"Chinese School" of International Relations: the Right to Methodological Identity

Grachikov Evgeny Nikolaevich PhD in Politics Associate Professor, Department of History and Theory of International Relations, Peoples' Friendship University of Russia 117198, Russia, g. Moscow, ul. Miklukho-Maklaya, 10 egrachikov@gmail.com Other publications by this author

Истинная школа мысли представляет собой социологическую реальность со своей структурой – отношениями между лидерами и последователями – их знаменами, битвами, настроениями и всечеловеческими интересами. Их антагонизм рождается из групповых антагонизмов и партийных войн общей социологии. Победа и завоевание, поражение и утрата территории – собственные ценности для таких школ и часть их истинного существования ^{[1, с. 783]}. Можно привести много критериев для дефиниции школы в данном контексте: самоидентификация, внешнее признание, разделяемые интеллектуальные основания и пр. ^{[2, c. 1-22]}. Определяя онтологию английской школы Суганами назвал ее чем-то средним между клубом и сетью, между группированием и преемственностью ученых ^{[3, c. 15-28]}, что явно импонирует современному идеологу этой школы Барри Бузану ^{[4, c. 5, 8]}.

Глобальный контекст

До последнего времени в мировом академическом пространстве международных отношений понятие «школа» соотносилось, как правило, с «английской школой», главной исследовательской парадигмой которой стало международное общество ^{[4, c. 230]}. Несмотря на свое название она включает широкий спектр исследователей: австралийца Хэдли Булла, канадца Роберта Джексона, южноафриканца Чарльза Мэннинга, китайца Чжан Юнцзиня и многих других. Крайне редко, но все-же можно натолкнуться на словосочетание «американская школа», которая интерпретируется как подчиненная часть американской политической науки. Идо Орен пишет, что американские политологи угрожают «репутационной автономии» “reputational autonomy” американских же коллег-международников, установив «стандарты написания» “performance standards” (или то, что считается компетентным исследованием) и «стандарты значимости» “significance standards” (то есть то, что воспринимается подходящей аналитической стратегией), которым американские ученые-международники должны соответствовать. Стандарты, которые доминируют в американской политической науке вновь вращаются вокруг «гипотез» и количественных методов. Орен сетует, что очень трудно сделать научную карьеру, не говоря уже о том, чтобы стать значимой величиной в американской политике, делая исследования, расходящиеся с неопозитивистскими, ортодоксальными «большими Н» ^{[5, c. 1-26]}.

«Амстердамская школа» международной политической экономии, существенная часть глобальных исследований, прошла становление в 70-х – 80-х годах прошлого века в Университете Амстердама ^{[6, c. 138]}. В рамках этой школы еще в 1984 г. был поставлен вопрос о доминирующем влиянии Соединенных Штатов и Британии, как западных гегемонов, действующих в пользу англоговорящей аудитории ^{[7, c. 378]}. В 1998 г. в рамках этой школы была представлена «теория транснациональных классов» ^{[8, c. 196]}.

В европейские исследования также входит как самостоятельное направление «французская школа», которая пока не идентифицирует себя в таком качестве. К концу 1980-х годов она предстаёт как относительно конституированная дисциплина с собственной «национальной спецификой» и отчетливо выраженной социологической ориентацией ^{[9, c. 256; 10, c. 97-109]}, во многом объединяющая представителей самых разных течений политической мысли Франции, которые составляют интеллектуальную альтернативу США.

Почти сто лет назад Юрий Вениаминович Ключников интуитивно определил на многие десятилетия вперед две главные идеи российской международной мысли – «самостоятельное социально-этическое значение Политики наряду с Моралью и Правом и Мировую Политику» ^[11]. Впоследствии в СССР/России сформировались два академических направления: «школа МГИМО», представленная внешнеполитическим системным анализом (Хрусталев М.А., Богатуров А.Д., Шаклеина Т.А., Никитенко И.А., Байков А.А., Болгова И.В., Истомин И.А., Сушенков А.А. ^{[12, c. 7]}), мировой политикой (Лебедева М.М.) и мировым комплексным регионоведением (Воскресенский А.Д.) ^{[13, c. 77-85]}, и «школа Цыганкова П.А.», котораяшироко использует социологический инструментарий в исследованиях международных отношений (Бродовская Е.В., Вдовиченко Л.Н., Грачиков Е.Н., Домбровская А.Ю., Каримова А.Б., Кутейников А.Е., Цыганков А.П.).

