Anthropocentric, Neurobiochemical and Personal Aspects of the Formation of Alcohol and Drug Addiction of Young Military Men

Известно, что алкоголизм и наркомания порождаются психобиосоциальными условиями и сопровождаются зависимостью, становясь мировой проблемой ^[1-3]. В современном мире появляется все больше химических веществ, вызывающих формирование синдрома зависимости – психоактивных веществ (ПАВ), получившими широкое распространение. Психическая (психологическая) зависимость от ПАВ отличается наибольшей продолжительностью, сохраняясь длительное время после ослабления и исчезновения синдрома физической зависимости ^[4-9]. Психологи под синдромом психической зависимости понимают «психическое новообразование, проявляющееся в непреодолимом стремлении (влечении) человека постоянно принимать наркотический или другой препарат с тем, чтобы вновь испытать желаемые ощущения, либо устранить явления психологического дискомфорта» ^[10-13].

Без изучения нейрохимических основ синдрома психической зависимости трудно рассчитывать на полноценное понимание патогенеза наркоманий и алкоголизма. В настоящее время появилась возможность изучать корреляции между вероятностью формирования аддиктивного поведения у конкретного индивида и особенностями его нейрохимических паттернов: совокупностью данных о процессах синтеза, накопления и экзоцитоза нейротрансмиттеров, о свойствах пре- и постсинаптических рецепторов, о системах внутриклеточной трансдукции сигнала, об экспрессии «ранних» и «поздних» генов, об особенностях структуры различных генов ^[14-19]. Результаты анализа литературы показывают, что изучение подобных корреляций позволяет прогнозировать аддиктивную патологию у конкретного индивида.

Рассматривать такие заболевания, как алкоголизм и наркомания, у юношей призывного возраста, а также у молодежи в целом, вне связи с конституционально-типологическими особенностями человека, которые теснейшим образом взаимосвязаны и взаимозависимы с функциональной нейрохимией мозга, соотношением нейромедиаторов, нейрогормонов друг относительно друга не представляется возможным ^[20-23]. Нейрохимия мозга базируется на ведущих нейромедиаторах (ацетилхолин, норадреналин, серотонин, дофамин, гамма-аминомаслянная кислота, глутамат), но, кроме этого, существует огромное количество других, малоизученных или неизученных нейромедиаторов. Нейромедиаторы распределены в определенных областях мозга и, воздействуя на постсинаптическую мембрану, изменяют ее проводимость. Действие медиаторов может видоизменяться и потенцироваться пептидными нейромодуляторами, что в значительной мере меняет проводимость постсинаптической мембраны. ПАВ связываются с определенными рецепторами мозга, вызывая изменения поведения. Одни представители ПАВ могут менять эндогенный синтез нейромедиаторов, другие вызывают накопление и высвобождение из синаптических пузырьков нейромедиаторов. Существует и третий механизм, когда ПАВ связывается с определенными рецепторами мозга, имитируя действие натурального нейромедиатора (диэтиламидлизергиновая кислота), связываясь с серотониновыми рецепторами. Четвертый механизм – блокада рецепторов, когда нейролептики блокируют дофаминовые рецепторы и снижают эффект дофамина на постсинаптические нейроны, то есть по принципу антогонизма с натуральными нейромедиаторами. Существует и пятый механизм действия нейромедиаторов – это торможение их инактивации, когда представители ПАВ связываются с рецепторами эндорфин-энкефалиновой системы человека, например, морфий. Таким образом, роль нейромедиаторов мозга чрезвычайно велика и важна для выяснения их влияния на формирование алкоголизма и наркомании, а также для лечения ^[24-28].

