DOI: 10.7256/2409-868X.2016.3.18896
Received:
21-04-2016
Published:
28-06-2016
Abstract:
This article explores the poinst of view of historians of the second half of the XIX century, representatives of the regional history" concept, pertaining to the status of the people of Siberia during its colonization and their inclusion into the population of the Russian State. The ideas of the Siberian "regionalists" on the status of Siberian residents as a part of the Russian Empire represent a great scientific interest. The foundation for the analysis consists of the works of A.P. Shchapov, G.N. Potanin, M.N. Yadrintsev dedicated to this topic. The article gives attention to the interaction between the Russian and Siberian ethnic groups, processes of assimilation, population decline, provision of civil rights to Siberian population, alongside their education. The author determines the role and significance of the Siberian intelligentsia in solution of the problems of indigenous population. In this context, the positive and the negative impact of colonization policy of the Russian State upon the development of the population Siberia is being examined.
Keywords:
Siberian regionalism, Siberian intelligentsia, Siberian, peoples of Siberia, ethnos, aborigine, colonization, ethno-cultural contacts, education, regionalism
Активное промышленное освоение Сибири в середине XX века, развитие нефтегазового и топливного комплексов, вновь пробудило не только политический, экономический, но и научный интерес к данному региону. Определение региональной специфики, культурного, территориального и национального развития данной территории стала актуальной задачей исторических, социологических, философских и политических изысканий. Решение многих задач и проблем региона, снова привлекало внимание многих исследователей к идеологии сибирского областничества. Актуализация идей областников нашла отражение в исследованиях А.Г. Головинова, А.В. Малинова, М.Г. Сесюниной, М.В. Шиловского и других.
Включение коренных народов Севера и Сибири в современный процесс глобализации, модернизации российского общества требует, как и раньше решения вопросов, связанных с сохранением численности этносов, защитой ценностей традиционной культуры, развитием традиционного хозяйства, урегулированием правого статуса, выстраиванием межэтнического сотрудничества и взаимодействия.
Областничество, как общественно-политическое течение, в среде буржуазно-либеральной демократии возникло в Петербурге на рубеже 1850-х – 1860-х годов. В число его участников входили Н.И. Костомаров, А.П. Щапов, К.Н. Бестужев-Рюмин, П.В. Павлов [4, с. 6]. Возникновение сибирского областничества, его организационное оформление и первые попытки формирования идеологии относятся к 1859–1863 гг. и связаны с Петербургом, где в качестве вольнослушателей Петербургского университета обучались Г.Н. Потанин, Н.М. Ядринцев, С.С. Шашков и др. [4, с. 6, с. 18].
Программа областничества была обращена к провинциальной интеллигенции, роль которой заключалась не только в изучении местной истории, но и в активном участии в социально-экономической, политической, культурной и общественной жизни своего края. Сибирская интеллигенция сыграла большую роль в развитии краеведения, накоплении этнографических, исторических сведений по истории сибирской земли, выступила оппозиционным направлением к власти, к её колонизационной политике в Сибири, поставила вопрос об особом положении Сибири в составе Российской империи и проблем автономии региона.
Основными направлениями в исследованиях областников стали: изучение экономических и политических тенденций развития областей Сибири, национальный вопрос, сохранение самобытной культуры коренного населения, поддержка и развитие сибирских «инородцев», определение роли сибирской интеллигенции.
Весомый вклад в изучение народов Сибири внес известный историк, этнограф А.П. Щапов, профессор кафедры русской истории Казанского университета. Он был одним из первых исследователей сибирской «областной» истории и сибирской народности. Взгляды А.П. Щапова на развитие местного самоуправления не нашли поддержки у российского правительства и впоследствии привели к аресту и ссылке учёного в Сибирь, где он продолжил изучать её историю и этнографию. Согласно взглядам учёного история России, представляет собой естественный процесс колонизации обширной территории. Колонизационный процесс, который зависел от географии расселения, от историко-этнографических особенностей местного населения, способствовал смешению народов и приводил к формированию новых областных этнических типов [4, с. 6, 12].
