Crisis as a Window of Opportunity: Prospects of the Russia-EU Relations in the Context of the Eastern Partnership Development

Dallakyan Maxim PhD in Politics Candidate at the Department of Theory and History of International Relations of the Ural Federal University 010016, Kazakhstan, Astana, pr. Kabanbai batyra, 40-71 maxim.dallakyan@gmail.com Other publications by this author

Спустя семь лет, четыре саммита на высшем уровне и один международный кризис, уже можно сделать определенные более-менее взвешенные выводы о результативности и перспективах Восточного партнерства (далее также «ВП»). Сегодня в вопросе взаимоотношений Россия-ЕС в контексте развития Восточного партнерства и пост-вильнюсской судьбе восточных партнеров в российском экспертном дискурсе выделяются три основных направления, различающихся характерной оптикой рассмотрения данной проблематики:

· Первое направление связано с оценкой перспектив имплементации амбициозной концепции «Большой Европы», импонирующей как российским, так и европейским дипломатическим и экспертным сообществам. В рамках такого подхода общая перспектива восточных партнеров анализируется в более глубоком общественном и политическом контексте. Осмысление необходимости создания единой «Большой Европы» – это наиболее дальновидная тема развернувшегося дискурса, но и по своей сути одновременно наименее очерченная. Несмотря на то, что «Большая Европа» является зоной общей безопасности, а также межгосударственного институционального сотрудничества в сфере политики, экономики и в гуманитарной области ^[1], такой масштабный проект в сегодняшней геополитической конъюнктуре не дает сколько-нибудь конкретного алгоритма выстраивания отношений ЕС-Россия по линии шести республик, условно обозначенных как «восточные партнеры».

· Второй формат данного дискурса отображает символическое значение событий в рамках вильнюсского Саммита. Восточные партнеры, за лояльность которых разворачивается соперничество, выступают в роли субъектов, осуществляющих выбор между постсоветским этапом, характеризуемым доминированием России, и новым форматом – пока несколько неконкретным, но очевидно связанным с Евросоюзом. Конкуренция тут разворачивается на уровне двух различающихся ценностных моделей: западной либеральной и российской – более консервативной. Здесь камнем преткновения являются социокультурные аспекты бывших советских республик, обусловленные, во-первых, существованием прочных исторических традиций тесного социально-экономического сотрудничества, а во-вторых, схожестью их политических, социальных и культурных характеристик, возникшей в результате их длительного сосуществования в Российской империи и СССР.

· Третий аспект дискурса характеризуется осмыслением геополитической конкуренции евразийской и европейской моделей интеграции за политическую лояльность восточных партнеров. В такой оптике эти страны выступают, в первую очередь, в качестве объектов геополитической партии, для сближения с которыми конкурирующие субъекты используют финансовые субсидии и политические льготы. Отличия двух проектов существенны: европейский подход предлагает обусловленное финансовое стимулирование внутренних улучшений и перманентное разноформатное сближение с ЕС вплоть до политической ассоциации, сопряженное с отдалением от России; а российский – предполагает политическую зависимость стран-бенефициаров в обмен на гарантию безопасности и перспективные, но неконкретные торгово-экономические дивиденды в рамках ЕАЭС. В пользу европейского проекта играет и фактор незаживших ран общего советского прошлого, в котором постсоветские республики уже, по сути, были в похожей роли, вновь предлагаемой им Россией.

Что касается автора, он отдает предпочтение анализу данной проблематики через призму второго и третьего направлений.

Восточное партнерство бросило вызов интересам России, стремясь подорвать ее политическое влияние на внутренние процессы в странах – участницах программы и двигаясь к созданию альтернативных России путей энергоснабжения ЕС ^[2]. Очередная внешнеполитическая инициатива Евросоюза, направленная на шесть постсоветских республик на западе СНГ и в Закавказье, показала себя с момента распада СССР одним из наиболее эффективных способов противодействия нарастающему внешнеполитическому влиянию России на руинах рухнувшего геополитического колосса.