Предпринимались попытки изучения зависимого поведения с позиций теории функциональных систем, теории доминанты, концепции «флуктуирующего эмоционального градиента», теории общности нейроанатомических и нейрохимических субстратов различных типов химической зависимости ^{[8, 29]}. C нашей точки зрения, более актуальной в научно-практическом отношении является задача выявления корреляций между особенностями структуры личности и нейрохимическим паттерном при формировании синдрома психической зависимости от ПАВ. Взаимосвязь и взаимообусловленность нейрохимического паттерна и структуры личности при состоянии зависимости открывает возможности к разработке не только терапии, но и профилактики.

Конституция человека представляет собой глобальную биопсихотипологическую платформу личности, поэтому проблема личности и конституции неразрывно связана с проблемой фенотипической изменчивости, закономерности трансформации их структур, взаимоперехода нейрофизиологических, нейрохимических, антропологических, психологических свойств от средней нормы до не вызывающей сомнения патологии ^[30-33]. Каждая конституция имеет свои стандарты в норме и патологии при сохранении понимания единства психоморфологической структуры и изменчивости человека в ходе эволюции ^[34-39]. Интегративный подход к оценке конституционально-типологических основ личности, основанной на онтогенетическом понимании личностных проблем С.Л. Рубинштейна, предоставляет возможность научного поиска взаимной корреляции между антропологическими, психологическими типами и особенностями функциональной нейрохимии мозга ^{[1, 27, 35, 40]}.

Биотипологическая и личностно-конституциональная изменчивость обуславливает трансформацию личности от психологической нормы за ее пределы ^{[20, 41-43]}. Именно конституциональная изменчивость отвечает за то, как будут преломляться внешние факторы, условия, через внутреннее (конституциональное, нейрохимическое, психофизиологическое) содержание личности, какой толерантностью будет обладать личность в отношении, в частности, ПАВ ^{[29, 30, 44]}.

Естественно стремление ученых разных специальностей и научных школ сконцентрировать все многообразие, например, морфологии человека в нескольких типах нормальных и патологических конституций, парциальных конституций, выделяя отдельные биологические компоненты человеческого организма. Рациональные зерна научных фактов трудно опровергнуть в трудах Ю.Тандлера и В.Г.Шелдона относительно удельного веса генетики и зародышевого периода в формировании конституциональных типов людей. Исследования этих авторов и их последователей позволяют совершить переход от парциального описания конституции к интегративному, привлекая морфологов и психиатров, психологов и антропологов, генетиков и биохимиков и т.д. Психологический и клинический анализ конституционально-типологических основ личности позволил впервые приблизиться к индивидуальной психологии ^{[45, 46]}.

Эрнст Кречмер создал свое направление в конституционологии, считая, что конституция полностью наследственное понятие и отрицал влияние среды ^[47]. Им выделены «конституциональные типы», охватывающие человека в целом, его тело и психику и соответствующие действительным биологическим связям, можно считать установленными лишь тогда, когда вскрыты закономерные взаимоотношения между чисто эмпирически установленными сложными типами телосложения и сложными эндогенными типами (как, например, циркулярный и шизофренический психозы). Позже Кречмер выделил три типа характера (темперамента), которые представляют собой фундаментальные параметры личности: циклотимия, шизотимия, иксотимия (эпилептоиды). Столь уникальные эмпирические наблюдения нельзя игнорировать, т.к. они определяют особенности функциональной активности нейромедиаторов.

Э. Кречмер выделял континуум, соответствующий психической норме, патологической конституции типа психопатии и собственно психическую патологию. К.Конрад же, используя другой подход, также смог выделить континуум: норма – ранние признаки патологии – выраженные признаки патологии. При этом К.Конрад смог описать и подтвердить наличие биполярности, которая характерна не только для шизотимиков – циклотимиков, но и для иксотимиков – истеротимиков. К.Конрад доказывал, что каждому психическому явлению соответствует определенное физическое явление, а каждому изменению в строении тела соответствует перестройка в психической структуре индивида. Именно эти положения определяют индивидуальные различия между людьми, и это же позволяет дискриминировать их на психотипы. К.Конрад связывает с геном не только формальную сторону психической жизни, но и ее содержание.

