DOI: 10.7256/2409-7136.2016.2.17719
Received:
25-01-2016
Published:
01-03-2016
Abstract:
The research subject is the institution of a public-private partnership in the Russian Federation. The author formulates its scientific and legal definitions, outlining the following criteria of a PPP: 1) a public objective; 2) a special subject composition; 3) a long-term character of relations; 4) risks allocation. On the base of a detailed analysis of these criteria the author formulates the thesis about the true essence of the Russian practice of a mutually beneficial cooperation of public and private entities. The author compares the Russian and the foreign experience of implementation of public-private projects. The author applies various scientific methods, including deduction, analysis, comparison, and the technical method. The novelty of this research lies in the clear, theoretically and empirically sufficient criticism of the current condition of the sphere of interaction of the society and the state; of the fragmented and ambiguous character of legislative provisions regulating public relations in this sphere; of the preferences granted by the authorities to the large business in contrast to the rest part of the society, which is, due to the natural reasons, unable to provide financial benefits in the nearest future, etc.
Keywords:
conceptual-categorical apparatus, rule of law, branch of law, legal regulation, commercial organization, power, business, State, public private partnership, legal system
Что есть государственно-частное партнерство? В чем его истинная сущность? Насколько данный термин соответствует действительности?
Мировой опыт свидетельствует о том, что ограниченность бюджетных ресурсов государств сдерживает полноценное развитие инфраструктуры. Поэтому весьма актуальным является поиск альтернативных путей более полного удовлетворения социальных потребностей граждан. На сегодняшний день можно констатировать, что наиболее эффективным и получившим широкое признание в мировой практике стал подход, основанный на государственно-частном партнерстве.
В период 1990-2010 гг. в ЕС было реализовано 1452 проекта ГЧП на общую сумму 272 млрд. евро. Только в 2010 г. таких проектов было 112 общей стоимостью 18,3 млрд. евро. Среди зарубежных стран лидерами ГЧП являются Великобритания, Ирландия, Франция, США и Канада. Во Франции, например, общая цена соглашений о ГЧП в 2010 г. составила 6,5 млрд. евро[1, с. 148-377].
Участники экономических отношений все чаще акцентируют внимание на необходимости привлечения частного капитала для осуществления задач, ранее находившихся в исключительном ведении государства. Как отмечает Самолов Д.А., для публичных образований всех уровней общей и достаточно острой проблемой является дефицит бюджетных средств, поэтому постоянно возникают вопросы обеспеченности обязательств, взятых на себя государством, прежде всего в социально сфере[2, с. 30].
Согласно расчетам Центра макроэкономических исследований Сбербанка, инвестиции России в инфраструктуру в 2008-2010 гг. составляли чуть более 2,5% ВВП при среднемировых объемах аналогичных расходов, равных 4,7% ВВП. Оценки Росстата за тот же период выглядят более радужно – объем инвестиций, начиная с 2006 г. не опускался ниже 3,4% ВВП, наблюдался ежегодный прирост на 0,2-0,3% и в 2010 г. эта величина достигла 4,3% ВВП[3, с. 18]. По данным Газпромбанка на сегодняшний день данная цифра составляет в среднем 3,6-4,2% ВВП[4, с. 1].
В Global Competitiveness Index 2014–2015 (Глобальном рейтинге конкурентоспособности) Россия заняла 53 место (39 – по инфраструктуре) из 144 стран[5, p. 13]. В рейтинге за предыдущий период Россия занимала 64 место (45 – по инфраструктуре) из 148 стран[6, p. 15]. Казалось бы, имеется положительная динамика. Однако при внимательном изучении критериев отбора, становится очевидным, что рейтинг носит условный, формальный характер. Это обусловлено, прежде всего, номинальностью используемых данных и пренебрежением к «полевой работе» (использованию социологических методов). Поэтому качественная составляющая экономических отраслей, их фактическое состояние во многом остаются неисследованными.
