Criminal law and procedural norms within the town law of Western Europe during XI-XV centuries

Kvachadze Oleg Bichikovich PhD in Law vice director for legal issues at Limited Liability Society 'Modern Medical Technologies and Consulting' 603115, Russia, Nizhny Novgorod, Nizhny Novgorod, str. Ashkhabadskaya, 4, room No. 25 alok1984@mail.ru Other publications by this author

Romanovskaya Vera Borisovna Doctor of Law Professor. the department of Theory and History of State and Law, N. I. Lobachevsky Nizhny Novgorod State University 603115, Russia, Nizhny Novgorod, Ashkgabadskaya Street 2, office #25 vera_borisovna@mail.ru Other publications by this author

История уголовно-правового и процессуального законодательства уходит своими корнями в глубокую древность. Однако, если не вдаваться совсем уж в архаичный мир, а обратить взор к истории Европы, то здесь точкой отсчета многих современных институтов может быть период высокого средневековья. Именно тогда происходит бурный рост городов, торговли, производства, обменных операций, и появляется потребность в серьезном нормативном закреплении экономической жизни общества. В этот период в крупных городах Европы появляются первые университеты, где студенты изучают римское право ^{[21, с. 174-176]}, распространяя потом его влияние, становясь адвокатами, судьями, юристами, работая в магистратах городов. Параллельно активно развивается и каноническое право, распространяя свое влияние на все или почти все сферы жизни европейского общества ^{[22, с. 244-249]}.

И в это же время происходит становление собственно городского права влиятельных городов Франции, Германии и других стран. Это право имело собственные источники, собственные процедуры, собственную историю. Конечно, влияние римского частного права и канонического права римской католической церкви нельзя не учитывать, однако жизнь города подчинялась, главным образом своему регламенту и своим законам.

Законодательство городов, применявшееся судебными органами, осуществлявшими правосудие на их территории, обладало и специфическим содержанием, которое основывалось на двух: особого мира и убежища, взаимосвязь которых выражалась в общем правиле: «В пределах места, пользующегося миром, не должно совершаться никакое насилие, даже исходящее от власти» ^{[20, с. 112]}. Таким образом, с одной стороны городское право охраняло лиц, проживающих в городе на различных основаниях, от различных видов уголовного преследования, с другой – определяло круг запрещенных к совершению деяний, которые подлежали наказанию по нормам средневекового города.

Данное обстоятельство подтверждали положения многих городских статутов: «…кто убьет человека в стенах города, – указывало зестское право, – будет обезглавлен», ^{[8, с. 117]}, «…кто ранит человека острым оружием внутри городского рва и если раненный умрет, – устанавливало право Медебаха, – тому отрубить голову; если же кто убьет человека за чертою рва, но внутри приписанного к миру округа, тот уплачивает 60 солидов фогту и 10 гражданам» ^{[4, с. 49]} (здесь проявлялось характерное для некоторых немецких городов разделение городского округа на два концентрических круга: границей «малого» являлись укрепления, а «большой» совпадал с территорией судебного округа).

Содержание уголовного права, условно (в силу отсутствия формального закрепления такого разделения) включавшее как общие, так и особенные вопросы правового регулирования в данной сфере, несмотря на то, что испытывало воздействие со стороны различных систем права, отличалось и рядом новаторских положений, которые впоследствии были закреплены в уголовном законодательстве Нового времени.

Общие положения уголовного права в средневековых городах, не определяя понятие преступления, включали сведения об их различных категориях. В основе деления на подобные категории (здесь ощущалось влияние обычной и феодальной традиции права) лежало определение характера и степени общественной опасности деяния и установление определенного вида и размера наказания за каждый отдельный вид преступления.

Используя современную терминологию, принятую в частности в Германии, можно выделить в средневековом городском праве преступления (убийство, причинение вреда здоровью, повлекшее смерть или «искалечение», «лишение конечности» потерпевшего, грабеж и т.д.), за совершение которых предусматривались мучительные или позорящие наказания, и проступки (правонарушения в сфере торговли, налогообложения и т.д.), за совершение которых назначались исправительные наказания.

Анализ содержания уголовно-правовых норм позволяет выделить те признаки правонарушений, которые наиболее подробно определялись городским правом: их можно условно отнести к различным элементам состава преступления.

Для отношений, связанных с субъектом преступления, характерной являлась регламентация статуса соучастников преступления. При этом в качестве соучастников признавались пособники (последние подразделялись на лиц, непосредственно принимавших участие в исполнении преступного замысла: по страсбургскому праву к ответственности привлекался каждый из соучастников разбойного нападения, и укрывателей: право Хагенау и Вены предусматривало уголовное наказание для горожанина, который «дал пристанище тому, кто объявлен вне закона» или «оказывал ему какое-либо содействие» ^{[10, с. 157; 14 ; 2, с. 135]}), а также организаторы («…кто от себя лично составит ватагу для насильственного нападения на своего согражданина в его доме, тот пусть за себя платит штраф, как за троих людей» ^{[2, с. 135]}).

