S. S. Alekseev about the System of Law: Views on the Criteria of Differentiation of the Branches of Law

Вопрос об элементном составе структуры отечественного права был и, пожалуй, остается одним из наиболее дискуссионных в отечественной юриспруденции. С конца 30-х гг. XX в. советские теоретики занялись углубленным исследованием вопросов понимания и описания права как системы, выяснением структурного строения данной системы и, конечно, изучением факторов, определяющих данное строение. Острые дискуссии отечественных теоретиков о системе права, с особой силой разгоревшиеся в 50-60-х гг. прошлого века, достаточно поутихли к концу 80-х – началу 90-х гг. Однако вскоре российские исследователи вновь обращаются к анализу обозначенной нами проблематики: за последние 10-15 лет публикуется огромное множество научных статей, монографий, защищаются кандидатские и докторские диссертации, посвященные исследованию проблем систематики в праве, системе права и ее структуре. Вместе с тем, не смотря на внушительное количество научных работ, множество проблемных вопросов в данной области по-прежнему остаются для теории права дискуссионными и мало изученными. Это вопросы, касающиеся соотношения понятий «система права» и «структура права», соотношения системы права с системой законодательства, элементного состава структуры системы права и некоторые другие. Одним из наиболее «больных» для отечественной теории права по-прежнему остается вопрос о критериях разграничения отраслей права, который не был окончательно разрешен ни в рамках советских теоретических дискуссий о системе права, ни, как нам представляется, в рамках исследований современных авторов, что неоднократно подчеркивалось ими же самими ^{[1, 9-12] [3, 10-14] [7, 32-34]}.

Нельзя не согласиться с точкой зрения некоторых отечественных исследователей, согласно которой разрешение современных проблем теории права невозможно без глубоко анализа опыта предыдущих поколений исследователей, без рациональной критики высказанных ими точек зрения, разработанных ими концепций. Безусловно, построение новых теоретических моделей, выдвижение новых гипотез невозможно «с нуля», в любом случае необходим крепкий теоретический фундамент уже накопившегося в теории права опыта и результатов исследований проблем системы права в прошлом. В рамках указанной статьи мы не будем описывать и характеризовать теоретические воззрения дореволюционных отечественных теоретиков относительно внутреннего строения права. Наше внимание будет сосредоточено на исследовании советского периода развития отечественной науки, и, если говорить более конкретно, на теоретических воззрениях величайшего отечественного ученого, сделавшего выдающийся вклад, в том числе, и в развитие учения о системе права и ее структурном строении. В рамках указанной статьи мы попытаемся охарактеризовать и проанализировать с точки зрения состояния современной системы права некоторые теоретические заключения С.С. Алексеева в области обозначенной проблематики – определения критериев разграничения отраслей отечественного права.

Самой фундаментальной без преувеличения сказать работой С.С. Алексеева, посвященной исследованию структуры системы права, стала вышедшая в свет в 1975 г. монография «Структура советского права» ^[2]. Представляется, что более глубоко исследования и описания права как системы, структуры данной системы и ее важнейших характеристик ранее никем не осуществлялось и не осуществлено по сей день. В рамках данной работы ученый определил и четко разграничил понятия «система права» и «структура права», описал соотношение структуры права и системы законодательства, охарактеризовал каждый структурный элемент системы права – норму права, правовой институт, отрасль права, и, что представляет особый интерес для наших наблюдений, подробно осветил вопрос критериев обособления самостоятельных отраслей внутри структуры права. Кроме того, С.С. Алексеев впервые в отечественной юриспруденции полно и обстоятельно описал генетические и функциональные связи между отраслями системы отечественного права.

Прежде всего, несколько слов стоит сказать о разграничении С.С. Алексеевым понятий «система права» и «структура права». Структуру права ученый определял как реальную внутреннюю расчлененность национальной правовой системы, «набор» ее составных компонентов – отраслей, институтов, норм, их элементов. Таким образом, структура – это «скелет» системы, ее компоненты, расположенные в определенной последовательности, по определенному закону связи. Тогда что есть система права? На первый взгляд может показаться, что понятия «система права» и «структура права» понимались С.С. Алексеевым как имеющие одно и то же содержание – как закон связи элементов внутреннего содержания права, однако, рассмотренное под разными углами зрения с учетом «новейших» для того времени приемов и способов исследования, используемых в рамках системного подхода. Вместе с тем, ученый отмечал, что система права – это объективно развивающееся социальное образование, которое определенными своими участками контактирует с реальными общественными механизмами. Это наталкивает нас на мысль, что в высказываемой в современной исследовательской литературе точке зрения о том, что понятие системы права поглощает понятие структуры права, есть определенное рациональное зерно: любая система способна проявить свои уникальные качества (а главным качеством системы права является ее возможность эффективно регулировать общественные отношения) только в процессе взаимодействия с внешней средой. При этом система как единое целое в обязательном порядке обладает определенной структурой, в том числе и система права. Однако без специальных механизмов (и, прежде всего, механизма правового регулирования) эта структура так и останется «мертвой», простым набором элементов. В конечном итоге С.С. Алексеев приходит к заключению, что структура является особым (инвариантным) аспектом системы права, «выражающим упорядоченность элементов, их композицию, способ связи между ними, их внутреннюю организацию» ^{[2, 4]}.

