Library
|
Your profile |
Philosophical Thought
Reference:
Napso M.D.
Exclusion as a subject of socio-philosophical reflexion
// Philosophical Thought.
2016. № 3.
P. 46-55.
DOI: 10.7256/2409-8728.2016.3.17966 URL: https://en.nbpublish.com/library_read_article.php?id=17966
Exclusion as a subject of socio-philosophical reflexion
DOI: 10.7256/2409-8728.2016.3.17966Received: 12-02-2016Published: 09-03-2016Abstract: The object of this research is the phenomenon of social exclusions, while the subject is the social processes that lead to the formation of this phenomenon. The author explores the notions of social exclusion and deprivation, conducts their comparative analysis, as well as underlines their congruity and distinctive features, and the correlation between them. Special attention is given to the analysis of the effect of the social environment, economic factors (first and foremost factor of poverty), as well as of the processes of social mobility upon the emergence of social exclusion; its cultural and emotional-psychological aspects are being examined. The scientific novelty consists in substantiation of the following positions: 1) increase in the number of socially excluded is the tendency of modern development, which makes this problem relevant from the perspective of theory and practice; 2)being the means of many multidirectional processes, social exclusion leads to the negative consequences for individual and collective existence. Keywords: Exclusion, Marginality , Marginal conscience, Deprivation, Poverty, Alienation, Self-isolation, Social alienation, Re-socialization , Social mobilityСоциальная эксклюзия в современном социально-философском знании является одним из наиболее актуальных дискурсов. Необходимость ее исследования обусловлена динамикой и неоднозначной направленностью современных противоречивых процессов, следствием которых становится расширение пространства обездоленных. Само понятие и проблематика социальной эксклюзии стали активно разрабатываться в отечественной социальной науке сравнительно недавно, хотя бедность, которая и является главным факторов эксклюзии и сопряженных с нею явлений, всегда была и остается предметом научных исследований. Обращение к теме социальной эксклюзии предполагает исследование всего спектра проблем, совокупное действие которых имеет своим результатом данное явление. Последнее делает невозможным упрощенное понимание эксклюзии, наоборот, феномен исключения нуждается в теоретических обобщениях – социально-философских, социологических, экономических, призванных внести уточнения в терминологический аппарат. Это позволит, с одной стороны, преодолеть ограниченность существующих подходов в трактовке социальной эксклюзии, а с другой, представить ее как междисциплинарную проблему. Мы сконцентрируем свое внимание на понимании социальной эксклюзии как феномена, сущность которого определяется сложностями социальной практики, и в первую очередь – собственно социальной и экономической. Социальная эксклюзия охватывает собой пространство макроуровня, мезоуровня и микроуровня, тем демонстрируя свое присутствие во всех сегментах общества. На макроуровне во власти ее влияния оказываются социальная структура общества, его основные социальные институты, социальные взаимодействия внутри них, следствием чего являются процессы социальной дезинтеграции, ослабление механизмов социальной солидарности и сплоченности. В таком качестве социальное исключение становится фактором, с одной стороны, сдерживающим развитие, а с другой, инструментом усиления социального неравенства в различных формах его проявления. Социальная эксклюзия имеет место и на микроуровне: специфика межличностных, внутригрупповых и межгрупповых взаимодействий может благоприятствовать расширению слоя социально исключенных. Что касается мезоуровня, который является промежуточной ступенью между макро- и микроуровнями, то и здесь создаются условия для эксклюзии, которая, несмотря на присущие ей особенности в целом, зависит от специфики социетальных институтов – политики, экономики, производственной сферы, культуры, религии и т. д. Социальная эксклюзия непосредственно связана с процессами социальной и классовой дифференциации и поляризации, которые увеличивают численность депривированных, что объективно способствует тому, что меж- и внутриклассовые