Morality as an intrinsic element of human community and degree of humanity in humans

Levikova Svetlana Igorevna Doctor of Philosophy professor of the Department of Philosophy at Moscow State Pedagogical University 117571, Russia, g. Moscow, prospekt Vernadskogo, 88, of. 812 levikovasi@inbox.ru Other publications by this author

Как правило, люди не живут поодиночке. Даже те редкие исключительные случаи, когда человек по тем или иным причинам стремится оказаться один и обустроить свою жизнь так, чтобы вокруг не было больше никого (ситуации отшельничества), в действительности есть случаи ухода из общества, которые очень часто оборачиваются тем, что рано или поздно такие люди возвращаются назад в общество. Однако то, что человек организует свою жизнь посредством общества, не есть его достоинство или отличие от других живых существ. Ведь многие животные – львы, волки, олени и др., – а также многие насекомые – пчелы, муравьи и др. – и иные живые существа – рыбы, птицы и др. – живут сообществами и являются общественными существами, поскольку жизнь вместе, а не поодиночке, несет собой множество положительных моментов. Так, например, вместе намного легче, нежели в одиночку, защищаться от всевозможных врагов и опасностей, которые несут собой различные природные катаклизмы; легче добывать себе пропитание и всячески обеспечивать свою жизнь. Однако жизнь в сообществе, наряду со множеством преимуществ для тех, кто в это сообщество входит, налагает на них и множество обязанностей и обязательств.

Еще только зарождавшееся человеческое общество на уровне раннего первобытнообщинного строя, мало чем отличалось в плане организации жизни своих членов от сообществ иных живых существ. В нем было то же распределение ролей между членами сообщества, что и в сообществах последних, которое позволяло древним людям выживать и обеспечивать свою жизнь сообща в нелегких, во многом враждебных им условиях их существования. Да и люди на начальных этапах развития первобытнообщинного общества, по сути, мало чем отличались от животных, будучи гоминидами. И лишь для этапа позднего первобытнообщинного социального устройства можно будет начать вести речь о постепенном превращении гоминидов в людей и о появлении в людях того человеческого, что будет принципиально отличать их и их сообщества от иных живых существ. И это «человеческое» в людях будет в первую очередь связано с зарождением и началом длительного пути формирования морали, которая возникнет из потребности регулирования отношений между людьми сначала внутри рода (объединения, состоящего лишь из «кровников», то есть родственников по крови), затем внутри племени, и лишь спустя длительное время и между людьми вообще. Эти люди, разъединенные государственными границами, но объединенные в общества, неминуемо станут общаться с такими же людьми, как и они как некие «независимые» единицы (слово поставлено в кавычки, поскольку в рамках общества невозможно говорить о полной автономии людей, входящих в него), которые в своих действиях руководствуются как внешними нормами, так и внутренними регуляторами. Внутренним регулятором, который во многом сдерживает и ограничивает так называемое «естественное» поведение человека (имеются в виду его животные инстинкты и природные потребности), станет «мораль», или, в русском языке, «нравственность». Именно она превратится в собственно человеческое явление, которое, возрастая в человеке, будет все более отдалять его от животных. И, наоборот, уменьшение (понижение) моральности человека, будет приближать его к животному состоянию и отдалять от собственно человеческого.

В христианской религии существует заповедь: «Возлюби ближнего твоего». Так, в Евангелии Матфея Иисус говорит: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» ^{[23; Мф.22:38-40]}. В Евангелие от Марка можно найти схожее положение: «Любить ближнего, как самого себя, есть больше всех всесожжений и жертв» ^{[23; Мк.12:32-34]}. При этом и там, и в обоих источниках под «ближним» понимается другой человек (в этих источниках – христианин). Напротив, у немецкого философа Фридриха Ницше можно прочитать кажущийся поначалу парадоксальный призыв: «Братья мои, не любовь к ближнему советую я вам – я советую вам любовь к дальнему» ^{[20, с. 30-31]}. По сути, христианская формула «Возлюби ближнего твоего» у Ницше приобретает совсем иной вид и смысл: она заменяется на формулу «Возлюби дальнего твоего». Но кого имел в виду автор? Кто такой «дальний» и почему его надо возлюбить?

Понять это невозможно, не обратившись к наследию Фридриха Ницше. Анализируя его во многом иносказательные тексты, постепенно начинаешь разбираться в том, что же хотел сказать автор, говоря о любви к «дальнему». И, безусловно, здесь без его концепции сверхчеловека не обойтись, поскольку именно она дает ключ к разгадке. Она позволяет понять, что совсем не территориальный принцип был положен Ницше при различении «ближнего» и «дальнего». Для немецкого философа «ближний» – это «естественный» человек, практически гоминид, а дальний – это «социокультурным» человек, который по своему моральному, образовательному и интеллектуальному уровням и развитиям должен был уйти далеко от человека «естественного», «природного». И для Фридриха Ницше таким «самым дальним», то есть неким эталоном, Абсолютом становится его идеальный сверхчеловек, которого еще нет в природе, но к которому следует стремиться.