Что касается непосредственно проблемы выделения критериев разграничения отраслей права, определения их уникальности в работе С.С. Алексеева «Структура советского права», отметим следующее.

Говоря об определении отрасли права, С.С. Алексеев отмечал, что главной функцией отрасли является обеспечение специального юридического режима правового регулирования определенной группы общественных отношений. Стоит отметить, что ряд современных авторов называют юридический режим одним из полноценных критериев разграничения отраслей в структуре отечественного права. Однако иногда понятие юридического режима смешивается с понятием метода правового регулирования ^{[8, 277]}. Как юридический режим определял сам С.С. Алексеев? «Юридический режим – это особая система правового воздействия, состоящая главным образом в специфике приемов (метода) регулирования, а также в его механизме». Таким образом, ученый представлял юридический режим как бы состоящим из двух элементов: метода правового регулирования и механизма правового регулирования (который, в свою очередь, определял как «особое сце­пление норм, правоотношений, индивидуальных актов, которое также выражает особый юридический режим» ^{[2, 176]}). Как мы можем убедиться, понятие юридического режима с точки зрения С.С. Алексеева включает в себя элемент - механизм правового регулирования, – являющийся уже чисто внешним по отношению к структуре системы права, механизм, посредством которого нормы права «соприкасаются» с реальными общественными отношениями и воздействуют на них. При этом главной определяющей юридического режима все же остается метод правового регулирования, который во многом и определяет характер механизма правового регулирования. Отметим, что для решения вопроса о том, обеспечивает ли то или иное нормативное образование свой особый юридический режим правового регулирования определенной группы общественных отношений, нам, прежде всего, необходимо определить, обладает ли это нормативное образование своим уникальным методом правового регулирования. Забегая вперед, отметим, что С.С. Алексеев, говоря о методе правового регулирования, отмечал, что для ряда отраслей права (прежде всего – комплексных отраслей) метод правового регулирования отнюдь не является «уникальным», качественно особенным. Чаще всего он производен от метода одной из основных отраслей права. Вместе с тем, каждая из отраслей права все же обеспечивает свой особенный юридический режим регулирования общественных отношений, специфичный даже по отношению к режимам ближайших «родственных» отраслей права. То есть, не смотря на тот факт, что метод правового регулирования той или иной отрасли может быть не вполне «оригинальным», он, все же, должен обладать определенной спецификой. Прежде всего, это обусловлено тем обстоятельством, что предметом регулирования выступают разнородные общественные отношения, и каждая группа таких отношений определяет нюансы характера и механизма правового воздействия на них. Во-вторых, эта специфика самих отношений неизбежно «накладывает отпечаток» на метод правового регулирования. Это приводит к тому, что, во-первых, отраслевой метод так или иначе обладает некоторыми особенностями, включает в себя ряд специальных приемов и инструментов регулирования, и, во-вторых, механизм правового регулирования, используемый каждой правовой отраслью, также обладает своими особенными характеристиками, имеет свою собственную структуру. Именно поэтому можно сказать, что юридический режим каждой из отраслей права по-своему уникален. Однако справедливо отметить, что эта уникальность все же производна именно от специфических черт метода правового регулирования. Таким образом, представляется не вполне обоснованным определять юридический режим как полностью самостоятельный критерий разграничения отраслей права. Не делал этого и С.С. Алексеев.

