Англия; и догоняющая (запоздалая, неорганическая), присущая для незападных стран, однако в силу серьезной специфики каждой из этих стран (цивилизаций) имеющая подтипы и различные варианты. В дальнейшем при разработке проблемы типологии модернизации отечественные ученые пользовались в своей основе преимущественно данными идеями.

Так, в том же номере журнала «Вопросы философии», на страницах которого и была опубликована выше проанализированная дискуссия, в продолжение темы печатается статья В. А. Красильщикова «Модернизация и Россия на пороге XXI века» ^[8]. В ней автор в более подробном варианте выделяет два типа модернизации:

а) органичная, которая эволюционно и одновременно проявлялась, опираясь на весь предыдущий ход развития, во всех сферах жизнедеятельности; она была характерна для стран первого эшелона (Западная Европа и Северная Америка (конкретнее – США и Канада)) в XVI-XX веках и включала в себя три этапа: 1) XVI-XVII века – переход от индивидуального (аграрного и ремесленного) производства к общественному (мануфактурному); 2) промышленный переворот или раннеиндустриальная модернизация; 3) преимущественно первая половина XX века – позднеиндустриальная модернизация, в фундаменте которой лежало «преобразование процесса труда на основе его научной, инженерной организации» ^{[8, с. 42-45]};

б) неорганичная, догоняющая, обусловленная внешними факторами и характеризующаяся асинхронностью, неодновременностью процессов в различных подсистемах общества; она проводилась в странах второго (Япония, Бразилия, Аргентина, Чили, Турция, Греция, страны Восточной и Юго-Восточной Европы, Португалия и Россия) и третьего (Венесуэла, Колумбия, Перу, Индия, Пакистан, Нигерия, Кот д’Ивуар и др.) эшелонов, где предпосылки складывания капитализма были слабыми или отсутствовали в принципе, а также имели место «сопротивление “цивилизационного материала” процессу модернизации» и складывание модернизаторской элиты, которая становилась инициатором и основным актором процессов перехода от традиционного общества к современному ^{[8, с. 42, 46-50]}.

В итоге, на самом начальном этапе обсуждения теории модернизации среди отечественных ученых практически сразу же стало господствовать мнение о двух типах модернизации – органической и догоняющей. Органичность понималась как внутренняя импульсность и одновременность процессов перехода от традиционного общества к современному в разных сферах социальной жизни; неорганичность – как обусловленность внешними факторами и асинхронность этих процессов.

Б. Н. Миронов, касаясь проблемы типологии модернизации в различных изданиях своего фундаментального труда о социальной истории России периода империи, рассуждает в том же ключе: «… с начала XVIII в., с того момента, когда российское правительство стало оплодотворять Россию самыми передовыми европейскими идеями, институтами и процессами, естественность и органичность социального развития России были нарушены: не успевали естественным путем завершиться одни процессы, как стимулировалось появление других» ^{[6, с. 611; 9, с. 298]}. В данном случае, неорганичность также связывается с асинхронностью разнообразных процессов социального развития.

В дальнейшем обсуждение типологии модернизации пошло с использованием различных понятий, таких как модель, вариант, модификация и т. д. Однако исходя из объяснений, приведенных в философской энциклопедии ^{[10; 11]}, необходимо заключить, что «тип» – термин более широкий по своему содержанию, чем «модель», хотя оба этих понятия означают какой-либо идеальный образец чего-либо. Иными словами в рамках одного типа могут наличествовать несколько моделей (с тем же самым успехом – вариантов, модификаций и т. д.).

Достаточно ярко это проявилось в работах С. Н. Гаврова и В. Г. Федотовой. Ни тот, ни другая, в целом, не оспаривают сложившуюся в отечественных гуманитарных науках типологию, но достаточно большое внимание уделяют именно моделям модернизации. Так, С. Н. Гавров в книге «Модернизация во имя империи» считает применение к российским модернизационным процессам понятия «догоняющая модернизация» верным лишь отчасти: «В течение всего модернизационного периода нашей истории мы догоняли западную цивилизацию модерности (изначально Западную Европу) прежде всего в сфере военных и промышленных технологий, всего того, что служило развитию военно-технического потенциала страны. Содержательного изменения социального устройства, которое включало бы не только принятие части институциональных образцов, предлагаемых цивилизацией модерности, но и ее духа, введение и соблюдение гражданских прав и свобод, формирование гражданского общества – всего этого в течение большей части рассматриваемого периода просто не было» ^{[12, с. 5]}. Однако в данной цитате изложен один из выше выделенных критериев догоняющей модернизации – асинхронность ее процессов. При этом, проводя анализ существующих публикаций по данной тематике, С. Н. Гавров говорит еще и о третьем типе модернизации – «современные инновационные процессы, характерные для стран, относящихся к западной цивилизации» ^{[12, с. 25]}. Следует заметить, что такой тип модернизационных процессов действительно набирает огромную популярность в современном теоретическом дискурсе, доказательством тому является приведенная выше позиция П. Штомпки, но в этом случае приходится отказываться от классического понимания модернизации и переходить к ее более широкой трактовке. В дальнейшем С. Н. Гавров выделяет в своей работе две модели российской модернизации – имперскую и либеральную, которые волновым образом сменяли одна другую на протяжении российской истории, начиная с XVIII века, но к теме нашей статьи это прямым образом не относится.

