Understanding and Recognition of Mental Images of the Highest Order

Berezina Tatiana Nikolaevna Doctor of Psychology Professor of the Department of Scientific Basis of Extreme Psychology at Moscow State University of Psychology and Education. 123290, Russia, Moscow, nab. Shelepikhinskaya, 2a, room 508 tanberez@mail.ru Other publications by this author

Человек воспринимает мир посредством органов чувств. Поступающая информация репрезентируется или в виде образов, или в виде слов. Однако этого недостаточно, информацию нужно не только принять, но и понять, встроив в систему уже имеющегося знания. Т.Гоббс, основатель эмпирического метода, предполагал, что понимание представляет собой связь слова и образа. Он утверждал в своей книге «Левиафан», что «понимание есть не что иное, как представления, вызванное речью» ^[1]. В современной психологии это положение получило развитие как в теоретическом аспекте, так и в эмпирических исследованиях; согласно классическому определению понимание – это психический процесс включения каких -либо знаний в прежний опыт субъекта, в систему его ранее освоенных понятий и постижение на этой основе смысла и значения события или сути и содержания образа ^{[2, c. 266]}. Согласно М. Е. Бершадскому, понимание это два взаимосвязанных и взаимообусловленных процесса: ассимиляции информации с помощью наличных когнитивных схем и аккомодации познавательного опыта путём трансформации уже известных или формирования новых интеллектуальных действий и когнитивных схем ^[3].

В рамках герменевтической традиции понимание рассматривалось в основном как как понимание текстов или речей других людей или как постижения смысла новой информации выраженной вербально. Поэтому основой понимания считалась интерпретация, которую личность дает понимаемому понятию ^{[4] [5]} (Гадамер, 1988; Виноград, Флорес, 1996), иначе говоря, смысл одних слов понимался через выражение его другими словами, личностно близкими субъекту. Также В.В.Знаков определяет понимание через опору на невербальное знание: "понимание некоторых событий и ситуаций происходит при опоре не на достоверное , допускающее эмпирическую проверку знание, а на личностное. Структура последнего в значительной степени основана на неосознаваемом невербализуемом знании, которое можно только постигать" ^{[6, с.20]}. Психофизиологи рассматривают понимание, как возникновение ассоциативных связей между стимулами первой и второй сигнальной системы, то есть именно как связь между словом и образом. Как пишут Н.Н.Данилова и А.Л. Крылова, cлово начинает заменять обозначаемый им предмет. Эта способность появляется у ребенка к концу первого года жизни или началу второго. Однако слово сначала замещает лишь конкретный предмет, например данную куклу, а не куклу вообще. т. е. слово выступает на этом этапе развития как интегратор первого порядка

Превращение слова в «сигнал сигналов» или в интегратор второго порядка происходит во второй года жизни. На каждое слово вырабатывается не менее пятнадцати различных условных связей, то есть слово «кукла обозначает не менее 15-и различных кукол.. Позднее появляются слова — интеграторы третьего порядка: «игрушка», «цветы», «животные». Наиболее сложные понятия возникают у ребенка к пятому году жизни, такие как слово «вещь», которую можно отнести и к игрушкам, и к мебели, и к посуде, и т. д. ^[7].

Усложняется система слов, н одновременно усложняется и система образов. Например, в концепции двойного кодирования А.Пайвио ^[8] считается, что в долговременной памяти происходит услужение образной информации – из конкретных образов формируются имагены: выделяется уровень конкретных имагенов («кошка» или «собака»), уровень обобщенных имагенов («животное»), уровень безымянных имагенов (философские понятия). При этом, имагены остаются обобщенными образованиями наглядной информации, связанной с системой слов, но независимой от нее.

В рамках этой модели, понимание будет означать возникновение связи и между обобщенными имагенами и словами- интеграторами 3-го порядка, и между абстрактными понятиями и безымянными имагенами.

В нашей ранней модели, мы предположили существование образной системы, включающей в себя образы интеграторы различных порядков ^[9]. Мы выделяли порядки по аналогии с уровнями интеграции во второй сигнальной системе. Образы 0 -го порядка – чувственные образы. Образы 1-го порядка – фотографичны, они аналогичны образам эйдетической памяти,. Образы 2-го порядка – образы конкретных предметов, классические вторичные образы, наглядны, обладают свойствами обобщенности, текучести и т.п. Образы 3-го порядка - представляются в виде обобщённого контура. Образы 4-го порядка - вообще не обладают свойством наглядности, они - пространственные образования, при визуализации – это просто место в пространстве, типа «пятна». Образы 5- го порядка - невербальные эталоны моральных, философских, математических обобщений.