связи и взаимодействия приобретают противоречивые черты. Сами страты становятся менее гомогенными, дифференцирующие признаки – все более очевидными, в том числе и по причине углубляющихся разделительных линий различного свойства. Скатывание «вниз» по социальной лестнице (при невозможности в течение длительного времени переломить ситуацию) грозит социальной эксклюзией, которая из временного состояния может превратиться в устойчивое явление. Эти тенденции воплощаются и в ослаблении уз солидарности, коллективности, причастности к социуму. Отсюда (и не только) проистекает и явление социальной эксклюзии, под которой понимают исключенность индивида из системы социальных взаимодействий, ограниченность доступа к основным социетальным институтам, и это, безусловно, делает минимальными возможности «социального возвращения». Эксклюзия возникает в результате нарушения меры негативного, отрицательного, расширения пространства маргинальности и социального аутсайдерства. Основу социальной эксклюзии составляет неравенство в различных формах своего проявления – от экономической до гендерной. Хотя, как считают некоторые, в частности П. Абрахамсон, «бедность полностью не покрывает эксклюзию, поскольку это более широкая концепция, впитавшая в себя и недостаток прав, и ограниченный доступ к ресурсам, распределяющий эти ресурсы»; кроме того, полагает ученый – и вполне справедливо – «социальная эксклюзия эпохи постмодерна… – состояние, когда меньшинство маргинализируется от общества средней массы, находящей в mainstream»[1, с. 160, 159]. Такой взгляд разделяется многими, это подтверждается и результатами социологических опросов: эксклюзия нередко является следствием разного рода «надломов», проистекающих на почве социально-психологической неудовлетворенности, разрыва между реальным контекстом и экспектациями индивида, ощущений собственной пейоративности. В условиях транзита, характеризующегося релятивизацией ценностных систем, недоверием к устоявшимся нравственно-этическим императивам, которые, как полагают многие, не всегда отвечают запросам времени, поскольку не ориентированы на успех и выгоду, создаются условия для возникновения социальной эксклюзии. Формирующиеся слои социально исключенных отличаются и тем, что создают собственную систему морально-нравственных принципов [2]. Фактор аномии играет важную роль в появлении эксклюзии: «выпадение» индивида из сложившейся системы социальных отношений, слабая прикрепленность или же абсолютная невозможность адаптации к новым социальным условиям, негативное в целом отношение к возникшим ценностным установкам, которые не совпадают или же идут вразрез с прежними социальными и культурными нормами, составлявшими основу человеческой экзистенции, отрицательно сказываются на характере социальных взаимодействий, результатом которых может и становится социальная эксклюзия. История современных государств иллюстрирует примеры того, что нередко именно ценностный разлом является одной из причин социальной изоляции – как индивидуальной, так и групповой. А поскольку социальная поляризация повсеместно обнаруживает тенденцию к расширению, то и нравственное «размежевание» становится своеобразным трендом негативного свойства. Как результат – самоизоляция, замыкание в собственной «скорлупе», ощущения невостребованности и бесполезности существования. Поэтому неслучайно социальную эксклюзию нередко связывают с явлением депривации, под которой понимают относительную или абсолютную невозможность реализации экзистенциальных потребностей в их широком понимании. Ограничения всякого рода придают личности депривированные черты, подавляют ее человеческое «Я», выражением чего становится и явление социальной изоляции, под негативным воздействием которой оказывается весь комплекс морально-эмоциональных переживаний. Ситуация депривации и социальная эксклюзия идентичны друг другу тем, что связаны, во-первых, с явлением социальной изоляции: в случае с депривацией речь идет о различных ее состояниях, в том числе и психологического свойства, но вызванных проблемами связи индивида с обществом, в результате которых происходит разрыв отношений с социальным окружением. Следствием социальной эксклюзии также является самоизоляция, выступающая в разных формах – от добровольной до вынужденной, выбор которых диктуется социальными реалиями. Во-вторых, признаки