Рассуждает в своей работе ученый и о проблеме социальной ценности каждой из отраслей права. Однако стоит отметить, что С.С. Алексеев в целом не был склонен называть какие-либо из отраслей права «более» или «менее ценными» для общества. Он говорил о том, что каждая из отраслей по-разному служит целям его жизнедеятельности. При этом, однако, ученый отмечал, что каждая из отраслей может быть оценена по критерию «ценности» с точки зрения ее «регулятивного потенциала», с позиций развитости регулятивных механизмов отрасли и качества ее правовых конструкций, ее способности оказывать наиболее эффективное воздействие на общественные отношения. В современной литературе некоторые авторы возводят заинтересованность общества и политических властей в признании самостоятельности той или иной отрасли права в ранг критерия разрешения вопроса о существовании такой отрасли в принципе ^{[6, 9]}. Подобная точка зрения представляется для нас не вполне приемлемой, поскольку, присоединяясь к позиции С.С. Алексеева, мы склонны полагать, что каждая из отраслей права выполняет определенную роль, осуществляет свой вклад в процесс регулирования общественных отношений, и величина «социальной ценности» отрасли права объективно определена быть не может, и, в принципе, определяться не должна. Таким образом, понятие «социальная ценность отрасли права» является весьма относительным и весьма обширным по содержанию, а иногда – и весьма субъективным в своей оценке. Кроме того, авторы, которые выступают за использования критерия социальной ценности или значимости той или иной отрасли права, к сожалению, не описывают механизма его использования в самом процессе размежевания между собой отраслей права. Еще раз стоит отметить, что С.С. Алексеев, говоря о «ценности» отрасли права, подразумевал именно юридическое «качество» отрасли, развитость ее правовых конструкций, регулятивных каналов, а не ее значимость самой по себе для общества.

Далее в своих размышлениях С.С. Алексеев касается весьма интересного вопроса о структуре отрасли права. Он говорит о том, что от правильной характеристики структуры того или иного комплекса норм во многом зависит ответ на вопрос является ли такой комплекс самостоятельной отраслью. Данное утверждение он увязывает с показателями «регулятивного потенциала» отрасли: наличие общей части, специализированных структурных подразделений, многоуровневое построение отрасли – все это, по мнению ученого, способно отразить уровень ее «регулятивного качества». Ряд современных авторов также называют структуру отрасли права критерием ее разграничения с иными нормативными комплексами внутреннего содержания права. Однако при этом никто из теоретиков не отвечает на вопрос: какой должна быть эта самая структура и в чем ее взаимосвязь с качественной уникальностью отрасли? Сколько институтов или подотраслей должно быть в «полноценной» отрасли? В таком свете мы не склонны расценивать структуру отрасли права в качестве самостоятельного критерия отраслеобразования. Вместе с тем справедливо отметить, что исследование структуры отрасли будет весьма полезным для определения процесса ее генезиса и возможных вариантов дальнейшего развития, предсказания дальнейших процессов ее выстраивания. Возможно, в ходе анализа структуры отрасли мы заметим, что какой-либо из ее структурных элементов становится все более и более специфичным, «автономным». И это обстоятельство может сигнализировать о начале образования новой отрасли права, «вычленения» ее из структуры материнской отрасли. Безусловно, вопрос об образовании новой отрасли невозможно будет решить, исходя только из данных о структуре того или иного нормативного образования: необходимо анализировать характер всех изменений нормативного комплекса, рассматривать его через призму множества критериев и факторов. Интересно, что в современной литературе некоторые авторы в качестве новых критериев отраслеобразования предлагают теоретические модели исключительно «структурного» характера, вытекающие непосредственно из закона связи элементов внутри структуры права и процесса развития данной структуры. В данном свете интересны наблюдения исследователя А.А. Головиной, которая в качестве нового критерия отраслеобразования в рамках своих работ предложила использовать т.н. «критерий дивергенции системных связей», основанный практически полностью на анализе структурных «подвижек» внутри системы права ^{[4, 11]}.

