Transgressive virtual communication

Leushkin Ruslan Viktorovich PhD in Philosophy Docent, the department of Philosophy, Ulyanovsk State Technical University 443332, Russia, Ul'yanovskaya oblast', g. G. Ul'yanovsk, S., ul. Ul. 1-Aya sadovaya., 27, of. g. Ul'yanovsk, s. Belyi klyuch, ul. 1-aya sadovaya, d. 27 leushkinrv@mail.ru Other publications by this author

Виртуальной социальной коммуникацией (ВСК) мы называем такой вид коммуникации, в условиях которого возможно нарушение онтологической полноты самореферентной единицы коммуникативного взаимодействия. То есть, по большому счету, происходит нивелировка коммуниканта либо реципиента в социально-онтологическом измерении. Примером виртуальной коммуникации служит интернет-коммуникация, взаимодействие с машиной, экспертной системой, смарт-устройствами и др. ^[1]. Виртуальная социальная коммуникация обладает определенной спецификой по отношению к традиционным видам социальной коммуникации, которая заключается, прежде всего, в ее неполном онтологическом статусе существования. Н.А. Носовым выделяются, также, такие черты виртуальности, как порожденность, интерактивность, актуальность и автономность, которые в полной мере можно отнести и к виртуальной социальной коммуникации ^[2].

В данном исследовании внимание фокусируется на таком свойстве виртуальной социальной системы, как трансгрессия. Трансгрессия, понимаемая как преодоление, является феноменальным процессом связывания коммуникативных инстанций (коммуникантов) в различных дискурсивных измерениях. Ее можно понять, как скачек смысла через ничто, зазор между Я и Другим в диалоге. Трансгрессия является не просто свойством, но, скорее, режимом функционирования ВСК, так как без условия трансгрессивности она становится невозможна. Далее постараемся это обосновать.

В условиях виртуального социального пространства, разрыв между коммуникантами становится наиболее очевидным ^[3]. Образован данный разрыв особенностями организации канала связи в цифровой коммуникативной системе. В ходе передачи сообщения, аналоговая информация преобразуется в цифровую, то есть рекодируется, и предстает реципиенту в объективно отраженном виде. Данная коммуникативная ситуация и формирует условия виртуального социально-коммуникативного пространства, как онтологически-неполного. Описанное нарушение непрерывности в смылопередаче ВСК препятствует непосредственному взаимодействию акторов (коммуникантов) в составе коммуникативной системы. Подобные разрывы присутствуют и в печатной коммуникации, но они никогда ранее не поднимались до уровня онтологической неполноты существования актора, которая в условиях виртуальной социальной коммуикации выступает на первый план. Данный разрыв может преодолеваться только за счет трансгрессивной природы самой коммуникации, причем любой ее формы, не только виртуальной. Это означает, что любая ситуация коммуникации предполагает проявление трансгрессивных характеристик, независимо от того что их инициирует, субъективные или интерсубъективные факторы (в русле соответствующего понимания коммуникации).

Интерпретация феномена передачи смыла, или его образования, в коммуникативном акте представлена двумя основными направлениями, это субъективистская интерпретация онтологического статуса актора и интерсубъективная. В первом случае решение проблем виртуальной социальной коммуникации связано с трансценденталистким подходом, второй с трансгрессивным. Сразу стоит отметить, что и тот и другой подход имеют свои достоинства и недостатки, и нет достаточных оснований наделять тот или иной из них большим или меньшим приоритетом в исследовании. В первом случае, зачастую, предлагается решение, связанное с обнаружением антропологических универсалий в коммуникации. Сюда можно отнести линию когнитивных теорий, например концепции И. Канта, Ф. Брентано, Ж. Дюрана. Во втором случае коммуникация не редуцируется к субъекту, признается ее интерсубъективный характер, например в диалогическом персонализме, в философии М. Бубера, М.М. Бахтина и Э. Левинаса. В данной же работе рассматривается трансгрессивное понимание виртуальной социальной коммуникации.