Популистская риторика руководящих документов ВП скрывала первоочередное намерение инициаторов этой программы обеспечить включение бывших советских республик в сферу геополитического влияния ЕС. Искусственная дилемма «либо вперед, в светлое будущее с Евросоюзом, либо назад с Россией» ^[3], перед которой методично ставились восточные партнеры, стала ключевым посылом Брюсселя в попытке дезинтеграции постсоветского пространства и вывода постсоветских республик с политической орбиты России.

Начало практической «перекройки» сегментов традиционного влияния России, а также череда попыток совершения «проевропейского маневра» со стороны участников Восточного партнерства к саммиту в Вильнюсе в итоге послужили триггером к ощутимому обострению отношений России и Запада, усугубив ситуацию в Европе еще больше. Украина стала и продолжает быть, по сути, переломной вехой на условном пути Евросоюза в другие страны восточного партнерства, еще не присоединившиеся к евразийскому интеграционному проекту. Украинский кризис 2014-2017(?) гг. и вызванные на международной арене последствия событий вокруг этой страны вновь проверяют на прочность современную систему международных отношений и показывают решительность западного мира в «перетягивании» ближайших соседей и союзников России на свою сторону.

Украинский кризис указал на ряд структурных проблем на европейском континенте и подтвердил острую необходимость взвешенного и тщательно продуманного подхода и взаимной осторожности в российско-европейских отношениях. Этот фактор, несмотря на чаяния некоторых партнеров, имел колоссальное значение в отсутствии реального прогресса Восточного партнерства по итогам очередного саммита ВП в Риге в мае 2015 г. Отправленный Евросоюзом посыл о неготовности предоставить партнерам безвизовый режим и принять новых членов в Союз минимум в течение ближайших пяти лет относился ко всем и стал доказательством сложной ситуации, в которой ЕС оказался, в том числе, в отношениях с Россией.

Тем не менее, несмотря на то, что кризис российско-европейских отношений связывают с кризисом украинским, его структурные корни находятся гораздо глубже, а его долгосрочные последствия могут быть достаточно серьезными. По мнению автора, истоки обострения отношений Россия-ЕС находятся в более глубинных процессах, происходящих в Европе, а текущее положение дел является, скорее, производной от совокупного эффекта этих самых первопричин. В частности, пытаясь понять логику российско-европейских отношений, нужно отметить наиболее существенные факторы, ставшие причинами и предпосылками возникшего кризиса:

· Чрезмерно непрагматичная горизонтальная интеграция Европейского Союза [автор обозначает «вертикальной» функциональную интеграцию в рамках ЕС, в результате которой происходит перераспределение полномочий между членами ЕС и властями Союза; параллельным процессом является интеграция «горизонтальная», в рамках которой происходит географическое расширение ЕС за счет вступления в него новых членов] в 2000-2010-х гг. за счет стран, являющихся экономически, структурно и культурно иными, в том числе и менее прогрессивными, чем бывшие на тот момент в составе ЕС члены. Обеспечить страны бывшего социалистического лагеря политическим патронажем после ухода СССР с мировой геополитической арены – для пост-Маастрихтского Евросоюза и западного мира в целом, привыкшего размышлять в категориях конфронтации, было крупномасштабной и жизненно необходимой геополитической амбицией, за которую ЕС до сих пор еще полностью не расплатился.

· Политически обусловленный переход к общей валюте без создания фактического союза на федеральных началах и без общей экономической политики. Нарушенная логика экономической интеграции Белла Балассы ^[4] – явление, по сути, крайне противоречивое, но от этого не менее взрывоопасное, несмотря на то, что европейской валюте за полтора десятилетия удалось существенно укрепиться и получить статус мировой валюты. Тем не менее, проблемы стран PIGS/PIIGS [обозначение было введено журналистами в разгар кризиса 2008 г. для обозначения группы членов ЕС, угрожающих финансово-экономической стабильности Евросоюза. Она состоит из Португалии (P – Portugal), Ирландия (I – Ireland), Греции (G – Greece) и Испании (S – Spain). Позже в эту условную группу добавили и Италию (I – Italy)] лихорадят всю еврозону и влияют на все страны ЕС без исключения.

