The Northeastern Rus’ and the Horde: thoughts on the monograph of I. I. Nazipov “Northeastern Rus’ within the system of political-legal connections of the Horde of Ulus of Jochi (1242-1502)”

Efimovskikh Vasilii Leonidovich PhD in Law Docent, the department of Theory and History of State and Law, Perm State National Research University 614990, Russia, Perm, Bukireva Street 15, office #60 efim-anv@yandex.ru Other publications by this author

Reutov Valerii Pavlovich Doctor of Law Professor, the department of Theory and History of State and Law, Perm State National Research University 614990, Russia, Perm, Bukereva Street 15, office #56 tgp@psu.ru

Среди тех вопросов, которые может задать любой интересующийся историей России человек, стремящийся постичь то или иное явление, есть два вопроса: что это и как это понимать? Удовлетворить естественный интерес и стремление познающего в какой-то степени могут отдельные общественные науки (история, история государства и права), но в том и прелесть истории, что дать исчерпывающий ответ на поставленные ей вопросы просто невозможно. Поэтому такие явления становятся поистине «вечными темами», привлекающими к себе постоянное внимание представителей научной общественности и простых любителей истории.

К числу таких тем следует отнести характер взаимоотношений княжеств Северо-Восточной Руси и Орды в период после нашествия хана Батыя и до начала XVI в. Став объектом исследования еще в XVIII в., эта тема до сих пор вызывает пристальный интерес у представителей главным образом исторической науки. Вместе с тем историко-правовых исследований по данной теме сравнительно немного. И тем более важно, что этот список пополнился монографией И.И. Назипова, заявленной как историко-правовое исследование ^[1].

Объектом данной работы является политико-правовые связи между княжествами Северо-восточных русских земель и улусом Джучи – Ордой ^{[1, с. 6]} , а предметом исследования – выявление статуса русских княжеств в XIII-XV вв. с точки зрения были ли они государствами или являлись частью государственно-территориальной структуры Орды ^{[1, с. 19]}. В качестве основной цели автор ставит идентификацию политического статуса этих княжеств в системе политико-правовых связей Орды ^{[1, с. 19]}и конкретно формулирует задачи, которые решаются в монографической работе в соответствии с целевой установкой.

В процессе достижения поставленной цели и решения задач исследования автор применяет общенаучные, частнонаучные и специальные методы познания, уделяя особое внимание структурно-функциональному, историко-системному и историко-сравнительному методам ^{[1, с. 24]}.

Научная новизна определяется темой и подходом к её изучению. Данная монография одна из первых работ, которая содержит систематический анализ политико-правовых связей Орды и русских княжеств. Полученные исследовательские результаты вносят определенный вклад в изучение вопросов, связанных с этим анализом.

Поставленные цели, задачи и методы исследования определили структуру монографии. Она состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованных источников и литературы.

Первая глава содержит историографический обзор литературы, ставшей теоретической базой работы, и анализ источников. Следует отметить, что в основе историографического обзора лежит авторская проработка широкого комплекса работ, позволяющих осуществить исследование темы не только с позиций исторической науки, но и с использованием сложившихся подходов к изучению социальных систем в рамках других научных дисциплин, в том числе и юриспруденции. При этом, исходя из позиций предшественников в оценке русско-ордынских отношений, И. И. Назипов делит их работы на пять групп.

К первой группе он относит работы дореволюционных российских историков, в которых присутствуют негативные оценки форм воздействия Орды на Русь ^{[1, с. 30-34]}. Ко второй группе отнесены исследования, рассматривающие русско-ордынские отношения как незначительный фактор политической истории ^{[1, с. 34-41]}. Третья группа представлена работами историков, называвших себя евразийцами. Они признавали значительное влияние Орды на государственное развитие русских земель, а Московскую Русь и Россию рассматривали как преемницу Орды ^{[1, с. 41-45]}. К четвертой группе И.И. Назипов относит представителей советской исторической школы, опиравшихся на марксистско-ленинскую идеологию. В их работах присутствуют негативные оценки русско-ордынских отношений, и отрицается, за редким исключением, сам факт принадлежности русских земель Орде ^{[1, с. 49-64]}. Пятая позиция представлена работами Л. Н. Гумилева, в которых проводится идея союза русских земель и Орды ^{[1, с. 54-64]}. Следует признать, что выделение работ данного автора в отдельную группу не совсем правомерно, так как он являлся своеобразным представителем евразийского направления в исторической науке советского периода. Также отметим, что в историографическом обзоре практически не нашлось места работам дореволюционных историков государства и права. В качестве примера обратим внимание лишь на отсутствие исследований И.Д. Беляева, признававшего значительное влияние монголов на общественную жизнь и законодательство Руси ^[2]. Именно ему принадлежит приоритет в попытке с позиции юридической науки определить основные формы и условия взаимоотношений русских князей и ордынских ханов, классифицировать различные виды дани.

Особое место в рамках историографического анализа И. И. Назипов отводит современным исследованиям российских и зарубежных ученых. Отмечая наличие двойственной позиции, проявляющейся в отрицании или признании государственной принадлежности русских земель Орде, автор вполне обосновано определяет причину подобной ситуации. С одной стороны это влияние советской исторической школы, а с другой – отсутствие специальных исследований посвященных идентификации статуса русских земель в политико-правовых связях Орды ^{[1, с. 66]}.

