The place of private military companies within the public-private partnership system

Karlova Ekaterina Nikolaevna PhD in Sociology Senior Scientific Associate, the Zhukovsky – Gagarin Air Force Academy 394018, Russia, Voronezh Oblast, Starykh Bolshevikov Street 54a alinord@yandex.ru Other publications by this author

Ermolov Nikita Alekseevich Student at the Air-Force Academy 394064, Russia, Voronezh, ul. Starykh Bol'shevikov, 54a alinord@yandex.ru

Неотъемлемой частью современных военных конфликтов стало привлечение частных подрядчиков к выполнению функций, ранее осуществлявшихся исключительно силами регулярной армии. Высокая роль новых субъектов военной политики нашла отражение и в военной доктрине Российской Федерации, где частные военные компании представлены как инструмент непрямых действий наряду с использованием протестного потенциала населения, радикальных и экстремистских организаций, наращиванием наступательного потенциала вблизи государственных границ и так далее ^[1].

Вопрос о создании частных военных компаний в России поднимался несколько раз, начиная с 2012 года, когда идея получила поддержку президента. На момент написания данной работы законопроект о ЧВК отклонен Правительством как несвоевременный и противоречащий российскому законодательству. Однако, соответствующее законодательное оформление может оказаться вопросом времени, поскольку применение ЧВК прочно вошло в военную практику ведущих государств мира и, по мнению ряда экспертов, является эффективным механизмом геополитического влияния.

Проблема создания ЧВК в России требует тщательной юридической и экономической проработки, однако, большую роль играет социокультурная готовность нашей страны перенять опыт западных стран в военном строительстве. В рамках изучения перспектив создания частных военных компаний в России, необходимо проанализировать условия и предпосылки их возникновения в других государствах, взвесить преимущества и слабые стороны привлечения частных подрядчиков к осуществлению военных операций, а также оценить готовность экспертного сообщества и военнослужащих к ограничению монополии государства и вооруженных сил к применению вооруженного насилия в борьбе с внешними угрозами.

В данной работе предпринимается попытка социологического анализа возможностей и ограничений легализации частных военных компаний в России. Объектом исследования выступает деятельность частных военных компаний, предметом - перспективы учреждения ЧВК в России.

Наемная военная сила и частные армии существовали в истории с древних времен. Однако сложившаяся в XVII веке Вестфальская система международных отношений позволила государству как политическому субъекту монополизировать право на применение вооруженного насилия. Армия в современном понимании, как социальный институт и инструмент государства по достижению политических целей военными методами появилась в Новое время для защиты интересов национального государства. Государственное начало вооруженных сил в настоящее время закреплено национальным законодательством и международным правом.

Первые частные военные компании появились во время Холодной войны, однако их число резко возросло в 1990-е годы с распадом биполярной системы. На сегодняшний день насчитывается примерно 600 фирм, представляющих государственные гражданские и частные коммерческие структуры или «контракторы» (подрядчики) и действующих более чем в 50 государствах ^[4]. Большинство компаний зарегистрированы в США и Великобритании, однако около 90 % сотрудников не являются гражданам этих стран, примерно 60-65 % составляют граждане стран, в которых ЧВК осуществляют деятельность и 25-30 % – граждане третьих стран ^[2].

Что касается типов услуг, которые они предоставляют, Питер Зингер подразделяет их на три «бизнес-сектора»:

- фирмы – военные провайдеры, предоставляющие «непосредственную тактическую военную помощь», которая может включать участие в боевых действиях на линии фронта;

- консалтинговые военные фирмы, предоставляющие рекомендации по стратегическим вопросам и услуги по обучению персонала;

- фирмы военной поддержки, занимающиеся тыловым обеспечением, обслуживанием техники и предоставлением услуг в сфере разведки вооруженным силам ^[3].

Создание частных военных компаний в России находится на этапе обсуждения, в 2012 году первый проект соответствующего Федерального закона был внесен на рассмотрение Государственной думы, в настоящее время существует другой проект Федерального закона № 630327 «О частных военно-охранных компаниях». Однако, наша страна пока не вышла на перспективный и, одновременно, довольно специфический рынок военных услуг, особенности которого требуют тщательного изучения, в сентябре 2015 года стало известно, что российское правительство отказалось от одобрения законопроекта о создании частных военных компаний.

