Subject of modernity: essential characteristics

В данной статье происходит возврат к бесконечному спору о субъекте. В качестве точки опоры берется предположение о том, что субъект существует, но являет собой «высшую стадию развития» человека: от индивида (каждый человек по факту своего социального существования) к личности (образованное и мыслящее Я) и от нее к субъекту (мыслящее Я, обретающее самость в самом себе). При этом формирование субъекта происходит постепенно, поэтапно и протекает в определенной среде, которую можно было бы обозначить как поле формирования и деятельности субъекта. Для вскрытия обстоятельств субъективации используются концепции Ж. Лакана, М. Фуко, Э. Гуссерля, А.В. Павлова.

Под современностью понимается ситуация, которую переживает субъект в момент рефлексии над временем, которое он проживает и в котором он вынужден действовать по факту своего бытия. Это ситуация диалектическая, агональная, утопичная. Современность, в предлагаемом в данной статье понимании, соотносится не с каким-либо периодом исторического времени (например, эпохой с 1500 г.), а со специфическим переживанием времени субъектом, который определенным образом преломляет через себя уже существующую культуру и выступает создателем культуры грядущего, вступая в экзистенциальный полилог с другими субъектами, со-временниками. Находящиеся друг с другом в коммуникации субъекты образуют полифокальную матрицу современности ^[3], из которой происходит зарождение новой культуры. Иначе такую ситуации (в связи с ее привязкой не к исторической временной линейке, знакомой нам с начальных классов школы, а к субъекту) можно обозначить как перманентную современность (чтобы было удобнее отличать данную концепцию от множества других: текучая современность, вторая современность и проч.), где субъект с его рефлексивной и творческой деятельностью оказывается точкой рождения социального универсума (т.е. собственно человеческого универсума, универсума, единственно возможного для человека).

При рассмотрении вопроса о субъекте рациональным кажется сосредоточение на некоторых основных этапах в эволюции рефлексии субъективности, своеобразных «точках роста», от которых отталкиваются и беспрерывно умножаются остальные теории. В качестве таких ключевых для понимания современного субъекта точек роста можно указать (а) теорию cogito Р. Декарта, рассматривающего субъекта как чистую мысль и впервые прозревшего субъективность, запустившего рефлексию человека о своей собственной сущности; (б) трансцедентального субъекта И. Канта, объяснившего механизмы субъективного познания и указавшего на факт бессознательной деятельности субъекта, на основе которой и становится возможным cogito; (в) самополагающего себя и свои собственные основания, задающего, таким образом, возможности для своевольного бытия и бытия в себе самом субъекта И. Фихте, подробно разработавшего идеалистическую концепцию Я, в котором Я оказывается единственной точкой, в которой мир обретает свой смысл и обретает существование всякая «объективность»; (г) концепцию Символического, Реального, Воображаемого Ж. Лакана, идеальным образом объясняющую всю сферу человеческого опыта; (д) идеи М. Хайдеггера и Ж.-П. Сартра об абсолютной свободе и тотальной ответственности субъекта за свою самость и свое собственное бытие; (е) и разработку субъекта как пребывающей вне определенного исторического времени сущности А.В. Павлова.

Исходя из этих точек роста, субъекта предлагается понимать как существующую в языковой реальности самополагающую сущность, проходящую через определенные стадии развития (воображаемые и символические идентификации, практики себя через принятые в той или иной культуре техники, социально-психологические этапы становления) и влияния (преимущественно со стороны идеологии и власти), но выходящую из способствующих «смерти субъекта» ограничений и обретающего власть над собственным бытием. При этом такой субъект, безусловно, оказывается в просвещенческой традиции cogito, кантовского sapere aude* и идеалистического направления мысли, рассматривающего всякую «объективную реальность» как трансцедентальное субъективное создание.

В границах такого понимания субъекта думается неправильным говорить, как это принято в современной философской литературе, о разорванном, децентрализованном субъекте, о «смерти субъекта». Можно говорить о разорванности индивида, в которой он оказывается из-за множественности воздействующих на него сил: политической власти, религии, дискурса, собственных бессознательных желаний и проч. Однако субъект в указанной выше трактовке отличается от индивида крайней степенью развития рефлексии. О «смерти субъекта» можно говорить лишь относительно наличия у индивида потенции, так и не обратившейся в субъективность. Субъект — это индивид, который «познал самого себя» и «собрал самого себя», при чем эта сборка была осуществлена по его собственным правилам: он определил, каким ему быть и куда ему двигаться, самостоятельно ответил на гогеновский вопрос «D'où venons nous? Que sommes nous? Où allons nous?»*.