В идеологии «Не-Запада» Non-Western ^{[14, c. 242]} развиваются «континентальные школы», в частности, «латиноамериканский подход» latinamerican approach. При изучении международных отношений с точки зрения Латинской Америки, классические концепции теории международных отношений, сформулированные в контексте развитых обществ, недостаточны для интерпретационных потребностей данного региона, имеют ограничения в применимости их теоретических инструментов и малопригодны при планировании внешнеполитического курса ^[15]. Учеными этого «подхода» была сформулирована «теория зависимости», введено понятие независимости autonomy, как процесса распределения власти, всегда рассматриваемой в контексте отношений стран Латинской Америки с США ^[16]. В последнее десятилетие активно ведутся африканские исследования международных отношений и мировой политики. Заметен постоянный рост интереса западных ученых к Африке и ее включенности в мировое пространство ^{[17, c. 1-8]}. Появляются теоретические изыскания, которые рассматриваются в качестве вызова существующим теориям ^{[18, c, 1-21]}. В азиатских исследованиях можно выделить «индийские международные отношения» Indian IR (термин Siddharth Mallavarapu, куда он включает ученых, живущих и работающих в Индии), которые концептуализируются как симбиоз коннотаций отношений Индии с великими державами и соседями по югу Азии, внешней политики, проблемы этничности, колониализма и регионализма ^{[19, c. 414]}.

Как видно из этого беглого обзора, понятие «школа» сейчас больше не связывается с «английским» происхождением, которое не без оснований критикуется за свой евроцентричный снобизм ^{[20, c. 376]} и имеет устойчивую тенденцию к регионализации ^{[21, c. 272; 22, c. 1-25]}. Среди незападных подходов в последнее время все более настойчивое внимание обращается на развитие китайской теории международных отношений. Это связано с тем, что уже в конце 1980-х годов некоторые китайские ученые обратили внимание на изъяны в западных теориях международных отношений, которые не смогли ни предугадать, ни объяснить стремительный подъем Китая.

Общий ландшафт китайских исследований

Китайская школа приходит на сцену мировой теории международных отношений с некоторым запозданием. Глобальные дебаты теперь более многочисленны, многие парадигмы и гносеологические подходы уже озвучены и обсуждаются. Полемика между реализмом и идеализмом по-прежнему господствующая тенденция. Набирает силу конструктивизм. Тоже самое происходит с бихевиоризмом. Марксизм в большей части вытеснен на обочину этих дискуссий, и, конечно, сама английская школа теперь является только частью ландшафта утвердившихся теорий. Как «китайская школа» будет относиться к этому глобальному контексту еще предстоит увидеть, хотя некоторые взаимосвязи становятся уже ясными.

Цинь Яцин утверждает, что сейчас существуют три типа подходов в китайской школе (основанных на традиционной системе «интерпретаций по аналогии» - «гэ и» geyi 格义): классический, традиционный и интегративный. Классический подход объясняет международную стратегию и дипломатическую мысль китайских руководителей через классическую теорию марксизма. Традиционный подход пытается привнести традиционную китайскую мысль в эпоху глобализации и использовать традиционную китайскую политическую теорию для изучения действующей системы мира и порядка. Интегративный подход использует сочетание китайских и западных теорий, чтобы объяснить в них мир и опыт Китая ^{[23, c. 18, 19; 24, c. 67-89]}. Ли Кайшэн и Чжан Ци говорят о «трех больших направлениях» 三大取向: первое – обратная аналогия fanxiang geyi 反向格义, использование понятийной системы западных теорий для интерпретации эмпирических явлений, в том числе, западных теоретических рамок для объяснения «китайского укоренения» 中国本土; второе – прямая аналогия zhengxiang geyi 正向格义, применение понятийной системы китайской культурной классики для объяснения мира и китайского опыта; третье – интерактивная аналогия jiaohu geyi 交互格义, взаимное применение китайских и западных понятийных рамок, использование китайских традиционных концепций (например, конфуцианское понятие отношений 儒家关系主义) и западных концептуальных систем (к примеру, конструктивизм) ^{[25, c. 56]}.