ГЧП – тема для российского законодательства довольно-таки новая. При доминировании либеральных экономических ценностей она практически неактуальна, поскольку эти ценности предполагают свободную игру рыночных механизмов, где государство осуществляет функцию «ночного сторожа». Как полагает Шохин С.О., развитие государственно-частного партнерства в России, которая уверенно движется в сторону классического государственно-монополистического капитализма в сочетании с обширными социальными обязательствами (Ф. Фукуяма называет такую «смешанную» форму правления рыночно ориентированным авторитаризмом), может и должно стать эффективным рычагом экономического и социального развития, диверсификации экономики, укрепления и подъема в первую очередь несырьевых отраслей, роста численности, экономической и социальной значимости среднего класса и т.д.[7, c. 40].
В практическом руководстве Европейской экономической комиссии государственно-частное партнерство (ГЧП) определяется как «механизм сотрудничества государственного и частного секторов»[8, с. 1]. Данное определение, несмотря на его общий характер, объективно отражает форму и содержание «западного» ГЧП, но не учитывает российскую специфику. Дело в том, что в России ГЧП понимается значительно уже и представляет собой инструмент привлечения частных инвестиций в капиталоемкие инфраструктурные проекты. Различия между пониманием ГЧП на Западе и в России лежат как в концептуальной, так и в практической плоскостях.
В отечественной доктрине разработано множество «приемлемых» дефиниций ГЧП. Наиболее наукоемкое из них принадлежит Белицкой А.В. Она определяет ГЧП как «юридически оформленное на определенный срок, основанное на объединении вкладов и распределении рисков сотрудничество публичного и частного партнеров в целях решения государственных и общественно значимых задач, осуществляемое путем реализации инвестиционных проектов в отношении объектов, находящихся в сфере публичного интереса и контроля[9, с. 30]. В федеральном законе от 13 июля 2015 г. № 224 «О государственно-частном партнерстве, муниципально-частном партнерстве…»[10], вступившем в силу с 1 января 2016 г., содержится похожая дефиниция: ГЧП - юридически оформленное на определенный срок и основанное на объединении ресурсов, распределении рисков сотрудничество публичного партнера, с одной стороны, и частного партнера, с другой стороны, которое осуществляется на основании соглашения о ПЧП, заключенного в целях привлечения в экономику частных инвестиций, обеспечения органами публичной власти доступности товаров, работ, услуг и повышения их качества.
Среди основных признаков ГЧП исследователями, как правило, называются следующие: 1) наличие общественно значимой цели, 2) особый субъектный состав, 3) длительный характер отношений, 4) распределение рисков сторон[11, с. 35].
Представляется, что анализ каждого из этих признаков и его сопоставление с жизненными реалиями позволит раскрыть суть или сущность российского ГЧП.
1. ГЧП направлено на реализацию трех целей: извлечение прибыли частным партнером, выполнение обязательств публичным партнером и повышение качества инфраструктуры. Общественно значимая цель предполагает социально полезный результат. Проще говоря, заключение соглашения о ГЧП выгодно не только его сторонам, но и гражданам. Так ли это на самом деле? Не совсем. Дело в том, что расходы частного партнера на строительство или реконструкцию того или иного объекта инфраструктуры фактически возмещаются гражданами, которые вынуждены принимать «правила игры», установленные в соглашении о ГЧП. При этом с ними не проводится никаких консультаций ни на предмет необходимости создания или ремонта социального объекта, ни по поводу конкретных условий соглашения. Другими словами, заключение соглашения о ГЧП с позиции публичного партнера направлено не столько на выполнение имеющихся у него обязательств, сколько на высвобождение некоторой части денежных средств, рассчитанных на инвестирование в социальную сферу. Учитывая высокий уровень коррупции, нетрудно догадаться, как будут использованы эти деньги. Впрочем, в ситуации, когда государство вкладывает в проект запланированный объем денежных средств и привлекает дополнительные инвестиции, опасность оседания сэкономленных ресурсов в карманах нечистых на руку чиновников невелика. С другой стороны, процесс принятия управленческих решений в России не отличается прозрачностью. По нашему мнению, это является одной из основных причин безнаказанного «осваивания» бюджетных средств. Непрозрачность (недостаточную или дозированную прозрачность) в сфере ГЧП можно проиллюстрировать следующим примером: 29 августа 2014 г. между Правительством РФ и ООО «РТ-Инвест Транспортные Системы» заключено концессионное соглашение о создании системы взимания платы «Платон»: соответствующее Распоряжение Правительства РФ[12] содержит основные условия концессии и имеется в открытом доступе, однако возможность ознакомиться с текстом самого соглашения отсутствует; в связи с этим, логично предположить, что именно в соглашении закреплены наиболее «интересные» условия, которые, по всей видимости, не могут быть вынесены на суд общественности без неприятных последствий.