Виртуальное социально-коммуникативное пространство формирует определенное онтологическое пространство, некий горизонт реальности. Данный горизонт во многом образован коммуникативными сетями, лежащими в основе его конституции, и это задает дискурсивный характер его существованию. Семантические структуры данного простаранства когерентны его онтологическим структурам, и, по сути, формируют неразрывное целое. В данном случае, мы можем говорить о некой бытийно-смысловой перспективе ^[4], о неком горизонте смысловой реальности, в котором семантические коды формируют саму ткань реальности.

Виртуальное социально-коммуникативное пространство существует наряду с двумя другими пространствами, такими как пространство письменной (и печатной) социальной коммуникации, пространство вербальных социально-коммуникативных систем. Их обособление связано с наличием различных принципов кодирования информации в основе каждой из систем ^[5].

К специфике ВСК, помимо дополнительного звена кодировки информации, можно отнести утрату онтологической полноты коммуниканта, и пространственный разрыв в канале коммуникации. Все это формирует ситуацию неполной или виртуальной коммуникации. В данных условиях, теряется полнота существования коммуникативной самореферентной единицы социально-коммуникативных систем, что приводит к становлению пространства неполного символического взаимодействия, или виртуального социального пространства.

В то же время, можно наблюдать, что условия общения в рамках такой разновидности виртуальной коммуникации, как интернет-коммуникация, не препятствуют действительному обмену смысловыми информационными сообщениями. То есть общение в условиях виртуальной социальной коммуникации, объективно имеет смысловой и информативный характер. Последнее, подтверждается тем, что акторы в ситуации интернет-коммуникации способны достигнуть взаимопонимания и организовываться в сетевую разновидность социальных конгломераций, называемых интернет-сообщества ^[6]. Это указывает на то, что в виртуальной коммуникации возможно понимание и взаимопонимание, и нет принципиальных отличий между ней и традиционными видами социальной коммуникации, в отношении процесса передачи смысла они практически эквиваленты. Это означает, что виртуальная социальная коммуникация конституирует полноценную бытийно-смысловую перспективу, или дискурс, который обладает собственным онтологическим измерением, и коммуникативный разрыв не уничтожает в нем процесс образования и передачи смысла.

В данном пункте, возникает следующий вопрос, какой же природой обладает социальная коммуникация, если для ее осуществления не требуется таких условий, как непосредственность взаимодействия, и даже социально-онтологическая полнота. Из той перспективы, которая проблематизируется данным вопросом могут вытекать довольно значительные следствия. Во-первых, подобная постановка вопроса выводит за границы антропоморфизма и приводит к мысли, что в осуществлении социальной коммуникации наличие человеческого субъекта не является обязательным и инвариантным условием, что коммуникация, причем имеющая смысловое и онтологическое наполнение, может осуществляться и за пределами человеческих (или человекоразмерных) систем. Во-вторых, сам коммуницирующий субъект обладает определенным набором характеристик, которые позволяют ему осуществляться в условиях виртуальной коммуникации, то есть трансгрессивность обнаруживается и на индивидуальном уровне.

В случае актора, вопрос касается, прежде всего, границ понимания коммуниканта, так как речь в данном случае не ограничивается социально-онтологически неполными системами коммуницирования, когда взаимодействуют актор и искусственный актор. Тут встает вопрос о том, можно ли называть социальной коммуникацией взаимодействие двух искусственных акторов между собой. К чему относить коммуникативное взаимодействие между афалинами (дельфинами) и человеком, если оно носит смысловое, а порой даже абстрактное содержание ^[7]. Как определять попытки проекта SETI вступить в контакт с гипотетическими инопланетными цивилизациями. Ответы на эти вопросы предполагают определенное понимание коммуникации, при котором его границы расширяются за пределы исключительно человеческих систем и исключительно человека, как функциональной единицы данных систем.

Только тогда все обозначенные выше проблемы начнут приобретать разрешаемый характер, когда понимание смысловой коммуникации переключится в трансгуманистический режим. Однако, данный подход вынуждает отказываться от трансценденталисткого понимания социальной коммуникации, вместе с этим, происходит отказ и от антропологических инвариантов, которые должны лежать в его основании. Трансгрессивное понимание смысловой коммуникации выводит за пределы реминисценций к антропологическим инвариантам, коммуникатор теряет первостепенную важность, и акцент смещается на взаимодействие и переход.