«Китайская школа» в настоящее время представляет собой консенсус в отношении того, что в Китае должна разрабатываться теория МО и это процесс должен быть независимым от государственной идеологии и связан с более широким стремлением к теории МО в глобальном контексте. «Китайская школа» еще не демонстрирует собой одну идею или подход, и, скорее всего, станет средством для нескольких подходов, связанных главным образом тем, что они выражают китайские голоса и/или разработки, основанные на китайских источниках. Возможно, сохранятся также некоторые противоречия между теми, кто хочет развивать теорию, которая для Китая в каком-то смысле является национальными международными отношениями или теорией внешней политики, и теми, кто хочет в основном развивать значительный китайский голос в глобальных дискуссиях по теории международных отношений ^{[26, c. 25]}.

Ван Ивэй делит эволюцию китайских международных исследований на четыре периода: начальный марксистский период (с 1960-х – до 1980-х), ученического копирования (1980-е), стимулирующе-ответный (1990-е) и отражающе-конструируемый (2000-е) [27: 103-119]. Ван Ичжоу больше уделяет внимание исторической непрерывности международных исследований в Китае, чем на их фрагментации. Он видит пять периодов этих исследований в XX веке: период до 1949 г. (индивидуальные изыскания и постепенную осведомленность о предмете), с 1949 г. по 1963 г. (незначительные усилия государства по созданию дисциплины), 1963 г. – 1978 г. (левая интервенция), 1978 г. – до начала 1990-х годов (изучение и ознакомление с трансатлантическими МО) и период после «холодной» войны ^{[28, c. 1-60]}.

Как признает заместитель директора Института мировой экономики и политики Академии общественных наук Китая Ван Ичжоу, методологическое самосознание 方法论自觉 китайских ученых пришло слишком поздно, только на рубеже XXI века, когда в повестку дня китайского дискурса вошли темы методологии и нормативного написания, дифференциация наборов инструментария различных наук и их использование, разграничение и соперничество научных школ, разделение и слияние сциентизма и гуманизма ^{[28, c. 17]}. Вместе с тем, как показано в таблице 1, в последние годы общий процент теоретических статей остается достаточно стабильным (18%), хотя и имеет тенденцию к сокращению.

Таблица 1.

Количество и процент теоретических статей в общих публикациях по

международным отношениям в КНР. 2010 – 2014.

Источник: Международные отношения Китая и передовые дипломатические теории: исследования и развитие. Глав. ред. Лю Мин, зам. глав. ред. Ли Кайшэн. Шанхай: Изд. Шанхайской академии общественных наук, 2016, с. 3 (中国国际关系与外交理论前沿：探索与发展／刘鸣 主编，李开盛 副主编。－上海：上海社会科学院出版社，2016年第3页).

Как пишет Лю Мин 刘鸣 в предисловии к новому исследованию шанхайских ученых, в центре внимания внешнеполитического анализа китайских экспертов остаются проблемы силы 权力 в международных отношениях – 23%, безопасности 安全 – 23%, международных механизмов 国际机制 – 17%, сотрудничества合作 – 12%, международной морали 国际伦理 – 8%, культуры 文化 – 8%, союзов 联盟 – 6% и прав человека人权 – 3% ^{[25, c. 4]}. Приоритетность исследовательских парадигм в работах китайских теоретиков, по его расчетам, распределилась следующим образом: международная политэкономия 国际政治经济学 – 20%, геополитика 地缘政学 18%, реализм 现实主义 16%, либерализм 自由主义 10%, конструктивизм 建构主义 10%, марксизм 马克思主义 7%, феминизм 女性注意 6%, английская школа 英国学派 6%, международная политическая психология 国际政治心理学 4%, эклектизм 折中主义 2% и нормативные теории 规范理论 1% ^{[25, c. 5]}.

До 1990-х годов марксизм занимал доминирующее положение в исследованиях МО Китая, но это уменьшилось с началом проведения политики реформ и открытости ^{[23, c. 15, 16; 29, c. 95, 96]}. Некоторые ученые, такие как Ван Цуньган, Цао Юнсинь, Ли Айхуа и Го Шуюн по-прежнему продвигают этот подход ^[30], но в целом он был отодвинут на периферию китайских исследований. Изучение марксистских МО сокращается по мере того, как старое поколение ученых уходит на пенсию и меньше число молодых приходят в эту область исследований.