конгруэнтности придают этим феноменам и процессы социального отчуждения, содержание которого зависит непосредственно от ситуации отчуждения. И все же эти понятия не тождественны. Депривация, будучи феноменом скорее психологическим и более близким к фрустрации, выступает в качестве составной части социальной эксклюзии, но последняя является и понятием, и явлением более широким. Социальная эксклюзия предстает в формах, социально противоположных друг другу, а также (и не только) окрашенных эмоционально-нравственно. Социетальные факторы, в случае с эксклюзией, – сдвиги в социальной структуре общества в сторону нисходящей социальной мобильности, конфликтность и социальная дезорганизация, противоречивость и конкурентность коммуникационных взаимодействий и т. д. – играют определяющую роль. И все же именно социально-экономическое неравенство и, прежде всего, бедность (форма экономической депривации) являются исключительным фактором возникновения социальной эксклюзии, проявляющейся в ограниченности материальных возможностей, которая не позволяет поддерживать достойный уровень жизни и удовлетворять насущные потребности и реализовывать социальные ожидания. Бедность, как известно, оценивается в различных категориях – объективных и субъективных, абсолютных и относительных, и эти показатели являются существенными для понимания природы социальной эксклюзии. Она воспринимается не только субъективно (в индивидуальном сознании она предстает в противоречивой форме, поскольку индивид не всегда склонен признать свое маргинальное положение), но и объективно, что позволяет вести речь о масштабах и причинах распространения этого явления. Осознание своей бедности означает признание индивидом своего аутсайдерства, а значит, принадлежности к категории социально исключенных, что не согласуется с требованиями социальной успешности (если речь не идет о добровольной эксклюзии), не признающей «неудачников». Последнее крайне остро воспринимается и переживается морально-психологически, поскольку вера в ценности и принципы социальной справедливости, нарушение которых, с точки зрения большинства социально исключенных, является причиной их «отверженности», оказывается серьезно поколебленной. Причина своего бедственного положения, понимаемого широко, видится многими социальными неудачниками во многом – в слабой организации общественной жизни, в несправедливостях обмена и вознаграждения, в недостатке внимания со стороны государства, в отсутствии перспектив, и с этим трудно не согласиться. Следствием таких восприятий становятся сниженная мотивация, использование негативных неформальных форм достижения целей, отсутствие установок на целерациональную деятельность, депривационный взгляд на мир, характеризующийся пессимизмом, безверием, апатией. Бедность проявляется, кроме того, в формировании соответствующей культуры, нравственных установок и ориентаций, адекватных имущественному и экономическому положению. Ограниченность в социально-культурных возможностях придает процессам социализации противоречивые черты, в том числе и маргинального свойства. Результатом такой социализации становится возникновение маргинального сознания, которое обладает свойством передаваться последующим поколениям. В таких условиях преодоление свойственных этому положению (включая и процессы социальной эксклюзии) и мышлению состояний становится трудновыполнимой задачей. Спектр проявлений социальной эксклюзии достаточно широк и находит он свое выражение в различных формах и типах комплексов, которые – в зависимости от продолжительности ситуации социального исключения – приобретают агрессивные черты. В ситуации усиления разделительных линий между социальными слоями, увеличения пространства социального дна возрастают угрозы социального противостояния. Последние могут выражаться как в вербальных формах, проявлениях нонконформизма, так и в конкретных социальных действиях деструктивной направленности. Социально-экономические факторы придают социальной эксклюзии соответствующие культурные и психологические характеристики, во многом определяемые показателями уровня и качества жизни. Социальное неравенство является серьезным препятствием, которое ограничивает возможности процессов социальной адаптации и интеграции, следствием чего становится появление большого числа социально исключенных. В таких условиях