· Неудачная попытка формирования единой внешней и оборонной политики ослабила передовые европейские державы и привела к общему ослаблению ЕС как политического актора, а не усилению внешнеполитической мощи Евросоюза. Теперь ситуация в этой сфере такова, что практически любая попытка восстановить конструктивный диалог между Россией и Евросоюзом по вопросам международного взаимодействия и двустороннего сотрудничества столкнется с сопротивлением, как минимум, Польши и балтийских стран.

· Обострение геополитической обстановки в мире в целом и на ближайшей периферии ЕС, с чем Евросоюзу не хватает комплекса ресурсов, чтоб справиться институционально и структурно. В данном контексте взаимодействие с Россией по ключевым вопросам глобальной повестки дня является критичным, однако по ряду вопросов у двух сторон сохраняются существенные противоречия, что усложняет взаимодействие и является существенным тормозом на пути к многоформатному сближению.

· Явный провал политики мультикультурализма и открытости для иммиграции, прогнувшейся под наплывом беженцев в результате событий Арабской весны и ее отголосков. Многочисленные факты перекрытия границ между странами – членами ЕС из-за нескончаемого потока беженцев, а также критической гуманитарной ситуацией, захлестнувшей Евросоюз волной терроризма, шовинизма и массовых демонстраций против вновь прибывших.

· Совокупность этих и иных факторов делает для многих участников Евросоюза все менее выгодным членство в ЕС как таковое, из-за значительных «пробуксовок» как по внутренним вопросам, так и по внешнеполитической повестке дня. Особый разлад в настроениях членов Евросоюза и проевропейски настроенных восточных соседей ЕС прослеживается после ввода антироссийских таргетированных санкций весной 2014 г., в результате чего представители высших эшелонов власти как ведущих европейских держав, так и менее влиятельных стран многократно высказывались за отмену ограничительных мер против России и подчеркивали их пагубное влияние для самих же европейских стран. Поэтому сегодня референдумы в Шотландии, Каталонии, проект «Brexit», усиливающиеся социалистические настроения в Болгарии, победа пророссийского президента на крайних выборах в Молдове, вступление Армении в ЕАЭС – все эти явления показывают не просто стремление изменить отношения с Евросоюзом и его отдельными членами, но и подтверждают на текущем этапе непривлекательность и, почему нет, недееспособность европейской модели в текущей мировой конъюнктуре, где от ЕС требуется трансформация по многим параметрам.

И трансформация должна начаться со взаимоотношений с Россией. Парадоксально, но ухудшившиеся не из-за украинского кризиса российско-европейские отношения могут встать на путь улучшения именно по итогам решения кризиса украинского. «Нормандский формат» пока не дает ожидаемых результатов, однако это наиболее продуктивный формат для принятия сколько-нибудь жизнеспособного решения. Весь комплекс первопричин кризиса Россия-ЕС, разумеется, не будет устранен, но воссоздаваемая атмосфера взаимного доверия и приверженность совместному решению общих вопросов может оказаться ключевой и во многом определит формат дальнейших российско-европейских отношений. В свете этого возможны минимум три направления в отношениях России и Запада (помимо абсолютно неприемлемого военного):

1. Конец кризиса ознаменуется договоренностью ЕС (наиболее вероятно, что совместно с США и НАТО) с Россией о том, что Украина должна иметь внеблоковый военный статус и никогда не представлять угрозу национальной безопасности России. Таким образом, Украина останется отдельным нейтральным актором на геополитической карте мира. Начнется долгая и кропотливая работа над созданием ранее предложенного общего человеческого экономического пространства от Владивостока до Лиссабона, формирующем в перспективе общее пространство безопасности, несмотря на трудности, связанные с санкциями, последствием которых стал длительный и значительный подрыв доверия к Евросоюзу как надежному партнеру. Внеблоковый нейтралитет будет, скорее всего, сопряжен со сближением Украины с ЕС в экономической плоскости и частичным восстановлением прежних масштабов экономических отношений с Россией. Восстановление территориального статуса-кво Украины будет уже невозможно, учитывая ряд аналогичных прецедентов по образованию новых государств и тенденцию роста их числа в пост-биполярной системе международных отношений.

