Media discourse on terrorism in the context of information and social security

Sedykh Natal'ya Sergeevna PhD in Philosophy associate professor at the Department of Psychology of Management and Acmeology at Southern Federal University.  344038, Russia, g. Rostov-Na-Donu, ul. Bol'shaya Sadovaya, 69 natalja.sedix@yandex.ru Other publications by this author

В соответствии с Конвенцией противодействия терроризму в России, к числу наиболее приоритетных задач, относится противодействие распространению идеологии терроризма и активизация работы по информационно-пропагандистскому обеспечению антитеррористических мероприятий ^[1]. Подчеркнём, что пополнение рядов экстремистов происходит за счёт молодых людей, представителей, так называемого, цифрового поколения. Это вызывает обеспокоенность со стороны международного сообщества. Например, авторы доклада, представленного на конференции Совета Россия–НАТО «Уроки, извлеченные из недавних террористических акций: укрепление национальных потенциалов и оргструктур» (Любляна, Словения, 27.06–1.07.2005), утверждают, что большинство обвиняемых в совершении террористических актов 11 марта 2004 года в Мадриде (Испания), в результате которых погиб 191 человек, – молодые мусульмане, являющиеся далеко не первым поколением иммигрантов. По данным, полученным в ходе следствия, установлено, что в состав группы входили жители Мадрида, проживавшие в нем на законном основании, большей частью марокканского происхождения, которые постепенно прониклись радикальной идеологией международного джихада, в основном пользуясь информацией, содержащейся на радикальных веб-сайтах ^[2]. Неслучайно печально известный идеолог экстремизма аз-Заркауи Аймана аз-Завахири объявил: «мы на войне, где более половины места занимает медиавойна за сердца нашей Уммы» ^{[3, с. 316]}.

В этой связи следует отметить, что в настоящее время, по мнению литературоведов и культурологов, происходит процесс, когда электронные способы передачи различной информации занимают приоритетные позиции, а традиционные для минувшего столетия печатные издания, имеющие форму книги-кодекса, их утрачивает. Это вполне закономерно, так как отвечает социальным запросам современности. Точно также как в период с VI—VII века кодекс, вследствие развития технических возможностей, становится основной формой книги, пришедший на смену книги – свитка, которая изготовлялась из тонкого папируса^[4]. Известно, что появление книги-кодекса повлекло за собой изменение социальных, культурных, познавательных потребностей и интересов людей. Сегодня наблюдаются сходные процессы в связи с появлением Интернета, который является главным достижением в развитии средств массовой коммуникации, и, одновременно, выступает ведущим фактором преобразования привычного уклада жизни и деятельности миллионов людей во всех странах мира. Сегодня человек посредством взаимодействия в Сети, не только получает необходимые сведения, но и развивает карьеру, находит друзей и единомышленников. Причём в нынешнем столетии прекращение информационной связи с окружающим миром способно вызвать у человека не только психологический дискомфорт и социальную дезадаптацию, но также стать причиной фрустрации и возникновения стрессовых состояний. Следует особо отметить, что Ш. Теркл, исследуя проблемы, взаимодействия человека и технологий, обращает внимание на такую психологическую особенность молодых пользователей, как тревога неподключенности, которая для некоторых достигает уровня паники. «Современные подростки могут всерьез говорить о потере Phonе как об очень значимой утрате. Желание быть всегда в Сети характерно для современного человека, общепринято» ^[5]. Это является ведущей предпосылкой развития «клиповой культуры», которая рассматривается американским футурологом Э. Тоффлером в качестве составляющей общей информационной культуры будущего, основанной на бесконечном мелькании информационных отрезков и комфортной для людей соответствующего склада ума ^[6]. Вследствие таких культурных тенденций в конце 90-х г.г. ХХ в. в философско-психологической литературе появился термин «клиповое мышление», обозначающий особенность человека воспринимать мир посредством короткого, яркого посыла, воплощенного в форме видеоклипа (отсюда и название) ^[7]. Отметим, что, несмотря на нарастающий исследовательский интерес к данному феномену, однозначная трактовка понятия «клиповое мышление» отсутствует до сих пор. Перспективным, по мнению автора данной статьи, является определение, предложенное современным исследователем Т.В. Семеновских, которая считает целесообразным рассматривать «клиповое мышление» как процесс отражения множества разнообразных свойств объектов, без учета связей между ними, характеризующийся фрагментарностью информационного потока, алогичностью, полной разнородностью поступающей информации, высокой скоростью переключения между частями, фрагментами информации, отсутствием целостной картины восприятия окружающего мира. Так, по мнению исследователей и работников образования, клиповое мышление, является приоритетным стилем мышления подростков и молодёжи ^[8]. Это имеет ряд позитивных моментов. Например, социологический портрет «цифрового поколения», как констатируют зарубежные исследователи Дж. Палфри и У. Гассер, образуют такие качества, как «тотальная» креативность, инновационность (подразумевающая разрушение и отказ от традиционных устоявшихся социальных форм жизнедеятельности, демократичность), информированность, благодаря постоянной включенности в поисковую деятельность, многозадачность (способность решать несколько когнитивных задач одновременно) ^[9].