В соответствии с целями и задачами своего исследования И.И. Назипов использует практически все опубликованные источники, которые доступны отечественному исследователю. Следует признать, что привлечение разнообразных источников и их анализ, основанный на принципах историзма и критической интерпретации, позволяет автору выйти на вполне объективный уровень раскрытия содержания изучаемой темы.

Во второй главе автор рассматривает политико-правовые формы связей русских земель и Орды. К этим формам он относит проявление власти ханов, дань, набеги на Русь и военное сотрудничество. При этом данные формы исследуются в исторической динамике их проявления в различные периоды отношений русских княжеств и Орды. Всего И.И. Назипов выделяет четыре периода с 1242 г. по 1502 г., которые в свою очередь делятся на подпериоды. Границей между последними служат значимые для русско-ордынских отношений события, которые и определяли их особенности на конкретном отрезке времени. Отметим, что в этой главе автор впервые собрал и обобщил материал о военном сотрудничестве русских княжеств и Орды. Заслуживает внимания и авторская систематизация форм военной помощи Орды русским землям по отражению агрессии западных государств.

В третьей главе автор исследует государственно-территориальные связи Орды сквозь призму признаков государства. В качестве таковых И.И. Назипов выделяет территориальное верховенство, публичную власть, систему налогообложения, суверенитет. Кроме того, он рассматривает такой признак государственного единства как военное сотрудничество русских княжеств и Орды. Этому исследованию предшествует попытка автора проанализировать особенности средневековой реальности, оказывающей влияние на содержание признаков государства: религиозность и социальную иерархию средневекового общества, пространственную ограниченность мировоззрения, отсутствие идеи национального единства и т.д.

В заключении изложены основные положения, подтвержденные всем содержанием глав монографии. Причем многие из них дают повод для размышления о современном состоянии проблем, поднятых автором, и могут служить отправной точкой для проведения дальнейших исследований.

Отдавая должное позитивным аспектам монографического исследования, необходимо отметить наличие ряда сомнительных или недостаточно доказанных положений.

Вряд ли можно согласиться с автором в понимании им термина суверенитет. В его представлении суверенитет – формальный признак, связанный с наличием формальных атрибутов: границ, правителя, столицы и т.д. На деле суверенитет может быть формальным и действительным, реальным. Термин «государство-вассал», против которого ополчился автор ^{[1, с. 54-55]}, вполне приемлем, и как раз может быть использован для характеристики формально независимых стран, но фактически следующих в фарватере других государств. Такие страны имеют ограниченный суверенитет или фактически утратили его. Этот подход сказался и в последующем ^{[1, с. 303-304]}. Следует отметить, что понятие «государство-вассал» не является изобретением советской историографии. Еще в начале XX века выдающийся ученый, основоположник немецкой социологии права Г. Еллинек в фундаментальном труде «Общее учение о государстве» дал развернутую характеристику «государства сюзеренного с вассальными государствами». Под этим термином он понимал особую государственно-правовую форму государственных объединений. «Суверенное государство осуществляет свое господство над подчиненными ему государствами, которые, в пределах установленных господствующим государством правовых границ, свободно организуются, обладают широкой самостоятельностью во внутренних делах, но вовне подвергаются, в силу их зависимости, значительным ограничениям и обязаны ставить свои войска сюзеренному государству или, по крайней мере, нести в его пользу определенные экономические повинности (платеж дани) ^{[3, с. 708]}. Как отмечал Г. Еллинек, «в мире средневековых государств существовали многочисленные образования подобного рода, возникновению которых особенно благоприятствовала феодальная система… Подчинение территории и населения ленного государства власти сюзеренного государства по общему правилу косвенное; они подчинены последнему через посредство власти вассального государства» ^{[3, с. 708-709]}.

Отказываясь от термина «государство-вассал» автор отбрасывает и такой важный признак общественных (в том числе и политических) и личностных отношений, присущих всему Средневековью, как сюзеренитет-вассалитет. Следует отметить, что «сюзеренитет-вассалитет» является устойчивым научным понятием. Возникнув в рамках исторической реальности, присущей западноевропейскому Средневековью, это понятие, в силу своей универсальности, получило распространение для характеристики общественных отношений и тех стран, где оно напрямую не употреблялось. Это относится как к Монгольской империи, так и ее преемнице в Восточной Европе – Орде. По мнению И.И. Назипова, это понятие характеризует лишь внутрисословную связь феодалов и совершенно не имеет ничего общего с характеристикой государства как политико-территориальной организацией общества и управления им ^{[1, с. 55]}. Это тем более странно, что в своем исследовании автор постоянно пользуется терминами «вассал» и «сюзерен» именно в тех случаях, когда речь заходит о взаимоотношениях между ордынскими ханами и русскими князьями. Исходя из характера этих отношений, И. И. Назипов и делает выводы об ослаблении или усилении власти первых, а значит, появления суверенитета или его исчезновения у русских княжеств. Очень часто упоминаются и вассальные обязанности русских князей по отношению к ордынским ханам ^{[1, с. 155, 157, 180, 195, 207 и т.д.]}.

В третьей главе «Идентификация политико-правовых связей Орды и земель Северо-Восточной Руси в качестве государственных или межгосударственных признаков государства» автор часто и вполне правомерно использует компаративный метод исследования. Для подтверждения своих положений он обращается к примерам из европейской истории, но они почему-то чаще относятся к новой и даже новейшей истории. Вместе с тем в его исследовании вполне уместным был бы анализ особенностей монгольского варианта сюзеренитета-вассалитета, которые в определенной степени и предопределяли специфику политико-правовых отношений между Ордой и русскими княжествами. Эти особенности можно было бы выявить путем сравнения европейского и монгольского варианта вассалитета.

