The idea of all-encompassing unity in the context of modern culture

Rozhkova Natalia PhD in Pedagogy Docent, the department of Humanitarian Disciplines, Oryol State Agrarian University 302019, Russia, Oryol, Generala Rodina Street 69 more-nz@rambler.ru Other publications by this author

Многомерность и технологичность современной культуры не должны отвлекать внимание исследователей от важнейшей её составляющей – идей, оказавших исключительное влияние на человеческое сознание и, как следствие, на историю. Удивительное разнообразие жизненного опыта человечества оформлялось в виде идей, характеризующихся разной степенью универсальности. В истории культуры есть идеи-однодневки, но есть и идеи, сохранявшие актуальность веками, прошедшие через смену множества поколений и открывающие грани смыслов на новых ступенях развития цивилизации. К числу весьма продуктивных и способных к самовозрождению идей можно отнести идею всеединства, пережившую множество трансформаций на разных этапах развития человеческого самосознания. Многие великие мыслители обращались к оттенкам, производным, вариациям этой идеи, а её созидательный потенциал  только наращивался от века к веку, от культуры к культуре.

Попытаемся проследить основные тенденции в процессе кристаллизации этой идеи, описать её мировоззренческое значение в истории человечества, обдумаем также вопрос о социокультурном потенциале идеи всеединства в условиях глобальных угроз.

В космогонических мифах разных народов мир рождается из водной бездны, хаоса, а затем структурируется на земной, подземный и небесный      миры. Земным миром управляют боги, над которыми, в свою очередь, стоит неумолимый закон смены поколений, они борются за власть, любовь, счастье, подчиняясь неумолимым повелениям рока, законам ещё более высокого уровня. Структурированность бытия не противоречит его целостности. Мифологические вариации идеи всеединства, так или иначе стремятся к изоморфизму, в них воплощается переживание мира как некоего целого на этапе господства мифологического мировоззрения.

В пределах мифологического мировосприятия идея единства всего сущего преломлялась по-разному в коллективном сознании древних народов. В самых ранних литературных памятниках человечества, в частности, в «Ригведе» содержатся тексты гимнов, прославляющих рождение мира, «золотого зародыша» из хаоса водной бездны. «Нечто одно» как начало мироздания отождествляется с вселенским разумом, пожелавшим обрести телесное воплощение. ^[9]  Онтологический натурализм древнеиндийской мифологии и философии опирается на идею сотворённости мира из единого чистого Сознания. В более поздних произведениях, отличавшихся мировоззренческой разнородностью, также представлена модификация идеи всеединства. В «Упанишадах» говорится об отсутствии чёткой границы между физическим и нравственным миром, между индивидуальным  человеческим Я и всеобщей духовной субстанцией  - Атманом и Брахманом.^[2] Принцип тождества ядра личности, которое непостижимо в повседневной деятельности, и божественного мирового начала пронизывает ранние художественно-философские произведения древнеиндийской культуры. Сама возможность слияния высшего «Я» человека с Абсолютом делает весьма условным любые противопоставления и границы, не снимая полностью отличий между истинным и видимым бытием. Карма как универсальный закон, отражающий суть причинно-следственных связей, объединяет всё происходящее в единый процесс, подчиняет всё живущее своей власти. 

Представления о космосе как живом целостном организме, прекрасном в своей сложности, также являются вариацией идеи единства бытия. Античная культура пронизана чувством  соразмерности и красоты, которое выразилось в стремлении к бытовой умеренности, проникло в искусство и философию. Следование Логосу, единому вселенскому закону, необходимо человеку, чтобы быть счастливым. Логос, удерживающий всё в порядке и гармонии, сообщает человеку знание о единстве бытия. Гераклит  призывает прислушиваться к голосу собственного разума, чтобы постичь скрытую мудрость мира: «Выслушав не мою, но эту вот Речь (Логос) должно признать: мудрость в том, чтобы знать всё как одно». ^{[6, 85]}