Ослабление марксистских исследований с конца 1970-х годов позволило значительно более широкому кругу теоретических рассуждений процветать в рамках политической системы Китая. Это, в свою очередь, спровоцировало спрос на китайский контент, частично удовлетворенный возвращением к китайской истории и политической теории, допустило и даже поощряло открытие новых источников знаний. Традиционный подход, таким образом, расширяется и привлекает все больше внимания. Многие ученые, в том числе Янь Сюетун (с коллегами) и Е Цзычэн привлекают китайскую историю и традиционную политическую теорию к анализу Китая и её международных отношений ^{[31; 32; 33; 34; 35, c. 64-71]}. Чжао Тинян, политический философ, также ищет в традиционной политической теории теоретические основания для международных отношений Китая ^{[36, c. 2-33; 37; 38, c. 29-41; 39, c. 5-18]}.

Три «больших» дебата

Истоки китайской школы можно найти в дискуссиях о развитии дисциплины «международные отношения» и теории международных отношений, которые возникли в Китае в конце 1980-х г. По мнению Цинь Яцина, китайские исследования ТМО прошли три дебата: первые – между ортодоксами (консерваторы) и школой реформаторов по вопросам оценки современного состояния международных отношений – «война или революция» или «мир и развитие»; вторые – между «китайскими реалистами и либералами» о том, каким образом лучше реализовать национальные интересы; третьи – трехсторонний спор реалистов, либералов и конструктивистов о мирном подъеме Китая ^{[40, c. 231-257]}.

Изложим периодизацию дебатов Ван Ивэя и Хань Сюецина, которую они представили в главе «Почему нет китайской ТМО? Культурная перспектива» в недавно опубликованной книге «Конструирование китайской школы международных отношений: предстоящие дебаты и социологическая реальность» ^{[41, Loc 1356-1708]}.

Первые дебаты: о китайской специфике. В 1987 г. состоялась первая большая конференция, проходившая в Шанхае, где обсуждалось строительство китайской ТМО с китайскими «чертами» Zhongguo tese 中国特色. Эту конференцию можно рассматривать как формальное начало дискуссии о теории МО с китайской спецификой. В 1990-е годы Лян Шоудэ был самым заметным участником в обсуждении ТМО «с китайскими чертами» ^{[42, c. 15-21]}. Он предложил освободиться западного теоретического дискурса и создать свою собственную теоретическую систему МО Китая. Скептики в лице, например, Сун Синьнина, настаивали, что «теория МО с китайской спецификой» слишком идеологизированная концепция ^{[43, c. 61-74]}. Тем не менее, Чжан Миньцянь предложил построить китайскую школу МО в 1991 г. и, возможно, он был первым, кто использовал термин «китайская школа» ^{[44, c. 343]}. В течение последующего десятилетия использование этого названия стало широко распространенным явлением. Мэй Жань, Жень Сяо, Цинь Яцин и Ван Ивэй стали активными сторонниками и пропагандистами «китайского школы». Несмотря на то, что название изменилось от «теории МО с китайской спецификой» к «китайской школе», отправная точка и цели остались теми же – создание китайской ТМО.

Вторые дебаты: о китайской теории и целесообразности «китайской школы». К началу XXI века споры по поводу названия утихли и большинство ученых приняли термин «китайская школа». Запомнилось определение Цинь Яцина: «китайская парадигма относится к теории исследования с китайской идеологией и философией, ее характерная концепция должна исходить из уникальной китайской международной мысли или китайской перспективы» ^{[23, c. 18]}. По мнению некоторых ученых, название «китайская школа» «более системно и полно описывает теорию» ^{[44, c. 344]}. Янь Сюетун, один из главных оппонентов создания «китайской школы», критикует это название, утверждая, что китайские ученые должны беспокоиться не о названии, а об универсальности самой науки ^{[45, c. 1; 33, c. 252-259]}. Цинь Яцин сделал наиболее системный вклад в объяснении необходимости создания китайской школы ^{[46, c. 165-176; 47, c. 313-340; 40, c. 231-257]}. Хотя, по его же подсчетам, в течение 30 лет с 1978 по 2007 год, только 5% результатов исследований тем или иным образом касались китайской теоретической парадигмы, которые, тем не менее, стали достаточно влиятельными ^{[48, c. 52-59]}.

