Religious and patriotic holidays in Prussia over the years of Liberation Wars (1831-1815) as an element of Prussian state propaganda

Sterkhov Dmitrii Vladimirovich PhD in History Docent, the department of History of Medicine and Socio-Humanitarian Sciences Pirogov Russian National Research Medical University 117997, Russia, Moscow, Ostrovityanova Street 1, office #3081 enkiddu@mail.ru

Когда весной 1812 года Наполеон Бонапарт начал активно готовиться к военному походу против России, вряд ли кто-либо из его европейских союзников сомневался в исходе предстоящей военной кампании. Уверенные в победе Франции, европейские монархи не решались открыто выступить против всемогущего императора и были вынуждены предоставить свои войска в наполеоновскую Великую Армию, которая включала в себя представителей практически всех стран Европы. Даже сокрушительное поражение Наполеона в России отнюдь не означало, что европейские союзники французского императора были готовы немедленно разорвать дипломатические отношения с Францией и поддержать Россию. Первым европейским государством, которое открыто выступило против Наполеона в союзе с Россией, была Пруссия, но и это знаменательное событие произошло почти через 4 месяца после провала русского похода.

Решение разорвать союз с французским императором и объявить ему войну далось прусскому королю Фридриху Вильгельму III нелегко. С ноября 1811 года Пруссия являлась верной союзницей Франции и была обязана предоставить войска, обмундирование, провиант и фураж в наполеоновскую армию. Союз с Францией был похож, скорее, на полную политическую капитуляцию Пруссии: страна была оккупирована французскими войсками, в Берлине (столица королевства) находился французский гарнизон, сам король был на положении почётного пленника и не имел возможности проводить самостоятельную политику. Даже поражение Великой армии в России не убедило прусского короля сменить союзника, так как прусское политическое руководство продолжало верить в удачу французского императора ^{[14, S. 38–40]}.

В то время как прусский король колебался и не решался разорвать союз с Наполеоном, инициативу в свои руки взяла сама армия. Ещё в конце декабря 1812 года командующий прусским вспомогательным корпусом в составе Великой Армии генерал Людвиг Йорк заключил с российским генералом Иваном Дибичем знаменитую Тауроггенскую конвенцию, причём сделал он это по своей инициативе, рискуя собственной карьерой. Одобрения со стороны короля Тауроггенская конвенция не получила. Следующим этапом стало освобождение Восточной Пруссии, куда в начале января 1813 года прибыли российские войска. Император Александр I передал управление над провинцией бывшему премьер-министру Пруссии барону фом унд цум Штайну, который немедленно начал активную деятельность по созданию народного ополчения против французов (ландвер). В начале февраля 1813 года восточнопрусские сословия дали согласие на создание ландвера численностью 20 000 человек ^{[29, S. 13]}. Все те меры, которое прусское правительство будет предпринимать в годы Освободительных войн 1813–1815 годов, впервые были опробованы именно в Восточной Пруссии, причём без участия этого самого правительства.

Успех Йорка и Штайна в Восточной Пруссии произвёл впечатление на прусского короля, который под давлением своего окружения постепенно стал менять свою позицию. В конце января 1813 года Фридрих Вильгельм III покинул занятый французами Берлин и бежал в Силезию, откуда начал вести тайные переговоры с российским императором о союзе. Переговоры длились почти месяц и закончились подписанием Калишского союзного договора между Пруссией и Россией, который означал, что прусское политическое руководство было готово к разрыву с Наполеоном. 17 марта 1813 года Пруссия объявила войну Франции. Так была создана новая, шестая по счёту, антинаполеоновская коалиция.