Однако наряду с этим наблюдается развитие новых информационных угроз и психологических рисков, формирующихся вследствие активности юных пользователей Сети. В частности, особую обеспокоенность у педагогов школ и работников образования вызывает информационная перегруженность и как следствие – снижение способности формировать и оперировать знаниями (т.е. систематизировать информацию, последовательно ее осваивать, выстраивать логические связи, структурировать материал). Вместе с тем, как отмечают современные исследователи познавательных процессов, активное использование цифровых технологий приводит к развитию, так называемого, распределённого сознания. Его особенность в том, что сознание и все ментальные процедуры своеобразно распределены между человеком и разными устройствами, которым передаётся часть когнитивных функций. Вследствие этого происходит изменение процессов восприятия, памяти, мышления и познавательной активности личности. Так, современный молодой человек зачастую не считает нужным запоминать, например, сведения о каком – либо историческом событии, общественном деятеле, учёном, полагая, что в случае, если ему данная информация потребуется, он обратится к Википедии. В то же время фрагментарность, мозаичность как постоянные атрибуты виртуального мира, искореняя связь между событиями, разрушают культурную память, историческое самосознание ^[10]. Вместе с тем избыточность потребляемой на различных ресурсах информации, рассматривается в качестве одной из причин неустойчивости личностной идентификации, трансформирующейся под влиянием виртуального пространства. В то же время существенные изменения претерпевает социальная идентичность, формируемая в различных онлайн-сообществах ^[11].

Соответственно, сегодня для представителей, так называемого, цифрового поколения ведущим способом взаимодействия и главным фактором влияния на процесс формирования мнений, суждений, убеждений является Интернет. Важно отметить, что двусторонний характер воздействия выступает отличительной чертой современного цифрового пространства. С одной стороны, оно участвует в формировании, социализации и развитии личности, с другой, в создании цифровой реальности активно участвуют пользователи компьютерных и Интернет-технологий.

Таким образом, современное общество, по мнению ряда исследователей (М. Кательс, И. Е. Москалев, А. В. Назарчук, Р. Роуз, М. Фасслер), трансформируется в сетевое, имеющее особую логику развития, создающую новую социокультурную реальность, формирующую принципиально новый стиль мышления. Сегодня сеть начинает осмысливаться как способ бытия человека и как способ самопорождения человека, в том числе на ментальном и духовном уровнях, а само понятие сеть обретает методологическое звучание вне связи с информационно-техническими процессами ^[12].