Третьи дебаты: о путях создании китайской школы. Если в течение 1990-х г. китайское академическое сообщество в области международных отношений в основном достигло консенсуса по вопросу построения китайской теории МО, то после 2000 г. дискуссия повернулась уже к проблеме, как построить китайскую ТМО. В связи с этим, встал вопрос о путях и методах построения китайской ТМО. Янь Сюетун с его «подходом Цинхуа» (в других местах – «школой Цинхуа»), возражавший против названия «китайская школа», тем не менее, считает, что традиционное китайское мышление и мировые системы «Тянься» и «Чаогун» не только достаточны для построения китайской теории международных отношений, но и могут обогатить существующие западные теории международных отношений. Ян Сюетун даже пришел к выводу, что доциньская философия построит китайскую теорию международных отношений. Несмотря на различные подходы Янь Сюетун и Цинь Яцин считаются лидерами в наполнении контента для «китайского школы» ^{[49, c. 24-30]}.

Большинство китайских ученых-международников лучше всего соответствуют интегративному подходу. Основной проблемой американской теории МО является сохранения гегемонии. Что до английской школы, то это формирование и развитие международного общества. Что же в таком случае будет ключевой проблемой, определяющей китайскую школу теории МО? Одним из кандидатов могут быть «отношения» (guanxi 关系), которые являются основной концепцией китайского традиционного общества и культуры ^[50]. Появление такого ядра, как согласованного фокуса, сделает появление китайской школы похожим на английскую. Чжу Фэн 朱锋 и Ши Иньхун时殷弘 считают, что китайские исследования МО должны концентрироваться на ключевых вопросах, связанных с Китаем, но они также должны учиться и включать другие теории МО. Универсальные теории, конечно, применимы к проблемам Китая и китайские исследования, поэтому никогда не будут совершенно новыми китайский теориями МО ^{[51, c. 89-91; 52, c. 23-25]}.

Китайских реалисты, либералы, конструктивисты, последователи английской школы, относятся к текущей глобальной дискуссии и могут быть классифицированы как школы ТМО в Китае. Есть два исследования, которые могут быть классифицированы как «китайские школы» потому, что они строятся на ясно выраженных китайских элементах: «подход отношений» (relational approach 关系路径) Цинь Яцина, направленный на обобщение одного аспекта поведения, который считается важным в китайской культуре, и «подход Цинхуа» (Tsinghua approach 清华路径) Янь Сюетуна (и его коллег из университета Цинхуа), который стремится вернуть китайскую историю и политической теорию, как ресурсы для осмысления как внешней политики Китая, так и мировой политики в целом. Этот традиционный подход (traditional approach 传统路径) расширяется, и, как минимум, должен помочь привнести как историю Китая, так и его политическую теорию в более широкую дискуссию МО, возможно, наряду с новыми концепциями, такими как Тянься (Поднебесная). Китайские концепции могут быть поняты, как критика и корректировка явно культурно западно-центристской рационалистической теории МО. Кроме того, существуют независимые теоретические работы Тан Шипина о социальной эволюции международных отношений, которые написаны в Китае, но не соответствует ни одному из указанных подходов, и, до сих пор, что необычно для китайских ученых, в основном опубликованы на Западе. Тан Шипин не опирается на конкретно китайские источники и нацелен на универсальные теории ^{[53, c. 31-35; 54]}.