2. ГЧП – сотрудничество между властью и бизнесом. Только ли в форме ГЧП возможно данное сотрудничество? В Европе и США ГЧП является синонимом взаимодействия государственных и коммерческих структур, в России ГЧП является лишь одной из форм такого взаимодействия. Разнообразные формы взаимодействия власти и бизнеса в России могут быть представлены в виде следующей таблицы[13, с. 10]:
Организационно-правовые формы
|
Правовое регулирование
|
Формы государственно-частного партнерства (согласно нормативному определению)
|
Концессионное соглашение
|
Федеральный закон от 115-ФЗ «О концессионных соглашениях»
|
Соглашение о государственно-частном партнерстве, муниципально-частном партнерстве
|
Федеральный закон № 224-ФЗ «О государственно-частном партнерстве, муниципально-частном партнерстве…»
|
Иные договорные формы привлечения внебюджетных средств в развитие общественной инфраструктуры
|
Контракт жизненного цикла
|
Федеральный закон № 44-ФЗ «О контрактной системе в сфере закупок товаров, работ, услуг…»
|
Договор аренды государственного имущества с инвестиционными обязательствами арендатора
|
Гражданский кодекс РФ, федеральный закон № 135-ФЗ «О защите конкуренции»
|
Долгосрочный договор на поставку товаров, работ, услуг с инвестиционными обязательствами исполнителями
|
Федеральный закон № 223-ФЗ «О закупках товаров, работ, услуг отдельными видами юридических услуг» и положения о закупках соответствующих юридических лиц
|
Корпоративные формы привлечения внебюджетных средств в развитие общественной инфраструктуры
|
Создание социально-предпринимательских корпораций с государственным и частным капиталом для создания и управления объектами общественной инфраструктуры
|
Гражданский кодекс РФ, Бюджетный кодекс РФ
|
К формам сотрудничества государственных органов и предпринимательского сообщества относятся также соглашения о разделе продукции[14] и инвестиционная деятельность per se[15]. На стороне публичного партнера выступают исполнительные органы власти, на стороне частного партнера – коммерческие организации (несмотря на то, что в Закон о ГЧП определяет частного партнера как любое российское юридическое лицо).
3. Согласно Закону о ГЧП соглашение может быть заключено на срок не менее 3 лет. Можно ли считать трехлетние отношения длительными? Представляется, что в рассуждениях относительно оценочных, относительных понятий следует проявлять крайнюю осторожность. Пожалуй, одним из главных обстоятельств, которое следует учитывать при определении длительности отношений в сфере ГЧП, является непосредственная связь срока действия соглашения с сопутствующими затратами и, соответственно, финансовыми возможностями коммерческой организации. Полагаем, что трехлетний срок едва ли можно считать длительным, однако теоретически он позволяет участвовать в ГЧП-проектах субъектам малого и среднего бизнеса.
4. Справедливое распределение рисков подразумевает одинаковые возможности, аутентичные права, обязанности и ответственность. Все это объединяется понятием «равенство сторон». Насколько равны между собой стороны соглашения о ГЧП? С позиции формального равенства публичный и частный партнеры действительно равны, однако реальность такова, что государство обладает монополией на применение мер принуждения, в то время как коммерческая структура может рассчитывать исключительно на силу своего убеждения. При определенных обстоятельствах государство может вовсе игнорировать принятые на себя обязательства, а также в одностороннем порядке менять условия соглашения и, более того, прививать предпринимательскому сообществу вкус к социальной ответственности посредством ультиматумов. При этом, любое недовольство или сопротивление со стороны бизнеса квалифицируется как угроза национальной безопасности – достаточно вспомнить судебный процесс над компанией ЮКОС и ее руководством. В известной мере противопоставить себя государству способны лишь крупные корпорации.