А.П. Щапов рассматривал Сибирь в качестве своеобразной «антропологической лаборатории», где идут непрерывные ассимиляционные процессы, которые напрямую связаны с естественно-географическими и историческими факторами [2]. Колонизация Сибири способствовала появлению локальной разновидности русского этноса – сибиряков. Сибирский этнос сложился, по мнению исследователя, под влиянием местных природных условий, в результате освоения сибирских земель и постоянных контактов с коренным населением [12, с. 34]. Первые контакты славяно-русского этноса с населением Сибири не произвели сильного «психологического», «эмоционального» впечатления на славян, потому что, как пишет историк, «аборигены Сибири, находились на низкой ступени умственного развития. В дальнейшем славяне ощутили своё физическое и умственное превосходство над сибирскими племенами» [13, с. 47].
В своих исследованиях, посвященных изучению материальной и духовной культуры сибирских народов, историк отмечал, что семейно-бытовое, хозяйственное и культурное сближение русского и «инородческого» населения способствовало установлению дружественных отношений [7, с.499]. Но, с другой стороны, усвоение русским этносом многих азиатских мировоззренческих принципов можно считать негативным фактором колонизации. «От сближения и смешения русского народа с сибирскими племенами (чудь, меря, лопари, самоеды, пермяки, вотяки, вогуличи, остяки и прочие), – писал А.П. Щапов, – в умственной и нравственной организации развились или усилились многие азиатские негативные черты характера («азиатская леность, апатия, равнодушие, нервная притупленность, умственная дремота, привычки в пище, одежды, неопрятность и нечистоплотность»)» [15, с. 49].
Таким образом, в трудах А.П. Щапова тема этнокультурных контактов русского этноса с сибирскими племенами занимает одно из ведущих мест. Этническое смешение сыграло важную роль в формировании сибирского населения. Сам этот процесс имел как положительные, так и негативные последствия, которые отразились на психологическом и физиологическом развитии этносов. Обычаи, традиции, язык, культура, мировоззрение, религиозные воззрения этносов подвергались значительной трансформации.
Вопросами контактов русских переселенцев с местными сибирскими племенами занимался еще один выдающийся ученый – русский публицист и общественный деятель Н.М. Ядринцев. В труде «Сибирь как колония» он осветил проблемы сибирской истории и освоения Сибири русскими, много внимания уделяя при этом описанию быта и нравов сибирских народов. В исследовании Н.М. Ядринцева тема «инородцев» рассмотрена в двух аспектах: взаимодействия их с русским населением и аборигенная («инородческая») политика российского государства.
В процессе колонизации Сибири, в исследованиях многих историков и путешественников XVII-XIX вв. находит отражение тема ассимиляции и метисации славяно-русской народности с народами населяющих Западную Сибирь (с ханты, манси, татарами, калмыками, киргизами и другими азиатскими племенами).
Отмечая различную степень смешения русских с сибирскими народностями, основываясь на трудах путешественников Г.А. Эрмана и М.А. Кастрена, Н.М Ядринцев отмечает, что многие ясачные остяки (ханты) и вогулы (манси) вследствие смешения с первыми русскими колонистами «совершенно обрусели и вошли в состав великорусского населения» [15, с. 11].
Предопределяя последствия смешения «славяно-русской народности» с различными племенами Сибири, исследователь выделяет группы народов менее выгодные для смешения – низшие расы, и более выгодные – равные и высшие. В такой классификации народов остяки (ханты) и вогулы (манси) у Н.М. Ядринцева занимают разные уровни развития рас. К более низшим «инородцам» по типу культуры и образу жизни отнесены: «остяки, самоеды, кочевые калмыки, киргизы, буряты, тунгусы, коряки, чукчи и т.д.». К более высшим: «тюрки, бухарцы и сараты, татары, вогулы, зыряне» [15, с. 31]. Смешение с сибирскими племенами, по мнению учёного, приводило не только к физиологическим изменениям последующих поколений, но и влияло на привычки, вкусы, традиции русского населения. К числу негативных факторов метисации историк относит: переход русских к полигамии, к «инородческим» воззрениям на женщину, восприятие фетишизма, антропоморфизма, языческих суеверий, замена традиционной одежды «инородческой», изменение быта и типа хозяйствования, трансформация русского языка [15, с. 44]. На севере, в Обдорском и Березовском краях тесные контакты русских колонистов с ханты, самоедами, татарами привели к тому, что русские фактически превратились в представителей сибирских народов [15, с. 14].
Исследователь обращает внимание и на проблему вымирания сибирских народов. На основании статистических данных о численности ханты, манси и других народностей, населяющих Сибирь, доказывает факт положительного уменьшения численности этих народов во второй половине XIX века [15, с. 90-91]. Из причин, приведших к вымиранию коренных народов, следует отметить: военные столкновения с русскими в период присоединения Сибири, межплеменные усобицы, различного рода эпидемии (оспа, тиф, сифилис), обеднение и упадок жизни (уменьшение угодий и промыслов), голод [15, с. 91-92, 93, 95-96, 101] .