Если Ж. Лакан замечал, что субъект есть целиком конструкт Воображаемого, то к этому можно было бы добавить, что субъект есть целиком конструкция воображения, конструкция мысли, благодаря которой он существует, и которая становится, благодаря языку, основной средой обитания субъекта и его инструментом. Субъект таким образом оказывается (как об этом говорил И. Фихте) самополагающим, самостоятельно создающим (и способным пересматривать) собственные предпосылки, признающим, что данная ему действительность есть его собственное творение, и принимающим ответственность и за себя, и за нее. Вся окружающая его действительность оказывается имеющей свое бытие постольку, поскольку включена в создаваемое субъектом символическое пространство, поименована. Субъект представляет собой существо мыслящее (Р. Декарт) и именно посредством мысли совершающее свое самополагание. Будучи сформирован бессознательными процессами в качестве индивида, пройдя этап становления в качестве личности, субъект обретает самого себя в cogito, беря ее в качестве того камня, который отвергли строители, и на этом камне созидающим собственную самость. В этом созидании и благодаря такой точке отсчета субъект оказывается абсолютно свободен и несет полную ответственность за то, кем он является, кем планирует стать, становится свободным и ответственным по отношению к себе и миру (М. Хайдеггер и Ж.-П. Сартр) и существующим в языке (Ж. Лакан). Язык становится полем жизнедеятельности субъекта, единственной данной ему символической, конструируемой означающим и означаемым, реальностью, которая ему дана и благодаря которой он есть. Но если для индивида язык представляет собой единственную сверхобразующую его силу, довлеющую и властвующую над ним, то субъект в некотором роде должен выйти за пределы языка, оказаться вне границ Символического, перейти (вернуться) в сферу Воображаемого, стать господином языка, подчинить его себе и быть в состоянии управлять им (а, значит, и собой; а, следовательно, и культурой).

Чтобы не было путаницы, которая, как думается, возникает из-за влияния на философию психологического дискурса, здесь нужно отметить разницу между индивидом, личностью * и субъектом. Индивид — это, скорее, единичное, эмпирически данное Я. Любой человек, вовлеченный в человеческую культуру и имеющий лингвистически оформленное бессознательное оказывается индивидом, а индивидуальность есть качество, присущее каждому от рождения и становления в социуме и не требующее никаких усилий от своего носителя.

В противоположность этому личностью человека делает его целеустремленное усилие, обращенное к осуществлению определенного проекта себя. Личность оказывается выделяющимся из толпы индивидом. Это, как правило, образованное, самостоятельно думающее Я, Я действующее. Личностей достаточно много, и личностью можно стать в результате целенаправленных усилий, затраченных на обретение богатого и разнообразного бэкграунда. если индивидами рождаются, то личностями становятся. Личности представляют собой людей, самостоятельно принимающих решения, наделенных критическим мышлением, имеющих широкий культурный кругозор и не боящихся принимать решения, осуществляющих бремя экзистенциальной дуальности. Пожалуй, замечательной иллюстрацией соотношения (в том числе и процентного) индивидов и личностей оказывается фотография приветствующей А. Гитлера толпы в Гамбурге в 1936 году, где из массы вскинувших руку в партийном приветствии только немецкий рабочий Август Ланмессер предпочитает скрестить их на груди, демонстрируя отстраненность.

Однако субъект, как начало творческое, активное и меняющее, с необходимостью должен оказаться на ступень выше личности. Субъект не просто образованное Я (это его разумеющееся качество), субъект — это Я, глубоко влившееся в культуру (даже если он сам при этом ничего активно и целенаправленно не предпринимает, как, скажем, Будда). Можно, подобно Гегелю, сказать, что субъектом не столько становится сам человек, сколько на него указывает История. История в лице других. Именно история возвышает личность до субъекта и определяет в качестве такового. В этом также определяется интерсубъективность субъекта.

Субъект — это не просто тот, кто находится в просвете бытия (М. Хайдеггер), но это всегда творец своего бытия. Он всегда анархичен и девиантен по отношению к культуре: являет собой позитивную девиацию контркультуры. Субъект всегда оказывается личностью, у которой получилось подчинить себе, познать и упорядочить, гармонизировать, поставить себе на службу (иными словами, преодолеть диалектику Господина и раба на личностном уровне) образующие и влияющие на него силы. Субъект — это личность, у которой получилось изобрести себя, выстроить себя, создать для себя собственное искусство жизни. Если индивид и личность живут в данности, то субъект хочет выйти за ее пределы и оказаться вне матрицы (и «Матрица» в таком контексте оказывается фильмом обретения субъективности).

