The legal language of the Russian state in the late XV – XVII centuries

Akishin Mikhail Olegovich Leading Scientific Associate, Laboratory of the humanitarian researches, Scientific Research Center of the Novosibirsk State University 630090, Russia, Novosibirskaya oblast', g. Novosibirsk, ul. Pirogova, 2 Akishin-MO@yandex.ru Other publications by this author

Постановка вопроса

Становление Русского государства сопровождались развитием великорусского языка и его делового стиля. После присоединения Казани, Астрахани и Сибири наше государство превращается в великую державу Евразии, укрепляется его положение в международных отношениях. В московских приказах создается единство терминологии и норм языка приказной письменности, что стало важным фактором государственного единства. Согласно выводу П.Я. Черных, в XVII в. приказной язык «…имеет уже характер общевеликорусского государственного языка». ^{[49, c. 4 – 5]}

В правоведении и исторической науке проводится исследование семантики отдельных юридических терминов, содержащихся в сводах московского права. Современное состояние этих исследований нашло отражение в фундаментальных трудах Ю.Г. Алексеева, Н.Ф. Демидовой, А.Г. Манькова и др. Специальное исследование юридического языка Древней Руси провели В.А. и В.В. Роговы. ^{[6, 7, 14, 22, 23, 33]}

Предметом изучения ученых-языковедов являются деловая письменность и деловой стиль русского языка. Документальный стиль понимается в языкознании гораздо шире юридического языка, включая, например, документацию купеческих корпораций, посадских и крестьянских общин, монастырей. Но при этом в основе делового стиля Русского государства XVI – XVII вв. лежали язык законодательства и московских приказов. Основы изучения приказного языка были заложены И.И. Срезневским, А.А. Шахматовым, Н.Н. Дурново и продолжены В.В. Виноградовым, Б.А. Лариным, С.С. Волковым, А.Н. Качалкиным, О.В. Никитиным и др. Особо следует отметить исследования языка законодательства – Судебников 1497 и 1550 гг. (О.В. Никитин), Уложения 1649 г. (П.Я. Черных), приказного делопроизводства – дипломатической документации (О.В. Никитин), челобитных и судебно-следственных дел (С.С. Волков), документов переписей и межевания (И.Е. Макарова), таможенной документации (О.В. Баракова), региональных особенностей приказного языка на Русском Севере (В.Я. Дерягин, Л.Ф. Копосов), Пермском крае (Е.Н. Полякова), Сибири (Л.Г. Панин). ^{[8, 11, 16, 19, 20, 24 – 28, 32, 50]}

В настоящей работе предпринято исследование юридического языка конца XV – XVII вв. на основе текстов Судебников 1497 г. и 1550 г., Соборного Уложения 1649 г., новоуказных статей и документов судопроизводства и официального делопроизводства. ^{[17, 31, 37, 43]}

Правовая языковая политика в Русском государстве

В Русском государстве завершается процесс формирования великорусской народности. Термин «Великая Россия» имеет византийское происхождение (греч. ή Μεγάλη Ρωσία). Появился он в перечне митрополий, находящихся под юрисдикцией константинопольского патриарха в XII в. В связи с переносом резиденции митрополита «всея Руси» из Киева в Москву этот термин стал использоваться для обозначения земель Северо-Востока Руси. В московской письменности термин «Великая Русь» впервые был использован в «Повести о Флорентийском соборе», составленной около 1440 г. Официальный статус этот термин приобрел при его включении в 1584 г. в чин венчания на царство Федора Иоанновича, когда было указано, что Иван Васильевич был «государь и самодержец всея Великия Росия» и что прежние великие князья передавали своим сыновьям «царство и великое княжьство Великия Росия». ^{[40, c. 134 – 155]}

Со второй четверти XIV в. Московское княжество являлось центром, вокруг которого собираются русские земли. Говор Москвы был по своему происхождению северным, почему великорусский язык складывался на северорусской основе. В конце XV – начале XVI в. в состав Московского государства вошли княжества, на территории которых были распространены южнорусские говоры. На основе смешения северных и южнорусских говоров образовалось среднерусское наречие – основной тип разговорного великорусского языка. Разнообразие говоров разговорного языка противоречило требованию точности выражения правовых предписаний. Это противоречие устранялось в приказном языке, возникшем благодаря деятельности великокняжеской канцелярии и московских приказов. По замечанию Р.И. Аванесова, «деловой язык Русского государства ХV – ХVII вв. не может быть принят за непосредственное и полное отражение живой общенародной речи своего времени». ^{[1, c. 39]}

Именно приказной язык стал языком законодательства Русского государства. В случае, если в судебной или административной практике возникал казус, который невозможно было разрешить на основе действующего законодательства, в профильном приказе составлялся «доклад» царю и Боярской думе, который и ложился в основу нового законодательного акта. Кроме того, известно, что приказные дьяки могли «приказывать царским словом», т.е. записывать и передавать к исполнению устные указания царя. В приказах постепенно установилась определенная форма и стиль изложения законов. ^{[38, 50]}

Приказной язык развивался на древнерусской основе с учетом развития законотворческой и правоприменительной практики, международных отношений Русского государства. Последнее привело к приливу в приказной язык европейских терминов. Большую роль в этом сыграла переводческая деятельность Посольского приказа. А.И. Соболевский писал о ней: «Кажется, что большая часть переводов этого столетия сделана с латинского языка, т.е. с того языка, который в то время был языком науки в Польше и в Западной Европе. За латинским языком мы можем поставить польский, которым владело большинство наших переводчиков и на котором часто писали южно- и западнорусские ученые. В самом конце должны быть поставлены языки немецкий, белорусский и голландский. Переводов с других языков Западной Европы мы не знаем, хотя в числе наших приказных переводчиков были люди, владевшие французским и английским языками». ^{[36, c. 50]}

Церковнославянский язык остался литературным языком, сохранил свой престиж и сферу использования: конфессиональная (литургическая, каноническая, гомилетическая, дидактическая), конфессионально-светская (полемическая, агиографическая) литература и церковное право. В частности, языком Стоглава 1550 г. и первого печатного издания Кормчей 1653 г. был церковнославянский. Со второй половины XVII в. церковнославянизмы стали более широко, чем ранее, включаться в светское законодательство.

