Library
|
Your profile |
Genesis: Historical research
Reference:
Tsygankov A.
Historical memory about Tsaritsyn in the Soviet and post-Soviet processes of commemoration
// Genesis: Historical research.
2015. № 5.
P. 500-507.
DOI: 10.7256/2409-868X.2015.5.15691 URL: https://en.nbpublish.com/library_read_article.php?id=15691
Historical memory about Tsaritsyn in the Soviet and post-Soviet processes of commemoration
DOI: 10.7256/2409-868X.2015.5.15691Received: 27-06-2015Published: 25-12-2015Abstract: This article presents the analysis of the processes of commemoration of the historical memory about the city of Tsaritsyn, which were carried out on the territory of Volgograd during the Soviet and post-Soviet eras. Based on the results of examination of various monuments – the results of the commemoration processes – dedicated to the history of Tsaritsyn – it is stated that there is a genetic correlation between the processes of commemoration and the perceptions on the nature of the history. During the Soviet time, which was dominated by the perception on the linearity of historical timeline and its progress, the history of Tsaritsyn integrated into the Soviet history after the October Revolution. As the result of this research, the author reveals that the working memory of the residents contains mostly the memories on the Battle of Stalingrad, which determines the historical value. During the post-Soviet time, existed the practice of conversion of the memory about the Red Tsaritsyn from accumulative into working memory mode, which greatly depended on the opportunity that was presented by the historical metanarrative. Due to rejection of the metanarrative, the memory on the pre-revolutionary Tsaritsyn could not be referred to as memory-trauma about the sacral battle, which led to the “breach” of the historical memory. Keywords: historical memory, Volgograd, Stalingrad, Tsaritsyn, commemoration, The Battle of Stalingrad, metanarrative, linear history, historical policy, historical identityРаспад СССР в конце прошлого века и того метанарратива, который был артикулирован в политическом, идеологическом и культурном пространствах этого государства, повел за собой также распад существовавшего единого представления об историческом прошлом. Последнее погрузилось в хаос непредсказуемости и неоформленности, из которого представители различных социальных групп, ведомые разными интересами и мировоззренческими картинами, формировали практически любые необходимые им образы-формы, вписывающиеся внутрь картинной рамки. Однако в последнее время многие эксперты стали говорить о возвращении исторической политики, как неотъемлемого звена внутренней политики в целом. Это значит, что множество мировоззренческих картин, а вместе с ними и множество различных пониманий исторического прошлого, вписанных в эти картины, которые противоречат целям исторической политики, должны быть постепенно вытеснены из публичного пространства и заменены одной единой. Однако возможно ли повторное установление единого взгляда на прошлое без реанимации исторического метанарратива? Для ответа на этот вопрос проанализируем разницу между процессами коммеморации и их результатами, реализовывавшимися в советское и постсоветское время, которые направлены на то, чтобы показать преемственность различных эпох в истории города Волгограда. Системообразующим элементом коллективной памяти жителей Волгограда, который задает границы исторической идентичности, выступает память о Сталинградской битве (косвенным подтверждением этому служит постоянно актуализирующаяся в медийном пространстве особенно в последние годы тематика переименования Волгограда в Сталинград). Именно события Сталинградской битвы выступали и продолжают выступать в качестве материала для процессов коммеморации в подавляющем большинстве случаев. Сталинградская битва активно используется как на региональном, так и на федеральном уровне для постоянного воспроизводства национальной идентичности и относится, таким образом, к модусу функциональной памяти, согласно А. Ассман. Сама функциональная память определяется как «модус актуальности, который и становится первым планом культурной памяти. Это то, что сообщество или нация активно используют для постоянного воспроизводства своей идентичности». Однако подобная акцентуация внимания на, безусловно, значимом для региональной истории явлении как Сталинградская битва известным образом делает незаметной, оставленной без внимания «иное историческое прошлое», которое будет относиться к накопительной памяти, по А. Ассман, и в тоже время делает привлекательным возможность «освятить» это «иное прошлое» при помощи символического соединения памяти о нем с памятью о битве. Основным содержанием накопительной памяти – память, где хранятся всевозможные реликты прошлого, неактуальные истории, оставляющие их слушателя равнодушным – для жителей Волгограда является память о царицынском периоде существования города. Однако для включения содержания коллективной памяти волгоградцев в актуальный исторический контекст, чего требовал, к примеру, советский метанарратив, переведение накопительной памяти о Царицыне в функциональный модус памятования представляется необходимым. Обращаясь к анализу коммеморативных процессов, осуществлявшихся в советский период времени, которые были направлены на интеграцию в коллективную память жителей города памяти о Царицыне, следует сказать, что Царицын до гражданской войны в ней никак не представлен. В Сталинграде, а с 1961 г. в Волгограде, публичное пространство исторической памяти не знает дореволюционного Царицына. Однако революционный, «Красный Царицын» имеет место на «карте памяти» города. Отдельный интерес представляют памятники, которые связывают между собой историческое прошлое Красного Царицына и военного Сталинграда. Ярким примером подобных памятников выступает Вечный огонь, соседствующий с памятником-обелиском, на котором написаны следующие строки «Пролетариат Красного Царицына борцам за свободу» и «Здесь похоронены героические защитники