В рамках постструктуралистской методологии происходит отказ от трансценденталистского или синхронического понимания коммуникации в пользу диахронического, конструктивного и процессуального. Здесь, на первый план выходит операционализм, кодировка, системность, вскрывается относительный характер онтологических структур. Субъект, будучи последней опорой классического философствования, сам деструктурируется и нивелируется системой ^[8]. Индивидуальное начало растворяется в массе, разрешается в ней, но не в массе других индивидуальностей, а в массе, проистекающей из самой его имманентности ^[9]. Субъективность приобретает реляционисткий характер.

Именно диахрония коммуникативных кодов идет в разрез с синхронией биологических, тем самым показывает их нетождественность. Субъект биологический и субъект коммуницирующий, являются двумя различными инстанциями, пересечение которых носит скорее симбиотический, если не паразитический характер, и воплощается в том дуализме, который окрашивает все процессы последующего когнитивного конструирования.

Антропологизация систем смысловой коммуникации имеет скорее эпизодические основания, нежели инвариантные. Антропные системы выступают своего рода носителями языкового вируса, который формирует такой побочный продукт, как самосознание и самовосприятие. Это может быть, как новым витком эволюции, так и фатальным путем, на который вступают носители языкового сознания.

Универсализация принципов языкового кодирования отдельно взятого языка, с этой точки зрения, кажется серьезной ошибкой, если предположить, что видовое разнообразие неким образом подобно языковому, на что указывают исследования языкового релятивизма Э. Кассирера, К. Бриттона, С. Лангер. В то же время, если принять во внимание гипотезу лингвистической относительности, соотнести с кодировкой коммуникации, то встает вопрос о наличии неких универсальных механизмов коммуницирования, которые должны быть характерны для любого коммуникатора. Под коммуникатором приходится понимать субъект коммуникации в широком значении, то есть это может быть как человек, так и машина, либо животное, или некая иная сущность способная к смысловой коммуникации.

Здесь приходится говорить о некой метакоммуникации в полном смысле слова. То есть о способе существования коммуникативных систем, одной из разновидностей которых являются человеческие социальные системы. В первую очередь, проблематизируется то, какие принципы и закономерности лежат в основе метакоммуникации. Необходимость в исследовании метакоммуникации неоднократно высказывалась А.В. Соколовым, попытки же в ее построении можно наблюдать у Н. Лумана, М. Маклюена, и самого А.В. Соколова.

Разработка вопроса о существовании метакоммуникации должна позволить разрешить часть существующих проблем связанных с пониманием социальной коммуникации. При положительном решении данного вопроса возникает необходимость определения ключевых характеристик метакоммуникации, возможно, таких, как дискретность и канализация.

Таким образом, можно говорить о том, что трансгрессивность, обнаруживающая себя в осуществлении виртуальной социальной коммуникации, указывает на фундаментальную проблему, связанную с осуществлением социальной коммуникации в целом. Возникает вопрос, связанный с тем, как вообще возможно осуществление смысловой коммуникации в условиях нарушения непрерывности канала связи и онтологической полноты коммуникантов? При наличии альтернативных коммуникационных систем, будут ли они формировать дискурсивное пространство, и будет ли оно иметь смысловой характер? Данные вопросы выводят теоретическое мышление на уровень понимания границ коммуникации, и формируют проблему ее расширенного понимания. Трансгрессивное понимание виртуальной коммуникации предполагает ее трансгуманистическое представление и расширение границ понимания смысловой коммуникации в целом, являясь, по большому счету, продолжением диалогической философии начала XX века.

Такие свойства виртуальной социальной коммуникации, как порожденность, автономность, симулятивноть и социально-онтологическая неполнота, должны открыть перспективу дальнейших исследований феномена трансгрессии не только в отдельных формах человеческого общения, но и в смысловой коммуникации в широком значении этого слова.

Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ, в рамках проекта № 15-33-01222.