Own and ascribed essence of capitalism: how the degenerate form of social organization maintains its dominance

Апокалиптические прогнозы и уверения в скором конце света раздаются с периодической регулярностью на протяжении последних двух тысяч лет. На обобщено-мифологическом уровне такие прогнозы фиксируются вообще во всей известной истории человеческих обществ. В них изображено «время оно» золотого века, некое патриархальное и счастливое мироустроение, нарушаемое, в конце концов, несовершенной природой человека. Соответственно для возвращения в этот оазис невинной гармонии предполагалось, что следует заняться случившейся природной испорченностью, и волевым образом, принудительно восстановить в своих априорно-законодательных правах мораль, и этот шаг, сделанный всеми вместе, должен образовать принципиальный момент исторического поворота к светлому будущему.

Наша эпоха характеризуется наличием как активно выраженной и утверждаемой мифогенной тенденцией глобального морализаторства, принимающего, в конечном счете, прямо или косвенно религиозные формы, так и научным прогностическим анализом, стремящимся держаться сферы исторических причин и следствий, вне обращения к иррациональному фактору веры. Вследствие изначальной целостности познавательных форм человеческой деятельности эти направления не могут быть обособлены с гарантированной чистотой своего выражения. Потому мы видим как логически достаточно выдержанные рассуждения в области морализаторства, так и непроговариваемый аспект внутреннего убеждения в научных социо-культурных исследованиях. Тем не менее совершенно неверно было бы ограничиться абстрактной констатацией существующей общности и на этом основании некритически пользоваться - в своих интересах - потенциалом позиции оппонента: мифологический взгляд рационалистически окультуривать наукообразностью, а научную рациональность подавать в личностно-убеждающей форме неких априорных принципов. Следует различать основную, ведущую направленность суждений и их второстепенные, служебно-функциональные особенности. Соответственно, научные принципы, подаваемые в априорно значимом виде, сами должны быть поставлены под сомнение и проверку, т.е. выведены в положение перспективы, так, чтоб прослеживался их генезис и можно было говорить об их мировоззренческой общности. А новая мифология, раз уж она развивается в русле рационалистически-понятийной мысли, также обязана проследить собственные предпосылки и наметить точки соприкосновения с научной рациональностью. Так осуществляется движение к исходной целостности познавательных форм и способностей общественных индивидов.

Вполне очевидно, что в реализуемой и восстанавливаемой целостности познавательно-сущностных сторон индивида достигается конструктивное тождество как собственно разума, рациональности, так и веры, иррационального фактора, причем основой этого единства служит воспринятый и продуманный в универсалистском ключе внутренний опыт человека. При этом начинается снятие отчуждения, достигшего невиданных масштабов и форм как в общественном, так и в личностном отношении. Пока же можно констатировать, что это снятие имеет флуктуационно-вероятностную, случайную природу, но сам характер его наличия и осуществления свидетельствует, во-первых, о неисчезающем исконно-родовом, всекосмическом призвании человека, где всё истинно и истинностно, и, во-вторых, о неадекватном социальном мироустройстве с его ничтожащими эту живую онтологию механизмами.

Симптоматической особенностью социально-культурного ничтожения, целенаправленно меняющего смыслы и значения антропологических ориентиров, является заметно проявившаяся тенденция в области научно-академического осмысления сущего. Она выражается в не концептуальном, т.е. не обусловленном теоретически, смешении двух, обрисованных выше сложившихся способов общественного понимания, претендующих на истинность. Кроме того, сама направленность в осмыслении сущего нередко носит характер глобальной апокалиптичности, имеющей метаисторический мобилизующий смысл в доиндустриальную эпоху и алармистски-природный, дегуманизирующий – в текущей современности. Накал ощущения «конца мира», тем не менее, явно снижается, и грядущий, обещанный христианской конфессией Страшный суд, во-первых, перестал особо страшить после действительной апокалиптики двух мировых войн XX столетия, и, во-вторых, как об этом массово известили апологетические историописатели (по аналогии с бытописателями) глобального капитализма, «конец истории» уже наступил (см., напр., ^[1]), ничего страшного не произошло и дальше нас (стран, относящихся к «золотому миллиарду» или стремящихся к нему) ожидает довольно прозаичное существование на зеленых лужайках благоденствия.