Приведенные данные литературы убеждают нас в том, что конституция человека детерминирует, в частности, нейробиологическую изменчивость. Современные исследования, проведенные с позиций индивидуального и группового антропоцентризма, позволили выделить диапазоны психологической и психической нормы, аномальной психотипологической изменчивости, собственно психопатии, которые на качественном и количественном уровне отличаются от эндогенно обусловленной психической патологии (шизофрения, биполярное расстройство и т.д.) ^{[25, 32, 48]}.

Аффективная составляющая в период формирования, в частности, патологического влечения и алкогольного абстинентного синдрома при алкоголизме купируется и нейролептиками, и антидепрессантами, но результаты, полученные различными авторами, неоднозначны. В одних случаях указанные препараты дают терапевтический эффект, в других, даже в их комбинированном применении – он отсутствует ^[49-53]. Изменчивость нейромедиаторов при формировании алкоголизма и его лечении также не обнаруживает достоверных коррелятивных взаимоотношений ни с экспериментальными, ни с клиническими проявлениями, подтверждая необходимость поиска иного пути.

Таким образом, целенаправленное изучение взаимосвязи и взаимообусловленности между нейробиологическими и конституционально-типологическими характеристиками индивида может открыть путь к исследованию прогнозирования и формирования индивидуальных механизмов зависимости от ПАВ. Вероятнее всего, такие результаты позволят изучить индивидуальные механизмы патогенеза состояний алкогольной и наркотической зависимости. А конечный результат позволит разработать эффективные методы лечения и профилактики.

Приведенные результаты отражают негативные тенденции в динамике личностных характеристик юношей призывного возраста. Это, прежде всего, готовность к открытой агрессии, выраженная изменчивость настроения и мотивации, повышенная эмотивность и тревожность, что указывает на возможность дифференцированного подхода к группам риска при формировании профилактических и лечебных программ.

Целью исследования являлось исследование характеристик структуры личности и особенностями формирования зависимого поведения от ПАВ и изучение взаимоотношений между нейрохимической изменчивостью структур головного мозга и психотипологической структурой личности.

Материалы и методы.

Результаты исследований основаны на эмпирическом и клинико-психологическом обследовании 700 юношей в возрасте от 16 до 27 лет. Из них в возрасте от 16 до 18 лет было 340 человек, в возрасте от 19 до 22 лет – 746 человек, от 23 до 27 лет – 214 человек, которые находились в эмпирическом исследовании. В комплексном клинико-психологическом исследовании было задействовано 360 человек (юношей призывного возраста) с клиническими признаками патологической химической зависимости от алкоголя или наркотиков, в соответствии с диагностическими критериями по МКБ-10 (F10, F11, F12, F13). В основу качественной градации испытуемых положены три личностных психотипа: с циклоидной, шизоидной и эпилептоидной структурой личности, что в целом соответствует представлениям о типологии высшей нервной деятельности, типологии темпераментов или конституциональных психотипов ^{[17, 47]}.

В отобранной выборке из 360 обследованных юношей призывного возраста эмпирически выделены три конституционально-психотипологически качественно различающихся группы испытуемых – 94 человека, страдающих алкоголизмом 2 стадии: 1 группа – 32 человека с циклоидной структурой личности; 2 группа – 38 человек с эпилептоидной структурой личности; 3 группа – 24 человека с шизоидной структурой личности. 4 группа состояла из 38 условно здоровых юношей без признаков психологической, психической или физической зависимости от приема алкоголя.

Для изучения личностно-характерологических, поведенческих расстройств, а также расстройств невротического уровня нами были использованы патохарактерологический диагностический опросник А.Е. Личко ^[34], методика определения уровня невротизации и психопатизации, личностный опросник Айзенка (форма А), шкала тревоги Тейлора, клинический опросник для выявления и оценки невротического состояния; опросник для выявления ранних признаков алкоголизма ^[55]; многовекторный клинический анализ токсикоманий, наркоманий ^{[32, 40, 45]}.