Существует вопрос о происхождении образов высшего порядка, вообще он не нов, дискуссия о происхождении обобщенного знания ведется очень давно. Еще в 18 веке эмпиристы полагали, что высшие знания формируются путем обобщения чувственного опыта (иначе говоря, чувственных образов), от простого к сложному. Рационалисты говорили об обратном, предполагая, что самые сложные знания существуют в сознании априорно, например, в виде врожденных идей (Р.Декарт), и, соответственно, постижение сущего осуществляется от сложного к простому. Потом дискуссию продолжили представители гештальтпсихологии, с одной стороны, и структурализма, с другой. Гештальтпсихологии полагали, что единицами психики являются целостные врожденные структуры (гештальты), которые вовсе не выводятся из образующих их компонентов.

Обычно мы опирались на модель «от простого к сложному», говоря о формировании образов высшего порядка, мы утверждали также, что образы каждого последующего порядка возникают с помощью обобщения наглядной информации предшествующего. Возможным механизмом может быть нейрофизиологический аналог компьютерной операции прототипирования, позволяющий на основе нескольких различных фотографий человека или предмета получить усредненный образ. С помощью компьютерных технологий такого рода созданы обобщенные портреты киногероев, типичного азиата или типичного европейца. При прототипировании накладываются изображения, общие элементы при этом усиливаются, а индивидуальные различия стираются. Мы полагаем, что аналогично формируются и образы высших порядков в психике. Однако, для нас сейчас не принципиальны различия в возможных механизмах формирования образов высших порядков, а имеет значение лишь сам факт существования таких образов. Пусть даже некоторые образы высшего порядка являются врожденными структурами, например, как е формы, лишенные собственного содержания (архетипы К.Юнга). Но в этом случае они поддаются пониманию, во- первых, после того, как их форма заполнится содержанием в виде более простых образов, иначе говоря, все равно будет происходить накопление и обобщение наглядных образов. Наличие же врожденных гештальтов будет при этом задавать направление обобщения. Можно предположить, что такие образы высших порядков окажутся многозначными (аналогично двойным картинам, типа «жена-теща»), и в зависимости от конкретного содержания, будет высвечиваться какое-то одно значение, а другие останутся в тени. Поэтому обобщение в любом случае будет иметь место, а многие свойства самих образов высших порядков останутся неизменными.

Также мы утверждали, что образы высших порядков являются полимодальными ^[10], и что обобщению подвергается информация, поступающая от всех органов чувств, а не только зрения, в частности, аудиальная. Также мы утверждали, что слово в нашей психике представлено двояко: как значение и как звучание ^[11]. В качестве значения оно представлено во второй сигнальной системой, является компонентом сознания, изучается в психосемантикой. Как звучание оно включается в состав чувственной ткани, оно становится составляющей психического образа, и, наряду с другой наглядной информацией, обрабатывается при формировании образов высших порядков.

Наличие собственного аудиального компонента образов можно наблюдать в измененных состояниях сознания ^[12],[13], и в частности в образах, возникающих в осознанных сновидениях.

Существование аудиального компонента психического образа показано для образов эйдетической памяти (образов 1-го порядка). Эйдетики, представляя образы каких-либо событий, включают в них и элементы других модальностей, включая, звуковой компонент. А.Р. Лурия приводит в качестве примера такого включения разговор с известным мнемонистом Ш.: «"Нет, что вы, - ответил он, - разве можно забыть? Ведь вот этот забор - он такой соленый на вкус и такой шершавый, и у него такой острый и пронзительный звук..."» ^{[14, c. 26]}.

Аудиальный компонент образа 2-го порядка формируется из собственных вокализаций объекта, а также звуков, которые звучали при восприятии объекта, и из слов окружающих людей, которые говорили что-то в этот момент, часто просто называли предмет. Наличие такого аудиального компонента психических образов описано у детей (явление автономной речи). Собственное звучание проявляется в том, что в определенном возрасте дети начинают давать собственные имена окружающим предметам. Считается, что автономная речь значительно отличается от взрослой речи и по смыслу (семантической стороне), и по звуковой форме (фонетическому строению). Детские слова по своему звучанию иногда напоминают "взрослые", но могут быть резко отличны от них. Могут быть слова, непохожие на соответствующие слова взрослых (например, "ика" -шкаф, "пшигилича" - карандаш), слова - обрывки слов взрослых ("как" - каша, "па" - упала), слова - искажения слов взрослых, сохраняющие, тем не менее, их фонетический и ритмический рисунок ("тити" - часы, "ниняня" - не надо), звукоподражательные слова ("ав-ав" - собака, "му-му" - корова) ^[15].