С самого начала завоевания Сибири, как отмечает Н.М. Ядринцев, правительство признавало необходимость оказывать покровительство завоеванным народам. Исследователь отмечал, что русские сибиряки и коренные народы Сибири имеют общие «территориальные и гуманные интересы» и поэтому должны дружески относится к друг к другу [11, с. 68]. Но, к сожалению, гуманный взгляд российских правителей на гражданское положение сибирских племен не получил применения, и злоупотребления в отношении народов не уменьшались [15, с. 107]. Даже положения «Устава об управлении инородцев» (1822 г.) М. М. Сперанского, который пытался ввести порядок в управлении «инородцев», разделить их на разряды по образу жизни и дать им некоторые гарантии самоуправления, не могли осуществиться [15, с. 108]. Злоупотребления, безотчетные поборы, корыстные стремления, жестокие наказания, нечеловечное обхождение с представителями сибирских народов со стороны правительственной администрации не позволяли навести порядка в волостях и установить справедливость и законность государственных мер [15, с. 108].
Ставя вопрос о борьбе с языческими воззрениями и приобщением народов Сибири к православной вере, исследователь определяет круг проблем и трудностей, с которыми пришлось столкнуться русской православной церкви. Её миссионерская деятельность была весьма слаба и не могла соперничать с активной пропагандой восточных религий, которые утвердились в Сибири задолго до христианства. Это объясняется тем, что сибирские племена по своему мировоззрению, родству происхождения, схожести языка и жизненного уклада были близки к представителям азиатских народов (татарам, монголам), что способствовало выбору в качестве религии мусульманства или буддизма [15, с. 114]. Несмотря на крещение, языческое мировоззрение народов ханты и манси, по мнению М.Н. Ядринцева, не подверглось трансформации. Православие не нашло поддержки из-за отсутствия глубинного понимания христианской религии и совершенно иного мировоззренческого и культурного восприятия действительности. Правительственная деятельность также способствовала негативной оценке «инородцами» Сибири православных догматов. В представлениях сибирских народов православие отожествилось с понятием оседлости. Принудительное приобщение к оседлости способствовало изменению типа ведения хозяйства, что отразилось на уменьшении численности оленей и привело к обеднению, вымиранию сибирских народов [15, с. 117].
По мнению учёного, проблеме светского просвещения аборигенов Сибири со стороны общественности и правительственной администрации не достаточно уделялось внимания. В первой половине XIX века началось строительство миссионерских школ. В 1847 году при кондинской миссии у ханты было создано 9 школ с 71 учащимся. Но факт деятельности школы остался только на бумаге. В кондинское училище 10 мальчиков ханты были зачислены принудительно, при помощи земской полиции. Отсутствие качественной и глубоко разработанной системы «инородческих» школ и программы образования принудительное, насильственное навязывание образования в среде «инородцев» вызывало отторжение, сопротивление и нежелание воспринимать «благи цивилизации» [15, с. 119]. Решение этого вопроса заключалось в необходимости строить преподавание на родном для аборигена языке и создании учебников с переводом. Просвещение, познание наук через родной язык способствовало бы знакомству и приобщению сибирских народов к части русской и европейской культуре [15, с. 120]. «Образование аборигена не должно порывать его связь со своим народом. Целью образования должно быть: внушение любви к своему племени, к его судьбе, а не стремление оттолкнуть его от прежней семьи, вырвать его и представить массе ту же нищету, несчастие и вымирание» [15, с. 122].
Размышляя о судьбе сибирских племен в эпоху русской колонизации, Н.М. Ядринцев приходит к выводу о том, что благодаря мирным контактам русского и аборигенного населения складывались особые гражданские отношения. Сохранение сибирских племен, развитие в их среде образования с сохранением традиционной культуры, поддержка традиционного хозяйства, наделение гражданскими правами и гарантиями должны стать приоритетными направлениями аборигенной («инородческой) государственной политики [15, с. 87].