В XVI в. формируется московский извод церковнославянского языка. Особая роль в этом процессе принадлежит Максиму Греку – ученому книжнику, приглашенному в Москву в 1518 г. с Афона для перевода Толковой Псалтыри (1521 – 1522). Для него идея ориентации на греческий язык через южнославянское влияние была чужда, он пытался писать языком принятым у русских.

Однако в XVII в. в Москве оказались киевские богословы, носители юго-западного извода церковнославянского языка. Этот извод был более систематизирован и нормализован благодаря изданию в Речи Посполитой грамматик Лаврентия Зизания (1596) и Мелетия Смотрицкого (1619). Это привело к полемике между сторонниками «еллино-славянской» и латино-польской. Один из представителей «грекофильства» инок Евфимий Чудовский писал, что строй латинского языка отличается от греческого и славянского, как «козлище инородное», только греческий и славянский языки – это «свет путеводящий к богознанию». ^{[35, c. VIII – IX]}

Но цари Алексей Михайлович и Федор Алексеевич поддерживали киевское влияние. В 1648 г. в Москве была издана «Славенская грамматика» Мелетия Смотрицкого, т.е. верховная власть впервые в истории России официально стала определять норму церковнославянского языка. ^{[10, c. 23]} Именно эта версия церковнославянского языка стала основой для исправления богослужебных книг при патриархе Никоне и одной из причин раскола православной церкви.

Присоединение Сибири привело к тому, что Россия стала многонациональной Евразийской державой. При присоединении народов Сибири с родо-племенной верхушкой местных народов проводились переговоры и заключались шертные договоры, согласно которым аборигены сохраняли права местного управления и суда по обычному праву на родном языке. ^{[4, c. 233 – 241]} Как доказала Ф.М. Хисамова, языком восточной дипломатии России в XVI – начале XIX вв. был старотарский язык. ^[47]

Язык светского законодательства

В России XVI – XVII вв. происходит становление механизма государства раннего Нового времени. Верховная власть в стране принадлежала «государю» (верховный владетель), который осуществлял «скипетровластие» (верховную власть), был «единодержецем» (полная юрисдикция внутри страны) и «самодержецем» (внешне независимым правителем). В юридическом языке впервые в истории русского права появился термин «государствование». ^{[34, вып. 4, с. 123; вып. 24, с. 108 – 109, 198]}

После падения Византии «государь всея Руси» оказывается единственным независимым монархом православного мира. Это проявляется в неофициальном наименовании его «царем» (так называли на Руси византийского василевса). Уже в XV в. глава Русской православной церкви митрополит Иона именует Василия II Темного «царем» и «самодержцем». Официально этот титул был принят в 1547 г. в акте венчания на царство Ивана IV Грозного. Царский титул был подтвержден собором 1550 г. всех четырех православных патриархов.

Власть государя была ограничена органами сословного представительства. Он осуществлял свои законодательные полномочия совместно с Боярской думой и Освященным собором (так, например, были приняты Судебники 1497 и 1550 гг., Стоглав 1551 г.), с середины XVI в. в законотворческом процессе участвовали Земские соборы (так, например, было принято Соборное уложение 1649 г.).

В сфере верховных органов власти сформировались термины, связанные с организацией и деятельностью Земских соборов и Боярской думы: «Земский совет», «Земский собор», «полата» (Верховная царская дума; государственный совет), «полата думная» (место заседания государственного совета), «сенатъ» (верховное правящее учреждение светской власти), «боярин» (высший служебный чин), «бояринъ ближний», «бояринъ введенный», «бояринъ путный», «бояринъ ответный», «окольничий» (второй по значению после боярина чин в Боярской думе), «ответные люди» (лица, назначенные для переговоров с иностранными послами) и др. ^{[34, вып. 12, с. 334; вып. 16, с. 193 – 194; вып. 24, с. 62 – 63; 42, т. 1, с. 160 – 161]}

В Русском государстве конца ХV – ХVII вв. еще не завершился процесс становления закона как формы права в современном смысле слова. Памятники русского права были в своей основе фиксацией постепенно изменяющейся юридической практики. Однако создание государства было невозможно без формирования единого правопорядка на всей его территории. В Московском великом княжестве с XIV в. инкорпорация новых земель осуществлялась путем назначения в них наместников и принятия уставных грамот наместничьего управления. Ныне известны 16 таких грамот, которые фиксировали нормы отношений между центром и отдельными территориями.

После создания единого государства был создан свод общерусских правовых норм – Судебник 1497 г. Источниками для его кодификации стали Русская Правда (к ней восходят 25 статей Судебника), Псковская судная (9 статей), уставные грамоты (10 статей), административные и судебные прецеденты. По составу Судебник 1497 г. принято делить на три части: постановления о центральном суде (ст. 1 – 36); постановления о местном суде (ст. 37 – 45); постановления по материальному граж¬данскому и уголовному праву (ст. 46 – 66).