Принятое с таким трудом решение заключить союз с Россией и объявить войну Наполеону поставило прусское правительство перед новой проблемой. Политическое руководство страны прекрасно понимало, что вести военные действия «по-старому», в духе кабинетных войн XVIII века, уже не представлялось возможным: слишком свежи были воспоминания о тяжком поражении в войне 1806 года, когда прусская армия была легко разбита французскими войсками, а само королевство едва не исчезло с карты Европы. Требовались совершенно иные методы ведения войны, которые подразумевали массовую мобилизацию населения на защиту Отечества. Стоит отметить, что прусское военное командование уже давно разрабатывало идею вооружения народных масс. Так, ещё накануне войны 1806 года знаменитый прусский военачальник и военный реформатор Герхард Шарнхорст выступил с идеей создания национальной милиции для успешной борьбы с наполеоновской Францией, война должна была стать делом всего народа, всей нации, а не только военного сословия. По предложению Шарнхорста в Пруссии предполагалось создать массовую национальную армию, гражданин должен был стать солдатом, общество должно было осознанно поддерживать военные цели, преследуемые государством, точно так же, как это происходило во Франции времён Революции ^{[20, S. 210–211]}. Предложения Шарнхорста не были приняты, и Пруссия проиграла войну. Теперь же, весной 1813 года, прусскому правительству представилась возможность осуществить идеи Шарнхорста и его коллег и привлечь население страны к ведению войны, создать качественно новую армию современного типа.

Однако на момент объявления войны этой армии у Пруссии ещё не было, её предстояло создать. Для этого требовалось в максимально короткие сроки мобилизовать население на национальную войну против общего врага. Первый шаг был сделан в день объявления войны – того же 17 марта 1813 года Фридрих Вильгельм III подписал знаменитый манифест «К моему народу», который стал сигналом к началу народной войны. Это была поистине уникальная и беспрецедентная акция, ведь впервые в прусской истории монарх обращался с патриотическим призывом к своему народу. И в тот же самый день прусский король подписал указ о создании прусской национальной милиции – ландвера, в котором должны были служить все военнообязанные мужчины в возрасте 17 – 40 лет и не призванные в регулярную армию ^{[17, S. 168]}. Таким образом, прусское политическое руководство решилось осуществить все те революционные преобразования, которые предлагал Шарнхорст ещё накануне войны 1806 года.

Для того чтобы мобилизовать население на национальную войну, требовались эффективные средства пропаганды. Одним из таких средств стали религиозно-патриотические праздники, которые проводились в Пруссии на протяжении всей Освободительной войны. Можно со всей смелостью утверждать, что весь 1813 и большую часть 1814 года население прусского королевства провело в религиозно-патриотических празднествах. Организация этих праздников была возложена на Департамент культа, входящий в Министерство внутренних дел, возглавлял Департамент барон Фридрих фон Шукманн. Однако в функции Департамента культа входило в первую очередь управление прусской церковью, это означало, что основным участником и организатором патриотических праздников должно было стать прусское духовенство, а сами празднества изначально задумывались как религиозные. Религия и патриотизм очень тесно переплетались в прусской государственной пропаганде, нацеленной на мобилизацию населения.

Само начало войны против Франции было ознаменовано крупным религиозным праздником. Ещё 9 марта 1813 года, за неделю до официального объявления войны, канцлер Карл Август фон Гарденберг направил в Департамент культа указ об организации в Бранденбурге церковного праздника, посвящённого проходу прусских войск через марку на войну с Францией. Праздник, намеченный на 28 марта, должен был сопровождаться чтением патриотических проповедей, после чего проповедники обязывались зачитывать перед слушателями манифесты короля Фридриха Вильгельма III «К моему народу» и «К моему войску», а также указ об организации ландвера. На 11 апреля было намечено проведение подобного религиозно-патриотического праздника в масштабах всего королевства. При этом в циркуляре Департамента культа, разосланного ко всем региональным правительствам, содержалось чёткое требование: «С церковных кафедр должна быть зачитана прокламация Его Величества Короля Прусского к своему народу, прочитанные проповеди, как и всё праздничное богослужение в целом, должны иметь к ней самое прямое отношение» ^{[11, Bl. 16r–16v]}. Как видно из циркуляра, организаторами праздника должны были выступать прусские пасторы, а сам патриотический праздник должен был конструироваться на основе религиозной символики. Об исполнении этого предписания свидетельствуют не только отчёты местных правительств ^{[11, Bl. 22–26]}, но также и проповеди наиболее именитых прусских проповедников – Фридриха Шлейермахера ^[26], Готфрида Ханштайна ^[16], Людвига Боровски ^[5]. Фактически война с Францией началась для населения Пруссии с крупномасштабной патриотической акции, оформленной в виде религиозного праздника.