В «Тимее» Платон стремится восстановить гармонию человеческого сознания с космическим Логосом.  Мыслитель опирается на идеи древнегреческих натурфилософов о целокупном единстве, совершенстве, первозданной красоте космоса, наделённого душой, и рассуждает об уникальном месте человека в мироздании. ^[1] Способность античных философов слышать гармонию сфер, звуки Вселенной рождается из ощущения мира как целого и вполне соответствует глубинной потребности человека в телесной целостности. В античной, а затем западноевропейской философской мысли представления о едином  и всеедином отличаются вариативностью и стимулируют постоянное усложнение онтологической проблематики: если Парменид считает единое предикатом бытия, то Платон, отталкиваясь от пифагорейцев и элеатов, наделяет единое статусом сущности.

Индикатором значимости идеи всеединства можно считать и зарождение представлений о едином Боге как творце мироздания. Противопоставление двойственной природы человека и целостности, совершенства, всеобщности Бога в христианстве показательно и в гносеологической, и в метафизической плоскостях. Как пишет А.Г. Дугин, «Все цивилизации, религии и философии знают о парах, диадах, полюсах и оппозициях. Но все они по-разному расставляют акценты, согласуют пропорции, распределяют смысловые, метафизические ряды антиномий, полюсов, оппозиций». ^{[4, с.50]} Монотеистические религии с их радикальным противопоставлением творца и творения – важная веха в эволюции идеи всеединства. Величие, совершенство мыслятся как характеристики истинного бытия, т.е. бытия Бога. Возвращение утраченного единства провозглашается конечной целью и смыслом человеческой жизни. Это новый уровень познавательной деятельности и самосознания личности. 

Восхождение к единому как к непостижимой, сверхбытийной божественной сущности, обозначенное ещё  у Платона, меняет статус. Размышления о единстве множественного, связи бытия и знания на определённой ступени развития идеи приводят к зарождению пантеизма. Пантеизм можно считать одной из форм перехода от мифологических представлений о единстве мира к философскому освоению этого принципа бытия. Главный онтологический компонент пантеизма  - идея тождества, слитности мира и Бога – открывает возможность для более радостного, восхищённого мировосприятия, чем это свойственно монотеистическим религиям. Бытие здесь и сейчас в сочетании с возможностью созерцать божество во всём его многообразии имеет ряд преимуществ: оно более осмысленно  и одновременно более теологично. Если признать, что божественное начало растворено в природе, протянется бесчисленное множество нитей, связей, родятся неожиданные ассоциации и метафоры, намекающие на глубины непознанного и стимулирующие фантазию познающего субъекта. Единство Троицы непостижимо, ипостасность единого Бога с трудом охватывается человеческим сознанием. Тайна бытия кроется в его неповреждённой раздельности, его целостной множественности.

Просто перечислив философов, отдавших дань размышлениям о единстве мира, легко прийти к пониманию мировоззренческой и культуротворческой значимости, фундаментальности идеи всеединства: Н. Кузанский, Дж. Бруно, Б. Спиноза, Р. Декарт, И. Фихте, Ф. Шеллинг, Г. Гегель, русские славянофилы и религиозные философы – все они, так или иначе, окунулись в её мыслетворящий поток.

Актуализация тех или иных идей не только диктуется конкретно-исторической необходимостью, но и потребностями, целями, которые  возникают на  историческом пути человечества. К идее всеединства люди обращаются перед лицом кризисных ситуаций, на переломах культур и эпох, в условиях смены познавательных и мировоззренческих парадигм. Особенно ясно это становится на рубеже XIX и XX веков.