Следующим этапом в укреплении правопорядка стали принятие Судебника 1550 г. и Стоглава 1551 г. Судебник 1550 г. практически не содержал новых законоустановлений, его источниками были Судебник 1497 г. и «уставные книги» приказов. Предлагая Стоглавому собору утвердить Судебник, Иван IV Грозный заявлял, что с благословения духовных иерархов стремился «судебникъ исправити по старинѣ». ^{[21, c. 16 – 17]}

После издания Судебника 1550 г. происходит укрепление царской власти и усиливается значение узаконений царя, Земских соборов и Боярской думы, что имеет совершенно определенное количественное выражение. Всего с 1550 до 1649 гг. было принято не менее 401 уложения, указа, соборных и боярских приговора, в т.ч в 1550 – 1604 гг. – не менее 63, в годы Смуты – не менее 12, в 1613 – 1649 гг. – не менее 326 (в новейшей публикации этих актов пронумеровано 345 документов, но некоторые из них включают по несколько указов и приговоров). Увеличение числа нормативных актов приводит к появлению ряда терминов, обозначающих их отдельные виды: «уложение», «указ», «уставная грамота», «приговор», «наказъ», «наказная память» и др. Языком Судебников 1497 и 1550 гг., указных книг приказов второй половины XVI – первой половины XVII вв. был документально-деловой (приказной) стиль разговорного великорусского языка. ^[17]

В середине XVII в. в России начинается переход от сословно-представительной монархии к абсолютной. Важнейшим рубежом в истории русского права является принятие Соборного Уложения 1649 г. Новое понимание законотворческих полномочий монарха отразилось в тексте Уложения. В отличие от своих предшественников, царь Алексей Михайлович не только апеллирует к «старине», но и подчеркивает свои законодательные новшества. Например, «А ныне государь царь и великий князь Алексей Михайлович указал, и собором уложили: впредь с нынешнего уложения» (гл. XVII, ст. 42).

По мнению А.Г. Манькова, после принятия Уложения 1649 г. «преобладающей формой права стал закон». Он доказал, что «с технико-юридической точки зрения Уложение ... явилось значительным шагом вперед в сравнении с судебниками и указными книгами приказов: в нем дана более развитая система права». Уложение 1649 г. стало поистине грандиозным сводом государственного, частного, уголовного и процессуального права своего времени, включающем 25 глав и 967 статьей. Систематика Уложения может быть условно представлена следующим образом: нормы государственного права (главы I – IX); судоустройства и судопроизводства (главы X – XV); вещного права (главы XVI, XVII, XIX, XX); уголовного права (главы XXI и XXII). ^{[23, c. 56 – 57, 250, 257]}

В предисловии к Уложению 1649 г. и пометах на его свитке указаны источники его кодификации: Священное писание и постановления церковных соборов, византийское законодательство, Литовский статут, Судебники, указы и приговоры московских великих князей и царей, приговоры Боярской думы. Наиболее авторитетный исследователь влияния византийского права на Уложение 1649 г. Н.И. Тиктин утверждал, что в нем не менее 161 статьи заимствовано из византийского права, но заимствовалось лишь то, что «уже раньше было усвоено народ¬ным сознанием и потому не находилось... в противоречии с действительной жизнью». ^{[45, c. 283, 292, 294]} О значении Литовского статута в подготовке Уложения 1649 г. писали В. Линовский, М.Ф. Владимирский-Буданов, В.Н. Латкини др. А.В. Соловьев, проведя исследование перевода на русский язык Статута, осуществленного в середине XVII в., пришел к выводу, что в Уложении заимствовано из него до 60 статей. ^{[39, c. 39 – 42]}

В ближайшем окружении московских великих князей и царей были знатоки греческого, латинского, польского и иных языков, которые, безусловно, приспосабливали абстрактные нормы византийского и европейской права к русской действительности. Однако это было не бездумное копирование, понятия иноземного права перерабатывались в приказной практике. Именно указные книги московских приказов стали основным источником кодификации Уложения 1649 г., что доказано в трудах В.Н. Сторожева, С.Б. Веселовского, П.П. Смирнова и др.

Сложный состав источников кодификации и значительный объем правовых норм отразился на языке Уложения 1649 г. Основу его составлял документально-деловой (приказной) стиль великорусского языка. Но, как доказал П.Я. Черных, при включении в Уложение статей из указной книги Поместного приказа, из справки Сыскного приказа, из доклада Печатного приказа деловой язык этих документов подвергался сознательной архаизации и славянизации. ^{[50, с. 28 – 32, 133 – 134]}

Расширение законотворческих полномочий монарха после принятия Уложения 1649 г. сказывается на росте числа нормативных актов. В царствование Алексея Михайловича было издано не менее 618 нормативных актов, включенных затем в «Полное собрание законов Российской империи». В Новоуказных статьях начинает широко использоваться термин «законъ», «законодание», «законодательство». Так, в Уставной грамоте о мытах от 30 апреля 1654 г. церковнославянский термин «законоположение» используется дважды. ^{[31, т. I, № 122; 34, вып. 5, с. 119 – 220]}

Основным путем развития русского права после принятия Уложения 1649 г. оставалась приказная практика. Согласно указу от 29 ноября 1669 г., «к бояром в Золотую палату дела взносить к слушанью и к вершенью из приказов» предписывалось по определенным дням: в понедельник из Разрядного и Посольского приказов, во вторник – Большой Казны и Большого прихода, в среду – Поместного приказа и приказа Казанского дворца, в четверг – Большого дворца и Сибирского приказа, в пятницу – Судных Владимирского и Московского приказов. ^{[31, т. I, № 461]}