Умение не замечать катаклизмов и растущих системных деформаций исторической действительности позволяет поддерживать эту благостную, но ложную картину всей мощью средств массовой информации, и ангажированных экспертных сообществ западноатлантического мира. Отличительной чертой подобной формы сознания является её принципиальная формальность и абстрактность, позволяющие легко и произвольно выделять нужные черты, выдавая их за существенные, и бездоказательно утверждать их, игнорируя содержательное многообразие реальных исторических процессов. Как пример подобного рода в отечественной традиции можно привести материалы «Круглого стола», организованного редакцией журнала «Мир перемен» и сектором социальной философии Института философии (ИФ) РАН 30 марта 2011 г. ^[2]. Устроители с самого начала обсуждения аннотируют исходную интенцию, нацеленную на снижение уровня критического отношения к теме капитализма, мотивируя это как преодоление прежней «заидеологизированности»: «Исследования капитализма надолго были заидеологизированы в советское время критическим отношением к нему, превосходившим радикализм критики самого К. Маркса. Ведь он, по крайней мере, признавал капитализм как более высокую формационную стадию в сравнении с предшествующими, цивилизующую миссию капитализма. Прошли десятилетия. Канул в лету реальный социализм. Капитализм оказался его альтернативой» ^{[2, с. 110]}. В трех-четырех предложениях неявно продекларированы аксиоматические предпосылки весьма сомнительного эвристического качества, сразу направляющие раскрытие темы по пути апологетики буржуазных отношений. В рамках обсуждения прозвучали идеи «когнитивной эволюции», предполагающей исчезновение самого термина «капитализм» (В. Федотова) ^{[2, с. 114]}, представления капитализма как «модернизационной программы» (В. Колпаков) ^{[2, c. 117]}, обеления российской модели капитализма с учетом его «юного возраста» (И. Сиземская) ^{[2, с. 119]} и т.д. В. Веряскиной была высказана весьма характерная позиция общеметодологического и познавательного планов, сконцентрировавшая многие странности логического анализа апологетов: «Организованный и динамически развивающийся капитализм как система требует субъекта. Поэтому я выступаю адептом той позиции, что человек – главная движущая сила исторического процесса и одновременно его бенефициарий, получатель благ» ^{[2, с. 120]}, что «необходим переход к биополитике, понимаемой как забота о сохранении и приумножении человеческих ресурсов в широком контексте сохранения жизни в самых разнообразных её социальных формах» ^{[2, с. 121]}, что надо «выбрать в качестве стратегической цели – концепт "развития человека" как главной темы будущего капитализма» ^{[2, c. 122]}. На этом цитирование можно прекратить. Оказывается, нынешняя форма финансового империализма с деградирующей массовой культурой, бесконечно провоцирующего войны по всей планете, плодящего бедность и нищету в странах «третьего мира», легко преступающего нормы международного права, проводящего политику неоколониализма – все это есть «динамизм и развитие человека, получателя благ», а в пределах отчуждающих социальных отношений можно якобы «выбрать стратегическую цель» и моральной проповедью принципиально изменить существующий антагонистический миропорядок. Человек вообще, вне его классового и социального положения, взятый неисторически, представлен при этом субъектом капиталистической системы. Вопиющая абстрактность сквозит во всех приведенных суждениях, рисующих утопическую картину неведомого капитализма, в котором «все во благо человека и во имя его». Перед нами явная подмена сущностной основы капитализма, приписывание ему высокогуманистических ценностных качеств, схоластически проводимое вне учета фактического положения дел.

Распространена в литературе не только апология, но и гуманистически-просвещенческая критика капитализма, стремящаяся в его рамках провести локальные реформы и переориентации. Но она, как справедливо замечает В. Баранов, «…практически повисает в воздухе, оборачивается простым лозунгом о его кризисе и публицистическим призывом преодолевать этот кризис движением к лучшему миру» ^{[3, с. 89]}.