Отметим, что «собственное звучание образа» - не будет явлением постоянным, застывшим, оно меняется по мере того как ребенок воспринимает новые звуки и новые звучания. Логично, что наиболее частым звуком, который включится в состав образа конкретного предмета окажется его собственное название, произносимого другими людьми. Поэтому в отношении конкретных предметов психические образы обычно соответствуют словам, а слова –своим образам. Можно сказать, в образе кошки присутствует звучание «кошка», хотя, наряду с адекватным звучанием, в образе могут присутствовать и другие звуки, звучавшие при восприятии животного. Вероятно, в образе кошки будут издаваемые ею звуки (мур, мяу), слвосочетания, которыми ее подзывают (кис-кис). Во взрослом возрасте автономная речь вытесняется, заменяятся нормальной речью, но ее элементы сохраняются где-то в глубинах подсознания. Элементы «автономной» речи, выражающиеся в названиях некоторых предметов, например, в наименовании кошек - кисками или мурками, а свиней – хрюшками.

То, что у образов может быть свое звучание, косвенно доказывают эксперименты по изучению осознанных сновидений. Так описывает свой опыт исследовательница В. Караева: «Замечаю рядом с завядшими розами куст жёлтых роз. /…/ Выбираю один самый лучший, прижимаю к уху и спрашиваю у розы имя. Девичий голос отвечает - Какля! Как-как, - переспрашиваю? Какля! Фу, ну и имя. У некрасивых роз имена лучше не спрашивать» (все примеры сновидений приводятся по 16]).

Мы полагаем, что аудиальная информация также сохраняется и обобщается при формировании образов третьего четвертого и пятого порядков.

Образы третьего и четвертого порядков, представляющие собой результат наложения изображений животных (имаген «животное»), предметов домашнего обихода («мебель»), живых существ («живое существо»), включают в себя не только обобщенный зрительный конструкт, но и обобщенное звучание. Можно представить это как наложение звука на изображение на киноленте. Если ленту потом разрезать на кадры, а кадры с помощью прототипирования обобщить, по вместе с образной, обобщится и аудиальная информация. А.Р. Лурия описывал формирование некоторых обобщенных звучаний, утверждая, что в памяти будет храниться фонема «стл», как обобщение слов "стлать", "постилать", "настил", да и собственно стол ^[17](Лурия, 1979). Поскольку образы 3-го и 4-го порядка обобщают наглядную информацию, изначально представленную во вторичных образах, то каждый образ высшего порядка ассоциативно связан со звучаниями всех интегрированных в нем имагенов. Поэтому в образах 3-го и 4-го порядков могут оказаться «записанными» целые фразы, которые звучали в момент восприятия и механически сохранились в памяти. Последнее можно пронаблюдать на модели образов осознанных сновидений (хотя и в обычных снах такое тоже может иметь место), многие образы, встречаемые сновидцем, начинают звучать, произнося какие-то речи, часто бессвязные и незапоминающиеся.

Интересно то, что образы четвертого порядка – пространственноподобные образования, поэтому «звучать должно определенное место в пространстве сновидения ^[18]. Так описывает появление звучания в осознанном сне исследовательница из сообщества «Дорога сна»: «при погружении в просоночное состояние появились очень громкие звуки. Как будто кто-то слушает радио и перескакивает со станции на станцию. Небольшой кусок громкой ритмичной музыки, обрыв и сразу снова кусок другой музыки. /.../ диктор что-то рассказывал, громко, но немного невнятно, но некоторые фразы я расслышала: «Захват в заложники полицейского»».

Сложнее всего формируются образы 5-о порядка, которые представляют собой невербальные эталоны философской, математической, морально-нравственной и т.п. информации. Образы 5-го порядка сложные образования, они – результат предельного обобщения образной информации, хотя сами наглядными не являются.

Как мы полагаем, образы пятого порядка возникают на базе обобщения наглядной информации, но это обобщение скорее динамическое (если подбирать компьютерный аналог, то было бы накладывать нужно не фото, а видео), и оно скорее содержательное. Если образы других порядков можно было получить наложением структур, то здесь должны накладываться отношения между структурами ^[19].

Необходимо иметь в виду, что образы пятого порядка являются центром интеграции множества образов, поэтому собственное звучание такого интегратора должно включать в себя звучания большого количества интегрированных элементов.

Ранее, мы предлагали гипотететическое формирование имагена «справедливость». «Ребенок видит картину того, как мальчик ударил кошку, а кошка его за это поцарапала, потом он смотрит, как воспитательница в детском саду распределяет игрушки, каждому по одной; далее им с мамой в метро какой-то дядя уступает место, и т.п. Что общего в этих всех сюжетах? Это очень важный вопрос, потому что это общее, причем пространственно выделенное, и будет образом пятого порядка, тождественным понятию «справедливость»» ^{[19, c.23]},

Общение наглядной информации, которое представлено во всех этих картинах и станет безымянным имагеном, связанным ассоциативно с конкретным образами, входящими в его состав (воспитательницей, кошкой и т.п.). В нем будет обобщенная звуковая информация. .