В новоуказных статьях усиливается заимствование норм византийского права. В целом ряде законодательных актов этого времени имеются прямые ссылки на градские законы как на основание судебных решений. Например, ст. 86 Новоуказных статьях 1669 г. о татебных, разбойных и убийственных делах, говорится: «Которые тати и розбойники и смертные убойцы... по Уложенью и по градским законам доведутся казнить смертью». ^{[31, т. I, № 793]}

Появляются нормативные акты, написанные целиком или частично на церковнославянском языке. Так, например, полностью написан на церковнославянском «Приказ, объявленный собранному на смотре войску на Девичьем поле» от 28 июня 1653 г. Частично на церковнославянском написана «Уставная грамота» от 30 апреля 1654 г., «Статьи, учиненные благорассмотрением Царя и Великого Князя Алексея Михайловича по совету с Святейшим Паисием, Папою и Патриархом Александрийским...» от 22 января 1669 г. ^{[31, т. I, № 99, 122, 291, 320 – 322, 442 и др.]}

В языке российского законодательства второй половины XVII в. можно отметить влияние польского языка. Так, проект административно-церковной реформы 1681 г., разработанный в окружении царя Федора Алексеевича изначально был составлен с использованием европейской лексики, но чтобы избежать обвинений «в латинстве», в именном указе от 24 ноября 1681 г. была проведена последовательная замена этих терминов на греческие из табели чинов византийского двора: «спетер» (кравчий), «епикерн» (начальник над чашниками), «протовестиарий» (постельничий) и т.д. ^{[15, c. 380]}

Таким образом, в языке законодательства XVI – XVII в. сложился развитый понятийный аппарат, позволявший регулировать все стороны государственной и социальной жизни. В наиболее полном виде он нашел выражение в Уложении 1649 г. и новоуказных статьях.

Прежде всего, в юридическом языке отразился процесс консолидации основных сословий Московского государства. Зависимое население было представлено, прежде всего, тяглым сельским населением – «государевых дворцовых сел и черных волостей крестьяне и бобыли», крестьяне вотчин и поместий служилых людей по отечеству, патриарших, властелинских (митрополичьих, епископских) и монастырских вотчин. Холопство было представлено рядом видов («полное», «старинное», «докладное», «кабальное», «купленные люди»). Развитие русского города и посадское строение первой половины XVII в. привели к оформлению сословия «посадских людей». Купечество входили в корпорации гостей, гостинной и суконной сотен.

Привилегированное положение в московском обществе сохранило белое и черное духовенство (юридическая лексика иерархии священно- и церковнослужителей осталась неизменной) и служилых людей «по отечеству». К последним относились: служилые люди думные – бояре, окольничие, думные дворяне; служилые люди московские – стольники, стряпчие, дворяне московские, жильцы; служилые люди городовые – дворяне и дети боярские выборные («выбор»), дворовые («по дворовому списку») и городовые (городовой осадной службы). Военной службой государю был обязан также «прибор»: стрельцы, казаки, пушкари, затинщики, воротники, даточные люди, а с 1630-х гг. – солдаты и драгуны.

Присоединение Казани, Астрахани и Сибири поставило проблему номинации народов, принявших русское подданство. В юридический язык прочно входит термин «иноземцы», известный в русском языке с XIII в. Этот термин в XVI – XVII вв. имел чрезвычайно широкий объем и включал подданных иностранных государств; специалистов, поступивших на русскую службу, но не принявших подданства; иностранных переселенцев и их детей, рожденных на территории России; народы, принявшие русское подданство на вновь присоединенных к России территориях. Можно предположить, что термин «иноземцы» сформировался под влиянием византийского (греко-римского) права и являлся калькой со статуса perigrinus (перегринов), которыми в Древнем Риме могли быть как иностранцы, так и римские поданные, которые не обладали ни римской, ни латинской правоспособностью. ^{[5, c. 60 – 67]}

В XVI – XVII вв. сохранил свое значение основной вид древнерусского феодального землевладения – «вотчина», но уже в трех разновидностях: вотчины «родовые» («отчина», «дедина», «прадедина»), «выслуженные» и «купленные». С конца XV в. формируется еще один вид феодального землевладения – «помѣстье» и соответственно появляется термин «помѣщикъ» (владелец поместья). ^{[34, вып. 17, с. 18]}

В связи с обязательной письменной фиксацией договора, начинают устойчиво использоваться термины для их обозначения: «купчая», «данная», «заклад», «крепость», «заемная память», «заемная кабала», «ссудная запись», «поклажа», «найм» и др. Свидетельствовали заключение договора «послухи». В семейном праве использовались древнерусские термины «рядная», «сговорная запись» и др. Основным термином для обозначения наследства являлся «статокъ». Во второй половине XVII в. в русском юридическом языке появляется термин «наследникъ» (польск. naslednik).

Уголовное право еще не выделилось в отдельную отрасль права (в частности, обязательства из причинения вреда могло влечь не только частно-правовые последствия, но и наказываться штрафами, имевшими уголовно-правовую природу), не сформировалось общего понятия преступления (они все еще имели сакральную окраску: «забыв страх божий и презрев царское повеление», «забыв страх божий и христианский закон» и др.).

Однако, во-первых, под влиянием византийского (греко-римского) светского права в Уложении 1649 г. осуществлена попытка провести различие умышленных и неумышленных преступлений. Во-вторых, существовала развитая система составов преступлений и особые термины для обозначения их отдельных групп. Так, для обозначения государственных преступлений использовался термин «воровство», против религии и церкви – «бесчинник», в отношении убийц и разбойников – «лихое дело», «лихие люди», в отношений преступников против частных лиц и их имущества – «разбойники и тати». В Судебниках 1497 и 1550 гг. термин «душегубецъ» используется наряду с «убойца». В Уложении 1649 г. термин «убойца» становится основным для номинации этого состава преступления.