В Китае наблюдается много голосов, а не какой-то один, и на данный момент это выглядит как буд-то имеется несколько школ теории МО и, возможно, два или более подходов, которые могут быть отмечены как «китайские школы». По мнению Пан Чжуина庞中英, китайская школа просто общее название для теорий МО с китайской спецификой, но это не одна школа. Он также считает, что есть два или большее число школ в пределах «китайской школы» ^{[55, c. 25]}. В этом смысле по-прежнему трудно увидеть большие различия или прогресс как в «китайской школе», так и в «теории МО с китайской спецификой». Все еще слишком рано говорить о том, как работы, основанные на китайской истории, политической теории и культуре будут вписаны в глобальные дебаты по теории МО, но основания для такого вхождения закладываются. Динамизм международного мышления в Китае уже очевидно предполагает, что он может стать местом, где появятся инновационные разработки в области теории МО. Китайские ученые в последнее десятилетие добились значительных успехов в инновационном развитии теории МО. Это существенное изменение по сравнению с более ранним периодом, когда основная работа китайских академических кругов заключалась в переводе и внедрении в Китае теорий МО, поэтому в основном повторяли и следовали за западными исследованиями. Таким образом, в настоящее время наблюдается бурное развитие ТМО в Китае и созданы условия для китайской школы ТМО ^{[56, c. 103-119; 40, c. 231-257]}. Статистический анализ Янь Юаня扬原подтверждает эту точку зрения. Он проанализировал статьи одиннадцати журналов по МО Китая с 2008 по 2011 год и обнаружил, что там было 65 статей, связанных с теоретическими инновациями, что составило 14% от 463 теоретических статей ^{[57, c. 91]}.

Полемика Цинь Яцина с Барри Бузаном (2010 г.):

два подхода к международному обществу

Статься Барри Бузана о маловероятности мирного подъема Китая ^{[58, c. 5-36]} встретила резкий отпор со стороны Цин Яцина ^{[59, c. 129-153]}. В ходе этой дискуссии Цинь Яцин подверг резкой критике подход «английской школы» к международному обществу и отметил, что китайский способ мышления и мировоззрения отличается от западного. Международное общество, по его мнению, предстает не как замкнутый, самодостаточный субъект, а скорее представляет собой открытый процесс сложных социальных отношений в движении. Правила, режимы и институты не устанавливаются для того, чтобы управлять или сдерживать поведение отдельных субъектов общества, а гармонизировать отношения между членами общества. Это понимание общества основывается на мыслительном «процессе отношений» и «дополнительной диалектике», оба из которых происходят из китайских философских и интеллектуальных традиций. Западный подход, основанный на идее международного общества как объекте (entity), и китайский – на концепции международного общества как процессе (process), приводят к двум различным видам понимания идентичности и институтов.

В западной логике международное общество – это сущее (a being) с его первичными нормами и институтами, которые рассматриваются в качестве отчетливой эго-категории (self-category, ego-category), любое расширение международного общества или интеграция в международное общество требует гомогенизации других категорий, норм и институтов в соответствующие эго-категории и его институты. Эго-категория относится к западному международному обществу вместе с первичными нормами и институтами и гомогенизация означает, что «эго-категория» априори становится выше, культивирует или устраняет альтер-категорию. Это логика конфликтной диалектики, в которой А и не-А никогда не могут быть взаимно включены, потому что оба имеют существенно различные свойства. Расширение А и интеграция не-А вряд ли возможна, пока не-А полностью не будет изменен или его существенные свойства не будут устранены. Однако очевидно, что не-А стал бы полностью идентичным А. Пессимизм ученых английской школы основан в значительной степени на этой логике.

Западный подход предполагает, что идентичность – это то, что делает актора таким и поэтому определяет его существенные свойства. Если встречаются два актора с разными идентичностями, то, соответственно конфликтной диалектике, изменение идентичности означает гомогенизацию путем устранения одного другим. Конфликт, таким образом, решен и новый синтез достигается подавляющей победой над другим. Иными словами, идентичность А по своей природе не включает идентичность не-А. Либо не-А полностью изменяется в А для реализации однородности или оба не достигают коллективной идентичности, результатом может быть либо успех расширения международного общества, либо провал с интеграцией не-A.

Расширение так называемых первичных институтов предполагает ту же логику. Международное общество имеет первичные институты, наиболее важным из которых, в разное время и на разных исторических этапах, включало суверенитет, рыночную экономику, демократию, права человека и т.д. Большинство исследований международных норм в течение последних лет в ведущих западных журналах международных отношений обсуждают, насколько хорошо западные нормы распространяются, чтобы стать доминирующими в международном обществе.

Бузан утверждает, что для Китая легче принять такие Вестфальские институты как суверенитет, дипломатию и баланс сил, но чрезвычайно трудно такие новые институты, как права человека и демократию. Для Китая проще принять поведенческо-ориентированные институты и труднее ценностные институты, потому что первое может быть принято в расчет интересов, в то время как последнее связано с более фундаментальной проблемой идентичности. Ключом аргументации Бузана, следовательно, является то, что идентичность Китая определяет малую вероятность принятия таких институтов.