В наследии В. Соловьёва^[7] представления о всеединстве занимают особое место, достигают стадии номинации и пускают корни в русскую религиозно-философскую почву. Идея цельного знания, воспринятая В. Соловьёвым из наследия славянофилов, позволяла осмыслить исторические и космические процессы, связать индивидуальное и общечеловеческое. Человечество как единый организм существует постольку, поскольку реально существует всеобщее как таковое. Неразделимость божественной, космической и человеческой истории указывает на реальность Бога так же отчётливо, как разумная непостижимость его сути открывает пути мистического созерцания, интеллектуальной интуиции, познавательного вдохновения. Абсолют как «вечное всеединое» или «Единое и всё» не может существовать без воплощения в другом, в материи. Всеединое способно к развитию, осуществлению  и осознанию себя в мировом историческом процессе.

Пантеистические мотивы, переплетённые с христианскими идеями, придают философии В. Соловьёва неповторимую окраску и открывают новые горизонты движения мысли. Своеобразное токование догмата о Троице как попытка примирения мужского и женского начала инициирует образ совершенного человечества как органического тела и одновременно идеи универсальной индивидуальности. Богочеловечество – это попытка реального и полноценного религиозного универсализма, расширение контекста богословских поисков, обусловленное вызовами эпохи.

Кризис западной цивилизации и мирового христианства показал, что «грех индивидуации» поразил отдельных людей,  целые народы и даже культуры. Сегодня фрагментация бытия происходит через войны, политические конфликты, терроризм всех разновидностей, разрушение морально-нравственного  регулирования, бесконечную конкуренцию, личную амбициозность и жестокость. Борьба со злом и несправедливостью  возможна в том случае, если человечество осознает необходимость восстановления единства божественного и человеческого, как это сделал В. Соловьёв. Понять, что история есть последовательность актов самопознания всеединого – значит изменить существующий порядок вещей.

Влияние философии В. Соловьёва на историко-культурный процесс в России велико и многогранно. Дискуссионные составляющие этого учения позволили русской религиозной мысли начала XX века сделать вклад в мировую философию. Искусство серебряного века, проникнутое мистическими и космогоническими флюидами, размышлениями о женственности также многим обязано В. Соловьёву. В некотором смысле, учение о богочеловечестве является вершиной,   результатом аккумуляции всех форм идеи всеединства. Таким образом, единство мира становится более очевидным, когда достигается понимание условности граней между феноменами и сферами культуры, природными процессами, социальными группами и т.д. Классификационный потенциал человека достаточно высок, но расчленение и исчисление как функции рассудка не исчерпывают задач познавательной активности человечества.

На рубеже XIX-XX веков идея всеединства мигрировала из одно сферы самопознания человечества в другую. Она проникает в искусство, и художественная литература создаёт свои интерпретации этого важнейшего философского и мировоззренческого принципа. Не случайно, что происходит это в творчестве писателей, склонных к философичности, к стремлению «схватить», отлить в слове наиболее значимое из того, что достигнуто эпохой. Одним из таких писателей был Л.Н. Толстой. Беспощадная критика социального устройства, в котором люди разделены множеством условностей, неразрывно связана у Л.Н. Толстого с попытками создать образы людей, достойных уважения современников и потомков. Именно им открываются разные оттенки идеи онтологического единства мира. Можно рассуждать о  равенстве, а можно попытаться воссоздать это равенство как образ жизни, ведь работать на земле, учить детей, верить в Бога все должны одинаково.  Презрение к светскости  у Л.Н. Толстого – это презрение к нежеланию понять иллюзорность условностей, разделяющих людей, животных, явления природы и многое, что нельзя точно именовать, но можно ощутить.

Герои произведений Толстого поднимаются до переживания единства с миром в кризисные, решающие моменты жизни. Андрей Болконский смотрит на высокое небо, единое для всех, и ему открывается суетность, незначительность Наполеона. Гибель кумира означает начало мучительных поисков иных ориентиров и целей. А что такое «мысль народная», рассуждения о роевом начале, объединяющем всех жителей страны без различия сословий в единый организм перед лицом смертельной угрозы? Сами собой рассыпаются социальные рамки, улетучиваются условности, когда есть общая цель. Кстати, общая цель есть и у французов, хотя она ведёт их к неизбежной гибели.