Система наказаний включала смертную казнь (простую и квалифицированную), телесные наказания, лишение свободы (тюрьма и ссылка), лишение чести, имущественные взыскания (штрафы). В Уложении 1649 г. под византийским и литовско-польским влиянием устанавливается смертная казнь как один из основных видов наказания. В связи с возрастанием значения лишения свободы как наказания в XV в. в русском юридическом языке появляется термин «тюрьма». Существует две версии появления этого термина: заимствование из польского (от средне-верхне-немецкого turm – башня) или тюрского (от древнетюрского turma – темница). ^{[44, c. 46 – 51]}

Язык приказного делопроизводства

В конце XV в. на основе великокняжеской канцелярии начинают возникать центральные органы государственного управления – приказы с собственной компетенцией, функциональным разделением полномочий, штатом приказных служителей (дьяков и подьячих) и делопроизводством. Становление приказного строя центрального управления завершается в ходе административных преобразований 50-х гг. XVI в. На XVII в. приходится расцвет сложной системы общегосударственных, дворцовых и патриарших приказов. ^{[29, с. 29 – 49 и др.]}

Термин «приказъ» первоначально означал распоряжение, приказ. Но затем он стал использоваться в двух новых смыслах. Во-первых, управление какой-либо частью дворцового или монастырского хозяйства, территория, в пределах которой осуществлялось это управление. Во-вторых, государственный орган, имевший собственную компетенцию. Использование термина «приказъ» в последнем значении привело к номинации большинства центральных органов государственной власти. В дворцовом управлении наряду с термином «приказъ» использовался термин «путь». ^{[34, вып. 19. с. 168 – 169; вып. 21. с. 66 – 67]}

Судьей приказа обычно становилось лицо из царского окружения, входившее в состав Боярской думы в чине боярина, окольничего или думного дьяка. Штат приказа составляли «приказные люди», включая дьяков и подьячих. Термин «приказные люди» происходил от термина «приказ». Этот термин стал устойчиво использоваться в XVII в., хотя не был достаточно четко определен и мог употребляться не только в отношении дьяков и подьячих, но и, например, на стрелецких и казачьих сотников, пятидесятников. Термины «дьяк» и «подьячий» стали использоваться в отношении служителей великокняжеской канцелярии с XIV в. и были производными от церковного «дьякона» в значении грамотного человека. ^{[14, с. 16 – 17]}

По замечанию Н.Ф. Демидовой, сложившиеся еще в великокняжеской канцелярии деление приказных на дьяков и подьячих было сословно-должностным. Процесс становления должностей в современном смысле слова происходил в XVII в. Прежде всего, он привел к делению подьячих на три «статьи» (разряда) – первую, вторую и третью статьи («старых», «середних» и «молодших») и выделению из них подьячих «с приписью» и «со справой». Кроме того, в московских приказах и приказных избах происходила профессиональная специализация подьячих по кругу дел (например, ведению того или иного вида приказной документации). ^{[14, с. 157 – 165]}

В штат Посольского, Иноземного и Аптекарского приказа входили также должности переводчиков. Аптекарского приказа – доктора. Некоторой спецификой отличались штаты дворцовых приказов, в которые входили не только дьяки и подьячие, но и иные чины: «ключникъ», «кравчей» (почетная придворная должность, обычно стоял за стулом государя во время торжественных обедов и прислуживал государю), «покоевый дворянин», «постельничий», «спальник» и др. Все приказы имели технический персонал (сторожей, истопников и т.д.).

Служители московских приказов и приказных изб на местах исполняли свои обязанности на профессиональной основе: перед вступлением в должность они приносили присягу, свои обязанности исполняли лично с учетом профессиональной специализации, был установлен порядок продвижения по службе, за свою службу они получали вознаграждение. В XVII в. формируется понятие «приказной работы», которая включала обязанности «...всякие дела делати и судити вправду», сохранять секретность «государевых дел», «посулов и поминков ни у кого ни от чего не имать», «...государевы казны во всем оберегати» и т.д. ^{[14, с. 147 – 153]}

Исполнение должностных обязанностей приказных служителей требовало профессиональной подготовки: техники каллиграфического письма, знания приказного делопроизводства и судопроизводства, арифметики и т.д. Работа в Посольском приказе, помимо прочего, требовала знания иностранных языков. В XVI – начале XVII вв., когда численность подьячих была еще относительно невелика, подготовка детей к «приказной службе» осуществлялось в семьях дьяков и подьячих. По замечанию Н.Ф. Демидовой, «роль приказного мира в обучении детей, продолжавших дело своих родителей сохранялась на протяжении всего XVII в.». ^{[13, c. 153 – 154]}

Рост численности приказных служителей и повышение требований к ним привели во второй половине XVII в. к формированию приказных школ начального образования. Сохранились сведения о школе литейщиков при Пушкарском приказе, Типографской школе при Печатном приказе, школах при Аптекарском, Иноземном, Посольском, Поместном и Разрядном приказах. ^{[13, c. 160 – 163]}

Приказное делопроизводство получило название от центральных государственных органов – приказов, но его формы были обязательны и для местных органов. Наличие правил составления и оформления документов привело к появлению «образцовых» книг, азбук и «письмовников», которые включали образцы некоторых видов документов и обучали правилам гражданского поведения. ^{[51, c. 15]} Но в конечном итоге подготовка документа зависела от грамотности пишущего.