Результаты и обсуждение.

Зарубежные и отечественные исследования в области наркологии и психиатрии относительно клинических проявлений алкогольного абстинентного синдрома (ААС) и наркотического абстинентного синдрома указывает на насущную необходимость выделения атипичных клинических состояний, которые ни в коей мере не соответствуют типичному течению абстинентного синдрома. Если исходить из позиции, что типичным является то, что наиболее часто встречается в клинической практике, а атипичным, соответственно, наоборот, то это лишь отражение статистики, которая не учитывает содержательной части клинической картины. Содержательная часть атипичных психопатологических, неврологических проявлений и особенностей течения абстинентных расстройств в этом случае должна подразумевать, скорее всего, иные патогенетические механизмы в отличие от типичных характеристик абстинентного синдрома алкогольного или наркотического происхождения. Атипичное, скорее всего, должно соответствовать некоей индивидуальной конституционально-типологической аномалии, предполагая неблагоприятный вероятностный прогноз, например, развития алкоголизма, что соответствует нашей исходной гипотезе. При этом следует иметь в виду наличие известных универсальных патогенетических механизмов, лежащих в основе сомато-вегетативных нарушений абстинентного синдрома любого генеза.

Рассмотрение больных с атипичным алкогольным абстинентным синдромом продемонстрировало неоднородность указанной группы. Особенно ярко атипичность проявляется при сочетании шизофрении и алкоголизма, когда выражен шизофренический склад личности ^[50]. Алкоголизм развивался в более короткие сроки и определялся патопластическим влиянием шизофрении, отличаясь парадоксальностью течения, преобладанием компульсивного компонента влечения. Первичное же влечение, с точки зрения авторов, носило вынужденный характер, основанный, на стремлении избавиться от психопатологической симптоматики субпсихотического регистра. Далее, авторы обращают внимание на тот факт, что причиной различного «обращения больных к алкоголю являлись аффективные расстройства различных модальностей, а также психопатологические состояния, тесно связанные с шизоидными особенностями структуры личности больного: низкая самооценка, некомпетентность в общении, субъективная недостаточность воли, уверенности в себе, чувство внутренней тревоги и напряжения, смутно осознаваемого интрапсихического дискомфорта и т.д.».

Продуктивная симптоматика по разному влияла на формирование и усиление патологического влечения к алкоголю. Так, субпсихотический уровень психопатологических расстройств усиливал влечение к алкоголю, а психотический уровень наоборот дезактуализировал. В то же время негативная психопатологическая симптоматика также в большей или меньшей мере дезактуализировала влечение к алкоголю. Особенности опьянения также зависели от степени выраженности шизофренической симптоматики. Если шизофренические расстройства были выражены минимально, то опьянение приближалось к простому типу, если же психопатологическая симптоматика усиливалась, то длительность первой фазы сокращалась, эйфория становилась неглубокая и неустойчивая. Толерантность к опьяняющему действию алкоголя увеличивалась вместе с нарастанием шизофренических расстройств вне опьянения. Интересен тот факт, что продуктивная симптоматика способствовала тенденции к постоянному употреблению алкоголя, а фазное колебание аффекта или спонтанное усиление иной симптоматики приводили к употреблению в виде запойной формы. При сочетании шизофрении и алкоголизма у больных всегда преобладали шизофренические изменения личности. Однако, если больные шизофренией начинали злоупотребление алкоголем до манифестации шизофрении, то у них в разной степени выраженности формировались особенности поведения, личностного склада, характерные для больных алкоголизмом (юмор, лексика, речевая и моторная оживленность при упоминании об алкоголе). Авторы подчеркивают, что выявленные особенности существенно «не меняли склада личности, не интегрировались глубоко в ее структуру». В отличие от неосложенного алкоголизма при сочетанном алкоголизме у больных не отмечалось механизмов психологической защиты и анозогнозий в отношении употребления алкоголя.