В субъективной стороне преступления уголовно-правовые нормы различали две формы вины: умысел, при котором преступление совершалось сознательно (право Вены описывало случай проникновения в чужой дом, при котором преступник «совершил вторжение преднамеренно», аугсбургское право предусматривало уголовную ответственность в отношении лица, которое «умышленно заведёт неправильные меры веса», а амьенское право – в отношении лица, обвиняемого в «умышленном нарушении коммунальных законов» ^{[10, с. 158; 1 ; 16, с. 108]}), и неосторожность или случайность, при которой у преступника отсутствовали знания относительно общественной опасности своих деяний или их последствий (в праве Лана устанавливалась уголовная ответственность в отношении лица, который «нечаянно ударит другого кулаком или ладонью, или скажет какое-нибудь постыдное ругательство», а в венском праве – в отношении лица, которое «случайно совершит… вторжение в дом» ^{[7, с. 34; 10, с. 158]}).

Закрепляя форму выражения правонарушения вовне, городское право описывало не только непосредственно само противоправное действие или бездействие («…кто в стенах города нарушит мир города, то есть, если…кого-либо окровавит и тяжело ранит…», «…если у горожанина будут найдены фальшивые монеты…», «…если кто-либо из общины…станет поносить бранью другого…» ^{[12; 6, с. 196; 9, с. 351]}), но и его последствия («Если…при этом (при ранении ) окажется увечье (или изуродование какого-нибудь члена) и…от того увечья работать ему (потерпевшему)…нельзя…» ^{[9, с. 350]}), связь между действием (бездействием) и последствиями («Если же раненый умрет, убийца будет лишен головы…» ^[12]), а кроме того, указывало на определенный период времени («Если же кто будет ранен в сумерки или ночью…» ^{[10, с. 156]}), место («Если…в таверне ранит кого…» ^[12]), способ («…кто в городе нападет внезапно…» ^{[3, с. 134]}), а в ряде случаев, и орудие или средство преступления («…кто ранит острым железом…», «…кто бы ни избил палкой какого-либо…человека…», «…если убийца будет схвачен…с окровавленным мечом…») ^{[5, с. 150; 10, с. 154, 156]}.

К числу передовых для уголовно-правовых норм исследуемого исторического периода юридических явлений следует отнести разрабатывавшийся в рамках городского права институт «вынужденной защиты» или, основываясь на более поздней дефиниции, необходимый обороны.

Городское право формировало определение понятия «необходимая оборона» посредством фиксации условий правомерности подобной защиты. Необходимая оборона выражалась в действии, причинявшем физический вред посягающему лицу, а кроме того, носила ответный характер, соответствовала требованиям соразмерности и своевременности: не признавалось необходимой обороной состояние того, «кто из общины убьет своего соотечественника без нужды, то есть без такой необходимости, что тот его самого захочет убить…» ^{[11, с. 26]}.

Уголовно-правовое значение анализируемого института состояло в том, что действия правонарушителя, при наличии в них признаков необходимой обороны, не признавались преступными и не подвергались уголовному наказанию: «Если же убийца признает, что он совершил убийство, отвечая силой на силу, – что называется вынужденной защитой – пусть докажет это…ежели докажет, пусть будет свободен от судьи и от обвинителя» ^{[10, с. 153-154]}.

Городские статуты содержали и важную оговорку, ограничивавшую действие «вынужденной защиты» и позволяющую предположить зарождение правовых основ института превышения пределов необходимой обороны. Лицо, находившееся в состоянии защиты от посягательства со стороны другого человека, не должно было причинить последнему вред, несоразмерный с характером и степенью опасности посягательства, в противном случае действия в состоянии необходимой обороны считались преступными: «…если убьет без вышеназванных обстоятельств («без необходимости, что тот его самого захочет убить»), то мы постановили: пусть будет бит, острижен…за содеянное, и пусть уплатит штраф» ^{[11, с. 26]}.

К общей части уголовного права в средневековых городах относились и положения, касавшиеся принципов наложения уголовной ответственности и назначения наказания. К числу обязательных условий привлечения к уголовной ответственности было отнесено соблюдение принципа вины («…кто ранит кого-либо оружием и будет схвачен, то пусть…подвергнется наказанию сообразно вине» ^{[2, с. 134-135]}), который включал и недопустимость объективного вменения (так, городское право Магдебурга упраздняло «ответственность отца за убийство или увечье, совершенное его сыном» ^{[19, с. 353]}; та же норма была распространена, помимо отца, и на других лиц).