Китайский подход, однако, воспринимает международное общество, как становление (becoming) – процесс сложных межсубъектных отношений в движении. Западный подход акцентирует внимание на двух противоположных обществах, как различных категориях и гомогенизацией другого эгом первого, но китайский подход видит противоположности в качестве дополнительных и понимает новый синтез в виде эго-альтер (ego-alter) трансформации через взаимодействие и взаимное дополнение в результате взаимного изменения. Появление и сущность эго-альтер синтеза, следовательно, будет иметь сочетание обоих посредством сложных отношений в движении, а не однородности, достигаемой путем уничтожения другой стороны эгом первой.

Идентичность, таким образом, определяется и переопределяется в терминах этих отношений, испытывает постоянные изменения через социальные практики, и, следовательно, показывает множественные и разные характерные черты. Идентичность, как и общество, является «становлением» (becoming), а не «сущим [чем то застывшим]» (a being). В процессе межсубъектных отношений, идентичность актора во взаимодействии всегда в процессе формирования и постоянных изменений практикой. Это не означает, что оба в естественном единстве, без конкуренции, конфликта или борьбы, но это действительно означает, что А и не-А взаимно изменчивы и трансформация осуществляется путем интеграции свойств обоих, а не устранением одного другим. Эго и альтер, таким образом, сосуществуют и взаимодействуют в процессе становления, который включает и дополняет, создавая условия для трансформации. Включенность снижает вероятность насильственного слияния.

Таким образом, два подхода (западный и китайский) отличаются в некоторых основных способах понимании идентичностей и институтов двух обществ. Субъектный подход (entity approach) считает, что успешная интеграция основана на однородности, в то время как процессный подход (processual approach) утверждает, что они зависят от изменения через дополнения и единства в разнородности.

Причины создания «китайской школы»

Необходимость радикально перестроить исследование международных отношений в Китае стала очевидной после начала политики реформ и открытости 1978 г. Частично это было связано с необходимостью создания академической независимости как от государства, так и от гегемонии западной, особенно американской, теории МО. До этого времени изучение МО в Китае было незаметным, в основном ограничивалось марксистскими рамками и служило идеологическим потребностям дня. После начала реформ западные теории МО были введены в учебные программы в Китае и много ученых выехали на Запад для изучения МО (к этой категории, например, относятся ведущие международники Янь Сюетун и Цинь Яцин). Это, несомненно, расширило понимание китайскими учеными международных отношений и поставило их перед фактом, что китайские МО необходимо начинать почти с нуля. Это накопление знаний и опыта привели китайцев к пониманию того, что им необходимо воспринимать отношения Китая с миром с более рациональной точки зрения. Именно этот период обучения у западных теорий неизбежно поставил вопрос о путях построения китайской теории.

Китайские ученые пытаются внести новации в китайскую теорию МО и риторика о «китайской школе» тесно связана с развитием МО в Китае в целом. Она сосредоточена на проекте построения социетального подхода (a societal approach 社会路径) в понимании международных отношений. Развитие международных исследований в Китае вызвало необходимость восстановления истории и политической теории Китая. Непрерывная история Китая имеет больше иерархии и меньше анархии, чем западная, по другому укоренившиеся традиции философии и политической теории и более важную роль культуры в международных отношениях. Такие ученые как Ван Ичжоу и Цинь Яцин считают, что длительная и отличительная история Китая делает необходимым для Китая иметь свою собственную теорию международных отношений или китайскую школу, как для своего собственного самопонимания, так и в качестве вклада в глобальные дискуссии по ТМО. Происходит параллельное развитие китайской школы вместе с западной теорией МО.

Ученые китайской школы выказали определенное предпочтение доциньскому периоду, не в последнюю очередь потому, что она была особенно насыщена развитием китайской политической теории. Но все-же предпочтение отдается более широкому взгляду на всю китайскую историю для конкретного применения в ТМО, будь то «система Тянься» 天下体系 Чжао Тиняна, «теория отношений» 关系理论 Цинь Яцина, «теория морального реализма» 道义现实主义 Янь Сюетуна («подход Цинхуа»), «теория практики вовлеченности» 参与实践理论 Чжу Лицюна 朱立群, «теория международного симбиоза» 国际共生论 Ху Шоуцзюня 胡守钧 («Шанхайская школа» 上海学派). Все они (кроме «социальной эволюции международной политики» 国际政治社会进化论 Тан Шипина 唐世平) надеются найти источники теории в традиционной китайской мысли и истории и на этой основе, конкурируя, но в большей степени дополняя западные теории, внести свой особый вклад в глобальные ТМО.