Приведенный пример отражает с одной стороны, влияние негативных и позитивных психопатологических расстройств в структуре шизофрении на формирование алкогольной зависимости, а с другой стороны, шизоидная структура личности больных через аффективные проявления также влияла на формирование алкогольной зависимости, еще раз подтверждая наши гипотезы.

Собственные клинические наблюдения показывают, что у юношей с шизоидной структурой личности сформировавшееся патологическое влечение к алкоголю, было обусловлено сенситивной или психастенической личностной декомпенсацией под влиянием наиболее актуальных стрессоров призывного возраста. Социальные стрессы как бы вынуждали употреблять алкоголь для достижения личностной компенсации и поведенческой адаптации в виде спада настроения с ощущением внутренней тревоги, снижением собственной самооценки и нарастанием комплекса физической или интеллектуальной неполноценности. Прием алкоголя на время ослаблял личностные переживания или даже купировал личностную декомпенсацию и поведенческую дезадаптацию. Этот факт как бы перекликается с результатами выше приведенных исследований, когда авторы описывают влияние шизоидных особенностей личности на формирование первичного патологического влечения к алкоголю.

С точки зрения нейрохимии мозга при шизофрении наиболее актуальной была «дофаминовая гипотеза», которая предполагала функциональную патологию дофаминергических нейронных систем в мезолимбической и мезокортикальной структурах головного мозга. Был обнаружен тот факт, что, например L-ДОФА и амфетамин оказывают стимулирующий эффект на дофаминовые рецепторы мозга и вызывают «шизофреноподобные состояния». В то же время нейролептики, относящиеся к сильным блокаторам дофаминовых рецепторов мозга способны подавлять психопатологические проявления шизофрении. Таким образом, была подтверждена корреляция между способностью нейролептических препаратов блокировать D2-рецепторы мозга и их клинически эффективной дозой.

Исследования ряда авторов показали, что нейролептики увеличивают количество D2-рецепторов в головном мозге. Но абсолютно неизвестно существовали ли нарушения дофаминэргической функции у больных, которые не принимали психотропных препаратов. В то же время повышенная концентрация дофамина преобладает не только в зонах лимбической системы, но и в структуре базальных ганглий, что невозможно объяснить предшествующим лечением нейролептиками. Применение же атипичных нейролептиков не обнаружило подобной связи, что подтверждает участие других нейротрансмиттеров в заболевании. Так, стимулирующий трансмиттер глутамат, вступающий в функциональное взаимодействие с дофаминовой системой также участвует в формировании клинических расстройств. Посмертные исследования выявили в префронтальных зонах коры головного мозга у больных шизофренией увеличение числа маркеров как глутаматных нервных окончаний, так и глутаматных рецепторов ^{[18, 56]}. В тоже время в медиальной области височной доли происходит снижение указанных показателей. Исследователи правомерно ставят вопрос о потенциальном нарушении связи между лобной и височной областями при шизофрении, подтверждая клинические исследования.

Следовательно, в основе нейрохимической функциональной изменчивости при шизофрении лежит сложное взаимодействие между структурой и функцией. На конституциональном уровне правомерно предположить, что психотипологические характеристики шизоидной структуры личности, в частности, изучаемых нами юношей призывного возраста, имеют совершенно определенную взаимосвязь, как с дофамином, так и с глутаматом, составляя нейрохимическую основу индивидуальной психотипологии. В этом случае определяется перспектива целенаправленной профилактики и лечения алкоголизма в основе которого находится взаимосочетание конституциональных психотипологических особенностей личности, детерминирующих определенную специфику функциональной нейрохимии мозга. Подтверждением наших предположений является диссертационное исследование Руденко А.А., в котором он успешно использует препараты для купирования алкогольного абстинентного синдрома, оказывающие психофармакологическое воздействие на глутаматергическую нейротрансмиссию ^[57].