При назначении наказания учитывались как смягчающие обстоятельства (например, если за обычное убийство следовала смертная казнь, то за убийство, совершенное в условиях превышения пределов необходимой обороны, как уже отмечалось – телесное, позорящее наказание, а также уплата штрафа), так и отягчающие (состояние алкогольного опьянения: «…кто…в таверне ранит кого-либо — днем или ночью, — изобличается как зачинщик поединка: по той причине, что мы ввиду опьянения приравниваем нападение в таверне ночному нападению» ^[12]; рецидив преступлений: «кто…оскорбит кого-либо из горожан и будет уличен…то он должен отвечать за проступок перед судьей и истцом и в первый раз, и во второй…если же и в третий раз будет обоснованно изобличен (в том же)…пусть будет изгнан за пределы города…» ^[14]; наступление тяжких последствий преступления: «…если раненый умрет, виновный будет обезглавлен, если же раненый выживет, тот, кто его ранил, будет лишен…руки» ^{[4, с. 49]}).

Особенная часть средневекового городского уголовного права предусматривала отдельные виды преступлений и наказаний.

Правонарушения традиционно делились по признаку родового объекта на преступления против личности (убийство, изнасилование, оскорбление и др.), имущественные преступления (кража, грабеж, фальшивомонетничество и др.), преступления против общественной безопасности (незаконное ношение оружия, организация преступного сообщества), преступления против правосудия (лжесвидетельство, неявка в суд, нарушение порядка в судебном заседании), а также преступления против городской власти (вследствие того, что средневековое городское право формировалось как светская правовая система, предмет его регулирования в уголовно-правовой сфере не включал отношения, вытекавшие из религиозных проступков; регламентация религиозных преступлений сохранялась лишь в отдельных городах, например, в Вене).

Наиболее подробно, вследствие значимости экономических отношений в средневековом городе, регламентировались правонарушения в имущественной сфере, которые подразделялись на преступления против собственности и преступления в сфере торговой деятельности ^{[23, с. 248-251]}.

Характерно, что средневековые городские уголовно-правовые нормы выделяли различные формы хищения («Кто…проникнет в чей-либо дом и присвоит его имущество тайком или силой…будет уличен…» ^{[8, с. 118]}), а также определяли его крупный размер: в зависимости от этого различалась мелкая кража, на сумму «в пределах двенадцати нуммов», пяти гульденов и т.п. (простой состав), и значительная кража (квалифицированный состав).

В сфере коммерческой деятельности городским правом преследовалось незаконное использование мер и весов (данные инструменты являлись персональными для каждого торговца и подлежали обязательной регистрации в органах городского управления), сбыт продукции, не отвечавшей требованиям безопасности для здоровья потребителя (товары должны были отвечать необходимым условиям доброкачественности), нарушение правил денежного обращения (к монетному делу в городах предъявлялись достаточно строгие требования), уклонение от соблюдения таможенных правил (данные правила касались порядка выплаты различных видов торговых пошлин) и др.

Также пристального внимания заслуживают преступления против городской власти (подобная разновидность преступлений фиксировалась, как правило, в праве городов,получивших статус коммуны): в них проявилась специфика содержания особенной части средневекового городского уголовного права, а кроме того, они способствовали формулированию составов преступлений против публичных интересов (таких как государственная измена, шпионаж, разглашение государственной тайны и т.д.), отразившихся в уголовном законодательстве XVII-XIX вв.

К указанной категории правонарушений относилось оказание помощи представителям враждебно настроенной против коммуны стороны («Никто из членов коммуны не смеет вверять или ссужать деньги врагам коммуны на все время, пока ведется с ними война…иначе…подлежит наказанию…», «Если кто-либо умышленно примет в доме своем заведомого врага коммуны и войдет с ним в какие-нибудь сношения…буде он ему предложит…поддержку, подаст совет и помощь против коммуны…он будет виновен в преступлении против коммуны»), вступление в переговоры с «врагами коммуны» (без «разрешения пэров»), «произнесение слов, оскорбительных для коммуны», нарушение правил о свободе проезда «в черту города для лиц, живущих в коммуне» («Если кто-либо осмелится сделать это, то будет считаться изменником коммуне…»), отказ от принятия присяги коммуне («…если кто-нибудь откажется от этого, то должен будет ответить своим имуществом…перед судом присягнувших») ^{[17, с. 50; 16, с. 108-109; 18, с. 118]} и др.

По сравнению с другими правовыми системами, перечень наказаний по городскому уголовному праву, не включал значительное число их квалифицированных и мучительных разновидностей: так проявлялась тенденция прогрессивного развития содержания уголовного законодательства средневековых городов.