Документы писались на одной стороне разрезанного на пополам листа, которые затем склеивались по «сставам» (нижним краям листа) в ленту и скатывалась в «столбец» (свиток). На «сставе» подьячий или дьяк ставил свою подпись для удостоверения подлинности документа. В отдельных случая (боярские списки, приходные и расходные книги, платежные книги, даточные книги, писцовые, переписные, дозорные книги, книги сошного письма и т.д.) делопроизводство велось в «тетрадях», которые сшивались в «книги». ^{[51, c. 27]}

Организация работы с документами возлагалась на дьяка, а там, где его не было, – на подьячего «с приписью». При поступлении входящего документа на нем делали отметку о дате получения, дьяк определял в какой стол или повытье его направить. Работу с входящим документом (подбор расспросных речей, сказок, выписок и др., составление доклада и проекта ответного документа) вели подьячие. Если дьяк одобрял их работу, то докладывал дело судье приказа или целиком, или по особой выписке. Следует подчеркнуть, что в XVI – XVII вв. ни царь, ни бояре свои подписи на документах (включая нормативные акты) не ставили, «а на всех делах закрепляют и помечают думные дьяки». В 1690 г. этот приказной обычай был закреплен в законодательстве. ^{[31, т. III, № 1372]}

В XVI в. сформировались основные разновидности документов приказного делопроизводства. Из вышестоящих органов в нижестоящие направлялись «грамоты», «указы» и «приказы». В первоначальном смысле грамота – это писанный текст. Но с конца XV в. грамота прочно вошла в оборот как документ распорядительного характера. В Судебнике 1497 и 1550 гг. упоминаются различные виды грамот (бессудная, отпускная, правая, вольная, жалованная, льготная, приставная, тарханная, уставная и др.). Особой разновидностью документов был приговор, содержащий судебные или административные решения облеченных властью лиц. Часто приговоры составлялись как пометы на отписках нижестоящих органов и челобитных частных лиц. Равные по статусу органы сносились между собой памятями. Документ, выданный проверяющему, посланному для проведения инспекции, назывался «доезжей памятью». Из нижестоящих в вышестоящие посылались «отписки». ^{[18, 51]}

Обращение к государственным властям в XIII – начале XVI вв. называлась «жалобница» (официальное заявление о противоправных действиях должностного или частного лица, в отношении жалующихся и с просьбой о восстановлении его прав и защите), но после принятия «государем вся Руси» титула царя ему стали «бить челом», из-за чего на смену «жалобнице» с 1550-х гг. пришла «челобитная».

Наряду с общими документами существовали системы документации, в которых фиксировались отдельные функции управления: военная, дипломатическая, бухгалтерского и хозяйственного учета и т.д. Среди них можно назвать разнообразные «списки», «росписи», «десятни» (списочный состав служилых людей городовых корпораций), «перечни», «реестры», «сметы», «доезды» и др. В результате проведения описаний крестьянских дворов и земельных угодий составлялись «сошные» и «переписные книги». С середины ХVI в. описание земель сочетается с отделом части земли новым владельцам – это фиксируется в «писцовых» и «отдельных книгах». В период между общими описаниями появляются «приправочные» и «дозорные книги». Рассмотрим подробнее отдельные виды документов и их лексику.

Международные отношения Русского государства осуществлялись через Посольский приказ, который в силу специфики своей деятельности способствовал ознакомлению верхов московского общества с культурой и обычаями зарубежных стран. Документация Посольского приказа отличалась значительной спецификой, включая, например, такой вид документов, как статейные списки русских послов.

Статейные списки русских послов XVI – XVII вв. привнесли в приказной язык новый жанр – жанр путешествия в те страны Запада и Востока, куда они ездили для ведения переговоров. Следует отметить, что статейные списки имеют сильно выраженную повествовательную линию. Однако при всех своих особенностях они сохраняют деловой стиль. Открываются они клаузулой с указанием на разновидность документа, его автора, страну пребывания и дату начала посольства, что подчеркивает официальный характер документа. В тексте обязательно фиксировался маршрут посольства. Заключался статейный список клаузулой с перечислением дат и мест пребывания, пройденного расстояния, указания провожатых. ^{[24, с. 81 – 90]}

Основное содержание статейного списка составлял пересказ переговоров, делавшийся в форме диалога. Освободившись от ордынского ига, московские самодержцы стремились строить отношения на основе суверенного равенства, предлагая монархам соседних народов «быти в любви и в дружбе». Отсюда, повышенное внимание русских послов к дипломатическому церемониалу, забота о сохранении «государевой чести», использование полных титулов монархов.

Анализ конфликтов в международных отношениях показывает, что за традиционными клише московской дипломатии лежали нормы ius gentium («права народов» или «права между народами»). Так, конфликт с Англией в XVI в. был вызван ее претензией на монополию торговли с Россией, аргументировавшуюся тем, что англичане первыми из европейцев открыли северный морской путь до Архангельска. В ответ московские дипломаты заявили: «Божию дорогу океан-море, как можно перенять, унять или затворить?». Принцип открытого моря был, видимо, заимствован из Родосского закона, известного по русским переводам Эклоги. ^{[3, с. 5 – 12]}

Конфликт с Китаем в XVII в. был вызван попытками китайских дипломатов навязать России статус «даннического» государства. В частности, с этой позицией столкнулся в 1676 г. русский посол Н.Г. Спафарий. В своем статейном списке он изложил свои действия по защите «государевой чести», доказывая неправомерность претензий китайцев как противоречащие «праву народов» и обычаям, принятым «у всех государей». В качестве языка-посредника при переговорах был использован латинский язык, в чем Спафарию помогли иезуиты, находившиеся в Пекине. ^{[2, с. 380 – 396]}