2. Не исключен второй вариант, согласно которому ЕС и Россия подпишут многостороннее международное соглашение, гарантирующее России нейтралитет Евросоюза в вопросе российско-украинских отношений, вне зависимости от динамики отношений в треугольнике ЕС-Россия-США. А это означало бы в среднесрочной перспективе практически гарантированный переход Украины в орбиту политического влияния России и возглавляемой ей ЕАЭС, а также ожидаемое охлаждение в российско-европейских отношениях, подкрепляемое усилением азиатского и евразийского векторов внешней политики России. Вероятно, фактор избрания президентом США Дональда Трампа, объявившего о нежелании вступать в Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнерство, тем не менее станет триггером к сближению ЕС и России, если Трампу удастся реализовать свое предвыборное обещание. К тому же, принимая во внимание объявленную Китаем политику «Экономического пояса Шелкового пути», Евросоюз будет не в состоянии эффективно развиваться без широкоформатного доступа к евразийским рынкам, поэтому второй сценарий, по сути, представляется экономической вариацией пути возвращения былого сотрудничества. Однако не исключен и сценарий, когда Украина, а затем и республики Закавказья, станут транзитной площадкой соприкосновения двух зон свободной торговли – европейской и евразийской.

3. Некорректно было бы исключать из спектра возможных сценариев разрешение кризиса с максимальной выгодой для Евросоюза по большинству аспектов. Этот вариант оставляет место для самых разнообразных прогнозов. Например, это может привести к воссозданию структурной военно-политической конфронтации к востоку от ЕС, что уже частично осуществляется посредством передислокации вооружений НАТО к границам России и повышение военной активности Альянса на приграничных территориях соседних с Россией стран. Этот сценарий наиболее невыгодный для России и не сулит в перспективе ближайших 3-5 лет не просто никакой оттепели в отношениях России с западным миром, но является гарантом их усложнения.

Сценарий же военной эскалации как апогея кризиса представляется далеким от реальности. Крупномасштабная война все же маловероятна ввиду наличия отрезвляющего ядерного фактора, сопряженного с повышенным уровнем ответственности ведущих акторов на международной арене, но игнорировать этот сценарий по меньшей мере безответственно, хоть и конфронтация в Европе не нужна почти никому, кроме части истеблишмента Великобритании и движимых нетерпимостью к России Польши и прибалтийских стран.

Не исключены и вариации, сочетающие в себе те или иные отдельные аспекты из выделенных трех сценариев. При наличии у Евросоюза достаточных ресурсов для внешнеполитической и внешнеэкономической экспансии на восток темпы и масштабы ее будут зависеть от многих причин, и одним из ключевых факторов здесь является улучшение валютно-экономической и социально-политической конъюнктуры в самом Евросоюзе. На данный момент, в связи с неоднозначной экономической и гуманитарной ситуацией в ЕС, влекущей за собой переориентацию и/или изменение внешнеполитических ориентиров ЕС, обозначить какие-либо конкретные перспективы становится еще более затруднительно. В любом случае, в ближайшие пять лет спад активности участия партнеров в программах Восточного партнерства и усиленный рост евроскептицизма в самом ЕС неизбежен, даже для наиболее проевропейски настроенных стран.

Каким бы ни было дальнейшее развитие отношений Россия-ЕС, программа Восточного партнерства не будет свернута, хотя и будет вестись более взвешенно и осмотрительно, с бо́льшим учетом позиций России. Этому условно выделенному региону восточных партнеров суждено либо вновь стать «санитарным кордоном», либо территорией соприкосновения двух интеграционных моделей, менее вероятно – их наложения. В этом контексте возможны минимум два сценария развития внешнеполитической деятельности ЕС по линии Восточного партнерства, коррелируемых с общей ситуацией в отношениях Россия-ЕС:

1. Политика конструктивного сотрудничества Евросоюза с восточными партерами, направленная не на конкурентную борьбу с Россией, а на сотрудничество, в качестве связующего звена и «моста», например, посредством объединения зон свободной торговли ЕС и ЕАЭС. Это был бы наиболее приветствуемый Россией вариант. Кроме того, такой сценарий оказался бы выигрышным для всех трех сторон и был бы мощным драйвером для роста экономик всех отмеченных стран, вне зависимости от жизнеспособности идеи дальнейшей реализации проекта «Большой Европы».