И это была не одноразовая акция. Практически каждая победа, одержанная прусским оружием в ходе Освободительной войны, отмечалась праздничными религиозными богослужениями, нацеленными на укрепление патриотизма среди населения. Уже первые успехи русско-прусских войск при деревушках Даннихков, Велитц и Цедденик (общее название — битва при Мёкерне 5 апреля 1813 года) торжественно отмечались по всей Пруссии чтением патриотических проповедей и пением гимна Te Deum, указ о чём был отправлен Департаментом культа прусского МВД ко всем региональным правительствам через день после битвы. Департамент культа потребовал от прусских пасторов включить в их проповеди специальную патриотическую молитву, в которой каждый пруссак должен был благодарить Господа за одержанную победу и молить о дальнейшей помощи против национального врага ^{[11, Bl. 40r]}. Последующие сражения апреля – мая 1813 года на территории Саксонии (битвы при Гроссгёршене и Катцбахе), несмотря на их неоднозначный исход (союзным войскам пришлось оставить Саксонию и отступить в Силезию), были отмечены в Пруссии как победы союзников, о чём опять же свидетельствуют праздничные проповеди протестантских пасторов ^[10].

Лето 1813 года прошло сравнительно спокойно, так как стороны, измотанные весенними боями, в начале июня заключили перемирие. Однако прусское правительство продолжило работу по мобилизации населения, и удобным предлогом стал день рождения короля Фридриха Вильгельма III (3 августа). Праздник отмечался по всей стране специальными богослужениями в честь монарха, Департамент культа также требовал от духовенства включить в праздничную проповедь специальную молитву, в которой каждый пруссак должен был просить Всевышнего ниспослать победу союзным войскам в предстоящих боях с врагом. 10 августа 1813 года закончилось перемирие, бои возобновились. Победы сентября 1813 года (сражения при Катцбахе, Гроссберене, Кульме, Хагельберге) также отмечались праздничными богослужениями по всей Пруссии. Особенно пышные торжества были устроены в Берлине 12 сентября в честь победы русских, прусских и шведских войск при Денневице, благодаря которой удалось защитить Берлин от нападения вражеской армии и практически полностью изгнать французов из Бранденбурга. В связи с предстоящими празднествами Департамент культа обязывал пасторов включить в свои проповеди специальную молитву, в которой верующие должны были благодарить Господа «за победы, ниспосланные силам союзников, а также за сохранение жизни нашего глубоко почитаемого короля, который отважно рисковал жизнью ради своего народа» ^{[18, S. 315]}. Организуемый праздник не только должен был поднять патриотический дух населения, но и убедить пруссаков в том, что на их стороне сражается сам Бог, который ведёт прусского короля к победе.

Чуть менее грандиозно была отпразднована решающая победа союзников под Лейпцигом. Во многих провинциях королевства, в частности в Бранденбурге, праздник был намечен на ближайшее воскресенье, 24 октября, при этом духовенству предписывалось «организовать праздничные богослужения в церквях всех конфессий, дабы выразить чувство благодарности по отношению к Господу за спасение Отечества и просить Его о дальнейших победах» ^{[12, S. 140]}. Лейпцигское сражение отмечалось как рядовая победа прусских и союзных войск. Переосмысление этого события имело место гораздо позднее: лишь год спустя, в октябре 1814 года, был организован общенемецкий национальный праздник в честь первой годовщины битвы под Лейпцигом. При этом особенно активно праздничная дата отмечалась на западе Германии, в Пруссии же широкой поддержки со стороны властей празднование знаменательного события не нашло ^{[7, S. 68]}. Вообще стоит отметить, что общенемецкая национальная тематика всячески затушёвывалась в прусской государственной пропаганде, гораздо более важной задачей для политического руководства страны представлялось поддержание среди населения лояльности к прусскому государству и в первую очередь к королю. Если в остальной Германии «битва народов» воспринималась как национальная победа над исконным врагом немцев – французами, то в прусском королевстве упор делался на то, какое значение данное сражение имело именно для Пруссии. Не случайным является тот факт, что празднование второй годовщины Лейпцигской битвы в 1815 году совпало с другим, не менее важным для Пруссии праздником – 400-летием правления Гогенцоллернов в Бранденбурге (в 1415 император Сигизмунд назначил бургграфа Нюрнберга Фридриха курфюрстом Бранденбурга). Проповеди многих прусских пасторов свидетельствуют о том, что в первоочередную задачу духовенства входило поддержание в своей пастве прусского государственного патриотизма, общенемецкая, национальная тематика отходила на второй план ^{[4, 27, 30]}.