По отношению к собственному злоупотреблению алкоголем отмечался псевдо-нозогностический характер, когда юноши призывного возраста признавали наличие признаков больных алкоголизмом, но избегали обсуждения сенситивных и психастенических личностных черт с комплексом физической и интеллектуальной неполноценности и заметными признаками субдепрессии. Были выделены два варианта аффективных расстройств в период формирования алкогольного абстинентного синдрома (ААС): тревожно-субдепрессивный и сверхценный. В этом случае нельзя не отметить взаимосвязи между сенситивно-психастеническими чертами личности и аффективными расстройствами, сопровождающими формирование ААС. Обнаруженная клиническая взаимосвязь между особенностями шизоидной структуры личности и формированием первичного патологического влечения к алкоголю, наконец, ААС со стойкими аффективными нарушениями также указывает на возможную схожесть нейрохимической изменчивости мозга, детерминированной шизоидной структурой личности с одной стороны, и обуславливающей особенности формирования алкоголизма с другой стороны.

Проведенный собственный анализ клинико-психологического состояния молодых людей, страдающих алкоголизмом, с циклоидной структурой личности позволил определить, что первичное патологическое влечение к алкоголю также имело вынужденный характер. Под влиянием социальных стрессов и по настоятельному требованию компании сверстников пациенты начинали употреблять небольшие дозы спиртного, которые вначале вызывали раздражение. Однако, спустя время (через 1-2 года), на фоне перепадов настроения от гипертимного до гипотимного больные начинали испытывать выраженный социальный и психологический дискомфорт, непривычное чувство невозможности и даже «потери умения поддерживать компанию, не говоря уже о том, чтобы лидировать в ней, быть душой компании». Таким образом, пациенты на фоне гипотимии теряли привычную социальную активность и коммуникабельность. Это в последующем вызывало тревожные мысли о возможных эпизодах гипотимии в будущем и неожиданном ослаблении своих привычных психолого-биологических возможностей. Все это вызывало горькое разочарование на фоне тревожности и определенное ограничение социальной и личной активности. Нами эти состояния расценивались как проявление личностной декомпенсации и поведенческой дезадаптации, которые в условиях общения с людьми приводили к употреблению спиртного, что в последующем способствовало формированию патологического влечения к алкоголю. Окружающие, заметив отсутствие гипертимного оттенка настроения, воспринимали состояние пациентов не как нижнюю границу эмоциональной нормы, а как спад настроения, подавленность, что приводило к мучительным расспросами и совершенно неадекватным рекомендациям в виде необходимости «слегка выпить», которым пациенты и уступали. Состояние опьянения стало устранять гипотимию, тревожность, смягчало определенное чувство социально-психологического комплекса, который не позволял соответствовать привычным возможностям коммуникации, «социального очарования», что так было характерно для пациентов в молодежных и профессиональных группах ранее. Прием алкоголя возвращал пациентов к прежнему состоянию. И с каждым разом вне опьянения нарастало чувство тревожности и усиливалась тенденция к обсессивным переживаниям по поводу возможного повторения спада настроения. Формировался отчетливый обсессивный компонент влечения, который сохранялся достаточно длительное время (от трех и более лет), позволяя возвращать пациентов к привычному чувству психологического комфорта. Анозогнозия в отношении злоупотребления алкоголем все больше приобретала вариант формально-нозогнозический, когда беззаботное отношение к своему пороку приобретало проявление регрессивной синтонности.

Во время опьянения фаза эйфории отличалась продолжительностью, развернутостью, повышенной коммуникативностью, потребностью в деятельности, не достигая признаков гипомании. Обращало на себя внимание, что эйфория могла периодически прерываться кратковременной тревожностью, которая лишь несколько настораживала больных и убеждала в необходимости поддерживать состояние эйфории с помощью алкоголя. Вторая фаза характеризовалась большой длительностью с сохранением рвотного рефлекса при передозировках до нескольких лет. Динамика толерантности характеризовалась медленным нарастанием плата толерантности, на фоне которого регистрировался перфоративный вариант алкогольных полимпсестов.