Необходимо подчеркнуть, что в современном информационном мире задача удержания власти предстаёт как коммуникативная задача ^[13]. В этой связи идеология является смысловой конструкцией, поскольку выражена символическими формами, представляющими собой широкую совокупность действий и высказываний, текстов и образов. Соответственно, идеология рассматривается через призму путей и способов, в которых значение, мобилизованное посредством символических форм, служит установлению и поддержанию отношений доминирования ^[14]. В силу этого информационное пространство сегодня, по мнению автора данной статьи, становится одновременно пространством социального познания и конструирования феномена терроризма. Это во многом обусловлено тем, что человек, согласно постулатам постклассической психологии, отвечающей социальным запросам современности, понимается как сложная, открытая самоорганизующаяся система. В свою очередь, согласно теории психологических систем, психическое трактуется как то, что порождается, возникает в процессе функционирования психологических систем и тем самым обеспечивает их самоорганизацию и саморазвитие. При рассмотрении процессов самоорганизации и саморазвития психологических систем, целесообразно опираться на понятие «конструкт» в постпозитивистском контексте, которое трактуется как целенаправленное формулирование значений посредством таких ментальных процессов, как структурирование, концептуализация, интерпретация и анализ. Конструировать с этой точки зрения – значит интроспективно выявлять значение событий на основании прецедентов. Безусловно, сегодня информационные потоки организуют процесс социального познания и влияют на порождение особой психологической онтологии «представляющей собой системный конструкт, который опосредует взаимоотношения между человеком и миром «чистой» объективности («амодальным миром»), что и обеспечивает превращение амодального мира в «освоенную» человеком и ставшую его индивидуальной характеристикой действительность» ^[15].

Итак, современная массовая коммуникация оказывает непосредственное воздействие на развитие человека как психологической системы, в которую включены субъективная (образ мира) и деятельностная компоненты (образ жизни). Соответственно, транслируемая масс-медиа информация о террористических проявлениях трансформирует образ мира человека и воспринимается им как часть действительности. При этом мы исходим из понимания действительности как многомерного мира человека, а образа мира как целостной и системно-смысловой действительности, представляющей собой мир данного человека, в котором он живет и действует ^[16]. В этой связи следует подчеркнуть, что средства массовой коммуникации (СМК), к числу которых относится Интернет, сегодня не только информируют население, но и выполняют конструирующую функцию. Это особенно ярко проявляется в случаях, когда речь идёт о явлениях недоступных для непосредственного чувственного восприятия, например, террористических проявлениях или антитеррористической деятельности. В этой связи обратимся к особенностям социального познания в условиях глобальной информатизации. Социальное познание определяется, прежде всего, процессами коммуникации, так как оно возникает и поддерживается социальным взаимодействием. При этом приоритетное значение принадлежит социальному контексту и среде. В данном случае имеется в виду языковая среда как символическая репрезентация окружающего мира. Отметим, что, Г. А. Андреева, указывает на разделяемость как ведущий признак социального познания, обусловленный тем, что люди существуют в некотором общем познавательном пространстве и в определённой степени разделяют значение тех или иных познаваемых ими объектов ^[17]. Причём средством выработки таких разделяемых представлений, значений является коммуникация. Итак, массовые коммуникации сегодня задают векторы социального познания феномена терроризма и определяют границы его конструирования. Так, в работах М. Фуко звучит термин «дискурсия», который понимается им как «сложная совокупность языковых практик, участвующих в формировании представлений о том объекте, который они подразумевают» ^[18].

Автором данной статьи была проведена психолингвистическая экспертиза текстов, опубликованных в период с 1.03. 2016 по 18.05. 2016 г. на официальном сайте национального антитеррористического комитета в разделе Контртеррористические операции. Наряду с этим анализировались статьи, размещенные в указанный временной период, в региональном интернет-СМИ «Кавказский узел», которое публикует, в частности, новости Южного федерального округа и Северо-Кавказского федерального округа, а также аналитические материалы ^[19]. Соответственно, проводился анализ медиадискурса, который интерпретируется как тематически сфокусированная, социокультурно обусловленная речемыслительная деятельность в масс-медийном пространстве ^[20]. Как констатирует М. В. Коновалова, многие исследователи придерживаются сходного мнения относительно того, что медиадискурс – «это не просто совокупность текстов определенного жанра, но нечто большее, представляющее динамичный коммуникативный процесс, реализующийся в определенном смысловом поле взаимосвязей между отдельными единицами всего корпуса медиатекстов и дискурсов». В то же время исследователь отмечает, что медиадискурс является системой, и «представляет единое целое – полноценный тип дискурса, обладающий когерентностью в качестве неотъемлемого свойства всех завершенных и способных самостоятельно функционировать объектов информационного пространства» ^{[21, с. 102]}.