1814 год также дал немало поводов для религиозно-патриотических праздников. В январе 1814 года союзные войска пересекли Рейн и вскоре вторглись на территорию самой Франции. Кроме того, в том же январе 1814 года прусская армия захватила саксонские крепости Виттенберг и Торгау, удерживаемые французскими гарнизонами. В честь взятия крепостей в Пруссии был организован новый праздник, при этом стоит вновь подчеркнуть чисто прусскую специфику. Торжественные мероприятия были назначены на 18 января – важнейший государственный праздник в Пруссии, день коронации (18 января 1701 года курфюрст Бранденбурга Фридрих III возложил на свою голову корону, став первым королём в истории Пруссии). Это обстоятельство ещё раз подтверждает тезис о том, что в годы Освободительных войн прусское политическое руководство стремилось в первую очередь укрепить лояльность населения по отношению к государству и короне, а национальная тематика носила подчинённый характер.

Поводом к наиболее значимому празднику послужило взятие вражеской столицы – Парижа – 30 марта 1814 года, ознаменовавшее окончание кампании Шестой коалиции. Изданный по данному случаю правительственный указ предусматривал: «В связи с победами, одержанными в последних числах прошедшего месяца, а именно в честь славной победы, одержанной 30 марта под руководством Его Величества нашего всеми любимого короля и его верного союзника, Императора Всероссийского, а также в связи с сохранением жизней нашего всемилостивейшего короля и правителя, принцев и членов королевской фамилии, а также союзных суверенов, в ближайшее воскресенье должен быть организован благодарственный праздник в церквях всех конфессий» ^{[18, S. 320]}. Взятие Парижа в 1814 году нашло широкое отражение в немецкой патриотической проповеди рассматриваемого периода, при этом прусские протестантские пасторы, в соответствии с изданным циркуляром, стремились подчеркнуть значимость прусской армии и особую роль прусского короля в борьбе против Наполеона ^{[3, 19, 29]}.

Двумя другими крупными событиями 1814 года, в честь которых были устроены религиозно-патриотические праздники, стали день рождения Фридриха Вильгельма III (13 августа) и первая годовщина Лейпцигской битвы (16 октября). На этом, казалось бы, марафон праздников должен был закончиться: враг был повержен, Пруссия победила, на организованном в сентябре 1814 года Венском конгрессе её ожидала компенсация за пережитые тяготы войны, патриотическая мобилизация населения была уже не нужна. Однако ситуация резко поменялась весной 1815 года в связи с возвращением Наполеона во Францию. В июне 1815 года была сформирована Седьмая антифранцузская коалиция, военные действия возобновились. Очередная антинаполеоновская кампания дала новые поводы для организации общегосударственных религиозно-патриотических праздников. Особенно широко в Пруссии отмечалась победа союзников при Ватерлоо (18 июня 1815 года), в честь которой было прочитано немало патриотических проповедей ^{[2, 15]}. Второе взятие Парижа в июле 1815 года также стало поводом к праздничным мероприятиям ^{[9, 22, 25]}.

