Thefts in the Russian province in the late XIX – early XX century (on the example of Voronezh governorate)

Тайное хищение чужого имущества является одним из наиболее распространенных видов преступлений. По данным МВД РФ, за январь-декабрь 2015 г. в Российской Федерации (без Крымского Федерального округа) зарегистрировано 996,5 тыс. краж, что на 11,7% больше, чем за аналогичный период прошлого года ^[10]. В период экономической нестабильности, в котором находится в данный момент наша страна, число краж, по-видимому, продолжит расти. Это делает актуальным изучение данного вида преступлений в историко-правовом аспекте на примере аграрных губерний Черноземья в пореформенный период конца XIX – начала XX века. Особое внимание в настоящей работе будет уделено кражам, происходившим в городах, т.к. города провинции, с учетом их экономического и социального положения, в первую очередь подвержены риску увеличения тайных хищений в период кризиса и нестабильности.

Среди обширной историографии проблемы российской преступности следует выделить две значимые для настоящего исследования работы. Изучением преступности имперского периода с марксистских позиций занимался советский исследователь С.С. Остроумов ^[9]. Известный современный российский историк и социолог Б.Н. Миронов изучает структуру, динамику и факторы преступных деяний в дореволюционной России с позиции социальной истории ^[5]. Оба исследователя, находясь на разных научных платформах, приходят к выводу о росте преступности в целом и значительном росте имущественных преступлений (в первую очередь, краж) в исследуемый период. Локально-региональный аспект настоящей работы позволит выяснить соответствие общероссийской и региональной динамики тайных хищений.

В работе использован обширный фактический материал о преступности российской провинции, в частности сведения о кражах из ведомостей «О происшествиях по Воронежской губернии» за 1863 и 1879-1880 гг. Российского государственного исторического архива ^{[13, 14]}, а также данные судебной статистики из имеющихся в нашем распоряжении «Обзоров Воронежской губернии» и памятных книг Воронежской и Орловской губерний ^{[6, 7, 8, 11, 12]}.

Воронежская губерния в исследуемый период представляла собой аграрный регион с невысокой степенью урбанизации, уровень которой был самым низким по сравнению с другими губерниями Центрального Черноземья (Тамбовской, Курской, Орловской). В аграрных губерниях Черноземья процесс переселения крестьян в города, иначе называемый «окрестьяниванием» городов, являлся одним из основных социальных процессов в период модернизации, последовавшей за Великими реформами Александра II. Этот процесс («окрестьянивания» городов) влиял на все сферы городской повседневности, меняя социальный облик воронежских, тамбовских, курских и орловских городов из преимущественно мещанско-купеческих в крестьянско-мещанские. Именно поэтому при рассмотрении девиантной сферы в жизни городского социума (включая уголовную преступность), следует уделить преимущественное внимание прежде всего двум определяющим социальным группам – городским (мещанам) и сельским (крестьянам) обывателям.

Рассмотрим, в первую очередь, правовую оценку кражи как преступного деяния с точки зрения уголовного законодательства исследуемого периода. По уголовному законодательству Российской Империи кража относилась к категории преступлений и проступков против собственности частных лиц. Согласно ст. 1644 Уложения о наказаниях кражей признавалось «всякое, каким бы то ни было образом, но в тайне, без насилия, угроз и вообще без принадлежащих к свойству разбоя или грабежа обстоятельств, похищение чужих вещей, денег или иного движимого имущества». В качестве наказания за тайное хищение определялись лишение всех особенных, личных и по состоянию присвоенных прав, ссылка в Сибирь, каторжные работы, отдача в арестантские исправительные роты. Увеличивали тяжесть наказания такие обстоятельства, как кража «шайкой» (преступным сообществом), кража со взломом, кража слугами и работниками имущества у своих хозяев, и кража в гостиницах, постоялых дворах или иных заведениях «по предварительному уговору и в сообществе с наведенными людьми» ^{[1, с. 407-411]}.