Красного Царицына зверски замученные белогвардейскими палачами в 1919 г.». У Вечного огня, напротив обелиска, помещена мемориальная табличка с высеченной на ней надписью «Здесь погребены солдаты и офицеры 62 и 64 армии героические защитники города павшие смертью храбрых в дни великой Сталинградской битвы». Другим примером является стела, стоящая рядом с кораблем-памятником «Гасителем», на которой выбиты строки «Слава речникам и пожарным Волжского бассейна – героям гражданской войны, защитникам Красного Царицына» и «Никогда советский народ не забудет мужественных сынов Волги, прославивших себя в боях за Сталинград». Разные исторические события, память о которых зафиксирована при помощи указанных памятников, становятся взаимосвязанными посредством категории «героического». Более отдаленное в исторической перспективе историческое событие – оборона Красного Царицына – актуализируется в коллективной памяти во время праздничных ритуалов вместе с актуализацией памяти о Сталинградской битве, которая задавала историческую идентичность Волгограда. Для конструирования желаемого исторического прошлого политическая элита, артикулирующая проект будущего, соизмеряясь с содержанием которого осуществляется «выборка», представляющихся необходимыми для достижения данного проекта исторических событий прошлого, интегрирует в функциональную память о Сталинградской битве память об обороне Красного Царицына, относящуюся к модусу накопительной памяти. Подобная интеграция становится возможной также благодаря пресуппозиции, согласно которой историческое время линейно и в нем развертывается исторический прогресс, в котором предшествующая эпоха непременно взаимосвязана с последующей. Из этого получается, что историческое время начинает свой отсчет после свершения революции в городе, также как и в свое время во Франции революция начинает отсчет исторического времени со своего свершения. С нулевых годов XXI в. в Волгограде начинают активно реализовываться коммеморативные процессы, направленные на функциализацию накопительной памяти о Царицыне. Во многом это обусловлено новой концепцией работы с историческим прошлом страны в целом. Здесь следует согласиться с И. Куриллой, утверждающим, что «российское руководство поставило перед собой цель создания единой символической системы для всей России, что означало также и стремление оформить более сложную структуру этой системы, включение в нее условно „дореволюционных“, советских и постсоветских символов». Таким образом, в отличие от советского периода, в котором Царицын интегрировался в модус функциональной памяти горожан только в качестве «Красного Царицына», в постсоветское время главное место в процессах коммеморации начинает занимать дореволюционная история города. Хотя героическая тематика исторических памятников – результатов процессов коммеморации – также как и прежде является абсолютно доминирующей (памятник воеводе Царицына Георгию Засекину 2009 г.), она теряет свою взаимосвязь с памятью о Сталинградской битве. Теряя данную взаимосвязь, она выключается из «всеосвящающего» системообразующего элемента коллективной памяти жителей города, задающего их историческую идентичность и историческое самосознание, выпадает из функцианализирующего механизма коллективной памяти. В постсоветский период, который маркируется отказом от исторического метанарратива, происходит «раскол» исторической памяти – отдельные исторические эпохи, память о которых при помощи коммеморативных процессов фиксируется в городском ландшафте, перестают быть взаимосвязанными друг с другом. Отход от представлений о поступательном развитии исторического прогресса, в который имплицитно встроено представление о неразрывной взаимосвязи и взаимозависимости исторических эпох, разбивает зеркало исторической памяти, превращая его в несвязные друг с другом осколки. Подобная несвязность проявляет себя в том, что память о Сталинградской битве и дореволюционном Царицыне становятся никак несвязанными между собой. Построение единого символического пространства исторического прошлого, которое бы объединяло в коллективной памяти досоветскую и советскую эпоху, без возвращения к метанарративным конструкциям истории, представляется крайне проблематичным. Таким образом, говоря о специфики коммеморативных процессов, направленных на фиксацию памяти о городе Царицыне в форме исторических памятников в городе Волгограде, следует отметить, что основным содержанием функциональной памяти жителей города является память о Сталинградской битве, которая и задает историческую идентичность. В советский период существовала практика перекодировки памяти о Красном Царицыне из накопительного в функциональный модус памяти, что во многом определялось возможностью, которую предоставлял для этого исторический метанарратив. В постсоветское время в связи с отказом от метанарратива память о дореволюционном Царицыне потеряла возможность приобщаться к памяти-травме о сакральной битве, что привело к «расколу» исторической памяти. References
1. Ekman M. Vospominaniya prostranstva. Volshebstvo istoricheskoi pamyati †vsego lish' iskusstvo zapominaniya, skazhete Vy? Ochen' pokhozhe. [Elektronnyi resurs] Rezhim dostupa: http://gefter.ru/archive/9540
2. Kurilla I.I. Stalingrad po prazdnikam: neustoichivyi khronotop postsovetskogo obshchestva// Volgogradskii istoricheskii seminar, 2014 № 5 S.5-12. 3. Tsygankov A.S. Povsednevnost' i istoricheskaya sobytiinost': kul'turno-antropologicheskie istoki mifoistorii v traditsionnom i novoevropeiskom obshchestvakh // NB: Filosofskie issledovaniya. — 2014.-№ 6.-S.39-48. DOI: 10.7256/2306-0174.2014.6.12434. URL: http://e-notabene.ru/fr/article_12434.html 4. Burlakova N.S., Oleshkevich E.V. Travmaticheskii opyt Kholokosta kak chast' istoricheskoi pamyati i identichnosti vtorogo pokoleniya // Psikhologiya i Psikhotekhnika.-2014.-9.-C. 922-931. DOI: 10.7256/2070-8955.2014.9.12781. 5. O. N. Astaf'eva Kul'turnaya politika sotrudnichestva: strategiya rossiisko-pol'skogo dialoga v KhKhI veke // Kul'tura i iskusstvo.-2011.-6.-C. 15-27. |