Смертная казнь осуществлялась в простой форме (обычно путем повешения или отсечения головы) и назначалась за убийство, ранение со смертельным исходом, изнасилование, кражу, совершенную ночью, и другие особо тяжкие преступления. Членовредительные наказания (в виде отсечения конечности) следовали за ранения, причинившие непоправимый вред здоровью потерпевшему. Позорящие наказания (острижение, бичевание) применялись все реже, в основном за простую кражу или оскорбление, и почти повсеместно заменялись мерами имущественного воздействия на провинившееся лицо. Последними каралась основная масса уголовных правонарушений: побои, дача взятки, неисполнение судебного решения и т.п.

Примечательно, что к наказаниям, характерным именно для средневековых городских норм, относились: лишение права заниматься торговой деятельностью («без особого разрешения ратманов»), налагавшееся, наряду со штрафом, за нарушения в сфере коммерческого оборота, и «разрушение дома» преступника, которое предусматривалось за уклонение от наступления мер уголовной ответственности (в городах Германии) либо за преступление против коммуны (во французских городах) и, по существу, означало утрату правонарушителем права городского гражданства.

В европейском уголовном законодательстве Нового времени получили развитие те положения средневекового городского права, которые носили новаторский характер (о смягчающих наказание обстоятельствах, случаях освобождения от уголовной ответственности, снижения тяжести несения отдельных видов наказаний).

Влияние средневекового городского права на становление отраслей процессуального права в государствах Западной Европы XVII-XIX вв. было обусловлено, прежде всего, разработкой в его рамках положений о судебных гарантиях прав обвиняемого (ответчика), которые представляли собой юридические средства и условия обеспечения его интересов в ходе рассмотрения и разрешения процессуальных вопросов в суде. Данные гарантии способствовали выработке правовых основ презумпции невиновности, формированию одинаково уважительного отношения ко всем лицам, участвовавшим в судебном деле, и достижению формального равенства всех горожан перед законом и судом.

Обращаясь к содержанию рассматриваемых гарантий, следует, прежде всего, отметить то обстоятельство, что положения городских статутов упраздняли ряд феодальных по своей природе процессуальных институтов: в большинстве установлений средневековых городов отменялся судебный поединок («…мы постановили, – указывалось в хартии Зеста, – чтобы никто никоим образом не смел вовлечь своего согорожанина в поединок…») ^{[8, с. 120]}, а также запрещался самосуд, даже при задержании преступника на месте («Никто, – устанавливало Древнейшее городское право Страсбурга, – самоуправно да не посягнет на него (преступника – О.К.)»; «Если обиженный откажется принять удовлетворение, – предусматривалось в «Установлении мира» города Лана, – да будет ему запрещено преследовать своей местью обвиняемого как на территории мирного постановления, так и вне ее») ^{[15, с. 124; 7, с. 34]}.

Также средневековое городское право обеспечивало защиту прав обвиняемого лица посредством установления требования объективности доказательств. Например, вина задержанного на месте преступления лица могла быть доказана лишь с помощью шести свидетелей: единогласным подтверждением факта «сам-седьмой»: «Жалобы на всякого рода преступления при поимке на месте преступника должны заявляться на суде жалобой (иском) и подтверждаться свидетелями – сам-седьмой…» ^{[13, с. 393]}. Помимо свидетелей во многих случаях требовались и другие доказательства совершения преступления. При наличии таких доказательств, их нельзя было опровергнуть присягой. При отсутствии же их, городское право допускало возможность оправдания обвиняемого, даже если были установлены свидетели по делу.

К судебным гарантиям прав обвиняемого (ответчика), помимо вышеуказанного, можно отнести юридическую возможность, наравне с другой стороной судебного спора, пользоваться услугами представителя («В делах всякого рода обвинитель, обвиняемый и свидетели могут сноситься между собою через посредника» ^{[16, с. 110]}), право на краткосрочное разбирательство (являлось необходимым, когда в деле участвовал не горожанин: такое дело, как правило, рассматривалось безотлагательно с вынесением решения в тот же день), право на оправдание при наличии факта, исключавшего возможность совершения обвиняемым преступления, в силу нахождения его в другом месте (овременное уголовное право использует для обозначения такого обстоятельства термин «алиби») («Если же обвиняемый скажет, что, когда было совершено то преступление, в котором его обвинили, он находился тогда в каком-либо ином месте, то если докажет это…пусть будет освобожден» ^{[8, с. 120; 10, с. 156]}).

Представляется необходимым отметить, что описанные гарантии были включены в уголовно-процессуальное законодательство Нового времени в качестве составных частей процессуального статуса обвиняемого. Последний, при этом, предусматривал и ряд новаторских элементов в сфере обеспечения прав обвиняемого, наибольшее значение среди которых имел институт суда присяжных.