Согласно логике Фридриха Ницше, чем человек моральнее и образованнее, чем он дальше ушел от «естественного», природного состояния, тем совершеннее его личность, тем ближе он к сверхчеловеку. Отсюда мораль, так как она отдаляет человека от его «естественного», «ближнего» состояния, является чисто человеческим явлением, а собственно человеческое сообщество может возникнуть лишь тогда, когда в нем начнет формироваться и совершенствоваться мораль. При этом Ницше признает, что мораль бывает разная. Та мораль, которая господствует в современном ему обществе – это христианская мораль, которую он называет коллективно-эгоистическим способом выживания не способных самостоятельно бороться людей. Она задает оценку и иерархию человеческим стремлениям и поступкам. Эта иерархия всегда выражает потребности общины и стада, поскольку масштабом оценки каждого в отдельности выступает польза для «всех». Отсюда он делает вывод, что современная ему христианская моральность является ничем иным как стадным инстинктом в отдельном человеке ^[18].

Концепция Сверхчеловека и проблемы морали затрагиваются Фридрихом Ницше в таких работах как «Антихрист» ^[13], «Веселая наука» ^[14], «Злая мудрость» ^[15], «К генеалогии морали» ^[16], «Несвоевременные размышления» ^[17], «По ту сторону добра и зла» ^[18], «Так говорил Заратустра» ^[20], «Человеческое, слишком человеческое» ^[21], «Ecce Homo» ^[22] и в ряде других. При этом говоря о морали, Ницше показывает отрицательные стороны христианской морали и противопоставляет ей мораль сверхчеловека как безусловно положительную модель будущей морали, предельно индивидуалистичной, позволяющей человеку быть самим собой, раскрыть собственные способности и возможности и не оглядываться на массу, толпу, а противостоять ей.

Согласно Ницше, современная ему христианская мораль – это мораль рабов. Он признает, что существует много разных моралей, но при этом замечает, что самый общий, а также самый важный водораздел между ними проходит по линии разделения моралей на два основных типа: морали господ и морали рабов. Каковы особенности рабской морали? Прежде всего, это то, что она претендует на безусловность, абсолютность. Она возвышается над реальными людьми, превращая их в ничтожества. В результате человек, создавая себе некий недосягаемый Абсолют, получает полноправную возможность быть ничтожным, жалким, маленьким, недостойным. Ницше восклицает: «Водрузить идеал – идеал «святого Бога» – и перед лицом его быть осязаемо уверенным в своей абсолютной недостойности. О, эта безумная жалкая бестия человек!» ^{[16, с. 39]}.

Другой особенностью рабской морали, согласно Ницше, является то, что это мораль стадная. Она является силой, стоящей на страже стада, массы, общества, а не вовсе личности. Ее преподносят всем как некую солидарность и братство. Но таковой она является только для слабых, больных, нищих, неудачников, поскольку она направлена только на их поддержание. Причем, дабы получить эту поддержку, человек должен добровольно отказаться от собственной личности, отречься от себя и превратиться в ничем не примечательную посредственность, которая мыслит свое существование лишь в стаде, в толпе, в массе. Ницше саркастически замечает, что благодаря хитрым еврейским пророкам слова «святой», «бедный» и «друг» среди этих людей стали употребляться как синонимы ^[16].

Еще одной особенностью рабской морали, согласно Ницше, является то, что она обладает отчужденным характером в том смысле, что ее внешне фиксированные нормы призваны усреднить, уравнять людей. В результате человек теряет свою личность и, благодаря обезличенной морали, приобретает нравственное достоинство лишь в качестве простой проекции некоего всеобщего Закона.

Ницше обращает внимание и на такую особенность рабской морали: «Вся мораль есть не что иное, как смелая и продолжительная фиксация, благодаря которой возможно наслаждаться созерцанием души» ^{[16, с. 401]}. Таким образом получается, что рабская мораль ограничивается лишь намерениями. Она как бы делит человека на две части и выступает в человеке неким иным, другим, вторым человеком, который постоянно оказывается недовольным первым, а потому вызывает у него чувство вины, обрекая его на постоянные муки, сомнения, нерешительность. В результате единый, цельный человек как бы раздваивается, предпочитая одну часть себя другой. А на деле тело приносится в жертву душе. Ницше отмечает: «Понятие «Бог» выдумано как противоположность понятию жизнь… Понятия «по ту сторону», «истинный мир» выдуманы, чтобы обесценить единственный мир, который существует… Понятия «душа», «дух» … выдуманы, чтобы презирать тело, чтобы сделать его больным – «святым»… И всему этому верили как морали» ^{[22, с. 768–769]}.