2. Однако, в случае недостижения договоренности между Россией и ЕС по Украине, внешняя политика Евросоюза сольется с большим геополитическим трендом, направленным на продолжение разделения постсоветского пространства, а Восточное партнерство продолжит институционально закреплять отношения с новыми, политически ассоциированными партнерами ЕС, перманентно накаляя отношения Евросоюза и России.

Однако автор считает, что взаимоотношения Россия-ЕС, базирующиеся на политике конфронтации, показали свою нежизнеспособность и контрпродуктивность для обеих сторон, в связи с чем, учитывая ожидаемую модификацию политического курса США, снижение градуса накала Россией и Евросоюзом становится более ожидаемым и логическим. Так или иначе, все действия с любой стороны должны осуществляться крайне осторожно, ведь Москва будет оказывать сопротивление и отстаивать свой приоритет в отношениях с восточными партнерами / западными соседями, с которыми у России есть индивидуальные точки соприкосновения, которые она будет использовать, чтоб вывести и закрепить их в институциональной плоскости интеграционных процессов в рамках ОДКБ и ЕАЭС, закрепляющих экосистему зоны российского влияния. И Россия готова за это платить: отсутствие ожидаемой реакции России на санкционное давление связано в первую очередь с тем, что издержки противостояния Западу оказались для России намного ниже значимости ее собственных стратегических национальных интересов: приоритеты внешней политики и национальной безопасности имеют для нее первостепенное значение, в связи с этим Москва не готова отступать от них даже в условиях внутриэкономической рецессии и внешнеполитического кризиса.

Следует признать, что концепция Восточного партнерства должна была переформатировать параметры взаимодействия с Россией, и ей это удалось, хоть и не полностью в изначально предполагаемом Евросоюзом виде. К тому же, политика политикой, но российско-германские деловые отношения – отдельная история. 4 сентября 2015 г. во Владивостоке, несмотря на общую российско-европейскую напряженность, был подписан договор о строительстве газопровода «Северный поток-2» до немецкого Грайфсвальда ^[5]. Это значит, что Германия – самый большой европейский друг России – как первый получатель российского газа в ЕС станет использовать данную газоносную «артерию» в качестве очередного инструмента усиления своих позиций в ЕС. И для России тут есть свои плюсы, поскольку увеличится её экономическое (и соответственно, геополитическое) влияние в Европе. А это еще один фактор в пользу сближения двух сторон.

В любом случае, начинать поиск путей новой разрядки нужно и можно еще и потому, что Россия и ЕС многого добились из желаемого: Россия стремилась силой научить своих партнеров уважать ее интересы, поскольку сделать это умиротворением и дипломатическими путями не получилось. Евросоюз же хотел показать свою тяжеловесность, доказать ошибочность закрепившейся за ним репутации «бумажного тигра» и продемонстрировать способность наносить серьезный ущерб. И обеим сторонам это удалось. Однако выход из сложившейся ситуации вряд ли теперь возможен благодаря стандартным дипломатическим формулам. Традиционная политика противопоставления в очередной раз доказала свою несостоятельность, вновь помешав уникальной возможности построить в «Большой Европе» крепкий и справедливый миропорядок, к достижению которого стремятся как в России, так и в ЕС. Поэтому ожидающийся в ноябре 2017 г. очередной Саммит Восточного партнерства в Брюсселе, скорее всего, не сулит ничего кардинально нового для восточных партнеров, которым необходимо уже осознать, что они не западные товарищи и не восточные партнеры вовсе, а их роль в современной международной политике не ограничена судьбой приграничного государства одного из интеграционных проектов, а наоборот, заключается в потенциальной роли диалоговой площадки взаимовыгодного сотрудничества и центра объединения двух интеграционных проектов.