Методика исследования медиадискурса, разработанная автором данной статьи, основана на выделении психолингвистических единиц (пропозиций первого порядка, отражающих цель сообщения) и анализе социальных маркеров, которые задают векторы соответствующего восприятия информации. Подчеркнём, что это оказывает значительно влияние на формирование социальных установок и общественных позиций граждан относительно события, ситуации, какого-либо публичного (политического) деятеля. Соответственно, выявляются особенности скрытого идеологического влияния, выражающегося в формировании определённых мировоззренческих установок, представлений о целях, мотивах, субъектах терроризма, а также об антитеррористической деятельности. По мнению автора данной статьи, именно посредством социальных маркеров, ненавязчиво окрашивающих происходящее в мрачные, либо радужные тона, осуществляется скрытое идеологическое воздействие, в результате которого «в сознании происходит становление мотивации к осуществлению конкретных поступков» ^{[22, с.165]}.

Итак, первый этап исследования состоял в проведении сравнительного анализа социальных маркеров, характеризующих антитеррористическую деятельность на сайте НАК и в Интернет-СМИ «Кавказский узел».

Таблица 1. Примеры типичных социальных маркеров текстов, размещённых на сайте НАК и в Интернет-СМИ «Кавказский узел»

Важно отметить, что в текстах присутствует позиция авторов относительно происходящего, которая, зачастую неосознанно, транслируется и задаёт «рамки» социального восприятия событий читателями. Известно, что медиа обладают властью «предписывать» событиям некий смысл, интерпретируя их определенным образом и придавая данным интерпретациям статус общепризнанной «правды» ^[29]. Очевидно, что на сайте НАК, представленная информация, имеет нейтральный характер и, события описываются в конструктивном ключе («бандиты задержаны», «преступники нейтрализованы»). Однако обыватели получают информацию о происходящем, преимущественно из интернет-СМИ, таких, как «Кавказский узел». Посредством социальных маркеров текстов данного ресурса оказывается скрытое идеологическое воздействие на аудиторию читателей, так как это вызывает когнитивный диссонанс, представляющий собой негативное побудительное состояние, возникающее как ответная реакция в случае, когда человек располагает двумя противоречивыми суждениями, относящемуся к объекту сообщения. Очевидно, что в тестах СМИ «Кавказский узел» присутствует психологический оксюморон «противоправные действия совершают силовики». Вследствие активных воздействий подобного рода развивается пассивная гражданская позиция, выражающаяся, например, в том, что «надеяться на полицию нельзя, проблемы надо решать самостоятельно». Безусловно, это препятствует воплощению в жизнь тезиса НАК относительно того, что граждане должны также подключаться к делу борьбы с терроризмом и оказывать содействие силовым структурам. Для развёрнутого психолингвистического анализа были отобраны комментарии к статьям, опубликованные в период с 1.03 по 18.05 на ресурсе «Кавказский узел». Общее количество проанализированных статей – 6, комментариев – 185. Принципы отбора: социально-значимая тема; наличие комментариев (не менее 20), в которых зафиксирована общественная позиция, относительно происходящего на Северном Кавказе; наличие оценок комментариев являющихся количественным показателем того, какую позицию разделяет большинство читателей.

Таким образом, были проанализированы комментарии к следующим статьям: «Закрытие мечетей в Дагестане» ^[28]; «Выходцы с Кавказа в рядах ИГ (ИГИЛ)» ^[30], террористического государства, запрещённого в России; «Эксперты заявили о ценностной дезориентации жителей Северного Кавказа» ^[31]; «Политологи констатировали рост популярности Сталина на Северном Кавказе» ^[32]; «10 мифов о роли Сталина в Великой Отечественной войне» ^[33].