Согласно концепции сознания Ф. Е. Василюка, образы (чувственная ткань) являются сквозной характеристикой сознания, входящие во всех остальные компоненты. «Образ предстает перед нами не как внешняя по отношению ко всем этим мирам сущность, извне со стороны детерминируемая ими, а как часть каждого из них, как их интеграл, поле их интерференции, «голограмма», в которую вливаются волны и энергии всех этих миров, не сливаясь в аморфную массу, но и не оставаясь отдельными, а входя в такое единство, как отдельные голоса в многоголосье» ^[20] (Василюк, 1993, с.18). Здесь утверждается представление элементов образной информации внутри вербальной.

Частично это проявилось уже в эмпирических исследоаниях самого Ф. Е. Василюка . «Испытуемый М. на слово «справедливость» рисует человечка и рядом с ним вытянутую узкую полоску, так комментируя свою пиктограмму: «Человек показывает, что справа — длинная труба». Сознание испытуемого не идет от стимульного слова к тому или иному аспекту стоящего за словом содержания — к предмету ли, к понятию, к личным переживаниям, связанным со справедливостью, сознание задерживается на самом слове, на его «звуковой форме». Оно начинает играть со звуковой оболочкой слова, разбирая его на части и собирая из него новые слова, в «сумме» созвучные первому. «справа-длинная»» ^{[20, c.13]}. Хотя одним таким простым звучанием аудиальный компонент имагена «справедливость», конечно, не исчерпывается.

Образы 5-го порядка также являются пространственно-подобным образованием, они переживаются как «место в пространстве». Поскольку в структурах 5-го порядка интегрируется динамическая, а не статическая информация, то актуализации ее ведет к появлению сюжетных композиций, сцен, а не просто картин; сцены обладают своим звучанием.

Это можно проиллюстрировать следующим экспериментом по изучению осознанных сновидений, исследовательница попыталась в сновидении вызвать образ Любви. При попытке вызвать образ пятого порядка, сначала актуализируется какое-то место в пространстве сновидения, а потом в нем появляются какие-то конкретные образы, которые уже и начинают звучать. Только не следует ожидать от такого звучания каких-то откровений, увы, откровения, как правило, порождает осознанная вербальная часть психики, а в образах лишь воспроизводятся когда-то слышанные звуки.

«Я вспомнила, что обещала вызвать /…/ Любовь, не помню, сказала я это вслух или нет... стемнело, и площадь наполнилась молодежью, прямо как раньше у дверей дискотеки. Терпеть не могла наших парней за тупость, невежество и грубость. Обошла их, все незнакомые, у всех в глазах ноль интеллекта, хорошо, что и ноль агрессии, вообще ничего. Увидела довольно пожилого мужчину, который был не в тему, явно приезжий, подхожу, любопытствую, откуда такой, вместо ответа показывает на своего сына, молодую копию отца, заговариваю с ним, у него странный сиплый голос, он странно хихикает и говорит какую-то хрень».

Понимание начинается с объяснения. Автор, предлагающий новое знание, вводит новое слово – понятие, после чего дает его вербальное определение, в котором используются более простые понятия, определенные ранее.

Такое определение новых понятий будет подчиняться законам формальной логики, определение новых понятий может быть выражено через математические законы: через системы нескольких аксиом и последующим выводам с помощью формул из них более сложных законов. В такой форме формальные знания оказываются оторванными от наглядного содержания. Как, например, в известной искусственной фразе, созданной на основе русского языка, в которой все корневые морфемы заменены на бессмысленные сочетания звуков: «Гло́кая ку́здра ште́ко будлану́ла бо́кра и курдя́чит бокрёнка». Это сочетание слов соответствует требованиям русского языка, однако его невозможно понять, потому что у этих слов нет связанных с ними образов..

Понять что-то можно только, если соответствующий этому образ в психике реципиента уже сформирован, или находятся в процессе интеграции, и тогда объяснения могут помочь его формированию. Если же у собеседника своего интегрального образа нет, то он не поймет слов, как бы красиво и правильно ему не объясняли. Однкако все образы имеют собственное звучание, как мы выяснили выше. И наличие же у образов собственного звучания облегчает формирование устойчивого понимания.

Мы полагаем, что на уровне психофизиологии будет работать кольцевой механизм формирования связи слова и образа.