Для лучшего понимания этого института обратимся к его классическому варианту, который сформировался в европейском обществе и государстве. «Возникнув как своеобразное братство общего котла и военных авантюр», по выражению Марка Блока, вассалитет по мере развития феодальных отношений менялся, приспосабливаясь к новым условиям ^{[4, с. 233]}. Соединение земельного богатства и власти в рамках феода, с его последующей передачей земли за службу и приводит к появлению «классического» варианта вассалитета. В условиях, когда общество уже не было скреплено родственными узами, а государственные были еще слабы, оно нуждалось в институте, который мог бы оформить зависимость между господином и подвластным. Таким институтом стал договор, который сопровождался ритуалами и символическими актами. Первый ритуал назывался «оммажем» («превращением в человека»), далее следовала клятва верности вассала своему сюзерену (сеньору). Завершал все акт инвестуры, т.е. вручение вассалу символов, означавших право на владение феодом.

Клятва вассала обязывала «помогать» своему сеньору всем, что только возможно. А это включало помощь не только мечом и советом, но и деньгами. В свою очередь сеньор оказывал покровительство и обеспечивал защиту вассалу. На всем протяжении Средневековья именно оммаж, по свидетельству М. Блока, связывал людей особыми тесными узами ^{[4, с. 145]}, тем более что он приобрел и наследственный характер.

Вассальный договор был обязательным для обеих сторон. Неисполнение обязанностей со стороны вассала влекло потерю феода. Если это был сеньор, то вассал мог покинуть такого дурного господина и даже вести против него военные действия. О юридическом обосновании таких действий мы можем судить по многим памятникам средневекового права и, в частности, Саксонскому зерцалу ^[5]: «Человек может противостоять своему королю и судье, когда тот действует вопреки праву и даже может помогать вести против него войну… Действуя таким образом, он не нарушает долга верности» (ст.78, § 2).

А теперь обратимся к монгольскому варианту. В процессе разложения родового строя, складывания классового кочевого общества и возникновения государственной власти большое значение имели такие общественные институты как отэгу-богол (монг. буквально старый раб)и нукерство (от монг. товарищ, древн. – дружинник).Институт отэгу-богол – это практика порабощения целого рода другим родом, главным образом в результате военной победы с последующим рассеиванием или сохранением под руководством его же родовых старейшин. По мнению ряда историков именно два последних института и оказали наибольшее влияние на формирование вассальных отношений в Монгольском государстве ^{[6, с. 70]}. При этом отэгу-боголы больше служили родовой верхушке победителей, чем всему роду, неся разнообразные натуральные налоги и повинности ^{[7, с. 85-86]}. Нукеры были дружинниками предводителей древнемонгольских родов носивших громкие титулы ханов, багатуров и т.д. Таким образом, если институт нукерства можно рассматривать как аналог европейскому институту личных дружинников, то второй институт имел исключительно монгольское происхождение. Как отмечал И.Ц. Мункуев, Чингисхан соблюдал обычаи и не любил новшеств. В созданных им институтах почти все было повторением того, что существовало до него. Только в силу объективных законов исторического развития общественные институты, позаимствованные из прошлого, наполнялись новым содержанием ^{[8, с. 393]}.

Именно из числа родовой знати, нукеров и родовых старейшин отэгу-боголов была организована система вассалитета, обязанного военной службой. Сотники, тысячники и темники получили общий наследственный титул нойона (т.е. господина) и право на владение определенным количеством аратов (последние одновременно были лично зависимым населением и воинами) и пастбищ. Каждый из нойонов выступал в качестве вассала вышестоящего, а все вместе – вассалами царевича, владельца одного из улусов, на которые делилась Монгольское государство, а затем и вассалами Чингисхана. Кочевой характер хозяйства накладывал свои особенности на институт сюзеренитета-вассалитета. Если главным богатством для европейского вассала была земля, то для монгольского – люди, поскольку от их численности и зависел размер пастбищ для кочевок. Монгольский вариант не знал ограничений в сроках службы вассала, «суда равных» и возможности покинуть своего господина.

Такая же система вассалитета сохранялась и в Орде после превращения улуса Джучи в самостоятельное государство. Единственным новшеством стало появление новых титулов после принятия ислама. Владетельные князья и высшие военачальники получили титул эмира. От титула эмир произошел и другой титул – мурза, что в дословном переводе с персидского означает «сын эмира». Но следует отметить, что в Орде титул мурза, поставленный перед именем человека, указывал на благородное происхождение (т.е. из нойонов). Например, мурза Халил. Тот же титул, помещенный после имени собственного, говорил о принадлежности человека к ханскому роду. Например, Карач-мурза ^{[9, с. 244-245]}.

Ордынские ханы в своем управлении завоеванными землями придерживались тех традиций, которые сложились в догосударственной Монголии, а также тех, которые были привнесены китайскими чиновниками уже в период Монгольской империи. Монголы никогда не старались изменить ни обычаев, ни религии страны, а лишь определяли формы связей, в которых должны были находиться эти страны по отношению к хану. Одной из этих форм был сюзеренитет-вассалитет. Его проявлением, и об этом упоминает И. И. Назипов, было присвоение великим князьям титула эке-нойона (темника), а остальным – тысячников. Соответственно все русские князья получали ярлыки от хана. Этот ярлык служили признанием владычества ханов и утверждением в праве владения княжеством. Представляется, что в основу вассалитета русских князей был положен вариант института отэгу-боголов, который был дополнен китайскими формами управления покоренных народов. Подобное сочетание и привело к особенностям подчинения князей хану, разнообразию податей и повинностей, составляющих дань в пользу Орды.