К другим особенностям рабской морали, отмеченным Ницше, относятся ее лицемерность и лживость, поскольку эта мораль притязает на то, чтобы говорить от имени Бога, являющегося по сути Абсолютом, которого, как считал немецкий философ, в действительности нет. А потому ее речи всегда являются речами не о том. А моральное негодование, по сути, не может иметь под собой почвы, а потому насквозь пропитано ложью.

Рассматривая мораль как таковую, немецкий философ обращает внимание на то, что она всегда существует в двух основных формах: стадной (рабской) и аскетичной (личностной). Они различаются тем, что стадная экстравертна: то есть она выносит вину человека во вне. Стадный человек не хочет брать на себя вину, а потому он винит всех вокруг за происходящее, аккуратно обходя себя. Напротив, аскетичная мораль интровертна и переносит вину во внутрь; то есть человек, придерживающийся этой морали берет вину и ответственность за происходящее, в том числе и собственные поступки, на себя. ^[16]

Разбирая причины процветания рабской морали в современном Ницше обществе, немецкий философ приходит к выводу, что они кроятся в идее всеобщего равенства и демократических порядках. Но он задается вопросом: почему мораль стала именно такой? И приходит к выводу, что это произошло потому, что изначально она создавалась рабами для себя. И, естественно, рабы на первый план выдвигали те качества, которые были им ближе и которые способствовали бы облегчению их положения, а именно: сострадание, взаимопомощь, терпение, кротость, забота, скромность, послушание и т.п. Могли ли забитые униженные рабы отнести к категории добра все мощное, грозное, сильное, богатое? Конечно, нет. У них иная логика: они к категории добра относят такие понятия как «неудачный», «глупый», «немощный». А потому свобода для рабов означает возможность получения ими физических удовольствий. Мораль же они связывают с полезностью. При этом они настолько все переворачивают с ног на голову, что источником внутреннего достоинства и надежды у них становятся мизерность, ничтожность, никчемность их существования. ^[21]

Ф. Ницше отмечает, что, несмотря на то, что человек соединяет в себе творца и тварь, христианская мораль обращается лишь к тварному началу в человеке. (Ницше так об этом пишет: «В человеке тварь и творец соединены воедино: в человеке есть материал, обломок, избыток, глина, грязь, бессмыслица, хаос; но в человеке есть и творец, ваятель, твердость молота, божественный зритель и седьмой день – понимаете ли вы это противоречие? И понимаете ли вы, что ваше сострадание относится к "твари в человеке", к тому, что должно быть сформовано, выковано, разорвано, обожжено, закалено, очищено, – к тому, что страдает по необходимости и должно страдать?» ^{[18, с. 346]}). Эта мораль превозносит в человеке тщедушность, слабость, завистливость, мелочность и призывает лишь за это его любить. Отсюда можно сделать лишь один вывод о том, что такая сострадающая мораль искажает, коверкает человеческий образ. Она приводит к тому, что люди начинают гордиться не своими достоинствами, а своей ничтожностью, слабостью; гордиться и культивировать их в себе. В результате они лишаются подлинного личностного начала. Ничем не рискуя сами, они осуждают тех, кто осмеливается это делать. И завидуют. Завидуют всему яркому, красивому, сильному, мощному, умном и талантливому. Это все мешает их мелкой, невзрачной жизни. Как бы они хотели всех уравнять, чтобы никто не выделялся, чтобы все жили одинаково, чтобы не было предметов для зависти! Именно в этой зависти маленьких, ничтожных, невзрачных, серых людей толпы, стада Ницше видит главный источник зла в мире и сомневается, что именно о таком человеке мечтала мать-природа.