Повторим, что у человека есть две сигнальные системы, и звучание каждого слова представлено и в той и в другой. В 1-й сигнальной системе в каждом образе уже есть собственное звучание. Во второй сигнальной системе звучание слова – как правило, - это результат обучения ребенка языку. Именно взрослые называют ребенку какое-то слово, и они же словами объясняют ему, что это слово значит.

Понимание включает в себя два шага.

Шаг первый: Взрослый показывает на кошку и говорит «кошка», возникает условная связь между словом «кошка» и образом».

Шаг второй. Если звучание слова, сообщаемое взрослым, совпадёт с собственным звучанием образа, то возникает еще одна связь: между аудиальным компонентом образа и его звучанием во 2-й сигнальной системе.

Таким образом кольцо замыкается: слово оказывается связанным с образом, а образ, через аудиальный компонент со словом.

Возможны два варианта взаимодействия слова и образа.

Первый вариант: когда собственное звучание образа полностью или частично совпадает с соответствующим звучанием понятия. Иначе говоря, у человека в образ кошки входит собственное звучание «мур-мур», допустим этот человек не знает, как называют кошку другие люди, но если собеседник скажет что-то типа: «там Мур-мур», то понимание наступит. Потому что внешне звучание слово совпало с внутренним звучанием образа.

Второй вариант: собственное звучание образа отлично от звучания определяемого понятия. Например, в образе кошки у человека «записаны звуки «мур и мяу», а собеседник произносит слово «кошка». Слово- определение выступает в роли условного стимула; образ сочетаемый с ним становится условной реакцией. Первый шаг есть, а вот второго нет. Кольцо не замывается, потенциалы возбуждения рассыпаются по нервной системе, гештальт не завершается. Это может ощущаться как когнитивный диссонанс, когда слово или словосочетание представляются не соответствующими обозначаемому ими явлению. И такое определение трудно запоминается.

Добавим, что многими исследователями предлагались идеи кольца как нейрофизиологической основы психических явлений ^[21]. Согласно Дж. Эдельману благодаря «повторному входу» (re-entering) возбуждения происходит объединение отдельных признаков стимула в единый образ ^[22]. В теории П.К.Анохина (теория функциональных систем), кольцо замыкается, когда образ полученного результата совпадает с акцептором результата действия, а в концепции Е.Н. Соколова (модель нервной модели стимула) кольцо замыкается, когда информация об объекте сравнивается с образом, хранящимся в памяти ^[23], в теории информационного синтеза А.М.Иваницкого движение возбуждения по кольцу обеспечивает восприятие объекта. «Возврат возбуждения и сравнение новой информации с памятью - фундаментальный принцип организации процессов мозга, лежащих в основе субъективного опыта. Его специфика определяется топографией центров» ^{[24, c.3]}.

Рассмотрим подробнее, как происходит понимание в рамках нашей модели.

Это основа формирования всех будущих интеграторов высших порядков. Понимание обеспечивается через соединение конкретных слов с образами предметов, и, как правило, у взрослого человека кольцо всегда замыкается: слово соответствует образу, и образ слову.

Основа этого закладывается в детстве, и когда связь слова и образа только формируется, можно пронаблюдать как это происходит.

Наглядный пример: переход от автономной к нормальной взрослой речи у ребенка. Родитель показывает на предмет и сообщает его название. Когда и название предмета более или менее совпадает с собственным звучанием образа, то возникнет понимание. Это может быть, если собственное звучание представляет собой искаженную речь взрослого. «Это часы» - говорит взрослый; "тити" - соглашается ребенок. В образ часов у него записывается «тити» (так он произносит часы). Потом, когда ему будет говорить о чем-то и называть слово «часы». Звучание слов взрослых будет совпадать с внутренним звучанием образа и именно образа часов. Кольцо замкнулось, возникает понимание.

Несовпадение аудиального выражения слова как понятия с собственными звуками образа ведет к диссонансу. Пример, такого диссонанса можно найти у Г. Линднера и К Штумпфа (по ^[25]). По Г. Линднеру, перед ребенком, смотревшим на часы, произносилось несколько раз слово "тик - так"; когда затем то же слово повторялось, ребенок обращал взгляды на часы. У ребенка создалась связь между звуком и некоторым образом. Однако когда такому ребенку другой взрослый, показывая на часы, скажет: «Это часы», - возникнет диссонанс, потому что внутри ребенка этот образ звучит «тик-так». Данный диссонанс может проявляться в усилении автономной речи, когда ребенок отказывается называть «взрослое» слово, желая использовать свое собственное. Например, К Штумпф рассказывает о своем сыне, который дал свое название камню, утверждая, что камень выглядел именно так, как звучит это слово. Еще один пример, Девочка в детстве называла варежки – «ля», став старше, она выразила свое тогдашнее состояние: «Взрослые удивлялись: «Ну почему варежки ты называешь «ля»? И мне хотелось ответить, потому что они «ля», потому что они выглядят как «ля», потому что они ощущаются как «ля», потому что они «ля» и ничем другим быть не могут» ^[26].