Государственная деятельность служащих Посольского приказа способствовала заимствованию приказным языком терминов из лексики зарубежных стран. Из греческого языка в этот период были заимствованы термины «синклитъ» (в греч. – совет старейшин; в приказном языке – совокупность придворных, знать Московского государства), «синодъ» (в греч. – собрание; в приказном языке – собрание высшего духовенства для решения церковных дел у христиан, собор). ^{[34, вып. 24, с. 152, 153]}

В XVI – XVII вв. расширяются связи Русского государства со странами Европы, что сказалось на широких заимствованиях из европейских языков и латыни. Из европейских языков были заимствованы лексемы «агент» (нем. agent; дипломатический представитель), «артикул» (нем. artikel, польск. artykul; статья закона или приказа), «бургомистръ» (польск. burgmeister; выборный голова городского самоуправления). Во второй половине XVII в. в русском языке появился латинский термин «парламент» (нем. parlament, англ. parlament, фр. parlement). Из латинского языка были заимствованы лексемы «секретарь» (лат. secretarium), «сенатъ» (лат. senatus), «канцеляръ» (лат. cancellarius), «канцелярия» (лат. cancellaria), «мандат» (лат. mandat), «консулъ» (лат. consulus) и др. ^{[48, т. 1. с. 27, 54, 375, 423, 507; т. 2. с. 7, 150 – 151]}

Значительной спецификой отличалась документация приказов, связанных с военным делом – Разрядного, Пушкарского, Рейтарского и Иноземного. Главными видами их документации были разрядные книги, боярские книги и списки, сводные годовые списки, позволявшие вести учет служилых людей. Создание в XVI – XVII вв. полков нового строя привело к тому, что в военной лексике начинает формироваться значительный пласт слов европейского происхождения. В частности, из латинского языка был заимствованы слова «дистанция», «фортеция», «фундамент» и др. Из европейских языков (преимущественно польского) заимствована новая номенклатура для обозначения воинских подразделений, званий и видов оружия: «генерал» («ганарал», «генарал», «енерал», «янарал»), «гетман», «есаул», «капитан», «капрал», «каптенармус», «командант», «комиссар», «полковник», «порутчик», «рейтар», «рохмистр» (ротмистр), «сержант», «солдат», «хорунжий», «пинарда» (петарда), «бердыш», «карабин», «мушкет», «пистолет» («пистоль), «пулька», «рота» и др. ^[41]

Управление территориями бывшего Казанского ханства и Сибири осуществлялось через областные приказы – приказ Казанского дворца и Сибирский приказ. В их архивах сохранились документы на татарском и иных восточных языках, а в русских документах часто встречаются тюркизмы. По заключению Т.Х. Гилазетдиновой, в XVI – XVII вв. русским языком были заимствованы следующие слова из старо-татарского языка: «бек» (титул высших чиновников), «мурза» (князь), «паша», «хан», «тайша», «атаман» (вожак, предводитель), «ага» (военачальник, почетный титул), «улус», «юрт» (область, страна, поселение), «табор» (стан, лагерь, обоз), «кабала», «ярлык», «ясак», «тавро», «тамга», «сургуч», «саадак» (сабля), «ясырь» (пленный), «базар», «гыря» (гиря), «алтын» (монета), «абаса» (персидская серебряная монета), «аршин», «косяк» (меры длины), «мулла», «намаз», «вор», «воруха» (развратная женщина) и др. Слово арабского происхождения «аманат» проникло в русский язык через тюркские языки, в которых оно имело значение залог, заложник. ^[12]

Специальное исследование таможенной документации провела О.В. Баранова. В конце XV в. были введены уставные таможенные грамоты. После отмены в 1555 г. системы кормлений взимание пошлин начали производить в таможнях. Модель таможенной книги складывается в XVII в. Она имели стандартизированную структуру (формуляр), которая обеспечивалась пятью типами клаузул: заголовка, статьи, промежуточной записи счетного характера, итоговой записи счетного характера, удостоверяющей записи (скрепы). В тоже время О.В. Баранова отмечает, что в XVII в. в рамках единых традиций таможенного делопроизводства выделялись областные особенности в языке и оформлении таможенной документации (Москва, Новгород, Устюг Великий, Тюмень и др.). ^[8]

Язык судопроизводства

В Русском государстве XVI – XVII вв. суд не был отделен от администрации. Участие дьяков и подьячих в суде с XV в. было обязательным. Документы судопроизводства – судные списки, докладные списки, правовые и судебные грамоты, судебные приговоры, срочные грамоты, безсудные грамоты, отпускные грамоты – оформлялись подьячими на языке приказного делопроизводства, подписывались дьяками и запечатывались «прикладыванием печати» судьями. Полицейские функции в судопроизводстве и исполнительное производство осуществляли «недельщики» и приставы.

В конце XV – XVII вв. совершенствуется понятийный аппарат, связанный с отправлением правосудия. Начиная с Судебников 1497 и 1550 гг. судьям предписывалось «судом не мстити, ни дружити никому», «посулов не брать», устанавливалась ответственность за «лихоимство». Формируется развитая терминология связанная с судоустройством: «полатный судъ» (судебная полата при Боярской думе конца XVII в.), «судья» (земский, волостной, посадский, мирской), «встречный судъ», «приставъ», «исправа», «всчинати», «вершити взыскание», «наносити вину», «наносити судъ» и др.