Христианскую рабскую мораль, культивирующую стадную уравнительную жизнь, призывающую «жить, как все живут», «не высовываться», Ницше называет аморализмом, поскольку подобная мораль нивелирует личностное начало в человеке, если ни уничтожает его вообще. Подобная мораль «слишком человеческая» ^[21]. Она намеренно принижает человека, стирая грань между ним и животными. А потому ее необходимо преодолеть, приветствуя возникновение новой морали. Морали Сверхчеловека, противостоящей христианской морали и в определенном смысле отрицающую ее. Ницше пишет: «Да, друзья мои! Пробил час отвращения ко всей моральной болтовне одних в адрес других! ... Мы же хотим стать тем, что мы есть, – новыми, неповторимыми, несравнимыми, полагающими себе собственные законы, себя-самих-творящими!» ^{[14, с. 335]}. А потому немецкий философ настаивает не на любви к ближнему, чему учит христианская мораль, а на любви к дальнему: «Разве я советую вам любовь к ближнему? Скорее я советую вам бежать от ближнего и любить дальнего! Выше любви к ближнему стоит любовь к дальнему и будущему; выше ещё, чем любовь к человеку, ставлю я любовь к вещам и призракам… Я учу вас о друге, в котором мир предстоит завершённым, как чаша добра, – о созидающем друге, всегда готовом подарить завершённый мир… Будущее и самое дальнее пусть будет причиною твоего сегодня: в своём друге ты должен любить сверхчеловека как свою причину. Братья мои, не любовь к ближнему советую я вам – я советую вам любовь к дальнему» ^{[20, с. 52–53]}.

«Дальний», сверхчеловек – это, согласно Ницше, некий идеал совершенства человека, которого еще в жизни как такового не существует. Однако лишь преображая, развивая, усиливая себя, человек может надеяться на то, что приблизится к этому идеалу и станет собственно человеком. Потому что только на пути к чему-то недосягаемому можно достичь нормального уровня. А поэтому, лишь стремясь к идеалу сверхчеловека, возможно стать человеком в подлинном смысле этого слова. И на таких людей просто не может распространяться рабская стадная мораль.

Истинная мораль, мораль сверхлюдей, а также тех, кто стремится ими стать, отличается аристократизмом. Это мораль свободных людей, не прячущихся за спины других, а отстаивающих собственные принципы и идеалы. Это мораль людей, знающих, зачем они живут. А потому им безразлично, как они живут в том житейском смысле презренного благополучия, «о котором мечтают мелочные лавочники, христиане, коровы, женщины, англичане и другие демократы. Свободный человек – воин» ^{[19, 38]}.

Сверхчеловек, человек новой морали, согласно Ницше, – это свободный человек. Он не прячется в толпе за спины других, «ближних», а вступает в бой со своими врагами. Более того, он любит своих врагов. Это сильная личность, которая берет на себя ответственность и за собственные поступки, и за существующее зло на земле.

Сверхчеловек не прячется за общепринятое и не ходит проторенными тропами, а идет по жизни смело, порой наперекор судьбе, не боясь рисковать и брать на себя ответственность. Его жизнь не укладывается в принятые рамки и нормы, поскольку он прекрасно отдает себе отчет в том, что невозможно для всего и для всех выработать такие правила и нормы. Таким образом, сверхчеловек живет своей, собственной, своеобразной жизнью, а не жизнью стада, толпы. Однако оборотной стороной такой жизни является одиночество. Но именно такая жизнь и может быть, согласно Ф. Ницше, действительно, нравственной.

Ницше отмечает, что для сверхчеловека «″общее благо″ вовсе не идеал, не цель, не какое-нибудь удобоваримое понятие, а только рвотное»: … «справедливое для одного вовсе ещё не может быть справедливым для другого, … требование одной морали для всех наносит вред именно высшим людям, словом, … есть разница в рангах между человеком и человеком, а, следовательно, также между моралью и моралью» ^{[18, с. 228]}. А отсюда вывод: что хорошо для сильных, то плохо для слабых. Носителем же высшей морали и благородного поведения, безусловно, является сверхчеловек. Однако, как такового, его еще нет. Пока он – некий умозрительный идеал, задача будущего. Но появление его уже близко. И будет он философом. И с ним будет связана грядущая переоценка ценностей: «Философу надлежит решить проблему ценностей… Ему надлежит определить табель о ценностных рангах» ^{[16, с. 438]}, то есть взять риск и ответственность новой морали и новых форм жизни [см. 15, § 205]. Ницше отмечает: «Настоящий философ чувствует бремя и обязанность подвергаться многим испытаниям и искушениям жизни: он постоянно рискует собою. Он ведет скверную игру» ^{[18, с. 205]}.

Итак, можно сделать предварительный вывод о том, что мораль, назначение которой регулировать взаимоотношения между людьми и направлять деятельность человека в сообществе, превращает человека как биологическое существо в человека в собственном смысле этого слова, и, соответственно, гоминида в человека. При этом мораль превращается и в неотъемлемый элемент человеческого сообщества, и одновременно в меру человеческого в человеке. Однако что такое мораль, и какой смысл вкладывается в это понятие?