На повестке дня остро стоит теоретическая необходимость действительного, уже неомарксистского продумывания путей сознательно управляемой эволюции человеческой цивилизации в свете выведения её из-под власти отживших форм собственности, политики, международных отношений и косных мировоззренческих установлений. Неомарксистское теоретизирование я понимаю как систему рассуждений, преемственно опирающуюся на классические марксистские подходы, но воспринятые не в прямом заимствовании, а в расширенной трактовке, применительно к трансформированной материальной структуре существующего типа производства.

В этом ключе работает ряд авторов: А. Бузгалин, А. Колганов «показывают важность использования современной марксистской методологии для анализа империализма и так наз. империй» ^{[4, с. 74]}, аработа А. Бузгалина ^[5] характерна именно вотношении развития марксизма: «Видоизменение классовых противоречий, самоотрицание таковых внутри капиталистической системы, - это процесс подтверждающий, а не опровергающий правоту марксистской методологии. И напротив, сохранение старого тезиса о том, что капитализм естьисключительно противоречие пролетариата и буржуазии, противоречити методологии, и теории марксизма применительно к современнымусловиям» ^{[5, с. 134]}. Актуализируя наследие Маркса в логико-понятийном отношении к нашей современности, Е. Бондаренко в соответствующем ключе дает философско-антропологическую и философско-культурологическую критику современных неолиберальных и анархо-индивидуалистических концепций, показывая значение, в частности, количественных индикаторов человеческого труда и в «обществе знания». «Эти количественные индикаторы, пишет Е. Бондаренко, - являются лишь превращенными и виртуализированными формами всѐ того же времени, затрачиваемого конкретным индивидом, будь он простым рабочим на китайском предприятии, российским чиновников, эффективным менеджером в транснациональной компании или профессором университета» ^{[6, с. 196]}. «Это индикаторы времени эксплуатации человеческого труда, - заключает он, - затрачиваемого на производство промышленных товаров, научных инноваций или на образование и повышение квалификации. Это не отменяет капиталистической природы любого труда в современном мире "постиндустриализма"» ^{[6, с. 196]}.

В статье К.В. Кондратьева и А.С. Краснова также «проводится последовательная критика современной идеологии капитализма с точки зрения неомарксистской доктрины» ^[7].

Особо актуальным при этом видится вопрос осознанной проработки проблем собственно онтологического, бытийного порядка. Этот порядок, видимо, имеет некий неисчезающий остаток истинностного присутствия, достижимый произвольным индивидом вне его детерминации социальными условиями. Это соответствует христианскому представлению о возможности покаяния любого грешника, но уповать на чудодейственное самодействие, неожиданное пробуждение, например, совести у капиталиста как на путь реального восстановления человеческой природы в масштабе всего общества, не просто опрометчиво и нелепо, но и теоретически неверно. Тем не менее, такие религиоподобные надежды есть, они достаточно распространены и глубоко укоренились в самих дискурсивных установках интеллектуальной рефлексии даже у тех индивидов, которые совершенно не являются апологетами существующего, которые искренне хотят преодоления отношений чистогана, корысти и двойных стандартов.

Продолжение, таким образом, просвещенческой традиции деклерикализации вновь назрело, но критика религий должна идти в должном, т.е. сущностном, контексте, вне поверхностных богоборческих мотивов и догматических идеологических решений.

Почему мы говорим именно о ведущем значении неомарксистского, а не какого-либо иного пути понимания? В конце концов, сейчас принято утверждать не только некую равноценную множественность парадигмальных альтернатив, но вполне серьезно вводится (П. Фейерабендом, ^[8]) предельно антинаучное представление о возможности полного анархического произвола в отношении методологии исследования. Любопытно было бы взглянуть на, скажем, анархиствующего в своей лаборатории физика-экспериментатора… А потом пишущего статью с описанием методики эксперимента, которая может быть такой, а может – иной, а может вообще никакой. Но это из области чистой фантастики. Такая статья была бы приговором этому горе-анархисту. Анархию в исследовании можно утверждать лишь с целью подрыва методологических и мировоззренчески-парадигмальных основ научного знания. Но все эти странности находит сочувственное отношение у ряда гуманитариев, не имеющих внятных понятий о строгости научной мысли и знания. Им, видимо, представляется, что таким образом они отстаивают некий плюрализм взглядов, свободу творчества и прочие замечательные вещи. Но всё ровно наоборот, и действительная свобода научного поиска гаснет в субъективистском произволе идеологов мнимого «расширения» якобы устаревшей сложившейся методологии научного знания. В особенности такой произвол сказывается в области социально-гуманитарных исследований с их неотработанным методологическим статусом.