Аналогично современному российскому законодательству, незначительная кража квалифицированно разграничивалась от крупной и значительной. Подсудность мелких краж в городах, как и в настоящее время, относилась к ведению мировых судей, а с упразднением мирового суда в 1889 г. – судей городских. На основании ст. 33 Устава уголовного судопроизводства мировой судья имел право налагать на виновных лиц следующие виды наказания: 1) выговор, замечание и внушение; 2) денежное взыскание не свыше трехсот рублей; 3) арест до трех месяцев; 4) лишение свободы на срок не свыше одного года ^{[2, с. 28]}. За тайное хищение наказание являлось самым суровым из данного перечня. Согласно ст. 169 и 170 Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, за кражу предмета ценой не свыше трехсот рублей виновные подвергались заключению в тюрьме на срок от 3 до 6 месяцев, а при наличии отягчающих обстоятельств – до 1 года ^{[1, с. 78-79]}.

Рассматривая уголовную статистику окружных судов Воронежской губернии, следует помнить, что окружные (общие) суды рассматривали только крупные кражи (свыше 300 руб.) и кражи с отягчающими обстоятельствами. При изучении данных статистики прослеживается тенденция к снижению числа крупных краж и осужденных за них лиц в структуре уголовной преступности. Необходимо заметить, что в 1882 г. значительная часть дел о краже со взломом перешла из юрисдикции общих судов в юрисдикцию мировой юстиции, чем объясняется резкое снижение количества дел и осужденных, рассмотренных в 1883 г. и позднее. Доля дел о кражах в общем числе дел за 30 лет с 1874 г. по 1904 г. снизилась с 52,2% до 30,6%, доля осужденных – с 58% до 33,2%.

Таблица 1

Число краж и сословный состав осужденных по делам о кражах в окружных судах Воронежской губернии в 1874, 1883, 1896, 1904 гг.

* % подсчитаны от общего числа преступлений и общего числа осужденных в данном году

** % подсчитаны от общего числа осужденных за кражу в данном году

Источники подсчета: ^{[6; 7; 8; 11, с. 72]}.

Данные общероссийской статистики показывают противоположную тенденцию и констатируют рост числа тайных хищений. По данным Б.Н. Миронова, в Империи в 1874-1883 гг. в среднем в год фиксировалось 41,9 тыс. краж, а в 1899-1905 гг. – уже 82,4 тыс. ^{[5, с. 129]}. Как следует из анализа статистических сведений, представленных С.С. Остроумовым, число дел о кражах в окружных судах России возросло с 20 947 (25% от общего числа дел) в 1883 г. до 26 574 (27,9%) в 1894 г. [подсчитано по: 9, с. 30].

Не располагая данными статистики по незначительным хищениям в Воронежской губернии, отметим, что в 1896 г. городскими судьями в соседней Орловской губернии рассмотрено 1 353 дела о мелких кражах, за которые было осуждено 554 человека. Число дел в городских судах о незначительных кражах в разы превышало число дел о кражах в окружных общегубернских судах ^{[12, с. 60]}.

При изучении сословного состава осужденных за кражи в 1874-1904 гг. отметим тот факт, что доля осужденных городских обывателей (купцов и мещан) была выше доли данных сословий в населении Воронежской губернии (которая по материалам Всеобщей переписи 1897 г. составляла всего 4%), а доля осужденных крестьян – ниже их доли в населении аграрной губернии (более 95%). Это может свидетельствовать о том, что распространенность краж (во всяком случае, значительных) была выше в городской среде, чем в сельской. К тому же, некоторая часть крупных крестьянских краж, безусловно, происходила в городах. Кроме того, данные уголовной статистики показывают, что в период до начала 80-х гг. XIX в. представители военных сословий составляли немалый процент осужденных за тайные хищения. Схожая картина по уголовной статистике окружных судов по преступлениям против собственности наблюдалась и в Тамбовской губернии ^[4].

Рассматривая статистику дел о мелких кражах в городских орловских судах, отметим, что более 90% приговоренных городским судом к наказанию за мелкое воровство составляли крестьяне (361 чел.) и мещане (176 чел.). В процентном отношении доля осужденных за тайные хищения крестьян (65,2%) превышала их долю в городском населении орловских городов (45,1% в 1897 г.). Таким образом, в городах провинции распространенность мелких краж была выше в среде проживавших там сельских обывателей, чем у традиционных городских сословий ^{[12, с. 60-61]}.