Самым надежным способом получить ответ на заданные вопросы будет обратиться к справочным источникам, то есть словарям и энциклопедиям. Там можно найти не только различные определения интересующей меня морали, но и разобраться в том, чем она является в жизни человека и что собой представляет. И начать обзор справочных источников можно с доступной сейчас практически всем сверх популярной интернет-энциклопедии Википедия, в которой публикуется информация из различных справочных изданий. Обращение к Википедии показывает, что она приводит определение из «Полного словаря иностранных слов, вошедших в употребление в русском языке», который был издан в 1907 году в Москве. Это определение таково: мораль – это «принятые в обществе представления о хорошем и плохом, правильном и неправильном, добре и зле, а также совокупность норм поведения, вытекающих из этих представлений» ^[5]. Не желая ограничиваться одним определением, дополнительно обращаюсь к «Универсальной научно-популярной онлайн-энциклопедии "Кругосвет"» и нахожу там несколько иное толкование морали: «Мораль – это ценности и нормы (правила), регулирующие поведение людей» ^[6]. Не останавливаюсь на достигнутом и обращаюсь к «Большой Советской Энциклопедии», которая издавалась в СССР в 1969-1978 годах. В этом источнике мораль поворачивается несколько иной гранью, что помогает прояснению ее сущности: мораль – это «один из основных способов нормативной регуляции действий человека в обществе; особая форма общественного сознания и вид общественных отношений (моральные отношения)» ^[7]. Пока полученные определения проясняют область действия морали как социального феномена и сферу ее использования, однако они не касаются механизмов действия морали, реализуемых через поступки и свойства характера человека (его моральные качества), а также через его ценностные предпочтения. Кроме того, из них невозможно понять, является ли мораль определенным внешним требованием для человека со стороны общества, которому он должен подчиняться и которое он должен неукоснительно выполнять, или же в морали мы имеем дело с намного более тонкой регуляцией отношений в человеческом обществе и в ней личность и пристрастия человека играют не последнюю роль. А потому продолжу начатый обзор и обращусь к другим справочным изданиям.

«Словарь по этике», вышедший в свет в 1981 году, поясняет, что мораль является «формой общественного сознания, общественным институтом, выполняющим функцию регулирования поведения человека» ^[8], однако, по сути, это мало что добавляет к уже приведенным определениям и их смысловому наполнению. Странное определение морали приводит Безруков В.С. в вышедшей в свет в 2000 году книге «Основы духовной культуры»: мораль – это «способ духовного существования личности, духовный рычаг общества» ^[9] (Остается загадкой, почему именно «рычаг», а не, предположим, «пила» или «топор»? А, может, это «отбойный молоток»? И что происходило с автором, когда в качестве озарения его посетил столь оригинальный образ? Какого назначение этого «рычага»? И не тот ли это рычаг, которому не хватает лишь опоры, чтобы перевернуть весь мир? И т. п.). Упомянутый «рычаг» заставляет меня обратиться к «Энциклопедии культурологии», где я нахожу: «Мораль – это форма культуры, связанная с обеспечением нормативных способов регуляции деятельности людей в обществе» ^[10]. Дальнейший перебор справочных изданий приводит к «Советскому философскому словарю» 1974 года, где мораль определяется как «один из основных способов нормативной регуляции действий человека в обществе; особая форма общественного сознания и вид общественных отношений (моральные отношения)» ^[11]. Желая поставить жирную точку в конце обзора обращаюсь к «Педагогическому словарю», написанному Коджаспировой Г.М. и Коджаспировым А.Ю. и вышедшему в свет в 2003 году. В нем я обнаруживаю наиболее полное пояснение того, что же такое мораль: это «совокупность норм и принципов поведения человека по отношению к обществу и другим людям; древнейшая форма общественного сознания; социальный институт, выполняющий функции регулирования поведения человека. В отличие от простого обычая или традиции нравственные нормы получают идейное обоснование в виде идеалов добра и зла, должного, справедливости и т. д. В отличие от права исполнения требований морали санкционируется лишь формами духовного воздействия (общественные оценки, одобрения или осуждения). Мораль выступает как основа содержания нравственного воспитания личности» ^[12]. Ну, и так далее и тому подобное.