Идеальным примером безусловного и идеального субъекта, субъекта в пределе, может послужить Дамблдор в романах о «Гарри Поттере», который (а) наделен полным знанием о мире, в котором ему приходится жить, и о самом себе, (б) разрабатывает план борьбы с Темным лордом, в котором все (и в какой-то степени сам Темный лорд) оказываются всего лишь шахматными фигурами лучшего директора Хогвартса, (в) имеет абсолютное признание в качестве субъекта со стороны волшебного сообщества. Именно многолетние целенаправленные усилия и богатейший и разноплановый жизненный опыт дали Дамблдору возможность «постичь в мысли свое время» (Гегель) и обрести субъективность во всей ее полноте: мысль, активность, самостоятельность, творчество, либерализм. Недаром М. Фуко говорит о достижении субъективности к зрелому возрасту, а Гегель, в своем знаменитом пассаже о сове Минервы, замечает, что она вылетает в сумерки.

В результате подобного рассмотрения субъекта можно для лучшей систематизации выделить следующие черты субъекта перманентной современности:

1. Прежде всего субъект перманентной современности находится одновременно и в Символическом (проживая свою жизнь в его структурах) и вне Символического, т.к. полагает самого себя за Большого Другого, тем самым самостоятельно конституируя себя. Если индивида во многом создает внешний по отношению к нему взгляд (другой человек, общество, государство), то для субъекта важным оказываются только свои собственные принципы, и в своих мнениях, своем поведении, своих действиях он адресуется преимущественно к самому себе и вопрошает самого себя, полагаясь на собственные силы, развитые аналитические способности и богатейший бэкграунд.

В этой связи субъект оказывается не столько в Символическом (оно есть только поле действия и инструмент деятельности как языковая структура), сколько в Воображаемом. Он занят непрерывным конструированием самого себя и (в качестве возможно побочного, непреднамеренного, продукта своей деятельности) изменением культуры через создание новых смыслов. Субъект всегда обладает подрывной и созидающей силой относительно символического порядка, и его влияние всегда сказывается в изменении символической структуры (можно сказать, что субъект вносит элемент Реального). Субъект оказывается точкой (именно поэтому его значение так важно в рамках современности) бифуркации Символического и точкой культурной диффузии. Взаимодействие этих точек-субъектов и представляет собой непрерывный процесс культуротворчества. Субъект, таким образом, всегда находится в антагонизме по отношению к господствующей культурной традиции, потому как выходит за ее рамки, опережает свое время и не укладывается в принятые для данной эпохи стандарты. Субъект оказывается носителем будущего и, как таковой, становится ответственным не только за самого себя, но и за все общество в целом, как это виделось М. Хайдеггеру.

2. Субъект современности, безусловно, субъект этический. При чем этическим он является в кантовском и в кьеркегоровском понимании. Прежде всего субъект как сущность познающая и познавшая с необходимостью оказывается способным судить о добре и зле, моральности и аморальности поступка, его роли в увеличении блага или страдания. В связи с этим он не может прятаться за теорией аморальных поступков Платона, согласно которой люди поступают плохо из-за незнания того, что есть хорошо, и вынужден следовать кантовскому императиву. Субъект как актор культуры несет ответственность за себя и окружающих, а потому должен постоянно оценивать свои действия с позиций морали. Его деонтологическая этика должна проявляться в отношении к людям как к цели, а не как к средству (этим субъект противостоит надындивидуальным структурам наподобие Государства), в склонности считать человеческую жизнь абсолютной ценностью.

Вместе с тем субъект, как достигший за счет практик заботы о себе определенного уровня развития индивид, не может быть строго привязан к какой-то одной — деонтологической или утилитаристской — этической шкале, так как каждая из них имеет свои очевидные минусы *. Скорее субъект способен свободно плавать в обоих концепциях, тем самым реализуя платоновско-аристотелевскую концепцию добродетельной этики, подразумевающей возможность наиболее правильного решения со стороны человека, достигшего верхних ступеней своего развития и научившегося этическому поведению.

Субъект оказывается тем индивидом, который, согласно классификации С. Кьеркегора ^{[1, 2]}, прошел эволюцию со стадии эстетического человека к стадии человека этического, со стадии человека, следующего принятым в обществе правилам и целям (иметь семью, хорошо одеваться, корректно себя вести) без их осмысления, смиряющегося с обстоятельствами и «плывущего по течению», не думающего об имеющейся у него возможности выбора и являющегося конформистом (тип обывателя); со стадии человека, знающего о том, что у него есть выбор, но предпочитающего не думать о нем, избегать всякой ответственности и наслаждаться текущим моментом жизни (тип эстетика) на стадию человека, знающего о выборе и реализующего его, отказывающего от стадных инстинктом и самостоятельно организующего собственную жизнь, опираясь на чувство долга и ответственности.