Следует отметить, что И. И. Назипов вполне обоснованно обращает внимание на широкое значение понятия «дань» и выделяет 5 видов дани: дань с признаками контрибуции, дань с признаками налога, дань как откуп, дань как подарок с целью демонстрации уважения, дань как рента собственнику земли ^{[1, с. 251-254]}. В отношении последнего вида дани автор замечает, что в феодальном государстве происходит слияние государственных и феодальных отношений, в том числе ренты правителю государства, как верховному собственнику земли, власти государя над государством и сеньора над вассалами, зависимости личной и поземельной ^{[1, с. 254]}. При этом, если русские земли, как отмечает автор, были частью Орды, то дань одновременно является рентой и налогом ^{[1, с. 254]}. И весьма симптоматично, что таким образом И. И. Назипов невольно выходит на отношения сюзеренитета-вассалитета, от которых он так старательно открещивался, как не имеющих никакого отношения к государству.

Вызывает сомнение изложенная в заключении концепция, в соответствии с которой период «ига» поделен на два: первый, когда отсутствовала государственность у русских княжеств и второй, когда она была восстановлена ^{[1, с. 317-321]}. Такой резкой границы, скорее всего, не могло быть. Тем более чтона с. 321 формальный суверенитет автором, кажется, признан. Тут как раз понятие государства-вассала было бы уместно. Заметим, что сам термин «иго» впервые встречается у польского хрониста Я. Длугоша применительно к 1479 г. ^{[10, с. 697]}, а в России он появляется только в XVII столетии ^{[11, с. 191]}.

Положение русских княжеств в определенный период сравнивается автором с положением современных автономий ^{[1, с. 323]}. Возможно, это и правомерно. Но, скорее всего, нуждается в дополнительном обосновании. По крайней мере, такой подход был бы более реалистичен, чем рассуждение автора о том, что власть хана одновременно «и была, и не была».

Существенным упущением автора является то, что при изложении всех перипетий изменений государственной организации русских княжеств, процесс рассматривается вне всякой связи с изменениями экономической и социальной жизни. Причины, порождающие изменения правового и государственного устройства, выведены за скобки исследования. Что лежало в основе национального самосознания? Отвергнув грубо и бездоказательно материалистическую концепцию истории К.Маркса ^{[1, с. 49]}, автор отнюдь не освободил себя от обязанности поиска причин и движущих сил происходящих изменений. И уж если автор не признает материалистический подход, то ему можно было бы обратить внимание и на иные подходы, в частности на концепцию А. Я. Гуревича – представителя историко-антропологического направления. Он писал: « Тотальная история не всемирная, она может быть вполне локальной… Но эта история людей, живших в определенном пространстве и времени, рассматриваемая с максимально возможного числа точек наблюдения в разных ракурсах с тем, чтобы восстановить все доступные историку стороны их жизнедеятельности, понять их поступки в переплетении самых разных обстоятельств и побудительных причин. Тотальная история отказывается от разделения жизни людей на политическую, хозяйственную, религиозную или какую-нибудь частную историю»^{[12, с. 522]}.

Далее, автор отнюдь не всегда точен в использовании терминологии, принятой в юриспруденции. Так, например, без всяких пояснений используется понятие «территориально-политическая организация Орды» ^{[1, с. 5]}, государственно-территориальная структура ^{[1, с. 6, 20]}, политико-территориальная система Орды ^{[1, с. 20]}. Значение этих терминов нельзя установить с необходимой степенью научной строгости. Из контекста неясно, используются ли они для обозначения одного и того же явления, или разных явлений, а если разных, то каких конкретно.

Трудно согласиться и с рядом других положений автора. В частности, весьма сомнительно утверждение об «абсолютной некомпетентности людей, управляющих отдельными видами деятельности» только на том основании, что их должности имели какие-то примитивные с точки зрения автора наименования: конюший, сокольничий или смотритель султанских покоев ^{[1, с. 192]}. Бездоказательно выглядит и утверждение, что русские власти не принимали особых прав церкви и лишь авторитет хана Орды заставлял их мириться с особыми земельными правами церкви ^{[1, с. 214]}. В связи с этим возникает вопрос, почему именно высшее духовенство проводило идею сакральности московских князей, возводя род Рюрика от Августа, тем самым перенося на московских князей «божественность» римских императоров. Благодаря такому «наследию», их власть начинала восприниматься как священная, а впоследствии, и как обоснование равенства с ордынскими ханами. Эта идея встречается в Степенной книге, представляющей переработку летописного материала. Свое название она получила вследствие того, что излагает русскую историю по степеням князей, т.е. по их последовательности. Степенная книга, как считается, была составлена митрополитом Киприаном (1390 – 1406 гг.), сербом по происхождению.

И совсем непонятно на чем основывается вывод автора, что право в эпоху Средневековья применялось крайне редко и «только по самым важным предметам государственного регулирования (налоги, назначение управленцев, тяжкие преступления против государства, здоровья, собственности и благочиния)» ^{[1, с. 189]}.

Встречаются явные ошибки и опечатки: наследия вместо наследования ^{[1, с. 36]}, провидении вместо провидение ^{[1, с. 175]}, миссии вместо мессии ^{[1, с. 201]}. Весьма странным выглядит и дата переписи населения Киева монголо-татарами в 1238 г.^{[1, с. 114]}, когда до его взятия ордынскими войсками оставалось еще два года. Тоже самое можно сказать и о требованиях Ахмата к Ивану III в 1376 г. ^{[1, с. 248]}.