Алкогольный абстинентный синдром у юношей призывного возраста с циклоидной структурой психотипа отличался преобладанием психического компонента похмелья над соматоневрологическими компонентами. В период похмелья преобладало тревожно-депрессивное состояние с элементами тоскливости и тенденцией к суицидальным рассуждениям. В ряде случаев в период похмелья развивались признаки гипомании, была выражена расторможенность сексуальных влечений, моторно-речевая активность с высказыванием многочисленных деловых прожектов, но без потребности в их реализации. Изменения психологического состояния и поведения пациентов были заметны окружающим, которые стали давать рекомендации о необходимости лечения.

Нейрохимия маниакально-депрессивного состояния основывается на «моноаминовой теории аффективных расстройств», которые предполагают, что при маниакальных и депрессивных состояниях нейрохимия мозга должна быть различной. Так, если при депрессии выявляется сниженная активность в центральных моноаминергических нейронных системах, то при маниакальных состояниях обнаруживается повышенная активность моноаминергических нейронов. Подтверждением этого является то, что лекарственные средства, повышающие концентрацию норадреналина и (или) 5-гидрокситрифтамина, способны вызывать маниакальные реакции. Тем не менее, лекарственные препараты, к которым относятся L-ДОФА, амфетамин, ингибиторы моноамипоксидазы и трициклические антидепрессанты, по мнению многих исследователей, не обладают стойким действием. Дофамин также играет роль в развитии маниакального состояния, потому что нейролептики активно купируют маниакальные состояния, являясь мощными антагонистами дофаминовых рецепторов. В то же время результаты биохимических исследований разноречивы. В одних случаях обнаруживается ускоренный метаболизм норадреналина в центральной нервной системе при маниакальных состояниях. Другие же исследователи ссылаются на нормальные показатели норадреналина.

И, в этом случае, правомерно предположить, что конституционально-типологические характеристики личности, соответствующие структуре циклоидного психотипа в пределах психической нормы детерминируют определенный уровень функциональной нейрохимии мозга с ее вполне определенным качественным и количественным взаимосочетанием и распределением в мозге трансмиттеров. При маниакально-депрессивном психозе искаженные, гипертрофированные психотипологические характеристики соответствуют уровню эндогенной психической патологии, которой соответствует качественно и количественно иные взаимосочетания трасмиттеров на принципиально ином нейрохимическом функционировании мозга, определяющем манифестацию и течение маниакально-депрессивного психоза. Естественно, что ни на уровне психической нормы, ни на уровне психической патологии трудно себе представить возможность обнаружения прямых причинно-следственных отношений между циклоидной структурой личности с ее определенными нейрохимическими отношениями в мозге и формирующимся алкоголизмом у части представителей психической нормы. Алкоголизм у циклоидов часто приводил к криминальному стереотипу поведения, к участию в различных аферах и мошеннических схемах.