Таблица 2

Сословный состав осужденных за кражи в городских судах Орловской губернии в 1896 г.

Источники подсчета: ^{[12, с. 60-61]}

Рассмотрим такие признаки состава преступления, как предмет и объект кражи. По данным В.Б. Безгина, из всех имущественных преступлений самым тяжким в селе считалось конокрадство^[4]. В городах аграрных губерний предметом краж также часто являлся домашний скот, прежде всего лошади. Так, в Острогожске в 1863 г. у губернского секретаря Колесникова из конюшни украли лошадь с упряжкой, стоившую 74 руб. ^{[13, л. 26об]}. Происходили кражи сразу нескольких животных. В 1880 г. со двора воронежского крестьянина Толстопятова были украдены 3 лошади, стоившие 175 руб. ^{[14, л. 14]}. В Павловске в 1879 г. у крестьянина Баева украдена с базарной площади запряженная в сани лошадь. Через несколько дней на базарной площади Павловска произошла аналогичная кража у крестьянина Медведева. Дознанием было установлено, что к хищению лошадей была причастна группа лиц, состоявшая из двух запасных нижних чинов Силахова и Погорелова и крестьянина Варвулева ^{[14, л. 6об]}. Надо заметить, что иногда жители провинции совершали кражи группой лиц, обычно состоявшей из двух, реже трех, соучастников.

Предметом краж были денежные средства и различные ценности. Так, в Воронеже в 1863 г. крестьянин Волков у жены отставного майора Богдановой украл два перстня, стоившие 70 руб., один из которых затем был найден в доме Волкова и возвращен владелице ^{[13, л. 46]}. В том же году в губернском центре из квартиры священника Кольцова послушник монастыря Кустыревский тайно похитил из письменного стола серебряный портсигар с 20 руб. ^{[13, л. 61]}

Предметом краж являлась одежда, чаще всего верхняя. В Воронеже в 1863 г. у мещанина Сухорукова мещанин П. украл тулуп стоимостью 30 руб. ^{[13, л. 28]}, а в 1880 г. крестьянин Акулов похитил три пальто, принадлежавшие гимназистам классической гимназии ^{[14, л. 18об]}.

Что же касается других предметов краж, то стоит отметить, что похищали в провинции самое разнообразное имущество. Например, в Павловске в 1879 г. у мещанина Звезнина крестьянин Мельнев украл со двора хомут, а у задонской мещанки Сташовой рядовой Васин тайно похитил полотенце, замок, сальную свечу и 25 коп. ^{[14, л. 5-5об]}.

Объектом тайных хищений в губернии становилась собственность владельцев различных заведений, таких как магазины, трактиры и гостиницы, а также собственность их клиентов. Обычно это были незначительные кражи, как произошедшая в Воронеже в 1879 г., когда из питейного заведения Ануфриева крестьянин Кобылинский украл медный чайник ^{[14, л. 6]}. Однако происходили и крупные тайные хищения: в Воронеже в 1880 г. из трактирного заведения Синицына были тайно похищены вещи на 2 000 руб. и бумажник с 150 руб., в чем подозревались дворянин Фоминский и мещанка Левинская ^{[14, л. 134]}. В том же году объектами краж в Воронеже стали два магазина – из магазина готового платья Ломакина были украдены пальто, сюртук и жилет на 120 руб., а у купца Лорчева персидский подданный Намед Фатула Оглы тайно похитил различные вещи на 83 руб. ^{[14, л. 28об, 197]}.