Особенно замечательно проиллюстрирована эта разница между индивидом эстетическим и этическим была в античной философии ^{[6, с. 251-255]}, где было введено определение субъекта как человека, самостоятельно учреждающего себя через практики заботы о себе, и противопоставление его не-субъекту (stultus). Чем же является не-субъект с точки зрения античности и каким образом его понимание в классической эпохе коррелирует с современностью? Прежде всего, учитывая общность в понимании субъекта в античности (как человека осуществляющего заботу о себе и благодаря этому достигающего вершин знания и свободы) и в рамках предлагаемой работы, рассмотрение категории stultus дает возможность взглянуть на субъекта от противного.

Итак, stultus это состояние не-субъекта, болезненное, патологическое, предродовое, из которого субъекту предстоит выйти посредством неуклонных практик себя. Это состояние того, кто еще не начал заботиться о себе, не начал познавать себя, не вступил на путь философии (античность), интроспекции (Новое время), психоанализа (с XX века). Это человек, открытый всем веяниям и влияниям, вбирающий в себя все мнения без разбора, находящийся под властью идеологии. Это человек, руководимый своими переживаниями, влечениями, амбициями, привычками, иллюзиями. Человек, управляемый мнениями, правилами, указаниями. Человек конформный. Человек, не обладающий памятью и личной историей, в полной мере соответствующий лакановскому перечеркнутому субъекту ($). Не-субъект бессмысленно прожигает время, не наделяя его смыслом, не ставя перед собой целей, не имея воли быть кем-то, не обладая даже какими-либо устойчивыми взглядами. Stultus — это сущность, размытая сама в себе, несформированная и неокрепшая. Разумеется, в таком своем воплощении stultus полностью противостоит субъекту и является скорее заготовкой, из которой человеку предстоит сконструировать нечто стоящее, создать самого себя.

3. Исходя из этого, субъект современности с необходимостью оказывается индивидом, реализовавшим античные практики себя. Он «познал самого себя» во всех своих сильных и слабых сторонах, своих способностях и умениях, относительно всех сил, которые на него воздействуют. Благодаря этому он больше не является ни расщепленным, ни децентрированным, ни умершим. Его становится невозможно изобразить матемой перечеркнутого $, а напротив — только S. Субъект современности совершает поступки, основываясь на собственных принципах, а не на принципах символического порядка. Фактически, здесь подключается кантовский императив чистого этического деяния, подразумевающего истечение из своих внутренних оснований, а не внешнего давления. Иными словами, если приводить пример, то человек, участвующий, скажем, в спасательной операции, в результате которой он сам может серьезно пострадать, должен быть стопроцентно уверенным, что он действует таким образом, исходя из своих собственных, заранее сформированных, принципов или, как минимум, в согласии с ними. Получается, что он бросается спасать утопающего ребенка не потому, что ему жаль ребенка, не потому, что его что-то внутренне толкает к этому, не потому, что на него смотрят другие или он планирует получить выгоду, боится наказания, а потому, что это входит в его проект идеального себя. Другими словами, субъект всегда действует исходя из собственных оснований и представлений, даже когда выбирает положить ему ноги на стол или нет.

Разумеется, что подобная смелость действия основывается на античном (впервые сформулированном Горацием) и просвещенческом (развитом И. Катом) лозунге sapere aude, подразумевающему дерзание к самостоятельному мышлению. Субъект современности есть cogito, и его мыслительные операции играют ключевую роль для его формирования, для конструирования социальной и «объективной» реальности. Субъект всегда оказывается новатором и критически настроен относительно традиции — его прямая задача состоит не в ее воспроизведении и трансляции, а в ее изменении. В связи с этим субъект становится ищущим вызов и отвечающим на него, нигилистически относящимся к авторитетам и опирающимся на способности своего разума, в связи с чем субъекту обязательно присущ крайний индивидуализм, понимаемый как опора на собственные силы. Поэтому субъект абсолютно свободен, ибо ничто не в силах сковать его мысль. Где есть свободная и ясная мысль, там есть субъект. Где мысли нет (она нарушена психотропными веществами или истязательными практиками), там нет и субъекта.

Познание самого себя, смелость самостоятельного мышления и мыслительная деятельность приводят субъекта к третьему основополагающему принципу античной практики себя — исследованию собственной жизни, жития жизнью познанной *. Субъект проявляет волю к перманентному знанию. Его задачей оказывается наиболее полное познание и самого себя, и действительности. На основе этого познания и благодаря ему он осуществляет творческую (живородящую смыслы и реализующую их) деятельность своего бытия-в-мире, создавая свое предназначение и реализуя его. От познания самого себя посредством деятельности собственной мысли и опоры на нее субъект двигается к познанию всей действительности и бытия.