В марксизме осуществляется линия сугубо рационального и обоснованного понимания истории и общества, это именно научный тип познающей деятельности. Сейчас, конечно, не требуется воспроизводить формализованные понятийные клише, тот вид схоластических трактовок, как они отобразились в последующей марксистской пропедевтике, но видится конструктивным действовать в той же направленности, с учетом всей суммы нынешних обстоятельств. Утверждение же парадигмальной множественности ведет к размыванию самих оснований мышления, где вопрос об истинности исчезает как устаревший и неясный и заменяется своей имитацией, критерием практичности, доходности, прибыльности, выгоды.

Классический марксизм (этот термин обозначает исходную, канонически-парадигмальную систему понятий, идей, разработок Маркса и Энгельса при всей их неизбежной недосказанности) видел сущность капитализма в его первоклеточке, товарообмене, протекающем посредством образования капитала. «…Основой для развития капиталистического производства, - пишет Маркс, - является вообще то, что рабочая сила, в качестве принадлежащего рабочим товара, противостоит условиям труда, как товарам, прочно обособившимся в виде капитала и существующих независимо от рабочих» ^{[9, с. 13]}. Соответственно, совершение товарообмена и распределение полученного дохода, определяется, в конечном счете, сосредоточением средств производства в руках собственника. Капитал при этом как самовозрастающая стоимость выражает собственную, объективную, а не произвольно приписанную сущность капитализма. Маркс об этом говорит так: «…С развитием специфически капиталистического способа производства… формы общественно развитого труда… получают свое выражение в виде форм развития капитала, и поэтому производительные силы труда, развившиеся из этих форм общественного труда, а стало быть также наука и силы природы, принимают вид производительных сил капитала» ^{[9, с. 397-398]}.

Содержательность понятий, выражающих эту сущность и её направленность, а также связанные с этим неизбежные сопутствующие коннотативные составляющие – противоречия, антагонизмы, движущие силы, идеологию, ценности, власть и господство, имманентные цели, тип человека, способы и формы познания – общественного и научного – всё это составляет творческую познавательную стилистику собственного языка рассматриваемого феномена. Он адекватен предмету, и релевантен онтологии, т.е. введенные понятия в соответствующей интерпретации составляют каркас реальности исторического организма социума. Через собственный язык явление высказывает сущностное основание, в пределах которого находятся все нужные для продуктивной деятельности ответы.

Под продуктивной деятельностью будем подразумевать философскую процедуру, делающую возможным и фиксирующую идейно-смысловой прорыв в будущее, в результате которого простая объективированная и отчужденная хронология исчезает, и общественный человек попадает в размерность исторического времени бытия. При этом раскрывается горизонт временности, что позволяет вырваться в поле ответственной самодеятельности и осуществления гуманистической самореализации. Существующее отчуждение в акте прорыва в будущее само нивелируется, а в перспективе сводится к минимальному флуктуационному значению.

То, что прежде было тенью, закрывающей свет истины и растущей с прогрессистскими (т.е. считающиеся прогрессивными) изменениями все последние века, переместится на своё скромное место случайных вариаций, гаснущих до нулевого значения. И напротив, то, за счет чего прогрессорство росло, прежде всего, в научно-техническом отношении, чем питалось, иссушая свой ресурсный источник продолжающейся капитализации – этот фактор, именуемый космической природой человека, должен получить адекватную своему предназначению форму действительности.

Капитализм как историческая формация прорыв в будущее гасит. «Развитие капитализма, - пишет сербский философ Любодраг Симонович, - сократило до минимума шансы на построение будущего на основе свободной (созерцательной) и творческой практики… человека» ^[10]), выводя, в конечном счете, траекторию движения человечества в искривленное пространство инверсированных ценностных разметок, таких, что движение в них формально может происходить вечно, но его характер – суть неисчезающий разрыв онтического и онтологического, действительного и наличного, обусловливающий бесконечно длящуюся гонку за несбывшейся человечностью. Этот экзистенциальный момент – закрытие в рамках капитализма возможности будущего, достижения действительной, гуманистически-осмысленной практики - должен быть понятийно отработан современной философией и положен в основу фундаментальной критики нынешнего имитационно-симулятивного миропорядка.