Одним из самых дискуссионных вопросов в государствах, где ЧВК легализованы, является регулирование их деятельности, которое может принимать несколько видов: неформальный контроль (социальный и корпоративный) и формальный, выражающийся в законодательном регулировании.

Традиционные армии благодаря развитому бюрократическому аппарату и другим институциональным механизмам могут осуществлять самостоятельный формальный и неформальный контроль над войсками. В частности, контролировать поведение военнослужащих и институтов их профессиональной социализации, формирующих общие воинские ценности. Могут ли сами частные компании и правительства контролировать поведение сотрудников ЧВК? Скептики считают, что поскольку основным мотивом ЧВК является получение прибыли, ЧВК и государство преследуют разные интересы, что может спровоцировать нарушение принципа «начальник-подчиненный». Сторонники ЧВК считают, что они заинтересованы в минимизации конфликтных ситуаций с государством, качество их работы регулируется конкуренцией на рынке и корпоративной культурой ^[4].

Формальный контроль над сотрудниками ЧВК осуществляется посредством применения национального уголовного права в странах, которые подписывают с ними контракт, в странах, где они действуют, и в странах, гражданами которых они являются. Российское законодательство выделяет наемничество в отдельный состав преступления. В Уголовном кодексе предусмотрена статья 359 «Наемничество», по которой граждане преследуются за вербовку, обучение, финансирование или иное материальное обеспечение наемника, а равно его использование в вооруженном конфликте или военных действиях, а также участие наемника в вооруженном конфликте или военных действиях ^[5]. Впервые по этой статье были осуждены создатели копании «Славянский корпус», вербовавшие в 2013 году наемников для операции в Сирии ^[6].

Как отмечается в докладе Женевского Центра демократического контроля над вооруженными силами, во всех странах, в которых действуют ЧВК, законодательство, регулирующее их деятельность, является слабым, особенно относительно ситуаций, когда они действуют за рубежом, что ведет к недостаточному контролю над действиями ЧВК. 17 сентября 2008 года была предпринята попытка международного правового регулирования деятельности ЧВК. Семнадцать государств (Австралия, Австрия, Ангола, Афганистан, Германия, Ирак, Канада, Китай, Польша, Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии, Соединенные Штаты Америки, Сьерра-Леоне, Украина, Франция, Швейцария, Швеция и Южная Африка) согласовали «Документ Монтрё», содержащий правила и положения о передовых практических методах в отношении частных военных и охранных компаний, действующих в зонах вооруженных конфликтов. Документ Монтрё призван содействовать уважению международного гуманитарного права и стандартов в области прав человека. Он не затрагивает существующие обязательства государств по обычному международному праву или международным соглашениям, участниками которых они являются, в частности, их обязательства по Уставу Организации Объединенных Наций (особенно в статьях 2(4) и 51). На государствах-контрагентах лежит обязательство, действуя в пределах своих полномочий, обеспечивать уважение международного гуманитарного права нанятыми ими ЧВК. Как можно более широко распространять Женевские конвенции и другие соответствующие нормы международного гуманитарного права среди ЧВК и их персонала ^[7].

По мнению Рене Деневерз, в терминах международного гуманитарного права сотрудников ЧВК чаще всего можно отнести к категории гражданских лиц, сопровождающих войска, при условии получения разрешения на осуществление такой деятельности от вооруженных сил, за которыми они следуют. Приобретение такого статуса осложняется системой субподрядов, когда ЧВК могут быть законтрактованы не напрямую вооруженными силами, а другими подрядчиками, либо другими государственными структурами. Лица, сопровождающие войска не сражаются и не могут быть целью уничтожения, однако, на них распространяется статус «узника войны» ^[8].

Достаточно сложным и интересным вопросом является влияние широкого распространения ЧВК на содержание военного профессионализма и на армию как социальный институт. Западные армии теряют автономию на принятие важных для военной организации решений в связи с неолиберальным вектором развития вооруженных сил, в основе которого лежит идея о рентабельности и эффективности частных структур. Масштабное привлечение частного бизнеса к выполнению некогда сугубо военных функций, как показывает практика западных стран, меняет наше представление о военном профессионализме и армии как институте, обладающем монополией на применение вооруженного насилия. Использование услуг частных военных компаний стало продолжением и высшей точкой тенденции к аутсорсингу и демилитаризации военных функций. Сейчас сложно представить осуществление военных операций сил НАТО без использования услуг частных подрядчиков.