Складывается впечатление, что истинная сущность российского ГЧП заключается во взаимовыгодном сотрудничестве правительства и корпорации, которое выражается в замещении (полностью или частично) государственных (инфраструктурных) расходов частными инвестициями (экономии бюджетных средств) и извлечении прибыли за счет конечных потребителей (граждан, которые являются подразумеваемой и безусловно-обязанной третьей стороной).
Проще говоря, улучшение наличного состояния инфраструктуры оплачивается гражданами (спасение утопающих – дело рук самих утопающих?). Любопытно, что на стадии заключения соглашения о ГЧП граждане являются третьими лишними, а на стадии возмещения расходов частного партнера - третьими нужными. Но это чистый оксиморон: третий все равно остается без пары. Если принять тезис Мамута Л.С. о взаимности (эквивалентности) прав и обязанностей как основном принципе, придающем социальным отношениям характер правовых[16], то отношения между сторонами соглашения о ГЧП и гражданами следует считать внеправовыми либо неправовыми.
ГЧП имеет также проблемы понятийной природы, терминологического характера. Однако решаются данные проблемы достаточно поверхностно, не затрагивается ряд принципиальных моментов. Дело в том, что основные дискуссии разворачиваются вокруг оценки понятий «частно-государственное партнерство» и «государственно-частное партнерство». По нашему мнению, второй вариант является предпочтительным по следующим причинам: 1) термин «частно-государственное партнерство» используется в российской экономической и юридической литературе в значительно меньшей степени, чем «государственно-частное». Как отмечает Ефремов А.А., анализ регионального законодательства показал, что термин «частно-государственное партнерство» используется в 1271 нормативном правовом акте субъектов РФ и муниципальных образований, в то время как «государственно-частное» - в 3776[17, с. 20]; 2) публичный партнер является фигурой более весомой, чем частный. Об этом свидетельствует и тот факт, что при заключении соглашения о ГЧП последнее слово всегда остается за ним; 3) априори только государство заинтересовано в достижении социально полезного результата и т.д.
Поверхностность подобных рассуждений состоит в том, что лингвистический объем понятия «государственно-частное партнерство» значительно шире его фактического содержания. Слово «государственный» указывает на то, что одной из сторон рассматриваемых отношений являются государственные органы. При этом речь идет не о всех государственных органах, а лишь об исполнительно-распорядительных, главной функцией которых является, лаконично выражаясь, управление обществом – администрирование. В свою очередь, слово «частный» (здесь) предполагает участие в проекте не только коммерческих, но и некоммерческих организаций, а также граждан. Таким образом, с точки зрения фактического содержания понятия «государственно-частное партнерство», где «государственный»=«административный» и «частный»=«коммерческий», его употребление является некорректным – правильней использовать термин «административно-коммерческое партнерство». Однако и последнее следует признать не совсем верным, поскольку, как было отмечено выше, сотрудничество между государством и бизнесом осуществляется и в иных формах, которые охватываются «неюридическим» понятием «партнерство». Налицо концептуальная законодательная ошибка, которая неизбежно приведет к серьезным трудностям при разграничения различных форм сотрудничества и применения к возникающим отношениям тех или иных правовых норм (в частности, отличия между соглашением о ГЧП и концессионным соглашением, выделенные на основе анализа соответствующих законов, являются незначительными[13, с. 27]).
Подводя итог, следует отметить, что на современном этапе развития сферы ГЧП обнаруживается насущная необходимость в консолидации действующих юридических норм, в приведении формирующейся комплексной отрасли права в стройную, внутренне непротиворечивую систему с одновременной переработкой понятийно-категориального аппарата и возможным расширением состава участников названных отношений либо созданием аналогичной отрасли применительно к сотрудничеству власти с остальной частью гражданского общества, что хотя и не влечет сиюминутной материальной выгоды, но, определенно, способно внести неоценимый вклад в дело построения в России правового государства. Также государству следует прекратить культивировать патриархальность в отношении к предпринимательскому сообществу и сменить кнут на пряник: не принудительно воспитывать у бизнесменов чувство социальной ответственности, а обеспечивать «офертную» рентабельность инфраструктурных проектов, которая не бьет по карману конечных потребителей.