Социальная основа и суть капитализма – формы эксплуатации человека, как принято думать, в виде ненасильственного принуждения к труду на хозяина-собственника. Формы эксплуатации, меняясь с веками, достигали всё большей изощренности и умелой маскировки, но присутствующая ныне внешняя гуманность не исключает текущего наличия всех прошлых архаичных социальных отношений, до рабовладения включительно.

Требуется предельная ясность теоретика, чтобы видеть эксплуатацию как поистине роковое препятствие, блокирующее всякий прорыв в будущее, оставляющее человечество в онтологической ловушке конечности частных целей. Разного же рода проявления гуманистичности при всевластии капитала неизбежно носит двойственный характер, они находятся под действием законов обмена товаров, расширенных до сферы бесплотных ценностных значений-символов, получающих конкретную стоимость. Светская духовность капитализируется и вырождается в самопрезентующей креативности произведения искусства как товара, а религиозное отношение перестает быть даже внешне независимым и также приносится в жертву мировому глобальному финансовому порядку.

Если социальная действительность закрывает доступ к будущему, паразитирует на ценностях, выдавая за них смысловым образом вывернутые «общечеловеческие» муляжи, то она должна определяться как форма вырожденная, исторически отработанная, как антисистема, противоречащая истине человеческого бытия.

Безусловно, эта, практически внеисторическая истина бытия требует продумывания в полном соответствии с выработанными канонами истинностного философского поиска, своего последующего высказывания и высветления в виде конкретно развернутых суждений, имеющих онтологическую значимость. Сейчас я констатирую, что такая безусловная истинность человеческого бытия есть, это обязательный исходный постулат, позволяющий вести критику капитализма максимально обоснованно, не только лишь с позиций морального негодования и отвлеченного гуманизма.

Выработка и установление субстанциальной основы бытия сделает возможным и последующий шаг, высказанный Святодрагом Симоновичем: «Необходима формулировка политической стратегии, которая должна стать теоретической основой в организации политической борьбы в глобальном масштабе» ^[10]. Политическая стратегия, которая была бы научно обоснованной, лежащей вне классовых, клановых, карьерных и других ограниченных позиций и могла бы рассчитывать на предельную перспективность, базируется только на основательном фундаменте истинностного и ответственного философствования.

Нередко желание иных теоретизирующих идеологов по догматическому исполнению, как говорили раньше, заветов классиков, в буквальном и метафизически косном, начётническом следовании им, заключается в безоговорочном отбрасывании возможных интерпретаций там, где, как им кажется, всё окончательно решено. Одним из таких непростых вопросов есть положение о соотношении истины абсолютной и относительной. Исторически оправданным было в свое время подчеркивать преимущественную изменчивость истины, ее вариативность и конкретность. В частности, проблема «природы человека» виделась привязанной к экономико-политическим условиям существования этого человека. Соответственно, проблематика природы человека вообще, как такового, как родового существа находилась в тени, в небрежении, поскольку эта проблематичность не представлялась интересной и, в результате, не была категориально-онтологическим образом актуализирована.

Однако нынешнее положение цивилизационного человека, находящегося в тисках тотального отчуждения и покушающегося на тотальное изъятие из сферы действительного исконной человечности, требует внимания именно к самым базовым основаниям человеческого существования.

Если же оставаться в рамках классической модели сугубо социальной детерминации общественного индивида, то возросшая идеологическая увертливость и банальная лживость апологетов капитализма с легкостью нивелирует и забалтывает все позитивные аргументы сторонников реального прогресса. Более того, эти сторонники незаметно для себя оказываются в смысловом поле самих апологетов как их дружественные вариации или, по крайней мере, нейтрализуются навязанной малоосмысленной риторикой.