Подобный диссонанс вряд ли сможет просуществовать долго, поскольку аудиальный компонент образа будет меняться; и чем чаще взрослые произносят правильное «взрослое» слово в присутствии предмета, тем скорее у образа предмета в психике ребенка появиться новое звучание, которое вытеснит детское звучание. И в результате все равно возникнет понимание, слово будет выглядеть как предмет, а предмет будет звучать как слово.

В примерах, рассмотренных выше, источником собственных звучаний образа выступали ранее слышанные слова или звуки, сцепленные с этим образом. Другим источником собственного звучания образа является феномен синестезий. Он может быть даже у взрослых людей, эйдетиков, обладающих абсолютной памятью. А.Р.Лурия описывает такого человека. «Переживания Ш. были совершенно другими. Он остро чувствовал, что есть слова, которые точно соответствуют своему содержанию, есть такие, которые нужно подправить, а есть такие, содержание которых явно несвойственно им, которые безусловно, продукт недоразумения. Например, слово «жар» соответствует самому себе. А слово «свинья» - не соответствует. «И еще "свинья"! Ну, разве это может быть? "Сви-нья" - это что-то тонкое, элегантное... Вот то ли дело "хавронья" или "а хазер" (евр. "свинья"). Это, действительно, она "хх...": жирная, с толстым брюхом, с жесткой шерстью, на ней засохшая грязь... - "а хазер"! ^{[27, c.54]}.

Также существуют «немые» образы - картины беззвучных явлений природы, восприятие которых не сопровождалось никакими звуками. Скорее всего, у таких образов собственный аудиальный компонент также будет практически отсутствовать. Понимание «немых» образов будет происходить сложнее. Слово, произносимое взрослым в отношении предмета, образ которого не имеет собственного звучания, не будет вызывать ни диссонанса, ни резонанса. С одной стороны его будет труднее запомнить, с другой стороны, не будет происходить отвержения. Скорее всего, через несколько повторений, в образе аудиальный компонент все равно сформируется, при этом он будет формироваться сразу же конгруэнтным своему значению .

Поэтому у взрослого человека, живущего в окружении аутентичной культуры и говорящего на родном языке, конкретные слова как значения обычно всегда соответствуют своему вторичному образу.

Понимание образов высших порядков происходит также, как и вторичных: путем замыкания в кольцо значений и звучаний.

Однако, следует учесть, что формирование образов третьего, четвертого и пятого порядков - результат внутренней работы психики, это не восприятие внешнего мира. Это подлинно внутренние образы. Поэтому невозможно иллюстрирующий их предмет найти во внешнем мире. Нет конкретного предмета для имагена «вещь» или «животное», поэтому невозможно установить связь, просто указав на предмет и произнеся несколько раз его название. Но, с другой стороны, образы высших порядков являются интеграторами, они включают в себя соединения многих изображений с собственными внутренними звучаниями. Поэтому у образов высших порядко в и собственное звучание сложное. Сложным является и их определение посредством 2-й сигнальной системы. Например, нужно понять термин «интеллект». Для этого кто-то (педагог, взрослый) определяет данное понятие. Понятие определяется словами. Все слова являются строго второсигнальными, они подбираются в соответствии с существующими научными теориями, законами языка, законами логики, законами методологии данной науки и т.п.

Но, как считают исследователи у человека в психике человека уже есть невербальные эталоны интеллекта ^[28]. Как мы думаем, такие эталоны несут огромный пласт субъективизма, поскольку у разных людей может быть интегрирована в нем различная информация. У кого-то безымянный имаген на тему интеллекта обобщает образы парты, учителя, книги и т.п., а у другого портреты Эйнштейна, Пифагара, Ньютона …. Соответственно, такие образы у этих людей будут обладать и разным звучанием. Хотя у большинства людей жизненный путь достаточно близок (детсад, школа, ВУЗ), поэтому обобщается у них схожая информация, и собственное звучание образа будет в чем-то похожим. Тем не менее, сам человек не знает, что это за звучание. Он знает значение слова, это растолковали преподаватели, но собственное звучание его глубинных образов ему неведомо, поскольку образ, еще несоединенный с системой языкового тезауруса – бессознательный.

При понимание происходит следующее. Каждое из слов определения термина будет вызывать свои образы, а образы будут порождать свои звучания. В свою очередь звучания у взрослого человека скорее всего уже связаны с какими-то значениями.