Завершился 1815 год празднованиями дня рождения короля и второй годовщины битвы под Лейпцигом, которая, как отмечалась выше, совпала с праздником 400-летия правления Гогенцоллернов в Бранденбурге-Пруссии. Также праздничные богослужения были устроены в честь визита в Берлин в октябре 1815 года главного союзника прусского короля – российского императора Александра I. К очередной годовщине образования прусского королевства (18 января 1816 года) был приурочен всеобщий праздник мира в честь успешного завершения Освободительных войн, в марте и июне 1816 года были отмечены годовщины взятия Парижа и битвы при Ватерлоо соответственно, а на 4 июля 1816 года были намечены религиозные празднества по поводу второй капитуляции Парижа, на этот же день был назначен день памяти прусских солдат, павших в войнах против Наполеона ^{[18, S. 325–326]}. Праздники 1816 года не ставили целью мобилизацию населения, так как в этом уже не было необходимости, их главная задача заключалась в том, чтобы укрепить лояльность населения по отношению к прусскому государству и прусскому монарху, особенно на территориях, присоединённых к Пруссии по решению Венского конгресса. Начиная с 1817 года памятные даты Освободительных войн стали отмечаться менее интенсивно, власть уже не была заинтересована в акцентировании внимания на бурных событиях последних лет.

Как было отмечено выше, цель религиозно праздников, организуемых в Пруссии в годы Освободительных войн, заключалась в мобилизации населения на защиту прусского государства и прусской монархии. По этой причине празднества носили локально-патриотический характер, многие из них были приурочены к тем или иным чисто прусским государственным праздникам, подчёркивалась особая роль прусских солдат в борьбе с наполеоновской Францией. В качестве центральной фигуры многих праздничных мероприятий выступал прусский король Фридрих Вильгельм III, который в патриотических проповедях неизменно именовался «отцом страны» (Landesvater), имя монарха обязательно упоминалось в специальных молитвах, которые государство предписывало зачитывать в церквях во время праздничных богослужений. Немецкая национальная тематика если и присутствовала, то спорадически, внимание на ней не акцентировалось, всячески подчёркивалась роль прусского короля и прусского народа в деле борьбы против общенационального врага, при этом никаких намёков на объединение Германии вокруг Пруссии в прусской государственной патриотической пропаганде не делалось. Всё вышеперечисленное свидетельствует о том, что прусское политическое руководство не ставило целью присоединить немецкоязычные территории Европы или установить прусскую гегемонию в Германии, первоочередная задача заключалась в том, чтобы восстановить независимость прусского королевства, стабильность и авторитет, подорванные войной 1806 года, причём не только на европейской арене, но и внутри государства. Религиозно-патриотические праздники были призваны укрепить доверие населения к бюрократической элите и правящей династии, а также создать эту лояльность среди населения вновь присоединённых территорий на западе Германии ^{[21, p. 64–65]}. Это обстоятельство позволяет взглянуть на Освободительные войны не только с точки зрения немецкого национализма, как это чаще всего делается в отечественной ^{[1, с. 406–417]} и зарубежной историографии ^{[6, S. 56–72]}, но и с позиции локального патриотизма, который во многом превалировал над общенациональными тенденциями.

Стоит также обратить внимание на то обстоятельство, что патриотические праздники в Пруссии носили подчёркнуто религиозный характер. Христианские символы и понятия в буквальном смысле слова пронизывали всю патриотическую пропаганду. Общественные мероприятия в честь военных побед организовывались в виде праздничных богослужений, которые сопровождались колокольным звоном, чтением патриотических проповедей и молитв, распеванием религиозных песен и библейских псалмов. Особое символическое значение приобрёл акт коленопреклонения перед алтарём во время богослужений, который символизировал христианское смирение прусского народа и его подчинение Божьей воле. Сам прусский король, когда он принимал участие в государственных праздниках, становился на колени перед алтарём, дабы поблагодарить Господа за ниспосланные свыше военные победы ^{[12, S. 94–95]}.