Безусловно, в монографии присутствуют отдельные погрешности и недоговоренности, что и было ранее отмечено. Однако все это не умаляет значения проведенного И. И. Назиповым исследования, которое открывает новые взгляды на изучение политико-правовых отношений Северо-восточных земель Руси и Орды. А сама монография может послужить источником для последующих изысканий, как в сфере экономической стороны этих отношений, так и самой системы властвования. Далеко не все высказанные в книге идеи бесспорны, но работа будит мысль, заставляет возвращаться к казалось бы устоявшимся взглядам и оценкам, уточняя, а порой и пересматривая их.

Объектом данной работы является политико-правовые связи между княжествами Северо-восточных русских земель и улусом Джучи – Ордой ^{[1, с. 6]} , а предметом исследования – выявление статуса русских княжеств в XIII-XV вв. с точки зрения были ли они государствами или являлись частью государственно-территориальной структуры Орды ^{[1, с. 19]}. В качестве основной цели автор ставит идентификацию политического статуса этих княжеств в системе политико-правовых связей Орды ^{[1, с. 19]}и конкретно формулирует задачи, которые решаются в монографической работе в соответствии с целевой установкой.

В процессе достижения поставленной цели и решения задач исследования автор применяет общенаучные, частнонаучные и специальные методы познания, уделяя особое внимание структурно-функциональному, историко-системному и историко-сравнительному методам ^{[1, с. 24]}.

Научная новизна определяется темой и подходом к её изучению. Данная монография одна из первых работ, которая содержит систематический анализ политико-правовых связей Орды и русских княжеств.Полученные исследовательские результаты вносят определенный вклад в изучение вопросов, связанных с этим анализом.

Поставленные цели, задачи и методы исследования определили структуру монографии. Она состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованных источников и литературы.

Первая глава содержит историографический обзор литературы, ставшей теоретической базой работы, и анализ источников. Следует отметить, что в основе историографического обзора лежит авторская проработка широкого комплекса работ, позволяющих осуществить исследование темы не только с позиций исторической науки, но и с использованием сложившихся подходов к изучению социальных систем в рамках других научных дисциплин, в том числе и юриспруденции. При этом, исходя из позиций предшественников в оценке русско-ордынских отношений, И. И. Назипов делит их работы на пять групп.

К первой группе он относит работы дореволюционных российских историков, в которых присутствуют негативные оценки форм воздействия Орды на Русь ^{[1, с. 30-34]}. Ко второй группе отнесены исследования, рассматривающие русско-ордынские отношения как незначительный фактор политической истории ^{[1, с. 34-41]}. Третья группа представлена работами историков, называвших себя евразийцами. Они признавали значительное влияние Орды на государственное развитие русских земель, а Московскую Русь и Россию рассматривали как преемницу Орды ^{[1, с. 41-45]}. К четвертой группе И.И. Назипов относит представителей советской исторической школы, опиравшихся на марксистско-ленинскую идеологию. В их работах присутствуют негативные оценки русско-ордынских отношений, и отрицается, за редким исключением, сам факт принадлежности русских земель Орде ^{[1, с. 49-64]}. Пятая позиция представлена работами Л. Н. Гумилева, в которых проводится идея союза русских земель и Орды ^{[1, с. 54-64]}. Следует признать, что выделение работ данного автора в отдельную группу не совсем правомерно, так как он являлся своеобразным представителем евразийского направления в исторической науке советского периода. Также отметим, что в историографическом обзоре практически не нашлось места работам дореволюционных историков государства и права. В качестве примера обратим внимание лишь на отсутствие исследований И.Д. Беляева, признававшего значительное влияние монголов на общественную жизнь и законодательство Руси ^[2]. Именно ему принадлежит приоритет в попытке с позиции юридической науки определить основные формы и условия взаимоотношений русских князей и ордынских ханов, классифицировать различные виды дани.

Особое место в рамках историографического анализа И. И. Назипов отводит современным исследованиям российских и зарубежных ученых. Отмечая наличие двойственной позиции, проявляющейся в отрицании или признании государственной принадлежности русских земель Орде, автор вполне обосновано определяет причину подобной ситуации. С одной стороны это влияние советской исторической школы, а с другой – отсутствие специальных исследований посвященных идентификации статуса русских земель в политико-правовых связях Орды ^{[1, с. 66]}.

В соответствии с целями и задачами своего исследования И.И. Назипов использует практически все опубликованные источники, которые доступны отечественному исследователю. Следует признать, что привлечение разнообразных источников и их анализ, основанный на принципах историзма и критической интерпретации, позволяет автору выйти на вполне объективный уровень раскрытия содержания изучаемой темы.

Во второй главе автор рассматривает политико-правовые формы связей русских земель и Орды. К этим формам он относит проявление власти ханов, дань, набеги на Русь и военное сотрудничество. При этом данные формы исследуются в исторической динамике их проявления в различные периоды отношений русских княжеств и Орды. Всего И.И. Назипов выделяет четыре периода с 1242 г. по 1502 г., которые в свою очередь делятся на подпериоды. Границей между последними служат значимые для русско-ордынских отношений события, которые и определяли их особенности на конкретном отрезке времени. Отметим, что в этой главе автор впервые собрал и обобщил материал о военном сотрудничестве русских княжеств и Орды. Заслуживает внимания и авторская систематизация форм военной помощи Орды русским землям по отражению агрессии западных государств.