социальные взаимодействия характеризуются ослаблением контактов: последние ограничиваются узким кругом тех, кто оказался в маргинальной ситуации, а маргинальность является одним из важнейших признаков социальной эксклюзии. Выпадению из социального контекста способствуют и явления стигматизации, когда индивиды-изгои наделяются исключительно негативными характеристиками, поскольку они искажают реальную картину мира, в котором преуспеть могут все, стоит лишь захотеть и выбрать соответствующие стратегии поведения. Характерные для современного общества процессы социальной мобильности, отличающиеся своей сложностью и неопределенностью развития в силу широкого распространения кризисных явлений, охватывающих все сегменты социума, имеют своим следствием в том числе и явления социальной эксклюзии. Возникновение маргинально структурированного общества, а также устойчивость процессов маргинализации «обязаны» различным формам социального неравенства, по причине которого расширяются пласты социального дна и увеличивается число «социально опустившихся». Давление процессов социального расслоения приводит к возникновению «очагов» бедности и богатства, а значит, к возникновению сопряженных с ними противостояний различного социального и социально-психологического содержания и характера. Эти «социальные полюса», пропасть между которыми все более увеличивается, приводят, с одной стороны, к формированию слоя социально исключенных, а во-вторых, придают этим процессам черты закономерности. Социальная мобильность, в особенности нисходящая, ее масштабы и объем являются показателями социального неравенства, которое связано с социальными различиями и социальной дифференциацией. Чем глубже эти различия, тем сильнее вероятность расширения слоя социально исключенных. Углублению социальных различий способствует и сложная социальная конфигурация социумов, растущая иерархизация, находящая свое выражение в стратификационных различиях, в неравенстве социальных статусов, их глубокой дистанцированности друг от друга. Несмотря на то, что современное общество предоставляет индивиду шансы на социальное продвижение, на практике это сопряжено с трудно преодолимыми барьерами. Социальные фильтры разного рода «просеивают» и «отсеивают» желающих, и процент тех, кому удалось осуществить социальный подъем, невелик, в особенности, когда речь идет о проникновении в высшие слои. Велики риски оказаться в самом низу, среди изгоев: пространство социальной эксклюзии постоянно пополняется, в том числе и по причине расширяющихся процессов маргинализации. Известно, что нисходящая социальная мобильность остро переживается индивидом, следствием чего является появление противоречивого комплекса душевных состояний, искажающих человеческое в человеке и приводящих к разрушению скрепов, цементирующих внутриличностное ядро. И это закономерно ведет к потере интереса к жизни, к ограниченности стремлений, к формированию комплексов и т. д. Положение социального изгоя приводит к внутриличностному конфликту, к утрате нравственных ориентиров, к социальному отчуждению в целом. Социальная отверженность становится образом жизни, являя собой серьезное препятствие на пути процессов ресоциализации и реинтеграции. И в таких условиях роль социальных институтов, призванных способствовать вышеназванным процессам, оказывается минимизированной, в то время как неформальные структуры, в том числе девиантной и деликвентной направленности, приобретают более весомое значение. Все это и многое другое позволяет отнести социально исключенных к группам риска, в которых складываются достаточно устойчивые социальные (внутри- и межгрупповые, межличностные) связи и взаимодействия, основу которых составляет единство соответствующих целей, интересов и нравственных убеждений. Формирующийся в таких группах кодекс поведения отличается своей непредсказуемостью, противоречивостью, проявлениями аномического характера. С одной стороны, позиция социально исключенных порождает риски различного содержания и воздействия, а с другой – неблагоприятные факторы социальной среды создают пространство отчуждения, следствием которой становится асоциальность, рискогенная априори. В соответствующих стратификационных слоях создается субкультура, отягощенная процессами криминализации. Формами выражения этой культуры выступают игнорирование общепринятых