Вопросы изучения народов Сибири, просветительской и социальной политики Российского государства в отношении аборигенов также рассматривал еще один русский путешественник, исследователь Сибири и Азии Г.Н. Потанин. Как отмечает В.А. Обручев, «на первом плане в исследованиях народов Сибири и Азии для Потанина всегда был человек со всем его укладом, с его верованиями, и отношение к этому человеку, почти дикарю, неизменно было пропитано любовью, расположением и деликатностью» [5, с. 41]. Аналогичного мнения придерживался современник и соратник Г.Н. Потанина А.А. Ермеков, который характеризовал его как исследователя, который «постоянно проявлял интерес к инородцам, знал их быт, нравы и способствовал сохранению самобытной культуры» [1, с. 35]. Гуманистические взгляды на аборигена, коренного жителя Сибири выражается у исследователя в необходимости «познать дух и живую душу народа, изучить нравы, обычаи и миросозерцание. Необходимо в «инородце» видеть человека, полюбить его, а не видеть в нем одного варвара» [9, с. 63].
Исследователь выступал с критикой государственной политики, проводимой в отношении инородцев. Он выступал «как против эксплуатации народов Сибири, так и против необдуманной их опеки». Чрезмерная опека государства не могла способствовать естественному развитию народов. Выход народов Сибири и Азии из тяжелого экономического положение, нищеты, вызванных колониальными последствиями, Г.Н. Потанин видит в «развитие хлебопашества и технически усовершенствованных форм общинного лова рыбы», в «создании хороших условий общественного быта» [10, с. 18].
Еще одной негативной стороной колонизации Сибири ученый видел в насильственном насаждении православия в среде сибирских и азиатских племен. Как отмечают исследователи наследия Потанина Г.Н. А.М. Сагалаев и В.М. Крюков «Потанин был непримиримым противником духовных миссий, так как видел в их деятельности насилие над мировоззрением «инородцев», замену одного идеалистического учения другим, более изощренным. Потанин не приемлет прежде всего насаждение иной веры, так как она заглушает истоки языческой культуры, обладающей самостоятельной ценностью и оригинальностью» [10, с. 137].
Рассматривая вопрос просвещения народов Сибири и Азии, Г.Н. Потанин, как и Ядринцев Н.М. отмечает необходимость издания специальной учебной литературы, ведения преподавания предметов в школах на родном языке, отказа от насильственного навязывания русского языка. Особое внимание, по мнению ученого, должно быть уделено женскому образованию [8, с. 287]. Рассуждая о школьной системе для инородцев, исследователь ставит вопрос о ступенях образования, о его содержании. Размышляя о содержании образования, историк выделяет проблему выбора между классическим образованием или реальными знаниями, которые необходимы будут «инородцу» в быту [9, с. 67]. В деле приобщения сибирских народов к российской и европейской культуре российскому правительству, российской интеллигенции необходимо делать упор на «верхние слои населения», «лучших людей», представителей «инородческого» мира (т.е. на богачей, султанов, биев). Среди причин отсутствия результатов в деле просвещения народов Сибири и Азии учёный называет отсутствие заинтересованности, покровительства, планомерных действий со стороны государства [9, с. 67,64]. Г.Н. Потанин в своей концепции просвещения, применяя дифференцированный подход, выделяет народы, которым стоит особо уделить внимание и к которым не стоит применять жесткую политику образования со стороны правительства. К первой группе он относит «бурятов и киргизов», ко второй группе – «алтайцев, остяков, самоедов, тунгусов, якутов» [9, с. 67]. Исследователь выражает сочувствие к малым народам Сибири, выступает против равнодушного, жестокого к ним общественного отношения [7, с. 50]. Как гуманист и сторонник цивилизационного подхода в вопросе развитии человечества Г.Н. Потанин считал, что сибирские и степные народы, как и все другие, равны и имеют право на самостоятельное развитие, самоопределение, культурное возрождение и просвещение [1, с. 36: 3, с. 23: 8, с. 262]. Культурная обособленность сибирских этносов, как утверждает исследователь, необходима для собственной защиты и возрождения, а «умственная и общественная деятельность инородцев внесет вклад в общечеловеческую цивилизацию («сокровищницу человеческого духа») [8, с. 267].