Проведенный собственный анализ состояния молодых людей, страдающих алкоголизмом с эпилептоидной структурой личности обнаружил, что первичное патологическое влечение к алкоголю имело вынужденный характер. У юношей призывного возраста с эпилептоидной структурой личности под влиянием социальных стрессов нарастали признаки личностной декомпенсации в виде повышенного эмоционального напряжения, раздражительности, вербальной агрессии, отражающей отрывочные идеи, подозрительности, ревности, неопределенных телесных сенсаций. Указанные признаки личностных декомпенсаций приводили людей к употреблению спиртного, который купировал и на время смягчал формирующиеся аномальные переживания. Достижение состояния опьянения способствовало снятию чувства усталости и внутреннего напряжения, агрессии, позволяло купировать дисфорические «волны», периодически «накрывающие» людей, которые приводили к агрессивному поведению, нивелировался неопределенный соматический дискомфорт с абортивными сенестопатическими включениями. Одной из характеристик формирующейся алкогольной болезни было ускоренное и необратимое формирование алкоголизма, когда фаза обсессивного влечения была минимизирована, быстро сменяясь компульсивным влечением. Во время опьянения фаза эйфории отличалась кратковременностью, парциальностью, легко меняясь на агрессию. Вторая фаза характеризовалась большей длительностью с сохранением рвотного рефлекса при передозировках во временном континууме. Динамика толерантности характеризовалась быстрым достижением плато толерантности, на фоне которого регистрировались стойкие полимпсесты при употреблении спиртного. Анозогнозия отличалась примитивностью и обследуемые не пытались оправдать свое поведение, а, скорее, она проявлялась вербальной агрессией с озлоблением. Формирование абстинентного синдрома, его динамика сопровождались усилением сверхценных идей, подозрительности, ревностью ко всему, что соответствовало в самосознании «Я-концепции». Вне опьянения нарастала капризность, предъявление завышенных требований к окружающим, вместе со злобностью и конфликтностью. Преобладал субдепрессивно-дисфорический фон настроения с возбудимостью и агрессивностью. Злоупотребление алкоголем способствовало формированию асоциального, делинквентного, а часто и криминального стереотипа поведения.

Представленные клинические оценки состояния юношей призывного возраста с патологическим влечением к алкоголю указывают на наличие субдепрессивных переживаний в структуре химической зависимости. Это подтверждается возможностью фармакологического воздействия на регуляцию дофаминовой и серотониновой нейромедиации через различные нейромедиаторы и нейромодуляторы. Многочисленные исследования отмечают, что патогенетической основой депрессивных состояний также является недостаточность катехоламина и серотониновой нейромедиации в мезолимбических структурах мозга при алкоголизме или наркомании. Так, при алкоголизме и наркоманиях формируются нейрохимические изменения в мозге, которые могут служить биологической базой формирования депрессивного синдрома. Это дало основание Н.Н. Иванцу предположить, что депрессивный синдром входит в структуру патологического влечения к алкоголю и наркотикам ^[58].

Заключение.

Полученные результаты позволяют заключить, что функциональные нейрохимические особенности, характерные для шизоидной структуры личности, и лежащие в основе процессов личностной декомпенсации и поведенческой дезадаптации при формировании первичного патологического влечения к алкоголю одинаковы, как для шизоидного склада личности при шизофрении, так и для шизоидной структуры личности вне эндогенной психической патологии. Но само по себе сенситивное или психастеническое ядро шизоидной структуры личности юношей призывного возраста, вполне возможно, является маркером, подчеркивающим одинаковую функциональную нейрохимическую природу, способную вызывать эмоциональные колебания, составляющие в совокупности основу первичного патологического влечения к алкоголю.

При эпилептоидной структуре личностного психотипа характеристика аффективного фона, особенности личностных декомпенсаций и поведенческой дезадаптации в виде агрессии соответствуют вполне определенным функциональным нейрохимическим изменениям в мозге. Учитывая, что субдепрессивно-дисфорический оттенок настроения, сочетающийся с нарастанием подозрительности, ревнивости, сверхценных идей, конфликтности, чаще всего проявляется при эпилептоидной структуре личности, то правомерно предположить общность нейрохимических механизмов, лежащих в основе как эпилептоидной структуры личности, личностной декомпенсации, так и формирования патологического влечения к алкоголю.

Клиническая картина алкогольной зависимости у молодых юношей призывного возраста обнаружила высокую корреляцию с индивидуально-психотипологическими особенностями личности. Следовательно, правомерно ожидать выявления взаимосвязей и взаимозависимостей между конституционально-типологическими характеристиками личности и нейрохимическими особенностями нейрометаболизма, что, в целом, вероятнее всего, детерминирует формирование алкогольной и наркотической зависимости.