норм морали, следствием чего становятся упадок и кризис нравственности, утрата навыков и неприятие принципов социального общежития, ориентация на использование неформальных практик, теснящих нормы права, и т. д. В такой ситуации возвращение в социум становится для многих социально исключенных невозможным по многим соображениям как личного, так и общественного характера. Социальная эксклюзия, которая сопровождается проявлениями негативного свойства, переживается индивидом крайне болезненно. Происходит формирование маргинального сознания, которое отличается крайней степенью неустойчивости, неопределенности, а в целом – амбивалентностью. Противоречивость мировоззрения и ментальных установок социально исключенных вызвана множеством факторов: это и особенности нового для них социального локуса; и «рубежность» существования, сопровождающаяся, с одной стороны, утратой идентификационных признаков, а с другой – необходимостью адаптации к новым социальным реалиям, которые требуют усвоения новых культурных и нравственных образцов, контрастирующих с прежними; и потеря связей с прежней группой членства; и слабые шансы на социальное продвижение. Социально исключенные испытывают чувства тревожности, беспокойства, неуверенности, следствием чего становится нарастание близких к иррациональным бессознательных настроений и мотиваций, ведущих к процессам десоциализации либо негативной социализации. В такой ситуации, когда риски достаточно велики, маргинальное сознание наполняется рискогенным содержанием, формы проявления которого самые разнообразные – от неприятия требований социума до жизни в изоляции. Возникают т. н. социальные клаузулы, которые являются следствием создания социальных барьеров, а не только процессов социального падения. Социальная эксклюзия проявляется и в формировании социальных клаузул как форм добровольного отгорожения от общества, когда доступ в высокие социальные страты либо невозможен, либо серьезно ограничен. Подобная практика приводит к расширению социальных возможностей и повышению жизненных шансов. Признаки идентификации и социального отбора могут разниться, но безусловными критериями становятся факторы, направленные на сохранение и защиту стратификационных различий. Несмотря на то, что современные общества становятся все более открытыми, тенденция к самозамыканию, а значит, к формированию пространства социальной эксклюзии, продолжает сохраняться. Более того, происходит социальное отсеивание в самих социальных стратах, в том числе и престижных, привилегированных. Пополняясь представителями различных социальных групп, социальные слои становятся менее однородными, сопровождаясь процессами социального отбора, выявления аутсайдеров, численность которых в пределах одного социального слоя может варьироваться. С увеличением числа социальных клаузул пространство социальной эксклюзии расширяется, поскольку появляются новые страты, неустойчивость которых имеет своим объективным следствием появление новых социальных полюсов, продуцирующих явления социального исключения. Современный мир демонстрирует примеры социальной эксклюзии, при которой происходит самозамыкание и самоизоляция из-за нежелания делиться частью «общественного пирога». Становятся все более закрытыми и ограниченными в доступе определенные профессии, к примеру, на Западе это профессии юриста, врача, относящиеся к разряду привилегированных и щедро вознаграждаемых. Привилегированность в широком смысле проявляется в высоком социальном статусе индивидов, принадлежащих к таким стратам, престижности последних, выполнении наиболее значимых общественных функций, отличающих представителей этих слоев от остальной части населения, наличии особой субкультуры с характерными для нее образом и стилем жизни, ценностными и профессиональными предпочтениями. Налицо добровольное самозамыкание, следствием которой становится самоотчуждение как свойство социальной эксклюзии, о чем писал в свое время М. Вебер: «По мере того, как усиливается закрытие статусной группы, условные предпочтительные возможности для специальной занятости перерастают в легальную монополию на специальные должности, утверждаемые для членов этой группы… Решающая роль «стиля жизни» в статусных «почестях» означает, что статусные группы выступают специфическими носителями всякого рода «условностей». …Даже если главные статусные