В своей другой работе «Модернизация института семьи» российский исследователь более четко формулирует типы модернизации, которые в целом укладываются в схему, сформированную отечественными учеными на начальном этапе исследования этой теории:

1) «внутреннее развитие стран Западной Европы и Америки, относящееся к европейскому Новому времени» ^{[13, с. 19]}: фактически обозначена органическая модернизация;

2) «догоняющая модернизация, которую практикуют страны, не относящиеся к странам первой группы, но стремящиеся их догнать» ^{[13, с. 19]};

3) «процессы эволюционного развития наиболее модернизированных обществ (Западная Европа и Северная Америка), т. е. модернизация как некий перманентный процесс, осуществляющийся посредством проведения реформ и инноваций, что сегодня означает переход к постиндустриальному обществу» ^{[13, с. 19]}: вновь напрашивается аналогия с современной трактовкой модернизации в более широком значении.

Наиболее детально и упорядоченно, на наш взгляд, рассмотрела проблему типологии модернизации В. Г. Федотова. Она так же, как и С. Н. Гавров, подробно рассматривает модели модернизации, но опирается в данном случае на труды С. Хантингтона. При этом В. Г. Федотова часто не разводит понятия «тип» и «модель», считая их синонимичными. Так, в данном плане выделяются четыре модели:

а) вестернизация без модернизации;

б) модернизация без вестернизации, без изменения идентичности;

в) догоняющее развитие;

г) национальная модель ^{[14, с. 159-163]}.

Данный подход, как это уже было описано выше, более тяготеет к руслу современного дискурса, в котором преодолевается классическое понимание модернизации, что связано с динамично развивающимися процессами глобализации, трансформирующими образец модернизационных усилий – Западную цивилизацию.

При этом, предлагая типологию цивилизаций, В. Г. Федотова характеризует варианты развития каждой из них ^{[14, с. 79-80]}, в которых несложно найти черты, выделяемые отечественными учеными при типологии модернизационных процессов:

Данный подход является, на наш взгляд, наиболее продуктивным, потому возьмем его за основу для характеристики двух главных типов модернизации: классического и догоняющего, – которые следует, по нашему мнению, выделять при исторической трактовке перехода от традиционного общества к современному:

Таким образом, мы видим, что классический тип модернизации характерен для ее родоначальников, в то время как догоняющий переход от традиционного общества к современному – для остальных стран. Большую роль в успешности осуществления модернизационных процессов играли стартовые условия, которые серьезным образом сказывались на темпах модернизации, когда классический тип осуществлялся в достаточно сжатые сроки, а догоняющий – медленно и проблематично, потому, в большинстве случаев, не завершен и по сей день. Иными словами подготовленность стран к осуществлению модернизационных процессов приводила к их одновременности, что существенно облегчало их реализацию, потому они проходили компактно во временном плане. Догоняющий тип модернизации имел место в странах, которые фактически были не готовы порвать со своей традиционностью (аграрностью), вследствие чего соответствующие процессы в них вызывались уже модернизированными странами при помощи разных способов (не редко насильственных, например, войн) и имели асинхронный, а потому крайне проблематичный характер. Все это приводило к тому, что модернизационные усилия в указанных странах часто растягивались не столько на десятилетия, сколько на века.

Следует заметить, что модернизация в Западной Европе начиналась, в первую очередь, в духовной сфере, о чем свидетельствует триада «Возрождение – Реформация – Просвещение»: Возрождение привело к формированию антропоцентризма и появлению гуманистических ценностей; Реформация стала основой секуляризации общественного сознания и возникновения основ протестантской этики; Просвещение продолжило тенденцию на сокращение влияние церкви и способствовало установлению рационализма в мировоззренческих установках западного общества. Данные предпосылки в значительной мере содействовали развитию мануфактурного производства и, в конечном итоге, осуществлению промышленного переворота. Это повлекло за собой масштабные изменения в социальной структуре общества, когда появились слои наемных работников и предпринимателей, что во многом стало результатом проходившей урбанизации, а, следовательно, и социальной мобильности. Указанные трансформации вызвали серьезные политические изменения, связанные, в первую очередь с демократизацией политического режима и либерализацией идеологических установок. Таким образом, модернизационные процессы в Западной Европе имели следующий тренд:

В то время как в остальных странах, которые были вынуждены догонять родоначальников модернизационнных процессов, в приоритете изначально было экономико-технологическое развитие, которое неизбежно влекло за собой социальные сдвиги, что в конечном итоге стимулировало начало политической модернизации:

Но духовный мир народов в незападных странах оказался в состоянии противоречия с развитием государства, в первую очередь, в экономической сфере. Потому, собственно, модернизационные процессы не нашли своего завершения в них и до наших дней. В известном смысле, инерционность сознания в данном случае являлась дополнительным тормозом для осуществления модернизации.

Критерий органичности/неорганичности уже достаточно четко определялся нами выше, и делать какие-либо дополнения к его характеристике мы не видим смысла.

Для проведения догоняющей модернизации была необходима модернизаторская элита, так как в странах, реализующих этот тип, были слабые внутренние импульсы (или они отсутствовали в принципе) для осуществления модернизационных процессов. Поэтому логично, что, как правило, политические лидеры, осознавая необходимость реформ для успешной конкуренции с западными странами, брали на себя труд по приближению своих народов к модернизационному образцу. В результате и механизмы отражали усилия соответствующих государств для достижения конечных целей. Иными словами, незападные страны, оказавшись перед необходимостью догонять уже модернизированные государства, вынуждены были тратить огромнейшие усилия на проведение модернизации, что невозможно осуществить без мобилизационной стратегии.