Ценность и богатство личности измеряются её способностью «подключаться» к всеобщему: семья, народ, общечеловеческие ценности, следование нравственному закону выше конкретного человека и  его эгоистических устремлений. Пережить праздник единения с миром дано только самым чутким, добрым, мудрым: «Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звёзд. «И всё это моё, и всё это во мне, и всё это я! – думал Пьер. – И всё это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!»^{[8, с. 533]} Только смех могут вызвать у героя Толстого попытки мелких людишек поймать бессмертную душу в силки запретов, ограничить личность социальными рамками. Откровения подобного рода в произведениях великого русского писателя случаются лишь с теми, кто не может удовлетвориться материальными благами и карьерными достижениям, для кого бытие – величайшая тайна, к осознанию которой можно лишь прикоснуться.

Идея единства мира занимала значительное место в творчестве великого немецкого писателя Герман Гессе.  Кризис европейской культуры на рубеже  XIX-XX и его закономерное продолжение в начале XX века остро переживались Г. Гессе. После юношеского бунта, связанного с критикой христианства, писатель обращается к истокам восточной мудрости – Ведам, Упанишадам, произведениям Лао-Цзы и Конфуция. Многие произведения немецкого писателя – это своеобразные перекрёстки культур и традиций. Писателя волнует проблема несоответствия представлений о разделённости бытия на возвышенное и низменное, инстинктивное и духовное, животное и человеческое, мужской и женское, индивидуальное и всеобщее. Г. Гессе относит эти и другие псевдопротивопоставления лишь к сфере разума, сознания, человеческого мнения. Детские воспоминания о счастье, единстве с природой, гармонии с богом, родителями и самим собой подталкивают к поискам путей восстановления утраченного равновесия.

Потребность в ощущении мира  как живого непротиворечивого целого оформляется в образы художников, мыслителей, странников, открытых миру и открывающих главное свойство бытия – всеединство: «Он понимал всё, всё обращалось к нему, всё было ему открыто. Для этого не существовало слов, неверно и безнадёжно было пытаться обдумать и понять что-либо с помощью слов! Нужна была только твоя открытость, твоя готовность – и тогда любой предмет, тогда весь мир нескончаемым шествием, как Ноев ковчег, входил в тебя, и ты обладал им, понимал  его и был с ним един.

...Всё становилось таким простым, таким добрым, таким осмысленным, стоило лишь увидеть это изнутри, стоило лишь увидеть за каждой мелочью её сущность, Его, Бога». ^{[3, с.109]} Картины счастья, личного и всеобщего, посещают тех, кто пережил подобное озарение. Даже если это происходит перед смертью,  прикосновение к любому проявлению всеобщности благотворно для психики, оно способствует разрушению искусственно созданных социально-психологических барьеров, преодолению стереотипов.