В третьей главе автор исследует государственно-территориальные связи Орды сквозь призму признаков государства. В качестве таковых И.И. Назипов выделяет территориальное верховенство, публичную власть, систему налогообложения, суверенитет. Кроме того, он рассматривает такой признак государственного единства как военное сотрудничество русских княжеств и Орды. Этому исследованию предшествует попытка автора проанализировать особенности средневековой реальности, оказывающей влияние на содержание признаков государства: религиозность и социальную иерархию средневекового общества, пространственную ограниченность мировоззрения, отсутствие идеи национального единства и т.д.

В заключении изложены основные положения, подтвержденные всем содержанием глав монографии. Причем многие из них дают повод для размышления о современном состоянии проблем, поднятых автором, и могут служить отправной точкой для проведения дальнейших исследований.

Отдавая должное позитивным аспектам монографического исследования, необходимо отметить наличие ряда сомнительных или недостаточно доказанных положений.

Вряд ли можно согласиться с автором в понимании им термина суверенитет. В его представлении суверенитет – формальный признак, связанный с наличием формальных атрибутов: границ, правителя, столицы и т.д. На деле суверенитет может быть формальным и действительным, реальным. Термин «государство-вассал», против которого ополчился автор ^{[1, с. 54-55]}, вполне приемлем, и как раз может быть использован для характеристики формально независимых стран, но фактически следующих в фарватере других государств. Такие страны имеют ограниченный суверенитет или фактически утратили его. Этот подход сказался и в последующем ^{[1, с. 303-304]}. Следует отметить, что понятие «государство-вассал» не является изобретением советской историографии. Еще в начале XX века выдающийся ученый, основоположник немецкой социологии права Г. Еллинек в фундаментальном труде «Общее учение о государстве» дал развернутую характеристику «государства сюзеренного с вассальными государствами». Под этим термином он понимал особую государственно-правовую форму государственных объединений. «Суверенное государство осуществляет свое господство над подчиненными ему государствами, которые, в пределах установленных господствующим государством правовых границ, свободно организуются, обладают широкой самостоятельностью во внутренних делах, но вовне подвергаются, в силу их зависимости, значительным ограничениям и обязаны ставить свои войска сюзеренному государству или, по крайней мере, нести в его пользу определенные экономические повинности (платеж дани) ^{[3, с. 708]}. Как отмечал Г. Еллинек, «в мире средневековых государств существовали многочисленные образования подобного рода, возникновению которых особенно благоприятствовала феодальная система… Подчинение территории и населения ленного государства власти сюзеренного государства по общему правилу косвенное; они подчинены последнему через посредство власти вассального государства» ^{[3, с. 708-709]}.

Отказываясь от термина «государство-вассал» автор отбрасывает и такой важный признак общественных (в том числе и политических) и личностных отношений, присущих всему Средневековью, как сюзеренитет-вассалитет. Следует отметить, что «сюзеренитет-вассалитет» является устойчивым научным понятием. Возникнув в рамках исторической реальности, присущей западноевропейскому Средневековью, это понятие, в силу своей универсальности, получило распространение для характеристики общественных отношений и тех стран, где оно напрямую не употреблялось. Это относится как к Монгольской империи, так и ее преемнице в Восточной Европе – Орде. По мнению И.И. Назипова, это понятие характеризует лишь внутрисословную связь феодалов и совершенно не имеет ничего общего с характеристикой государства как политико-территориальной организацией общества и управления им ^{[1, с. 55]}. Это тем более странно, что в своем исследовании автор постоянно пользуется терминами «вассал» и «сюзерен» именно в тех случаях, когда речь заходит о взаимоотношениях между ордынскими ханами и русскими князьями. Исходя из характера этих отношений, И. И. Назипов и делает выводы об ослаблении или усилении власти первых, а значит, появления суверенитета или его исчезновения у русских княжеств. Очень часто упоминаются и вассальные обязанности русских князей по отношению к ордынским ханам ^{[1, с. 155, 157, 180, 195, 207 и т.д.]}.

В третьей главе «Идентификация политико-правовых связей Орды и земель Северо-Восточной Руси в качестве государственных или межгосударственных признаков государства» автор часто и вполне правомерно использует компаративный метод исследования. Для подтверждения своих положений он обращается к примерам из европейской истории, но они почему-то чаще относятся к новой и даже новейшей истории. Вместе с тем в его исследовании вполне уместным был бы анализ особенностей монгольского варианта сюзеренитета-вассалитета, которые в определенной степени и предопределяли специфику политико-правовых отношений между Ордой и русскими княжествами. Эти особенности можно было бы выявить путем сравнения европейского и монгольского варианта вассалитета.

Для лучшего понимания этого института обратимся к его классическому варианту, который сформировался в европейском обществе и государстве. «Возникнув как своеобразное братство общего котла и военных авантюр», по выражению Марка Блока, вассалитет по мере развития феодальных отношений менялся, приспосабливаясь к новым условиям ^{[4, с. 233]}. Соединение земельного богатства и власти в рамках феода, с его последующей передачей земли за службу и приводит к появлению «классического» варианта вассалитета. В условиях, когда общество уже не было скреплено родственными узами, а государственные были еще слабы, оно нуждалось в институте, который мог бы оформить зависимость между господином и подвластным. Таким институтом стал договор, который сопровождался ритуалами и символическими актами. Первый ритуал назывался «оммажем» («превращением в человека»), далее следовала клятва верности вассала своему сюзерену (сеньору). Завершал все акт инвестуры, т.е. вручение вассалу символов, означавших право на владение феодом.