Китайская школа должна думать о быстро меняющейся позиции Китая в международной системе/обществе. Не случайно, что на протяжении последнего столетия теория МО наиболее сильно разработана в двух ведущих западных державах, в Великобритании и США. Доминирующее положение США в теории МО тесно связана со статусом силы США. Поскольку Китай поднимается, он должен устанавливать хорошие отношения между политической властью и производством знаний. Китайская школа активно присоединяется к деконструкции со стороны английской школы и критической теории «американской социальной науки». Подобно тому, как западные концепции не подходят некоторым аспектам китайской истории и культуры, таким же образом они отличаются от современной китайской практики, что приводит к разночтению или недопониманию Китая. Китайские ученые должны разработать свои собственные концепции и парадигмы для обеспечения аналитических основ и теоретических инструментов для таких понятий, как «мирный подъем Китая», «китайская модель», «гармоничный мир», «китайская мечта», «один пояс, один путь» и т.д. Как сказал Чжэн Юннянь, Китай не имеет собственной системы знаний, чтобы объяснить себя внешнему миру и это является ключевой проблемой для подъема Китая ^{[60, c. 15-21]}.

Заключение

За тридцать лет (1987-2017) китайские исследования в области теории международных отношений прошли большой путь от ученичества и копирования до производства собственных концепций и создания основ оригинальной школы. Объединяющим началом в «китайской школе» выступает нормативная ориентация, возникающая из взаимодействия с историей и политической теорией, совпадающие интересы как в отношении китайской истории в качестве моделей международных обществ, которые отличаются от тех, что были в западной истории, так и к современному подъему Китая и его влиянии на региональное международное общество в Азии и на западное глобальное международное общество. «Китайская школа» стоит перед проблемой, как связать анархию (западный концепт) и иерархию (китайский взгляд), международный порядок и гармонию. Английская школа обсуждает иерархию как институт международного общества и это может согласовываться с китайским мышлением в отношении порядка и гармонии в даннической системе.

Китайские ученые стремятся к инновациям в своих исследованиях. Тем не менее, форма, в которой они это выражают, свидетельствует о том, что такие инновации будут ограниченными, как и попытки некоторых ученых по разработке «уникальной» китайской модели развития, основанной на предположениях о том, как должен выглядеть современный и развитой Китай. Настаивание на разработке «китайской школы» теории международных отношений также основывается на предположениях о том, как должна выглядеть глобальная теория международных отношений.

Цинь Яцин утверждает, что традиционный китайский взгляд на мир, основанный на концепции Тянься, практически существовавший в имперской даннической системе, нельзя рассматривать как теорию международных отношений, поскольку она не содержит каких-либо понятий суверенитета и территориальной целостности, и, следовательно, не имеет смысла «международности». Ключевые понятия, которые были неотъемлемой частью в установлении границ или пределов того, что является «международными отношениями» стали уже универсальными. Эти доминирующие позиции не являются естественными, они должны постоянно воспроизводиться при помощи дискурса. Реартикуляции китайских ученых-международников, основанные на западных реалистических и либеральных теориях, воспроизводят доминирование этих способов познания мира. Новые работы китайских ученых волей-неволей должны быть сделаны в соответствии с этими пониманиями международных отношений и только тогда они рассматриваются академическим сообществом. Невозможно оспаривать эти границы, потому что они приняты и уже воспроизведены многими китайскими учеными. Например, недавний доциньский проект Янь Сюетуна, который рассматривает возможность потенциального вклада древней китайской мысли в теорию современных международных отношений, дискурсивно установлен в рамки реалистической теории международных отношений. Доциньская мысль оценивается как актуальная и «подходящая» к реалистическому пониманию международных отношений. Этот тип теоретической «инновации» будет вынужден бороться, чтобы раздвинуть границы дисциплины и, конечно, показать, что китайские ученые могут предложить глобальным исследованиям международной политики.