4. Ощущение себя субъектом, безусловно, ощущение внутреннее, однако объективирующая нота может проявляться в том моменте, что в некотором плане индивид признается субъектом постфактум по результатам своей деятельности, по вкладу в развитие культуры. Признание человека субъектом представляет собой проявление интерсубъективности. Именно признание со стороны других людей, готовность с их стороны поддерживать и развивать концептуальные схемы субъекта оказывается тем индикатором, который доказывает правомерность претензий человека на субъективность. Субъект может вовсе отказываться от всякого действия, однако в этой ситуации даже сама его пассивность оказывается только видимостью, оказывается деятельностью, которую окружающие люди заключают в культурную матицу. Иными словами, даже молчание субъекта оказывается актом высказывания и несет в себе некую творческую функцию.

5. Вместе с тем субъект реализуется не столько в акте творчества, сколько конструировании парадигмы, опрокидывании культурной традиции, когда в результате его деятельности устоявшаяся повседневность переворачивается и обретает силу наново рожденный космос.

6. При всех этих характеристиках необходимо отметить, что субъект современности не является ницшеанским сверхчеловеком. У него нет цели превзойти человеческое в себе, хотя и есть цель превзойти себя эмпирически данного, себя сегодняшнего. Но эта цель оказывается скорее возрожденческой, представляющей собой попытку сделать из своей жизни произведение искусства, чем попытку выйти за границы человеческого. Субъект современности в своей деятельности скорее реализует себя, чем преследует какие-то сверхчеловеческие цели, но результатом этой самореализации и оказывается его воздействие на культурную матрицу.

7. В заключении остается определить, каким образом субъект соотносится с современностью и превращается в субъекта перманентной современности. В связи с этим нужно упомянуть о том, что в рамках данной статьи предлагается рассматривать субъекта с идеалистических позиций, как ту точку, благодаря которой обретает существование окружающая ее «объективная реальность». Субъект живет не столько в предметном мире вещей в себе, сколько в своем знании об этом мире, получая некоторое его отражение. Субъект представляет собой активное, преобразовательное, осознающее себя, теоретизирующее, понимающее свое отличие от мира природы самосознание, каковое активно антропологизирует природу, вписывая ее в свои практики и категории. Субъект создает понятие Времени, живет со-временем и переживает его экзистенциально. Время для субъекта (как и для индивида, конечно) категория личная, наполненная собственным смыслом и протекающая по собственным законам, имеющая мало общего с хронометрами модерна. Время субъекта всегда со-временно ему, не имея отношения ни к исторической линейке времени, ни к позитивистским представлениям об истории. Оно протекает в соответствии с эмоциональной деятельностью субъекта. В итоге время обнаруживается как переживаемое субъектом состояние, а субъект оказывается началом любой темпоральности; он всегда современен, так как живет скорее со временем, чем во времени. Можно даже сказать, что это время живет в субъекте и благодаря субъекту. Субъект оказывается основанием, под-лежащим времени, создает время, переживает время, классифицирует время, использует время — время не существует вне смыслового поля субъекта. В связи с этим субъект непременно относится к современности и вместе с ней как бы пронизывает традиционную линейку времени, благодаря которой структурируется наше позитивистское представление об истории. Субъект оказывается вневременной категорией (тогда как время, напротив, категория субъективная), пронизывающей время и дающей основания для перманентной современности — внеисторической категории времени, переживаемой на субъективном уровне и уникальной в каждый конкретный момент.

* От лат. «дерзай знать» или «решись/осмелься/дерзай быть мудрым». Иммануил Кант употреблял этот термин в значении: «Имей мужество использовать свой собственный разум», что стало девизом Просвещения.

* «Откуда мы пришли? Кто мы? Куда мы идём?».

* В рассуждениях о разнице индивида и личности я отталкиваюсь от идей А.В. Павлова ^[4].

* См. т.н. «проблему вагонетки», сформулированную Ф. Фут.

* Здесь я отсылаю к фрагменту в «Апологии Сократа» Платона: «Если, с другой стороны, я скажу, что величайшее благо для человека заключается в том, чтобы каждодневно вести беседы о добродетели и обо всем прочем, о чем, вы слышали, я беседую, исследуя самого себя и других, жизнь же без такого исследования не стоит и называть жизнью, — если я вам это скажу, вы поверите мне еще менее. На деле-το это так, как я утверждаю». ^{[5, с. 32]}