В процессуальном праве XVII в. сосуществовали две формы процесса – «суд» (состязательный, обвинительный процесс) и «розыск» (следственный процесс). Обычно споры по договорам купли-продажи, займа, поклажи, нанесению оскорблений, должностными преступлениями, убийствами, осуществленными не с целью грабежа, рассматривались по правилам обвинительного процесса. Политические преступления и наиболее тяжкие уголовные (разбой, грабеж, татьба и сопряженные с ними убийства), а также крепостные дела о холопах, крестьянах, поместьях и вотчинах рассматривались с применением розыскного процесса. ^{[22, c. 228 – 249]}

В «суде» основанием для возбуждения дела служила исковая челобитная потерпевшей стороны. Дьяк визировал такой иск, после чего он приобретал значение «приставной памяти». Для вызова сторон в суд из приказа выдавались «зазывные грамоты». ^{[34, вып. 5, с. 200]} Стороны могли догово-риться между собой о сроке явки в суд, подав при этом «отсроч¬ные челобитные». Стороны в процессе в качестве доказательств предъявляли письменные документы (заемные кабалы, закладные и т.п.), прибегали к показаниям свидетелей. В Судебниках 1497 и 1550 г., Уложении 1649 г. термин «послухъ» используется наряду с термином «свидетель». Важным доказательством была «общая ссылка», или «общая правда», когда обе стороны ссылались на одних и тех же свидетелей. Суд мог прибегнуть к «повальному обыску», т.е. к опросу окольных людей по существу обстоятельств дела. Наконец, в качестве доказательств выступали «крестное целование» и «жребий» как форма «божьего суда». Решение суда именовалось приговором.

В XVII в. происходит становление розыскного процесса, в особенности по государственным преступлениям («слово и дело государево»). Как доказал Н.Н. Покровский, первоначально «государево слово и дело» понималось как любое существенный для государства и государя вопрос, но под влиянием Смуты начала XVII в. возникает уголовно-правовое понимание этого термина как особо важного политического преступления. ^{[30, с. 24 – 61]}

Основными юридическими терминами процессов по «слову и делу» были: «розыск», «сыск» (розыскной процесса), «язычная молвка», «извещалъ», «изветная челобитная» (обвинение в преступлении), «сыщикъ» (следователь), «въ приводе былъ» (задержать и доставить обвиняемого судье), «держать по прежнему за приставомъ» (содержать под арестом), «допрос», «разспрос», «разспросныя речи» (допрос), «пытать накрепко», «въ разспросе сказалъ и съ пытки говорилъ», «пыточные речи» (пытка во время допроса, показания на пытке), «ссылочные люди» (лица, на которых указал изветчик как на свидетелей), «обыскные люди въ обыскахъ говорили» (показания всех потенциальных свидетелей на повальном обыске), «(по)ставить съ очей на очи» (очная ставка). ^{[27, c. 91 – 118]}

Ряд из этих терминов появились именно благодаря становлению розыскного процесса. Так, выражение «с очей на очи» фиксируется с 1551 г. и означает «лицом к лицу; в присутствии обеих сторон; на очной ставке». Древнерусское слово «молвилъ» приобретает признаки юридического понятия: «молвить» в делах по «слову и делу» – это наговаривать на кого-либо, а «язычная молвка» означает донос, свидетельское показание, оговор, обвинение. ^{[34, вып. 9, с. 240, 241; вып. 12, с. 329]}

В XVII в. некоторые юридические термины были заимствованы из латинского языка: «апелляция», «аффект», «капитулы», «персона», «гражданство», «фамилия», «церемония», «форма», «инквизиция», и др. Из польского – «кляуза», «полиция», «секрет» и др. ^{[10, c. 27]}

Особенностью языка судопроизводства было то, что в документах, исходящих от истцов, обвиняемых и свидетелей, иногда использовалась простонародная речь с ее диалектными особенностями. Так, живую разговорную речь зачастую сохранял исходный документ судопроизводства – челобитная, писавшаяся либо самим исцом, либо его доверенными лицами, либо площадными подьячими ^[11]. Именным указом от 15 марта 1675 г. объявлялось, что «будет кто в челобитье своем напишет в чьем имени или прозвище не зная право¬писания, вместо "о", "а", или вместо "а", "о", или вместо "ъ", "ь", или вместо "и", "i", или вместо "о", "у", или вместо "у", "о", и иные в письмах наречия, подобные тем, по природе тех городов, где кто родился, и по обыкностям своим говорить и писать извык, того в бесчестье не ставить». ^{[31, т. I, № 597]}

Заключение

В конце XV – XVII в. в Русском государстве формируется великорусская народность, что отразилось на разговорном и на церковнославянском языках. Укрепление верховной власти и совершенствование государственного механизма привело к процессу формирования закона в современном смысле слова, совершенствованию исполнительно-распорядительной деятельности и судопроизводства. Во второй половине XVI в. в Москве начинают печатать книги, а через столетие появились первые нормативно-правовые акты – Уложение 1649 г. и Кормчая 1653 г. – изданные типографским способом. Уложение 1649 г. определило последующее развитие права России. В 1830 г. М.М. Сперанский и начал издание «Полного собрания законов Российской империи» с его текста.

Основой языка законодательства, судопроизводства и официального делопроизводства оставался документально-деловой (приказной) стиль русского языка, который совершенствовался в правоприменительной деятельности приказного управления. Как и ранее, русское право XVI – XVII вв. развивалось под влиянием византийского (греко-римского) законодательства, о чем свидетельствуют как кальки с понятийно-категориального аппарата римского права, так и использование церквонославянского языка в русском законодательстве. Но с середины XVII в. становится заметным влияние европейского права, что отразилось в заимствовании европейской юридической лексики. Иными словами можно говорить о начале процесса европеизации государства и права России, который получил свое высшее развитие в законодательстве Российской империи XVIII – XIX вв.