условности разнятся очень сильно, они все равно остаются определенными типичными чертами, особенно среди тех страт, которые считаются самыми привилегированными»[3, с. 171]. Ситуация приобретает особую остроту в рыночной экономической системе, которая создает выгодные условия для привилегированных социальных кругов, в результате чего углубляется социальное неравенство, объективно ведущее к росту числа социально исключенных. Стремление к социальной закрытости, чем бы оно ни было вызвано, несет угрозы для стабильности социума. С увеличением численности социальных клаузул растут риски социальной эксклюзии, проявляющиеся в противоречивости процессов социальной мобильности – как индивидуальной, так и групповой, нарушении принципов социальной справедливости, отсутствии равных возможностей для самореализации, социального продвижения. Социальной эксклюзии способствуют, как нами отмечено ранее, и процессы деклассирования, когда происходит, с одной стороны, выпадение индивидов из своей социальной группы, а с другой – из соответствующего класса в целом. Это и процессы люмпенизации, спускание на нижние социальные этажи, сопровождаемое возникновением соответствующего образа жизни и сознания. И деклассирование, и люмпенизация становятся факторами, углубляющими социальное неравенство, расширяющими социальные параметры и показатели эксклюзии. Подобные перемещения, выталкивающие индивидов на более низкие социальные позиции, создают пространство исключения – социального, психо-эмоционального, человеческого. Социальная эксклюзия предстает как сложное социальное образование, содержание которого находится в непосредственной зависимости от конкретного социального контекста, который и определяет природу данного явления. Можно предположить, что содержание термина «социальное исключение» и явлений, им охватываемых, претерпело существенную эволюцию, что позволило вести речь о его различных смыслах. Вначале социальная эксклюзия по преимуществу ассоциировалась с проблемами экономического характера, в первую очередь с факторами имущественного неравенства, нестабильностью социально-экономической системы в целом. Социальная эксклюзия в таком контексте отождествлялась с явлениями маргинальности и социального аутсайдерства. В пространстве социальной эксклюзии оказывались индивиды, чьи экономические позиции характеризовались шаткостью и неустойчивостью, что способствовало возникновению обществ риска. С расширением и усложнением форм социальности эксклюзия стала рассматриваться в контексте собственно социальных процессов, серьезно изменяющих сложившуюся конфигурацию обществ. Изменения в социальной, миграционной, демографической структурах, возрастание масштабов и объемов социальной мобильности, усиление процессов урбанизации и т.д. приводят к тому, что в пространстве социального исключения оказываются не только «маргиналы», но и лица, к ним не относящиеся. Размытость социальных границ, их «прозрачность» приводят на практике к социальным перемещениям, следствием которых становятся процессы социального выпадения, растут угрозы оказаться в пространстве низших слоев, что сопряжено не только с проявлениями фрустрационного характера, но и с лишениями, связанными с потерей статуса, работы, востребованности в целом. Индивид, по причине кризиса идентичности, оказывается потерянным как для себя самого, так и для общества, хотя жизнь в социальной изоляции становится для некоторых своеобразной стратегией выживания. Социальное отчуждение приводит на практике к эксцессам девиантного и делинквентного характера, поскольку «вычеркнутость» из жизни чревата выпадением из сложившейся системы социальных связей и взаимодействий, вне которых индивидуальное и коллективное развитие невозможно. Всякая социетальная система ориентирована на самовоспроизводство, а инструментом самосохранения выступает социальная эксклюзия, понимаемая в том числе и как социальный ограничитель, к которому прибегают в ситуации дисфункциональности системы. Испытывая на себе воздействие специфики той или иной сферы – политической, экономической, государственной и т. д., социальное исключение несет в себе как отрицательные моменты, так и положительные. Сущность последних состоит в возможности предвидения негативного и снятия напряженности, с ним связанного. С изменением нравственных ориентиров и ценностных