Таким образом, сибирское областничество являлось частью российского, общественно-политического оппозиционного движения, в основу которого был положен принцип автономии Сибири, её независимости и самостоятельности[6]. Анализ положения сибирских народов в концепции сибирской «областной» истории, представленных в исследованиях А.П. Щапова, Г.Н. Потанина, Н.М. Ядринцева, позволяет сделать вывод об актуальности данного вопроса в среде сибирской интеллигенции второй половины XIX века. Как участники многих научных экспедиций, применяя системность и комплексность сбора и анализа информации о жизни сибирских и азиатских народов, природе, климате, областники внесли большой вклад в естественно-научные и гуманитарные исследования Сибири. Программа комплексного изучение региона включала отмену уголовной ссылки, идею вольнонародной колонизации, просвещения населения Сибири, гармоничного развития аборигенного населения и т.д. Улучшение условий жизни народов Сибири, решение проблем, связанных с его вымиранием, определение правового статуса, наделение равноправными гражданскими правами, включение в процесс «гуманизации сибирского общества» стали основными направлениями общественно-политической и социально-культурной работы представителей сибирского областничества.
Сибирская областническая мысль показала не только комплекс политических, экономических, финансовых, правовых проблем сибирского региона, но и обратилась к немаловажным темам её историко-культурного и цивилизационного развития. Исторические, этнографические, статистические сведения о народах Сибири, представленные идеологами сибирского областничества, обозначили не только внимание к проблемам «инородческого» мира, ошибкам и пробелам государственной политики, но и послужили ориентиром путей их решения, определения исторической судьбы малых народов в Российском государстве. Сторонники движения внесли большой вклад в развитие сибирской культуры и науки, в становление местной периодической печати.
Идеи сибирского областничества привели к становлению краеведения, нашли отражение в современных научных исследованиях цивилизационных, межкультурных и межэтнических взаимодействий народов, населяющих Сибирь, рассматриваются в контексте российской общественной мысли, как западничество и евразийство, концепций межрегиональных связей Сибири и России, Востока и Запада.
References
1. Zinov'ev V.P. G.N. Potanin kak drug aziatskikh narodov // Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Istoriya. 2011. № 2. S. 34-36.
2. Ivanov A.A., Shchapov A.P. O shtrafnoi kolonizatsii Sibiri // URL: http://www.penpolit.ru/papers/detail2.php?ELEMENT_ID=906 (data obrashcheniya 24.12.2015)
3. Kulemzin V.M. Grigorii Nikolaevich Potanin i etnograficheskoe sibirevedenie // Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Istoriya. 2011. № 2. S. 22-25.
4. Malinov A.V. Filosofiya i ideologiya oblastnichestva. SPb., 2012. 128 s.
5. Obruchev V.A. Grigorii Nikolaevich Potanin. Kratkii ocherk zhizni i nauchnoi deyatel'nosti // Potanin G.N. Sibir'. Mongoliya. Kitai. Tibet. Puteshestvie dlinoyu v zhizn'. M., 2014. S. 5-20.
6. Porkhunov G.A, Volozhanina E.E., Volozhanin K.Yu. Istoriya Sibiri: Khrestomatiya. Sotsial'no-ekonomicheskoe polozhenie Sibiri v XIX veke. Sibirskoe oblastnichestvo // URL: http: historylib.org/historybooks/Istoriya-Sibiri-KHrestomatiya/40 (data obrashcheniya 10.05.2016)
7. Potanin G.N. Oblastnicheskaya tendentsiya v Sibiri. Tomsk, 1907. 64 s.
8. Potanin G.N. Nuzhdy Sibiri // Sibir'. Ee sovremennoe sostoyanie i nuzhdy: sbornik statei / Pod red. I.S. Mel'nika. Reprintnoe izdanie 1908 g. SPb, 2010. 298 s.
9. Potanin G.N. Izbrannoe. Tomsk, 2014. 398 s.
10. Sagalaev A.M., Kryukov V.M. Potanin, poslednii entsiklopedist Sibiri: Opyt osmysleniya lichnosti. Tomsk, 2004. S. 18 42.
11. Seliverstov S.V. Missiya «Obrazovannykh tuzemtsev»: N.M.Yadrintsev i G.N. Potanin na stranitsakh «Tomskikh gubernskikh vedomostei» (seredina 1860-kh godov) // Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Istoriya. 2012. № 2. S. 67-70.
12. Smishchenko R.S. Demokraticheskii regionalizm A.P. Shchapova // Izvestiya Altaiskogo gosudarstvennogo universiteta. 1999. № 4. S. 30-35.
13. Shchapov A.P. Sochineniya. SPb., 1908. T. 3. 718 s.
14. Shchapov A.P. Sochineniya. SPb., 1906. T. 2. 620 s.
15. Yadrintsev N.M. Sibir' kak koloniya. SPb., 1882. 471 s.
|