References
1. Sazonov V.E. Gosudarstvenno-chastnoe partnerstvo: grazhdansko-pravovye, administrativno-pravovye i finansovo-pravovye aspekty. – M.: Rossiiskii universitet druzhby narodov, 2012. – 492 s.
2. Samolov D.A. Otnosheniya gosudarstvenno-chastnogo partnerstva v Rossiiskoi Federatsii: osnovnye priznaki i neobkhodimost' pravovogo regulirovaniya // Imushchestvennye otnosheniya v Rossiiskoi Federatsii. 2014. № 6. S. 30-41.
3. Gosudarstvenno-chastnoe partnerstvo v Rossii. – M.: Tsentr razvitiya gosudarstvenno-chastnogo partnerstva, 2013. – 38 s.
4. Infrastruktura Rossii: analiticheskii obzor. – M.: OAO «Gazprombank», 2014. – 59 s.
5. The Global Competitiveness Index 2014–2015. 548 p.
6. The Global Competitiveness Index 2013–2014. 551 p.
7. Shokhin S.O. Pravovoe obespechenie gosudarstvenno-chastnogo partnerstva s uchastiem malogo i srednego biznesa // Yuridicheskii mir. 2013. № 12. S. 40-44.
8. Prakticheskoe rukovodstvo po voprosam effektivnogo upravleniya v sfere gosudarstvenno-chastnogo partnerstva. Zheneva: Organizatsiya Ob''edinennykh Natsii, 2008. – 114 s.
9. Belitskaya A.V. Gosudarstvenno-chastnoe partnerstvo kak al'ternativa kontraktnoi sisteme // Yurist. 2014. № 5. S. 33-37
10. Federal'nyi zakon ot 13.07.2015 № 224 «O gosudarstvenno-chastnom partnerstve, munitsipal'no-chastnom partnerstve v Rossiiskoi Federatsii i vnesenii izmenenii v otdel'nye zakonodatel'nye akty Rossiiskoi Federatsii» // SZ RF. 20.07.2015. № 29 (ch. I).St. 4350.
11. Kornev M.V. Sushchnostnye kharakteristiki gosudarstvenno-chastnogo partnerstva v aspekte proekta Federal'nogo zakona «Ob osnovakh gosudarstvenno-chastnogo partnerstva v Rossiiskoi Federatsii» // Yurist. 2014. № 10. S. 35-39.
12. Rasporyazhenie Pravitel'stva Rossiiskoi Federatsii ot 29.08.2014 № 1662-r «Osnovnye usloviya kontsessionnogo soglasheniya v otnoshenii ob''ektov, prednaznachennykh dlya vzimaniya platy za vred avtodorogam federal'nogo znacheniya gruzovikami s massoi svyshe 12 tonn» // Ofitsial'nyi internet-portal pravovoi informatsii. 03.09.2014.
13. Zakon o gosudarstvenno-chastnom partnerstve: rukovodstvo po primeneniyu. – M.: Assotsiatsiya «Tsentr razvitiya GChP», 2015. – 38 s.
14. Federal'nyi zakon ot 30 dekabrya 1995 g. № 225-FZ «O soglasheniyakh o razdele produktsii» // SZ RF. 01.01.1996. № 1. St. 18.
15. Federal'nyi zakon ot 25 fevralya 1999 g. № 39-FZ «Ob investitsionnoi deyatel'nosti v Rossiiskoi Federatsii, osushchestvlyaemoi v forme kapital'nykh vlozhenii» // SZ RF. 01.03.1999. № 9. St. 1096.
16. Mamut L.S. Sotsial'noe gosudarstvo s tochki zreniya prava // Gosudarstvo i pravo. 2001. № 7. S. 5-14.
17. Efremov A.A. Otsenka effektivnosti publichno-pravovogo regulirovaniya gosudarstvenno-chastnogo partnerstva v sub''ektakh Rossiiskoi Federatsii // Publichno-pravovye issledovaniya. 2013. № 2. S. 1-28
|