Клятва вассала обязывала «помогать» своему сеньору всем, что только возможно. А это включало помощь не только мечом и советом, но и деньгами. В свою очередь сеньор оказывал покровительство и обеспечивал защиту вассалу. На всем протяжении Средневековья именно оммаж, по свидетельству М. Блока, связывал людей особыми тесными узами ^{[4, с. 145]}, тем более что он приобрел и наследственный характер.

Вассальный договор был обязательным для обеих сторон. Неисполнение обязанностей со стороны вассала влекло потерю феода. Если это был сеньор, то вассал мог покинуть такого дурного господина и даже вести против него военные действия. О юридическом обосновании таких действий мы можем судить по многим памятникам средневекового права и, в частности, Саксонскому зерцалу ^[5]: «Человек может противостоять своему королю и судье, когда тот действует вопреки праву и даже может помогать вести против него войну… Действуя таким образом, он не нарушает долга верности» (ст.78, § 2).

А теперь обратимся к монгольскому варианту. В процессе разложения родового строя, складывания классового кочевого общества и возникновения государственной власти большое значение имели такие общественные институты как отэгу-богол (монг. буквально старый раб)и нукерство (от монг. товарищ, древн. – дружинник).Институт отэгу-богол – это практика порабощения целого рода другим родом, главным образом в результате военной победы с последующим рассеиванием или сохранением под руководством его же родовых старейшин. По мнению ряда историков именно два последних института и оказали наибольшее влияние на формирование вассальных отношений в Монгольском государстве ^{[6, с. 70]}. При этом отэгу-боголы больше служили родовой верхушке победителей, чем всему роду, неся разнообразные натуральные налоги и повинности ^{[7, с. 85-86]}. Нукеры были дружинниками предводителей древнемонгольских родов носивших громкие титулы ханов, багатуров и т.д. Таким образом, если институт нукерства можно рассматривать как аналог европейскому институту личных дружинников, то второй институт имел исключительно монгольское происхождение. Как отмечал И.Ц. Мункуев, Чингисхан соблюдал обычаи и не любил новшеств. В созданных им институтах почти все было повторением того, что существовало до него. Только в силу объективных законов исторического развития общественные институты, позаимствованные из прошлого, наполнялись новым содержанием ^{[8, с. 393]}.

Именно из числа родовой знати, нукеров и родовых старейшин отэгу-боголов была организована система вассалитета, обязанного военной службой. Сотники, тысячники и темники получили общий наследственный титул нойона (т.е. господина) и право на владение определенным количеством аратов (последние одновременно были лично зависимым населением и воинами) и пастбищ. Каждый из нойонов выступал в качестве вассала вышестоящего, а все вместе – вассалами царевича, владельца одного из улусов, на которые делилась Монгольское государство, а затем и вассалами Чингисхана. Кочевой характер хозяйства накладывал свои особенности на институт сюзеренитета-вассалитета. Если главным богатством для европейского вассала была земля, то для монгольского – люди, поскольку от их численности и зависел размер пастбищ для кочевок. Монгольский вариант не знал ограничений в сроках службы вассала, «суда равных» и возможности покинуть своего господина.

Такая же система вассалитета сохранялась и в Орде после превращения улуса Джучи в самостоятельное государство. Единственным новшеством стало появление новых титулов после принятия ислама. Владетельные князья и высшие военачальники получили титул эмира. От титула эмир произошел и другой титул – мурза, что в дословном переводе с персидского означает «сын эмира». Но следует отметить, что в Орде титул мурза, поставленный перед именем человека, указывал на благородное происхождение (т.е. из нойонов). Например, мурза Халил. Тот же титул, помещенный после имени собственного, говорил о принадлежности человека к ханскому роду. Например, Карач-мурза ^{[9, с. 244-245]}.

Ордынские ханы в своем управлении завоеванными землями придерживались тех традиций, которые сложились в догосударственной Монголии, а также тех, которые были привнесены китайскими чиновниками уже в период Монгольской империи. Монголы никогда не старались изменить ни обычаев, ни религии страны, а лишь определяли формы связей, в которых должны были находиться эти страны по отношению к хану. Одной из этих форм был сюзеренитет-вассалитет. Его проявлением, и об этом упоминает И. И. Назипов, было присвоение великим князьям титула эке-нойона (темника), а остальным – тысячников. Соответственно все русские князья получали ярлыки от хана. Этот ярлык служили признанием владычества ханов и утверждением в праве владения княжеством. Представляется, что в основу вассалитета русских князей был положен вариант института отэгу-боголов, который был дополнен китайскими формами управления покоренных народов. Подобное сочетание и привело к особенностям подчинения князей хану, разнообразию податей и повинностей, составляющих дань в пользу Орды.

Следует отметить, что И. И. Назипов вполне обоснованно обращает внимание на широкое значение понятия «дань» и выделяет 5 видов дани: дань с признаками контрибуции, дань с признаками налога, дань как откуп, дань как подарок с целью демонстрации уважения, дань как рента собственнику земли ^{[1, с. 251-254]}. В отношении последнего вида дани автор замечает, что в феодальном государстве происходит слияние государственных и феодальных отношений, в том числе ренты правителю государства, как верховному собственнику земли, власти государя над государством и сеньора над вассалами, зависимости личной и поземельной ^{[1, с. 254]}. При этом, если русские земли, как отмечает автор, были частью Орды, то дань одновременно является рентой и налогом ^{[1, с. 254]}. И весьма симптоматично, что таким образом И. И. Назипов невольно выходит на отношения сюзеренитета-вассалитета, от которых он так старательно открещивался, как не имеющих никакого отношения к государству.