Дискурс-анализ комментариев осуществлялся посредством деконструкции текстов, в результате которой были выявлены основные психолингвистические единицы - пропозиции первого порядка (темы), отражающие цель сообщения, выражающие конкретную позицию относительно того, что реально подвергается оценки (какая именно проблема, событие, персона). Например, из 26 комментариев было выделено 5 тем, из 51 -7 и так далее. Затем был проведён частотный крип-анализ нетривиального статистического распределения отдельных символов и их последовательностей в открытом тексте, а именно: поставленных оценок комментариев по конкретным темам-позициям, условно обозначающих: «да, справедливо» и «нет, несправедливо». Соответственно, был получен суммарный показатель, отражающий количество оценок по каждой теме, на основании которого было осуществлено ранжирование, от наиболее до наименее значимой для читателей темы. Отметим, что в некоторых случаях комментарии были удалены модератором по причине грубости и пропаганде национальной неприязни. Однако грубость и открытое выражение национальной неприязни, несмотря на существующие правила, является одним из социальных индикаторов эмоциональной значимости обсуждаемых тем. Другим являются резкие высказывания в комментариях лицам, которых считают «подсадными» для создания позитивного образа властных и силовых структур. Например, в комментариях к статье «Эксперты заявили о ценностной дезориентации жителей Северного Кавказа» звучит: «муслим такую фигню мог написать только замполит какого-нибудь отмороженного спецконтингента кадыровских и или похожих на них формирований». Отметим, что, как указано в Википедии, Кады́ровцы- специальный моторизованный полк внутренних войск МВД России, выполняющий функции личной охраны (гвардии) Главы Чеченской Республики Рамзана Кадырова. Термин так же используется населением Чечни для обозначения последователей Рамзана Кадырова, ранее Ахмата Кадырова. В ходе дальнейших методических процедур, руководствуясь принципами постмодернистской научной парадигмой, мы исходили из того, что любой текст, созданный в результате социального взаимодействия, имеет множество вариантов «прочтения». Соответственно, темы, выделенные в результате деконструкции текстов, всех проанализированных комментариев рассматривались с точки зрения наличия вербальных характеристик, отражающих социальные риски, то есть вероятность или частоту возникновения нежелательных событий, угрожающих общественной безопасности. Известно, что риск представляет собой неустранимый и постоянный компонент любой активности индивида как разрушительной, так и созидательной, и требует постоянной адаптации к среде. В категории риска как в структуре выделяют, прежде всего, ситуацию и оценку. Итак, на основании проведённого качественного и количественного анализа, были выделены две категории развивающихся социальных рисков: «симпатии к террористическому государству ИГИЛ, запрещённому в России», «низкий уровень социального доверия». Темы, характеризующие каждую категорию социальных рисков, были сгруппированы и ранжированы соответственно количеству поставленных оценок, от наибольшего до наименьшего. Заметим, что темы комментариев, выделенные посредством деконструкции текстов, сохранены в авторской редакции, в том числе синтаксис и пунктуация.

Таблица 2. Симпатии к террористическому государству ИГИЛ, запрещённому в России

Таблица 3. Низкий уровень социального доверия

Соответственно, количественные показатели свидетельствуют о том, что провокационные высказывания и деструктивные идеи, находят достаточно широкую поддержку. Это является тревожным сигналом, так как служит предпосылкой развития угроз социальной безопасности, объектами которой выступают «все основные и главные элементы социальной системы, обеспечивающей уровень и качество жизни населения, регулируемой социальной и национальной политикой» ^[34]. При этом одним из наиболее значимых критериев сохранения социальной безопасности является поддержание и обеспечение адекватной системы ценностных ориентаций, культуры поведения в обществе, экономического и политического поведения.