В XXI век человечество  вступило, накопив достаточно глобальных проблем, каждая из которых опасна по-своему. В результате глобализации мир становится единым, так сказать, практически, т.е. информационно, экономически, политически и т.д. Выяснилось, что «со-жительство» представителей разных культур, религий, носителей разных убеждений – дело не только очень трудное, но порой почти невозможное. На нынешнем этапе развития цивилизации вопрос о выживании человечества стоит достаточно остро. Необходимо обратиться к переосмыслению жизненного опыта предыдущих поколений, сконденсированного в универсальных идеях и принципах, прошедших проверку временем. Идея всеединства вряд ли может расцениваться как панацея от всех недугов человечества в его нынешнем состоянии. Но динамика трансформаций, которые пережила эта плодотворная идея, показывает, что её потенциал далеко не исчерпан. Одним из свидетельств в пользу этого тезиса является зарождение идей планетарного гуманизма – «такого гуманизма, который стоял бы на страже прав человека и боролся за человеческую свободу и достоинство, но также указывал бы на наш долг перед человечеством в целом». ^[5] Пол Куртц отстаивает необходимость выработки общепланетарных законов и принципов, которые сделали бы жизнь на Земле счастливой, достойной и безопасной. Стоит подчеркнуть ценность  оптимистического взгляда на настоящее и будущее человечества в условиях нарастания кризисного состояния цивилизации. Потребность в оптимизме присуща смертному и сознательному существу – человеку. Рассуждения о «планетарном этическом консенсусе»  могут показаться наивными людям, оказавшимся лицом к лицу с острыми проблемами и противоречиями, но именно эти рассуждения отражают степень политической и экологической напряжённости, достигнутой на сегодняшний день. Идеи создания Всемирного парламента, Всемирного суда, планетарного агентства по контролю за состоянием окружающей среды, тезис о необходимости для государств делегировать часть своего суверенитета этим органам управления Землёй могут казаться  фантастичными. Их действительно трудно воплотить. Тем не менее, они важны и прекрасны, так как предполагают выход на принципиально иной уровень этического сознания. Великая вера в человека и человечество легла в основу формулировки: «Необходимо преобразовать не ведающий законов мир в такой, в котором будут действовать понятные каждому и каждым соблюдаемые законы». ^[5] Только осознание онтологическое единство бытия может быть условием реализации принципов планетарного гуманизм. Пол Куртц пишет о нравственном долге перед человечеством, который чтился бы любым человеком независимо от вероисповедания, пола, национальности, мировоззрения. Дистанция, отделяющая нас от такого состояния нравственности, поистине «огромного размера», но  её преодоление является условием дальнейшего существования цивилизации.

Творчество Г. Гессе, философия В. Соловьёва и Пола Куртца в известной степени элитарны, эти продукты мысли далеко не для всех, человечество же стоит на краю гибели, так сказать, в полном составе. Возможно, именно поэтому идея неразрывного единства всех людей, всех форм жизни проникает в массовую культуру, особенно в кинематограф. Этот вид искусства, высоко оцененный за доходчивость классиком отечественного марксизма, способен донести до миллионов человек мысль о том, что перед лицом всеобщих угроз человечество должно объединить усилия. Сегодня в фильмах наиболее модных жанров против агрессивных пришельцев сражаются военные разных стран; супергерои из мифов, легенд и комиксов разных народов спасают человечество; спецагенты разных разведок побеждают подлых политиков, а на ноевом ковчеге после очередного всемирного потопа оказываются представители разных наций, культур, вероисповеданий и т.д. Конечно, в данном случае речь не идёт о философской интерпретации идеи всеединства, это сильно редуцированный её вариант, который способно «переварить» массовое сознание. Но понимание того, что наши жизни не изолированы друг от друга, что единство мира – реальность, ещё не пришло к человечеству в целом, если для этого понадобилась массовая культура. 

Подводя итоги, сформулируем ряд предварительных выводов. Идея всеединства возникает на ранних стадиях  развития цивилизации в глубинах мифологического мировоззрения и на протяжении всей человеческой истории принимает разные формы. «Формами бытия» идеи всеединства можно считать мифологию, философию и искусство, в том числе массовое. Длительная эволюция идеи всеединства свидетельствует о её общечеловеческом и культурно-историческом значении,  а также серьёзном культуротворческом потенциале, который недостаточно изучен. Новые формы идеи всеединства возникают на переломных этапах развития культуры, при смене мировоззренческих парадигм, систем ценностей, типов культуры. Осознание людьми того, что насильственные, дегуманизирующие, разрушительные стратегии и методы имеют последствия глобально-кармического характера, может изменить ситуацию на Земле. Идея всеединства в её мифологическом, философско-религиозном и иных вариантах является тем важным инструментом, которым способен сыграть решающую роль в возникновении нового нравственно-экологического сознания. Знание о единстве человечества – биологическом, историческом, социокультурном – может стать одним из элементов мировоззрения, наиболее соответствующего вызовам эпохи. Продуктивность идеи всеединства в этом случает будет «протестирована» продолжением человеческой истории как таковой.