Конечно, можно было бы найти и другие справочные источники, в которых предпринимаются попытки рассмотрения морали и прояснения ее сущности. Но количество источников и взятых из них определений вряд ли коренным образом изменят уже имеющуюся картину. Несмотря на то, что многие из уже приведенных определений мало чем отличаются друг от друга, что в основном вызвано тем, что они касаются одного и того же феномена и понятия, обозначающего его, на их основании можно утверждать, что мораль является социальном институтом, основным назначением которого является регулирование взаимоотношений в обществе. И это вряд ли кто станет оспаривать. Но тогда встает вопрос: а каков механизм этой регуляции? Ответа на этот вопрос ни один из рассмотренных справочных источников не дает. А потому может создаться впечатление, что мораль по сути своей мало чем отличается от права: ведь и мораль и право фактически заняты одним и тем же – регуляцией отношений между людьми в обществе. Но коли так, то мораль, как и право, практически противостоит человеку; является некоей внешней силой, заставляющей его вести себя так, а не иначе; это некий репрессивный социальный фактор, ограничивающий деятельность человека. Это неминуемо приведет к искажению в сознании людей действительной социальной картины мира, и рано или поздно обернется тем, что, желая так или иначе проявить собственную индивидуальность и не быть лишь послушной марионеткой либо общества как такового, либо каких-то внешних сил, человек придет к полностью ошибочной формуле: «у каждого собственная мораль».

Чтобы разобраться в том, что же такое в действительности мораль, почему она является неотъемлемым элементом человеческого сообщества, более того, его основой и мерой человеческого в человеке, то есть самым человеческим явлением, которое только можно представить, что собственно и делает человека человеком, одних определений морали из справочных источников недостаточно. Для этого необходимо посмотреть, как формируется мораль конкретного человека (здесь я имею в виду не происхождение морали как социального феномена и не ее генезис, а именно процесс превращения человека как биологического существа в человека морального, то есть в человека в собственном смысле этого слова как социокультурного существа) и выяснить, каким регулятором поведения это мораль является для человека: внешним, или внутренним, или и внешним, и внутренним одновременно. Кроме того, следует разобраться и в том, каким образом становится возможным регулировать отношения между людьми в обществе лишь моральными средствами. Для того, чтобы это сделать, я хочу обратиться к наследию великого немецкого философа Имманиула Канта, к его этической концепции, которую он изложил в таких работах как «Основы метафизики нравов» (1785) ^[4], «Критика практического разума» (1788) ^[1] и «Метафизика нравов» (1797) ^[3], «Лекции по этике» ^[2] и ряде других. В этой концепции И. Кант вскрыл диалектическое единство внешнего и внутреннего в морали: общество, как внешний фактор, предъявляет человеку целый ряд норм и требований, которым тот должен следовать и которые он должен соблюдать, дабы быть включенным в это общество; но человек, живя в обществе, одновременно в своем поведении, поступках руководствуется своими установками и представлениями, как внутренним фактором, отражающим его личностные особенности.

Каким образом в концепции морали Канту удалось соединить общественное и личностное как внешние и внутренние факторы? Немецкий философ исходит из того, что каждый новый рождающийся человек не создает с нуля некую новую морально-этическую систему, а попадает в уже готовую систему, где есть и передаются из поколения в поколение готовые и моральные нормы, и ценности, и установки. Его задача лишь следовать этим нормам и разделять то, что ценится в его обществе и соответствующей ему культуре, поскольку в окружающем его мире все взаимосвязано, то есть жестко детерминировано. Однако Кант обращает внимание на то, что собой представляют моральные нормы, предъявляемые обществом человеку. И тут оказывается, что эти нормы по сути очень формальны.

И, действительно, при внимательном рассмотрении оказывается, что все моральные нормы, скорее, представляют собой некие пустые формы, лишенные содержания. Они лишь абстрактно указывают, что надо или что не надо делать, не наполняя эту абстракцию содержанием. К примеру, если обратиться к норме «не убий», то из нее мы узнаем лишь то, что не следует убивать, а вот кого не следует убивать, норма не говорит. Но ведь «не убивать» можно и людей, и животных, и насекомых. О ком говорится в этой норме? Вопрос остается без ответа. Говорит ли эта норма, что никого вообще убивать нельзя? Или она касается лишь людей? Но ведь люди тоже бывают разные. А как быть с теми, кто нападает на тебя и угрожает твоей жизни, либо жизни твоих детей, близких, друзей? На них распространяется моральная норма «не убий»? А если началась война и на твою страну напали? На захватчиков тоже распространяется норма «не убий», и надо спокойно допустить их в свою страну, в свой дом и позволить там творить бесчинства или же им надо дать отпор и, если необходимо, то и убить? Но тогда о чем говорит норма «не убий»? Ведь если мы допускаем убийство насекомых и в ряде случаев считаем это просто необходимым (уничтожение вредителей на растениях); если мы допускаем убийство животных, употребляя их себе в пищу; если мы допускаем убийство человека – будь то еще не рожденные дети или враги (когда церковнослужители дают благословление войскам, идущим в бой, они практически благословляют их на убийство!), моральная норма «не убий» фактически оказывается бессодержательной. Также мы можем рассмотреть и другие моральные нормы и с ними ситуация будет аналогичной. Отсюда мы можем прийти к заключению, что все моральные нормы фактически не имеют никакого наполнения. Они представляют собой некие абстрактные требования, за которыми нет никакого содержания! Это фактически пустышки!