Вызывает сомнение изложенная в заключении концепция, в соответствии с которой период «ига» поделен на два: первый, когда отсутствовала государственность у русских княжеств и второй, когда она была восстановлена ^{[1, с. 317-321]}. Такой резкой границы, скорее всего, не могло быть. Тем более чтона с. 321 формальный суверенитет автором, кажется, признан. Тут как раз понятие государства-вассала было бы уместно. Заметим, что сам термин «иго» впервые встречается у польского хрониста Я. Длугоша применительно к 1479 г. ^{[10, с. 697]}, а в России он появляется только в XVII столетии ^{[11, с. 191]}.

Положение русских княжеств в определенный период сравнивается автором с положением современных автономий ^{[1, с. 323]}. Возможно, это и правомерно. Но, скорее всего, нуждается в дополнительном обосновании. По крайней мере, такой подход был бы более реалистичен, чем рассуждение автора о том, что власть хана одновременно «и была, и не была».

Существенным упущением автора является то, что при изложении всех перипетий изменений государственной организации русских княжеств, процесс рассматривается вне всякой связи с изменениями экономической и социальной жизни. Причины, порождающие изменения правового и государственного устройства, выведены за скобки исследования. Что лежало в основе национального самосознания? Отвергнув грубо и бездоказательно материалистическую концепцию истории К.Маркса ^{[1, с. 49]}, автор отнюдь не освободил себя от обязанности поиска причин и движущих сил происходящих изменений. И уж если автор не признает материалистический подход, то ему можно было бы обратить внимание и на иные подходы, в частности на концепцию А. Я. Гуревича – представителя историко-антропологического направления. Он писал: « Тотальная история не всемирная, она может быть вполне локальной… Но эта история людей, живших в определенном пространстве и времени, рассматриваемая с максимально возможного числа точек наблюдения в разных ракурсах с тем, чтобы восстановить все доступные историку стороны их жизнедеятельности, понять их поступки в переплетении самых разных обстоятельств и побудительных причин. Тотальная история отказывается от разделения жизни людей на политическую, хозяйственную, религиозную или какую-нибудь частную историю»^{[12, с. 522]}.

Далее, автор отнюдь не всегда точен в использовании терминологии, принятой в юриспруденции. Так, например, без всяких пояснений используется понятие «территориально-политическая организация Орды» ^{[1, с. 5]}, государственно-территориальная структура ^{[1, с. 6, 20]}, политико-территориальная система Орды ^{[1, с. 20]}. Значение этих терминов нельзя установить с необходимой степенью научной строгости. Из контекста неясно, используются ли они для обозначения одного и того же явления, или разных явлений, а если разных, то каких конкретно.

Трудно согласиться и с рядом других положений автора. В частности, весьма сомнительно утверждение об «абсолютной некомпетентности людей, управляющих отдельными видами деятельности» только на том основании, что их должности имели какие-то примитивные с точки зрения автора наименования: конюший, сокольничий или смотритель султанских покоев ^{[1, с. 192]}. Бездоказательно выглядит и утверждение, что русские власти не принимали особых прав церкви и лишь авторитет хана Орды заставлял их мириться с особыми земельными правами церкви ^{[1, с. 214]}. В связи с этим возникает вопрос, почему именно высшее духовенство проводило идею сакральности московских князей, возводя род Рюрика от Августа, тем самым перенося на московских князей «божественность» римских императоров. Благодаря такому «наследию», их власть начинала восприниматься как священная, а впоследствии, и как обоснование равенства с ордынскими ханами. Эта идея встречается в Степенной книге, представляющей переработку летописного материала. Свое название она получила вследствие того, что излагает русскую историю по степеням князей, т.е. по их последовательности. Степенная книга, как считается, была составлена митрополитом Киприаном (1390 – 1406 гг.), сербом по происхождению.

И совсем непонятно на чем основывается вывод автора, что право в эпоху Средневековья применялось крайне редко и «только по самым важным предметам государственного регулирования (налоги, назначение управленцев, тяжкие преступления против государства, здоровья, собственности и благочиния)» ^{[1, с. 189]}.

Встречаются явные ошибки и опечатки: наследия вместо наследования ^{[1, с. 36]}, провидении вместо провидение ^{[1, с. 175]}, миссии вместо мессии ^{[1, с. 201]}. Весьма странным выглядит и дата переписи населения Киева монголо-татарами в 1238 г.^{[1, с. 114]}, когда до его взятия ордынскими войсками оставалось еще два года. Тоже самое можно сказать и о требованиях Ахмата к Ивану III в 1376 г. ^{[1, с. 248]}.

Безусловно, в монографии присутствуют отдельные погрешности и недоговоренности, что и было ранее отмечено. Однако все это не умаляет значения проведенного И. И. Назиповым исследования, которое открывает новые взгляды на изучение политико-правовых отношений Северо-восточных земель Руси и Орды. А сама монография может послужить источником для последующих изысканий, как в сфере экономической стороны этих отношений, так и самой системы властвования. Далеко не все высказанные в книге идеи бесспорны, но работа будит мысль, заставляет возвращаться к казалось бы устоявшимся взглядам и оценкам, уточняя, а порой и пересматривая их.