Капитализм не в состоянии совершить самопреодоление выделенной марксизмом сущности, показанной столь внятно - красочно, объемно и критически, включая выработку устойчивого морального неприятия растущей степени несправедливости этого общества. Обладая имманентным внутренним ограничением, и, вместе с тем, сознавая необходимость движения «вперед» в контексте предлагаемого обществу привлекательного мотивирующего целевого образа, происходит неизбежно усиливающееся проявление ресурсной экспансии. Иными словами, требуемый рост основных показателей качества жизни и эффективности производства начинает обеспечиваться, во-первых, поиском и переработкой все новых типов и вариаций человеческих проявлений и, во-вторых, изменением формализованной картины учета и оценок искомых эффективности и качества. Второй аспект напоминает способ действия студентов-троечников, подгоняющих на лабораторных работах показатели под заранее заданные значения. Теоретическая недобросовестность и крайняя заидеологизированность как раз суть то, в чем адепты «свободного общества» были горазды упрекать своих противников.

Оба указанных проявления ресурсной экспансии (она сама и её представление) нацелены на создание измененной, приписанной сущности капитализма, обладающей привлекательностью и, главное, безальтернативностью. Действительно, реальная сущность капитализма XIX в. и его хищнически-агрессивный характер времен империализма первой половины XX в. не претерпела решающего изменения в нынешней системе постмодернистских социально-политических отношений, определяемых доминированием крупнейших олигархических центров силы на планете. Вместе с тем, она, в своей обнаженной сути, выглядит семантически достаточно неприглядно, последовательно и безжалостно руша все проявления человечности, уничтожая ростки будущего в виде вариантов выхода к обществу без войн и жесточайшей конкуренции. Презентация такой сути настоятельно требует в целях мимикрии её изображения в достойном и приличествующем виде исторически неизбежного этапа развития мировой цивилизации, умеющей преодолевать «родимые пятна» прошлого, и демонстрирующая как раз нацеленность в будущее. Подчеркну, что в текущей ситуации исторического исчерпания естественно-необходимых предпосылок движения капитализма как продолжения и завершения всей череды существовавших форм социальной организации (за исключением, разумеется, короткого и трагического периода борьбы и становления социалистической системы СССР и стран Варшавского договора) его вдохновители прилагают результативные усилия по трансформации самой онтологии человека, так, чтобы новый, трансгуманистический индивид формировался исключительно и всецело как субъект с проективной, приписанной сущностью. Не общественный строй оказывается в конечном счете определенным и зависимым от базовых характеристик, а напротив, эти характеристики начинают подгоняться по фактическому положению путём идеологического приписывания капитализму «новой» сущности. К.В. Кондратьев и А.С. Краснов отмечают это таким образом: «Современная неолиберальная капиталистическая идеология представляет собой отдельную фантазматическую гиперреальность, которая может быть соединена с объективной реальностью только путем насилия» ^{[7, c. 50]} и, соответственно, в «интеллектуальном пространстве сохраняется удивительная ситуация: неолиберальная капиталистическая идеология как универсальный способ объяснения действительности, основанный на буржуазных терминах «средний класс», «частная собственность» и «права человека», сохраняет за собой исключительную монополию на изначальное эпистемологическое картографирование, вне зависимости от своего эвристического потенциала» ^{[7, с. 50]}.

Отсюда, из этой тотальной инверсии реальной сущности и человечности проистекает вся мнимая «сложность» и внешнее «богатство» нынешнего этапа евроатлантической культуры. Реальные сложности и собственно богатство действительной культуры определяются не надуманными и/или утаиваемыми соображениями, в том числе и ложной методикой определения ВВП и различного рода рейтингов, а изначальной бесконечностью мира, понятого и как мир человеческого присутствия-бытия, и как космологическая супертранссистема. Последнее обозначение выделяет необходимо учитываемый философской концептуализацией аспект качественной трансформации сложившихся понятийных структур в процессе познания мира. Супертранссистемность как термин эскизно намечает такую трансформативность существующих системных экспликаций, которые, сохраняя преемственность с классическими дефинициями, тем не менее расширялись бы в контексте выхода из трактовки классических системных отношений только как «часть-целое» или «элемент-система», или «единое и отдельное». Осмысление, например, квантовых закономерностей создает хороший гносеологический задел для таких истолкований.