Согласно И. Канту, человек принадлежит сразу двум мирам: это феноменальный мир «вещей для нас» (от греч. phainomenon – являющийся) и ноуменальный мир «вещей самих по себе» или «вещей в себе» (от греч. noumena – мыслимый). Эти миры очень различны. Мир феноменов полностью познаваем и человек в нем не имеет никакой свободы, будучи детерминированным различными социальными и природными обстоятельствами. В мире феноменов человек по сути нечем не отличается от любых других феноменов, будь то предметы быта, природные создания или что еще. Напротив, в мире ноуменов человек находится в особом положении.

В мире ноуменов для человека нет ничего обусловленного. Здесь он абсолютно свободен! И здесь, используя собственный разум, человек решает всё. Никто его заставить изменить собственное решение не в силах.

А далее Кант переходит к рассмотрению собственно морали и механизмов появления у человека моральных принципов и установок. Нельзя не согласиться с немецким философом, что созданием морали занимались первобытные люди, а современные люди, рождаясь, входят в мир уже состоявшихся морально-этических систем. Но что происходит далее? Согласно И. Канту, от общества, то есть из мира феноменов, человек получает моральные нормы уже в готовом виде, однако эти нормы по сути являются «пустыми формами» в том смысле, что они лишь что надо и что не надо делать, не указывая, что конкретно надо или не надо делать. Задача же человека заключается в том, чтобы наполнить эти «пустые формы» конкретным содержанием, соответствующим его индивидуальности. То есть извне, от общества, человек получает некое безликое, бессодержательное требование в виде моральной нормы, которое он сам должен наполнить содержанием, но так, что предельную, максимальную границу он определяет для себя сам. В этом и проявляется ноуменальная свобода человека, по Канту. А таким образом наполненную содержанием моральную норму Кант называет «максимой».

Таким образом, Канту удается соединить внешний, общественный, и внутренний, личностный факторы в формировании моральности отдельного конкретного человека. Кроме того, данная его концепция объясняет, почему люди, принадлежащие к одной морально-этической системе, различаются по своей моральности. У них вовсе не различная мораль, как порой приходится слышать сейчас (фраза, уже ставшая практически классикой: «У меня своя мораль»), а различных максимы, то есть различное наполнение моральных норм и требований одной и той же морально-этической системы. Ведь, если следовать концепции Канта, человек, живя в обществе, как губка, впитывает из него моральные нормы, требования ценности, которые необходимо соблюдать и которых ему следует придерживаться, однако то, каково будет содержание этих моральных требований, норм и ценностей, зависит только от него самого. Это его максимы. У другого человека они будут другими. Они не навязаны извне. Люди их сами устанавливают для себя. А потому должны им следовать и не нарушать, чтобы не потерять человеческого достоинства. И, по Канту, соблюдать, какими бы обстоятельства или желания ни были.

Есть ли в концепции Канта какое-либо ограничение свободы для установление максим человеком? Да, есть. Это категорический императив, то есть жесткое, безоговорочное требование, которое следует исполнять, если хочешь быть нравственным человеком. Поступки, совершенные с учетом категорического императива, будут нравственными вне зависимости от их целей или последствий. Они будут хорошими только лишь потому, что они будут соответствовать нравственному закону, который, согласно Канту, для человека является долгом. Отсюда, поступок будет нравственным, если он соответствует долгу. Тогда соблюдение требований, например, «не убий» или «не укради» будет нравственным, поскольку будет соответствовать долгу. Поэтому только категорический императив является требованием нравственности. Он выделяется из всего остального тем, что только требует от человека того, а не иного поведения как такового. Отсюда Кант делает вывод, что категорический императив сам по себе и есть моральный закон, а потому поступки, которые соответствуют ему, являются безусловно нравственными.

Кант утверждает, чтобы, если человек хочет совершать нравственные поступки, то он должен согласовывать собственные максимы с категорическим императивом, поскольку он является всеобщим законодательством. Но в чем выражается категорический императив? Кант говорит о трех сторонах, трех его гранях, две из которых у него имеют формулировки, а для третьей грани он лишь раскрывает ее смысл.