Особым видом хищений были карманные кражи и кражи церковного имущества. Предметом карманных краж обычно были деньги и карманные часы. В 1880 г. в Землянске у отставного фельдфебеля Костинева крестьянин Букин украл из кармана портмоне с 49 руб. 52 коп. ^{[14, л. 107об]}, а у воронежского крестьянина Кривоносова крестьянин Игнатьев и мещанин Быстров тайно похитили карманные серебряные часы ^{[14, л. 18об]}. Нахождение потерпевших в состоянии опьянения зачастую провоцировало карманные хищения. В Воронеже в 1863 г. биржевой извозчик мещанин Иванов украл из кармана крестьянина Степанова 24 руб., в то время как последний, сидя на пролетке, находился в бесчувственном состоянии от сильного опьянения ^{[13, л. 171]}.

Кражи церковного имущества можно отнести как к преступлениям против собственности, так и к уголовно наказуемым в исследуемый период преступлениям против веры и церкви. Похищали из церквей иконы и другую ценную утварь, а также денежные средства. В Воронеже в 1879 г. в Девичьем монастыре мещанка Акулова украла серебряную вызолоченную лампаду от образа св. мученика Пантелеймона, а в 1880 г. из Воскресенской церкви украден образ, стоивший 100 руб. ^{[14, л. 6, 23]}. В Павловске в 1880 г. из кладбищенской церкви тайно похитили 49 руб. ^{[14, л. 62]}. В Воронеже в том же году предметом кражи стала даже одежда священнослужителя – у священника Аристова были украдены драповая ротонда и ряса ^{[14, л. 79]}.

Если говорить об объективной стороне тайных хищений чужого имущества, то можно отметить, что кражи в губернии иногда сопровождались незаконным проникновением в место расположения предмета кражи – помещение или хранилище. Проникновение могло происходить разными способами. Например, в Воронеже в 1880 г., проникнув через незапертую форточку в дом учителя Энгарда, ночной караульщик Поповым похитил платье и золотые серьги ^{[14, л. 40об]}. Если при этом преступник повреждал и разрушал запирающие устройства, то такие деяния квалифицировались как кражи со взломом. Если при краже происходил взлом замка для проникновения в жилище, то данное деяние представляло собой наружный взлом, а взлом хранилища (например, сундука), где непосредственно хранилось похищенное, квалифицировался как взлом внутренний. Так, в Бирюче в 1880 г. у купца Крякова украли из сундука мучной лавки со взломом замка крупную сумму денег – 9 000 руб. ^{[14, л. 49]} В Воронеже в 1880 г. из лавки мещанина Занина крестьянин Новиков украл со взломом замка 13 пудов чаю, 30 фунтов табаку и 4 руб. ^{[14, л. 33об]}. Иногда вор не совершал взлома как такового, а использовал т.н. «подбор ключей» для проникновения в жилище или хранилище. Так, в Воронеже в 1880 г. у крестьянки Гриневой воспитанник семинарии посредством подбора ключей украл из сундука 18 руб. ^{[14, л. 28об]}.

В качестве субъекта краж можно выделить такую категорию лиц, как прислугу и работников, исполнявших трудовые обязанности по отношению к потерпевшим. Используя свое служебное и трудовое положение, совершали они, в основном, кражи незначительные. В Воронеже в 1879 г. у мещанки Форопонтовой ее кухарка крестьянка Лочкова украла серебряную ложка и 40 коп. ^{[14, л. 7]}. В губернском центре в следующем году у мещанина Власова было украдено платье и серебряные часы. В краже подозревался гостиничный служащий Львов ^{[14, л. 18]}. Крупные кражи, совершенные работниками у своих хозяев, также случались. В Воронеже в 1880 г. у купца Казьмина тайно похитили разного товара на 1 200 руб., в чем подозревались приказчики Коптин и Соловьев ^{[14, 61об]}.