И тут возможно совпадения: значений со звучаниями, а звучаний – со значениями. Если большая часть актуализированных значений входят в авторское определение, то возникает понимание, только основой здесь будет не столько кольцо, сколько сеть, но сеть состоящая из колец.

Или же нет. Если же эти значения иные, чем слова, употреблявшиеся для определения понятия, возникает диссонанс и новое определение не включается в систему знаний субъекта. Это исправить сложнее, чем добиться у «немых» вторичных образов конгруэнтного звучания, поскольку собственное звучание образов высшего порядка будет сопротивляться механическому запоминанию. В самом сложном случае слова из определения вообще не способны привести к завершению гештальта, поскольку их набор не соответствуют образам ни из одного подходящего невербального эталона.

В реальности же мы чаще всего сталкиваемся с частичным пониманием, когда какая-то часть слов, актуализируемых интегрируемыми вторичными образами, входит в определение сложного понятия, а другая – нет.

И еще очень важно - образы высших порядков изначально бессознательны. В большинстве современных определений сознания подчеркивается его роль как структуры, обеспечивающий человеку либо познание ^[29], либо восприятие мира, как внешнего, так и своего внутреннего. "Мы определяем сознание как состояние мозга, при котором индивид способен воспринимать себя и окружающий мир"^{[30, c.42]}. Но восприятие внешнего мира – это и есть осознание образов, в данном случае, чувственных образов. А восприятие самого себя в таком случае – это осознание своих внутренних образов, в том числе, образов высшего порядка.

П.Ф.Петренко предполагает, что есть два уровня осознания: первосигнальный - на нем происходит восприятие объектов внешнего мира и формирование психических образов, и второсигнальный, на нем осуществляется выражение воспринятого в терминах речевой системы. Как следует из данной теории, объекты внешнего мира изначально воспринимаются всегда только на первосигнальном уровне. На этом уровне формируются психические образы. Эти образы влияют на поведение человека. Однако при этом они не осознаются, то есть человек их «не видит», для того чтобы стать «увиденными», они должны, во-первых, соединиться с системой слов, во вторых, благодаря этому, стать включенными в общую систему понятий.

В качестве доказательства своей концепции П.Ф.Петренко предлагает опыты с гипнозом: испытуемому под гипнозом внушалось, что он «не видит» тот или иной предмет внешнего мира. "Анализ поведения испытуемых, которые "не видят" запрещенный предмет, но обходят его, не "протыкают пальцем", указывая на другие предметы, позволил нам выдвинуть гипотезу о том, что испытуемые воспринимают "запрещенный предмет" на уровне первой сигнальной системы, но не осознают его, так как у них заблокированы системы значений, связанные с запретной семантической областью. Они видят, но не осознают." ^{[31, c.137]}.

Некоторые образы могут не осознаваться, тем не менее, они вносят свой вклад в психическую жизнь индивида. Потенциальную множественность понимания А.Ю.Агафонов предлагает проиллюстрировать на примере восприятия двойственных фигур. Известно, что в каждый момент времени может осознаваться лишь какое-то одно изображение двойственной фигуры, хотя сознание «знает» и об альтернативном изображении ^[32].

Из данных экспериментов П.Ф.Петренко делает замечательный вывод: "Можно смотреть, не осознавая, но при этом воспринимать нечто и быть готовым к некой поведенческой реакции на воспринимаемый объект. Это один уровень отражения. /.../ А можно и осознавать воспринимаемое, опосредуя ее системой значений, включенной в целостный тезаурус языкового сознания". Это другой уровень).»

Как нам кажется, аналогичный механизм работает и при осознании внутренних образов, а не только внешних.

Образы высших порядков формируются вне сферы сознания, точно также как условные рефлексы вырабатываются без всякого желания собаки. Таковы законы аналитико-синтетической деятельности коры головного мозга. Для того чтобы стать осознанными, эти образы должны соединиться с системой слов как значений. Получается, что многие сложные обобщения хранятся в психике человека в виде образов высших порядков, даже когда человек не имеет соответствующих определений.

Ранее мы предполагали, что такого рода невербальные гештальты существуют для многих сложных явлений, каких как «добро», «смысл жизни», «духовное развитие» и т.п. ^[33], существуют невербальные эталоны (образы) любви ^[34]. Невербальные гештальты существуют в аспекте обобщения философских, физических, математических явлений, необходимых при решении математических задач ^[35]. Вообще на формирование таких невербальных эталонов сознательная часть личности, конечно же оказывает влияние (через мотивацию, постановку цели, через мышление в конце концов), просто нас в данный момент интересует другое: то, что такие образы могут формироваться и без участия сознания.