установок, вызванных распространением идей прагматизма и утилитаризма, разделяемых многими, социальное исключение становится скорее нормой, и оно не всегда ассоциируется с негативизмом, хотя именно отрицательные ее стороны позволяют предвидеть последствия, ею вызываемые, для снижения рисков деструкции. Во всех подсистемах общества социальное исключение имеет место быть – и в системе государственного управления; и в явлении бюрократии, которая априори предполагает и продуцирует исключение, особенно в ситуации господства бюрократизма как стиля управления; и в экономике, где разворачивается острая конкурентная борьба за влияние, собственность, ресурсы, которые и создают пространство социальной эксклюзии; и в политике она более чем востребована. Не является исключением и сфера религиозной деятельности и практики. Как видим, социальная эксклюзия остается атрибутом современных обществ. Рассуждая на эту тему, Т. В. Шипунова отмечает, что «любая социальная система функционирует и развивается в соответствии со следующими принципами: совместимости элементов и подсистем; структурной иерархии; координации и субординации целей и функций; структурно-функциональной лабильности; прогрессирующей дифференциации и интеграции функций; унификации и стандартизации; социальной экспансии. Действие каждого из названных принципов сопровождается социальным исключением, которое является методом или тактикой реализации, подчеркнем – объективно действующего принципа. Иначе говоря, социальное исключение – не то чтобы редкое, но повсеместно распространенное явление, это способ существования системы, без которого невозможно удержать ее относительную стабильность в каждый данный период времени. Последствия такого социального исключения могут быть позитивными или негативными как для отдельного индивида или группы, так и для некоторых социальных подсистем. Однако все они в конечном итоге обеспечивают сохранение системы в целом…» [4, с. 123]. Показателем стабильности/нестабильности, устойчивости/неустойчивости общества является не только наличие слоя социально исключенных, но и его расширение, пополнение за счет процессов деклассирования, маргинализации, зависимость которых от специфики социального контекста вполне очевидна. Немаловажную роль играют явления, вызванные дисфункциональностью социетальных систем, разбалансированностью социальных отношений, а также снижение уровня социальной ответственности со стороны социально исключенных, слабость механизмов социального контроля и т. д. В результате преодоление социальной эксклюзии становится проблемой, чрезвычайно сложной для решения современным государством. References
1. Abrakhamson P. Sotsial'naya eksklyuziya i bednost' // Obshchestvennye nauki i sovremennost'. 2001. № 2. S. 158-166.
2. Napso M.D. Anomiya kak faktor riska // Natsional'naya bezopasnost'. 2015. № 5(40). S. 762-767. 3. Veber M. Osnovnye ponyatiya stratifikatsii // Sotsiologicheskie issledovaniya. 1994. № 5. S. 169-183. 4. Shipunova T.V. Sotsial'noe isklyuchenie, otchuzhdenie, nasilie i agressiya kak mekhanizmy vosproizvodstva deviantnosti // Zhurnal sotsiologii i sotsial'noi antropologii. 2005. T. YIII. № 4. S. 120-136. 5. Antonova V. Kontsepty sotsial'noi inklyuzii i eksklyuzii v global'nom obshchestve: dreif po sotsial'nym institutam, aktoram i praktikam // Zhurnal issledovanii sotsial'noi politiki. 2013. T. 11. № 2. S. 151-170. 6. Astoyants M.S. Bednost' i sotsial'noe isklyuchenie: k voprosu o sootnoshenii ponyatii // Aktual'nye problemy gumanitarnykh i estestvennykh nauk. 2013. № 11-2. S. 11-12. [Elektronnyi resurs]. URL: http: // cyberleninka.ru/articke/n/bednost-i-sotsialnoe-iskyuchenie-k-voprosu-o-soot (data poseshcheniya: 28.01.2016). 7. Baturenko S.A. Issledovaniya anderklassa v sovremennom rossiiskom obshchestve: osnovnye metodologicheskie podkhody // Vestnik Moskovskogo Un-ta. Ser. 18. Sotsiologiya i politologiya. 2011. № 1. S. 44-52.6 8. Borodkin F.M. Kontseptsii sotsial'noi eksklyuzii // [Elektronnyi resurs]. URL: http: // jsulib.ru/Lib/Articles/000/298/ (data poseshcheniya: 25.01.2016). 9. Kirilyuk S.S. Fenomen marginal'nosti: problema ustoichivosti bytiya lichnosti, Chelyabinsk, 2010. 171 s. 10. Kurmysheva L.I. Eksklyuziya kak fenomen zhizni // [Elektronnyi resurs]. URL: http: // psychology.snauka.ru/2015/03/4491 (data poseshcheniya: 25.01.2016). |