Важно отметить, что обе категории выделенных нами социальных рисков являются взаимосвязанными. Так, очевидно, что низкий уровень социального доверия способен порождать симпатии к альтернативным формам общественной организации, даже таким деструктивным, как террористическое государство ИГИЛ, запрещённое в России, однако, презентуемое бандитами как «справедливое и внушающее доверие». Одновременно с развитием социальных рисков создаются новые угрозы информационно- психологической безопасности, включённой в структуру информационной безопасности и связанной, прежде всего, с воздействием недоброкачественной информации на психологическое состояние личности, что несёт угрозу интеллектуальному и духовно-нравственному состоянию человека, а также угрозу его физическому здоровью ^[35]. Отметим, что социальное доверие проявляется «как мировоззренческая установка, выражающая готовность индивидов рассматривать окружающих как заслуживающих доверие» ^{[36, с.115-116]}. Это становится возможным благодаря функционированию нескольких механизмов ^{[36, с.115-116]}:

· доверие к абстрактной системе, в качестве которой выступает государство, создаёт условия взаимодействия на институциональном уровне, делает само государство работоспособным;

· межличностное доверие, которое институциализируется в сетевые структуры взаимодействия, позволяет снижать риски;

· наличие механизмов в виде функционирующих ценностей, норм, правил обеспечивает реализацию доверия на уровне системы, уменьшает возможность оппортунистического поведения.

Доверие помогает объектам гражданского общества не только институционализировать своё социальное пространство, но и уменьшить уровень неопределённости. Вследствие этого развивается межгрупповое взаимопонимание, межнациональное сотрудничество, общественный диалог. В этой связи красноречива позиция НАК РФ относительно идеологического противодействия терроризму, интеллектуальной борьбе с этим злом, высказанная в интервью его официального представителя: «… только используя широкий потенциал гражданского общества, дополняя силовой компонент активным диалогом со всеми влиятельными силами, и, наконец, опираясь на богатый исторический опыт, мы сможем поставить надёжный заслон терроризму, обеспечить безопасную жизнь нашим согражданам и вселить в них уверенность в будущее» ^[37].

Таким образом, проведённый эмпирический анализ показал, что в современных условиях, необходимо, опираясь на позитивный потенциал ислама, создавать инновационные методики информационно-психологического противодействия терроризму посредством сетевого дискурса. Это подтверждают и результаты исследований современного учёного И. В. Пащенко, констатирующей, что происходит распространение радикальных идей, а также популяризация конкретных тактик и технологий через Интернет. Кроме этого, как констатирует учёный, развитию социальной напряжённости на Северном Кавказе способствует то, что «правоохранительная система, становится на защиту правящей элиты, образуя вакуум законности в обществе» ^[38].

Исходя из вышеизложенного очевидно, что необходимо вести всестороннюю профилактику экстремизма в молодёжной среде. Бесспорно, профилактика терроризма, как указывает большинство исследователей данного феномена, должна включать комплекс мер общественно-политического и социально-экономического характера, направленных, в том числе на создание условий для всесторонней социальной, профессиональной, личностной самореализации молодёжи. Однако не менее важным является реальная профилактическая работа (а не для «галочки» и «отчёта») в образовательных учреждениях. В этих целях требуется создание действенных методик социальной и психологической диагностики для выявления «групп риска» и дальнейшей превентивной работы с лицами, в них входящими. Следовательно, необходимы социально-воспитательные, психолого-просветительские, идеологические воздействия, реально развивающие активную гражданскую позицию, социальное доверие, общественные и деловые инициативы молодёжи. И, вместе с тем, ответственность за свои решения и действия, а также жизнестойкость, позволяющую преодолевать трудности, а не бежать от них в «идеальное государство», в надежде найти там изобилие и рай на земле. Безусловно, такая работа должна вестись, прежде всего, посредством образования как общественного института, участвующего в социализации личности. В этой связи средства массовой коммуникации должны оказывать широкую информационную поддержку, и продвижение идей солидарности. Это определяется тем, что, как отмечает современный учёный Л. Б. Внукова, для разрешения противоречий в обществе необходимо «глубинное изменение психологических структур больших масс людей, которое учитывает базисные потребности не на уровне индивида, а на уровне идентичностной группы» ^[38].

Безусловно, это требует создания специализированных программ повышения квалификации и переподготовки как педагогических, так и журналистских кадров, которые будут нацелены на развитие соответствующих компетенций работников образования и представителей СМИ.