Первая грань фактически совпадает так называемым Золотым правилом нравственности, которое выражается в хорошо известной формуле «Поступай по отношению к другим так, как ты хотел бы, чтобы они поступали по отношению к тебе» (или «Не поступай по отношению к другим, как ты не хотел бы, чтобы они поступали по отношению к тебе»). У Канта это звучат так: «Поступай только согласно такой максиме, относительно которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом» ^{[1, c. 250]}. Эта грань категорического императива отражает универсальность как одну из основополагающих характеристик нравственности.

Вторая грань категорического императива касается отношений между людьми. Кант считает, что вне зависимости от обстоятельств или каких-либо характеристик нужно уважать человека в человеке и никогда не использовать другого человека как средство. Поступок должен быть всегда ориентирован на человека как на цель. У Канта это звучит так: «Поступай так, чтобы ты всегда использовал человечество и в своем лице, и в лице всякого другого человека также как цель, но никогда – только как средство» ^{[1, с. 256]}.

Суть третьей грани или стороны категорического императива состоит в автономии воли. Согласно Канту, человек сам добровольно, а не в силу каких-то обстоятельств или не под чьим-то давлением, устанавливает свои максимы. А потому он должен непрекословно их соблюдать.

Категорический императив, по сути, очень формален, поскольку он распространяется на все моральные требования и нормы, предоставляя им лишь общую направленность, совершенно лишенную конкретики. Это некий идеальный эталон, данный человеку как руководство в его повседневной жизни, конечно, если он хочет быть моральным. Категорический императив должен соблюдаться человеком, не взирая на обстоятельства и условия. Если человек следует ему, то он соединяет в гармоничное единое целое его разум, добрую волю и долг. Но тогда встает вопрос: контролирует ли что-либо следование человеком категорическому императиву? Кант положительно отвечает на этот вопрос. Причем, он обращает внимание на то, что это не внешний для человека, а внутренний контролер. Его функцию выполняет совесть человека. Она выступает в роли внутреннего судьи человека. Именно перед совестью он отвечает за все, что делает, за все собственные поступки и действия. Причем, поскольку совесть является внутренним судьей для человека, то ни убежать от нее, ни обмануть ее не удастся. И наказывает она человека муками, которые для него во много раз страшнее любого человеческого суда.

В такой трактовке Канта этика превращается в науку о свободе, о законах свободы, о чем он пишет в «Лекциях по этике» ^{[2, с. 287]}. При этом Кант понимает свободу не как отсутствие границ дозволенного или каких-либо причин, а как способность человека как разумного существа самостоятельно для себя устанавливать закон в как необходимый и универсальный. Согласно немецкому философу, человек может быть свободен лишь тогда, когда он сам будет создавать для себя обязательный для исполнения им закон, который также будет и всеобщим для всего человечества законом. Это и будет нравственностью, которая, по Канту, тождественна свободе. Мораль имеет субъективный и автономный характер, поскольку моральный закон свободно устанавливается самим человеком и его решение ничем не детерминировано, кроме его собственного разума. Такой закон не может быть простым капризом человека или следствием какого-то произвола, что гарантирует его всеобщность, а также объективность и необходимость для исполнения. Именно это обстоятельство поднимает человека и выводит его за чисто природные рамки.

Заслуга Канта состоит в том, что он показал, что в области морали человек должен понимать, что он действует не по внешнему принуждению, а осознанно совершает необходимые (должные) действия-поступки, порой заставляя себя их совершать. Именно это, согласно немецкому философу, отличает мораль от права, в котором от человека требуется только подчинение, исполнение вменяемых ему извне требований. Кант же приходит к тому, что человек морально свободен, поскольку он в состоянии перевести внешние требования нравственности во внутренние и таким образом сделать их для себя внутренним законом, обязательным для выполнения.

Итак, говоря о морали Кант говорит о свободе, поскольку он считает, что они тождественны. Этика же в таком случае превращается у него в науку о свободе. При этом немецкий философ не анализирует ни историю, ни общество, ни человеческую жизнь. Он лишь постулирует свои положения как изначально данные ему разумом. Однако Кант подробно разбирает механизм формирования и действия общественных норм, благодаря чему можно сделать вывод о том, что мораль является основой и неотъемлемым элементом человеческого сообщества. Причем Кант связывает напрямую мораль с разумом, а так как разум присущ лишь человеку (немецкий философ считает, что у животных есть только рассудок, а разум у них отсутствует), то мораль оказывается присущей только человеку. Отсюда можно сделать вывод, что мера моральности человека и определяет степень его человечности. Она соответствует тому, насколько далеко человек от ушел от своего изначального животного, биологического состояния; тому, насколько он, говоря словами Ницше, «стал дальним». А потому без морали невозможно человеческое общество. Она является неотъемлемым элемент человеческого сообщества и мерой человеческого в человеке, характеристикой человека как социального существа.