И в психике каждого из нас существует множество таких сложных образов-интеграторов. Но мы их «не видим», подобно тому, как «не видят» предмет загипнотизированные люди. По всей видимости, для того, чтобы осознать собственные невербальные эталоны, мы должны связать их с системой соответствующих понятий.

В качестве модели, подтверждающей наше предположение, могут выступать образы сновидения, в данном случае обычные сны, не являющиеся осознанными. Образы обычных сновидений являются бессознательными даже в тот момент, когда человек видит соответствующий сон, поскольку в это время он не находится в состоянии ясного сознания. При этом такие сны вполне могут иметь аудиальный компонент, то есть персонажи в них думают и разговаривают, но наличии такой речи не приводит к возникновению осознания (как это следует из вербальных теорий сознания). Очевидно, просто любой речи для этого недостаточно. На наш взгляд, это уровень первосигнального звучания. А вот после пробуждения, когда человек вспоминает этот сон, вот тогда и происходит встраивание его содержания в «целостный тезаурус языкового сознания». При этом сновидение до момента осознания чаще всего «существует» в психике человека как образ четвертого порядка, т.е., как пространственно подобное образование.

«Если сон неосознанный, но достаточно яркий, он может после просыпания вначале забыться... Но остается ощущение, как будто облачко образов. Если стараюсь сосредоточиться, то оно уходит, а если нет, то утром или в течение дня он может вспомниться. Выглядит как небольшое облако, или пятно, или туман, ну как муха летающая возле головы и не дающаяся. В половине случаев вспоминаю».

В пример хорошо заметным является еще одно свойство образов высшего порядка, уже сформировавшихся, но еще не осознанных. Они являются сильнейшим побудителем к собственному осознанию, они, как «надоедливые мухи», жужжат и требуют внимания. Многих психологов удивляет, почему классификация темперамента Гиппократа-Галена практически неизменной досуществовала до наших дней, а типологий характера существует великое множество. Также удивительно, что студенты очень легко запоминают классические типы темперамента и с большим интересом определяют их у себя, в то время как классификация акцентуаций характера Леонгарда дается им с большим трудом, и они плохо помнят даже черты, определенные у них самих. По всей видимости, в случае темперамента кольцо замкнулось (или гештальт сложился). И в неосознаваемом нами анализе первосигнальной информации сформировались именно такой образ высшего порядка, звучания в котором соответствуют значениям определения темперамента. В случае характера пока это не произошло. Поэтому определений и типологий характера очень много. Вероятно, каждый автор, знакомясь с существующими определениями, ощущает их неполноту, иначе говоря, чувствует, что слова для выражения его внутреннего переживания (образа высшего порядка) подобраны не совсем точно, и пытается эту неточность преодолеть собственным определением. Определения могут отличаться незначительно, тем не менее, различия есть, и вызваны они глубинным стремлением человеческой психики к завершению гештальта, замыканию кольца. Вероятно, причины этого те же, что заставляют жидкость в невесомости принимать форму шара. Это наиболее энергетически выгодная форма. Скорее всего, завершенный гештальт энергетически тоже выгоден, мы бы предположили, что по замкнувшемуся кольцу (точнее там не кольцо, а сеть, поскольку слов и образов много) даже малая «капля возбуждения» может свободно циркулировать, не требуя подпитки, поэтому такая конфигурация будет долго храниться в памяти, и актуализироваться она тоже может от «капли», значит и вспоминаться будет легко. Впрочем, это только метафора, вопрос о конкретных психофизиологических механизмах данного явления нам представляется слишком сложным и требующим отдельного рассмотрения.

Нами разработана модель психических образов высших порядков на основе предположения, что наглядная информация обобщается независимо от вербальной, формируя все более усложняющиеся образования. Согласно нашей модели образы первого порядка - фотографические образы, второго порядка – классические вторичные образы; третьего порядка – обобщенные образы , образы четвертого порядка – пространственно- подобные образования; образы пятого порядка – невербальные эталоны моральных, философских, математических обобщений. Образы высших порядков являются полимодальными, и включают в себя не только обобщенную образную, на и аудиальную информацию, то есть, обладают своим звучанием: звуками, а также словами и предложениями, но в их первосигнальном виде.

Понимание и осознание наглядной информации, заключенной в образах высших порядков нами рассматривалось в контексте психосемантической теории сознания В.Ф.Петренко, согласно которой, для возникновения осознания наглядная информация не просто должна быть выражена словами, но встроиться в систему отношений со значениями языкового тезауруса. Мы утверждаем, что подлинное понимание происходит, если запечатленные первосигнальные звучания в составе образов высших порядков хотя бы частично совпадают со звучаниями слов, которыми данная категория определяется.