Важным признаком военного профессионализма является ответственность военнослужащих за применение своего мастерства перед государством и обществом. Несмотря на наличие определенных правовых норм регулирования, в практике деятельности ЧВК неоднократно случались резонансные случаи нарушения норм международного гуманитарного права, и у наблюдателей создается ощущение безнаказанности сотрудников частных фирм. Анна Леандер связывает сложности с привлечением частных подрядчиков к ответственности с тремя социально-политическими факторами ^[8]. Во-первых, исключительную легитимность полномочиям ЧВК придает их роль эксперта в сфере безопасности, обладающего современными технологиями и компетенциями, которые делают его незаменимым. При возникновении экзистенциональной угрозы государству, законы политики мирного времени перестают действовать, и появляется место для исключений из правил. Иными словами, государство готово закрыть глаза на правонарушения ЧВК ради сохранения национальной безопасности. В качестве примера автор приводит случай компании Blackwater/Xe, которая неоднократно нарушала собственные инструкции, что приводило к серьезным нарушениям прав человека и законов войны, эти инциденты получали широкую общественную огласку, компания даже была вынуждена сменить название. Однако, расследования и судебные дела против Blackwater/Xe заканчивались вынесением символических приговоров, и компания продолжала расширяться и получать новые контракты. Аналогично ряд американских военнослужащих предстали перед военными трибуналами за деяния, совершенные в тюрьме Абу Граиб, ни один из частных подрядчиков, подозреваемых в причастности к тем же деяниям, не был привлечен к судебной ответственности по уголовным обвинениям ^[3]. В этих случаях относительная безнаказанность частных контрактников связана с отсутствием политической воли, а не правовым вакуумом, поскольку признаки преступлений были очевидны.

Вторым источником исключительного положения ЧВК является их принадлежность к рынку, это частные компании, основным принципом работы которых является экономическая эффективность. Заказчик не склонен менять подрядчиков, если удалось сработаться с одним. Допуская, что ЧВК эффективно работают, заказчики должны доверять им, даже если фирмы не выполняют общепринятые отчётные правила (были случаи финансового мошенничества и уклонения от налогов, например с KBR, которые, однако, не привели к банкротству компании).

Третий фактор, который связан с двумя предыдущими, – восприятие ЧВК как части государственной монополии на насилие и отрицание значимости ЧВК как независимого актора. Мысль, что частные военные компании работают не только на государство, но и преследуют свои коммерческие интересы или следуют каким-то принципам, – игнорируется. ЧВК работают в условиях, где государственная монополия на применение насилия – фундаментальный социальный, политический и правовой институт. Легитимность ЧВК основывается на том, что они действуют, уважая и поддерживая эту монополию, немного изменяя и улучшая ее форму и функции. Дистанцирование ЧВК от корыстных мотивов – важное условие их легитимации. ЧВК, проявляющие независимость от государства, попадают в категорию «мошенников и негодяев». Зачастую Руководители ЧВК ранее занимали должности в Министерстве обороны или правительстве. Переплетение, сращивание ЧВК и государства не только является источником коррупции, но и создает видимость отношений «начальник – подчиненный» между государством и частными подрядчиками, что справедливо лишь отчасти ^[9].

Итак, помимо рациональных и экономических проблем использования частной военной силы, существуют еще морально-этические, связанные с утратой монополии регулярной армии на применение насилия в вооруженных конфликтах, необходимостью находиться в тесном взаимодействии с частными подрядчиками. Если раньше ценности военной профессии были укоренены в социальном институте армии, то сейчас военная подготовка и опыт рассматриваются как товар, который можно продать на рынке труда. В том случае, если люди мотивированы исключительно материально, встает вопрос, как далеко они могут зайти в обеспечении национальной безопасности. Если солдату «по призванию» можно приказать идти в бой, то солдату «по профессии» – нет. ЧВК нанимают сотрудников с целью получения прибыли при минимальных рисках, таким образом, всегда будет противоречие между целями защиты клиентов или выполнения боевой задачи и стремлением ЧВК к максимизации прибыли. Усиление роли частных военных компаний в современных вооруженных конфликтах, таким образом, существенно влияет на девальвацию альтруистических ценностей военной службы, военная безопасность превращается из общественного блага в товар и предмет потребления.