Патриотическая пропаганда всячески подчёркивала особую религиозность прусского монарха, в публицистике и в проповедях Фридрих Вильгельм III представлялся как подлинно христианский монарх, как настоящий христианский мученик, который претерпел всяческие лишения во имя своего народа (намёк на скитания королевской семьи в 1806 – 1808 годах после неудачной войны с Францией), однако в итоге был вознаграждён за свои страдания самим Богом. Не менее популярным в годы Освободительных войн был образ прусской королевы Луизы, супруги Фридриха Вильгельма III, которая умерла ещё в 1810 году, но обрела новую жизнь в общественном сознании в 1813–1815 годах. Королева Луиза стала символом жертвенности во имя народа и Отечества, превратилась в настоящую национальную святую прусского королевства ^{[8, S. 156]}. Активное использование религиозной символики и привнесение идеи христианского мученичества стало отличительной особенностью патриотической идеологии начала XIX века.

Религиозная тематика была тесно взаимосвязана и с военной сферой. Чисто военные символические мероприятия, такие, как приведение к присяге добровольцев, отправка солдат на фронт или возвращение защитников Отечества с фронта, дни поминовений павших на полях сражений организовывались в виде праздничных богослужений. Все подобные мероприятия проводились в церквях, а главным участником, помимо самих солдат, являлся местный пастор. Сама война против французов воспринималась как борьба истинно христианского народа (пруссаков) с безбожием и безверием. Война за спасение Отечества являлась войной религиозной, войной, ведущейся за высшие, небесные ценности ^{[13, S. 465, 472]}. Не случаен тот факт, что новой военной наградой, которой награждали всех отличившихся в ходе Освободительных войн пруссаков вне зависимости от ранга или сословия, стал крест – ещё один популярный в рассматриваемый период религиозный символ. Да и дата учреждения нового ордена была избрана неслучайно: Фридрих Вильгельм III подписал указ 10 марта 1813 года, в день рождения своей супруги королевы Луизы. И сам крест, и память об умершей королеве были отсылками к мотиву христианской жертвы, которая одновременно являлась жертвой во имя Отечества ^{[14, S. 57]}.

Ещё одним примером проникновения религиозной тематики в военную сферу может служить популярная в годы Освободительных войн формула «С Богом за короля и Отечество», которая изначально являлась девизом прусской национальной милиции – ландвера, но вскоре стала формулой общенародной борьбы против наполеоновской Франции ^{[12, S. 27]}. Этот простой лозунг стал одним из самых эффективных изобретений прусской патриотической пропаганды, причём он соединял в себе как религиозную, так и локально-патриотическую тематику. Смерть за короля и Отечество воспринималась как богоугодное дело, при этом создавалось впечатление, что на стороне пруссаков против национального врага сражается сам Бог.

Религиозно-патриотические праздники, организуемые в честь военных побед над врагом, не являлись чисто прусским явлением. Подобные праздники в годы Освободительных войн организовывались и в других немецких государствах, например, в соседнем Ганновере ^{[24, S. 98–103]}. Не были они и чисто прусским изобретением. Так, в южногерманских государствах подобные праздники устраивались ещё задолго до Освободительных войн. К примеру, в Баварии патриотические празднества с религиозным оттенком были устроены ещё в 1806 году в честь победы над Пруссией. В Вюртемберге похожие мероприятия были организованы в 1809 году по поводу победы над Австрией ^{[23, S. 541]}. Однако именно в Пруссии в годы Освободительных войн религиозно-патриотические праздники превратились в одно из наиболее эффективных средств патриотической пропаганды, цель которой заключалась в том, чтобы идеологически объединить население королевства в прусскую нацию, мобилизовать средние и низшие слои на защиту Отечества и укрепить лояльность подданных по отношению к правящей династии. Ни одному другому немецкому государству не удалось развернуть такую мощную пропагандистскую машину, которая была создана в Пруссии в 1813 году (с Пруссией, пожалуй, могла бы соперничать только Бавария, но и там государственная патриотическая пропаганда не достигла таких масштабов, как у северного соседа). Пример прусских религиозно-патриотических праздников 1813–1816 годов позволяет обратить внимание на два важных фактора: локальный патриотизм, который в годы Освободительных войн существовал параллельно с общенемецким национализмом, а также на религию как одно из важнейших средств формирования патриотической идеологии в германских государствах в начале XIX века.