Рассматривая гендерный (половой) признак субъекта кражи, отметим, что число краж, совершенных мужчинами, опережало число краж, совершенных женщинами. По данным статистики окружных судов Воронежской губернии, в 1874-1904 гг. доля осужденных за значительные кражи женщин не превышала 8% от общего числа осужденных за кражи ^{[6; 7; 8; 11, с. 72]}. В Орловской губернии в 1896 г. городскими судьями за мелкие кражи было осуждено 88 женщин (16%) ^{[12, с. 60]}. Женщины совершали, в основном, мелкие кражи различного имущества. В 1880 г. у задонской мещанки Шишовой крестьянка Самина похитила разного имущества на 22 руб. 80 коп. ^{[14, л. 194]}. Случаи совершения женщинами карманных краж встречались редко. В Павловске в 1880 г. у отставного рядового Сухоручкина ростовская мещанка Акимова вынула из кармана кошелек с 13 руб. ^{[14, л. 13об]}. Случалось, что при совершении краж использовали провинциальные жительницы и незаконное проникновение, в т.ч. со взломом. В 1880 г. в Воронеже у почтового разъездного чиновника Михайлова солдатка Дужина через подбор ключей похитила из шкатулки 43 рубля, а в Острогожске в том же году у дочерей дьякона Шабашева мещанка Ростовцева со взломом украла разных вещей на 37 руб. ^{[14, л. 78, 79об]}. Иногда преступницы действовали группой. В Задонске в 1880 г. у вдовы протоирея Поповой две солдатские дочери – девицы Бобнова и Волкова украли разных вещей на 100 руб. и 40 руб. 30 коп. денег ^{[14, л. 95]}.

Особую категорию лиц женского пола составляли проститутки. Занятие проституцией само по себе являлось формой девиантного поведения. Неудивительно, что некоторые «падшие женщины» в силу разных обстоятельств совершали и умышленные преступления, в т.ч. тайные хищения имущества. Так, в Воронеже в 1880 г. произошли две значительные кражи. В доме терпимости у мещанина Бибикова из кармана сюртука украли 2 346 руб., а в гостинице у крестьянина Романова проститутка тайно похитила 900 руб. ^{[14, л. 40, 172об]}.

Встречались в губернии кражи, совершенные родственниками потерпевших. 20 января 1880 г. у воронежской мещанки Сухоруковой сын Василий украл тулуп, стоивший 15 руб., а уже 26 января Василий в очередной раз совершил кражу, похитил полупуховую перину стоимостью 25 руб. ^{[14, л. 13об-14]}. Крупные кражи, совершенные родственниками, были редки, но таковые встречались. Так, в 1863 г. у воронежской купчихи Семеновой сын Иван из комода со взломом украл 3 335 руб. ^{[13, л. 81об]}.

Тайные хищения, совершенные несовершеннолетними, были редки и встречались нечасто. Любопытный случай обнаружен в материалах ведомости за 1863 г. В губернском центре 13-летний сын государственного крестьянина Степан Самодуров влез в окно квартиры подполковника Скачалова и похитил ящик с лото и «книгу сочинителя Тургенева под названием "Обломов"». При вторичном покушении на кражу он был схвачен и признался еще в нескольких хищениях ^{[13, л. 110об-111]}.

Как показал в своем исследовании Б.Н. Миронов, в Российской Империи в период модернизации очень быстро росло число преступлений против собственности частных лиц, в первую очередь, число краж ^{[5, с. 128]}. Однако аграрная Воронежская губерния, как и соседние губернии Черноземья, находились на«периферии» российской модернизации. Это обстоятельство способствовало тому, что роста числа крупных краж не наблюдалось, нами отмечено снижение их количества в исследуемый период в Воронежской губернии. Города губернии испытывали влияние модернизации в большей степени, чем уезды, и, как следствие, распространенность тайных хищений в городском социуме была выше, чем в сельском. Особенно много краж происходило в губернском центре – Воронеже.

На наш взгляд, тенденция к снижению доли крупных краж и отсутствию их количественного роста не противоречит выводу о том, что в период модернизации увеличивалось число преступлений против собственности. Архивные источники, содержащих непосредственные фактические данные о провинциальной преступности, позволяют сделать вывод о том, что в исследуемый период в городах аграрных губернии (в т.ч. Воронежской) рост имущественных преступлений наблюдался за счет преобладания мелких незначительных краж (рассмотрению подлежавших у мировых, а затем у городских судей). В период экономической неустойчивости, сопровождавшей модернизацию российской провинции, именно мелкое воровство преобладало в общей массе преступлений. Большинство таких хищений совершали представители низших городских слоев – крестьяне и мещане.