Заметим, что в обрисованной ситуации предполагаемой качественной трансформативности удовлетворяется фундаментальный принцип преемственности и творческого расширения культурного осмысляющего базиса нарабатываемой общественной разумности. Здесь он проявляется в том отношении, что первоначальный этап развития начинается в рамках предшествующих сложившихся форм деятельности и понимания, т.е. таких, которые имели иную цель и мотивы, нежели типологически новые образования. Их действие, таким образом, осуществляется косвенным образом, не прямо и, в конечном счете, не логично и не просчитываемо. Понимание исторического процесса с этих позиций определяется равно и как развитие внутреннересурсное, с собственной логикой, и как процесс с творчески проявляющейся косвенной, стохастической закономерностью, берущей периодически верх над сложившейся догматикой толкований. Если, например, в генезисе науки Нового времени прослеживается заимствования и отталкивания от теологических мудрствований, являющихся несобственной основой научной теоретичности, то, скажем, в ситуации ожидаемого супертранссистемного перехода вполне налична уже собственная основа в объеме сформировавшейся логики собственно научной, философски осмысленной рациональности. Квантовомеханическое и релятивистское расширение классически наглядных объяснений является её выражением.

Соответственно проиллюстрированной методологии ожиданий и интерпретаций мы можем видеть и предусматривающее-упреждать, или, по крайней мере, разоблачать неблагоприятные тенденции в сфере социальных действий. Именно на этом основании высказано суждение о попытке капитализма путем приписывания себе иной, смыслоглубинной сущности обеспечить свое дальнейшее функционирование в мировом масштабе. Смысл этой приписки не только в желании мимикрии на базе достойных мировоззренческих ориентиров, но и в онтологической попытке исторического перехвата возможности броска в будущее у альтернативного проекта социализации «царства божьего» как достигаемой в посюсторонних условиях мира справедливости, истинности и экзистенциальной осмысленности. Мир капитализма всей силой пропагандистской и агитационной машины внушает массам мысль о своей безальтернативности. В связи с этим популярна цитата Черчилля о демократии, что, дескать, демократия как форма политического управления плоха, но остальное, якобы, еще хуже. Она раскручена, практически, как реальный аргумент апологетов, по сути же данное суждение суть произвольная идеологема, получившая истинноподобный статус простым повторением. В связи с этим, как справедливо замечают К.В. Кондратьев и А.С. Краснов, «либерализм, на каких бы фронтах он ни сражался, всегда обречен на победу в пространстве симуляции, вне связи этой победы с реальностью. Смысл идеологии постоянно ускользает, быть может, потому, что само наличие объективного смысла, коррелирующего с реальностью, не является для нее чем-то внутренне необходимым» ^{[7, c. 51]}.

Исходная же истинность капитализма, имеющая исторически-кумулятивную, т.е. усиливающуюся природу, заключается – если смотреть без обиняков и умолчаний, без либерально-софистических вывертов - в том простом факте, что «капитализм - геноцид par exellence» ^[10]. Весь прогресс последних пятисот лет обусловлен и сопровождается многочисленными и совершенно ненужными жертвами, не имеющими ни оправдания, ни этического допуска, ни аспекта самопожертвования, ни оснований в решении грандиозных перспективно-гуманистических задач современности. Ничего этого нет. Есть неуемная жажда прибыли любой, ведущая к употреблению людей как производственного ресурса и расходного материала.

В деле радикального преодоления разрушительных тенденций современности, ведущих к рукотворным и масштабным кризисам, закрывающих смысловые и гуманистические ориентиры деятельности человека в ракурсе его естественной онтологии, требуется, прежде всего, действительное осознание обозначенной глобальной опасности, носящей характер фатальной катастрофы для всего человечества. Эту теоретическую работу обязаны проделать философы, претендующие на предельную концептуальность и высшую степень научности (в гегелевском смысле). Именно в их работах закладывается сам фундамент возможной грядущей смены типов общественного мышления и действия. Если такая работа по выявлению и описанию естественной онтологии человека и адекватных социальных отношений выходит на истинностный уровень утверждения единства всех сущностных сил человека, выявления того космически-доброго и созидательного начала, которое подлинно одухотворяет и возвышает человеческую деятельность – то такая теоретичность станет основой самой перспективной и необходимой практичности, способной со временем в корне поменять наличное состояние нынешней распадающейся экзистенциальности.