С.С. Алексеев также высказывал идею о том, что в каждой отрасли права существует свой основной институт, т.е. комплекс нормативных предписаний, посвященный определению предмета отрасли права, ее задачам и отраслевым принципам. Как отмечал ученый, принципы отрасли выражают ее интеллектуально-волевое содержание и одновременно являются «носителями качественного своеобразия метода правового регулирования, и, следовательно, решающими концентрированными показателями юридических особенностей отрасли в целом». Кроме того, по мнению ученого, именно в принципах отрасли сильнее всего выражаются особенности обеспечиваемого ею юридического режима. Таким образом, мы можем прийти к заключению, что С.С. Алексеев считал принципы права одним из важнейших показателей уникальности отрасли права. С этой точкой зрения сложно не согласиться. Действительно, принципы права выступают его некими идейными центрами, направляющими факторами правового регулирования. В большинстве отраслей современного отечественного права сложились или складываются специфические отраслевые принципы, способные подчеркнуть «уникальность» того или иного нормативного комплекса в качестве отрасли. С данной точкой зрения соглашаются многие современные авторы. Тем не менее, в прошлом такая позиция как находила своих сторонников, так и противников. В частности, исследователи О.С. Иоффе и М.Д. Шаргородский в одной из своих работ отмечали такие качества принципов права, как их субъективность и неопределенность. Они писали: «Принципы как положения, провозглашенные людьми, сами нуждаются в объяснении и обосновании при посредстве реальных общественных отношений, отражением которых они являются. Затем, нигде не доказано, что существует ровно столько отраслей советского права, сколько имеется свойственных ему принципов. Кроме того, где тот объективный критерий, который позволяет выявить лишь известную совокупность принципов, определяющих систему права и ее построение? Такой критерий отсутствует» ^{[5, 349]}. С высказанными соображениями можно в части, безусловно, согласиться, а в части – нет. Представляется, что принципы права, как и его система, являются все же результатом некоторых объективных процессов развития общественных отношений и системы права. Они складываются постепенно в процессе развития правовой действительности, а не просто «конструируются», создаются кем-либо. Конечно, для выражения, оформления принципов необходимо их мысленно «вычленить» из общего правового массива. Но «вычленить» - не означает «создать заново»: принципы нельзя «придумать», они появляются объективно, и, если угодно, появляются неизбежно в процессе развития норм права и механизмов правового регулирования. Таким образом, принципы права представляются нам по природе своей складывающимися объективно. Вместе с тем, стоит подчеркнуть следующее: как справедливо отмечается некоторыми исследователями, и отмечалось ранее, в том числе и уже названными О.С. Иоффе и М.Д. Шаргородским, нельзя утверждать, что каждая отрасль права обладает четким набором своих собственных принципов. Принципы некоторых отраслей (особенно сравнительно «молодых») находятся только в стадии становления, а ряд принципов характерен сразу для нескольких отраслей права (например, принцип гласности характерен для каждой из процессуальных отраслей российского права). Неопределенность, размытость принципов в ряде отраслей права отмечал и сам С.С. Алексеев: «…не потому ли в профилирующих отраслях, где право­вые принципы тоже есть, но где общими, «всепоглощаю­щими» показателями юридической специфики являются метод и механизм регулирования, сама по себе катего­рия отраслевых принципов страдает известной неопределенностью?» ^{[2, 192]} Стоит признать, что принципы отрасли права служат безусловным показателем ее уникальности. Однако этот показатель не может расцениваться в качестве самостоятельного критерия разграничения отраслей права в силу уже указанных обстоятельств. Вместе с тем это не мешает использовать критерий принципов права в качестве вспомогательного, субсидиарного признака самостоятельности отрасли.

Безусловно, в своей работе С.С. Алексеев размышлял и об общепризнанных ключевых критериях разграничения отраслей права – предмете и методе правового регулирования.

Говоря о предмете правового регулирования, ученый отмечал, что для отраслей права он имеет «первоочередное повышенное системообразующее значение». И практически сразу С.С. Алексеев обозначает проблему, как нельзя более актуальную для теории права и в настоящее время: он говорит о заинтересованности политического руководства страны и ее населения в самостоятельной правовой регламентации определенной группы общественных отношений и образовании на базе такой заинтересованности самостоятельной отрасли права. В самом деле, в современной литературе подобная точка зрения встречается отнюдь не единожды, но при этом нигде она, на наш взгляд, не имеет серьезного теоретического обоснования. Обоснованные сомнения по поводу подобной позиции высказывал и С.С. Алексеев, подвергая критике тех, кто называл критерий политического интереса даже в одном ряду с критерием предмета правового регулирования. Он очень точно и лаконично формулирует суть этой критики: политическая власть и общество заинтересованы в особой правовой регламентации отдельных общественных отношений ровно постольку, поскольку сами эти отношения объективно требуют их урегулирования. Иначе говоря, эта необходимость обусловлена как бы «извне». С указанным заключением сложно не согласиться. Некоторые современные авторы обращают особое внимание на проблему смешения объективных и субъективных факторов разграничения отраслей права, обоснованно ставя вторые как теоретические критерии под большое сомнение. С.С. Алексеев также делает замечание и по поводу качественного характера тех общественных отношений, которые составляют предмет правового регулирования: это должны быть отношения в некотором роде уникальные, специфичные, требующие принципиально нового регулирования, т.е. те, которые по своей природе уже не могут быть включены в состав или «примкнуть» к уже сложившейся группе общественных отношений, регулируемых набором своих собственных методов. На наш взгляд, многие современные авторы совершают ошибку следующего плана: они считают «уникальными» те общественные отношения, которые, в принципе, явно производны от круга уже сложившихся в определенной сфере жизнедеятельности общества и регулируются, в том числе, аналогичными приемами и методами. Некоторые незначительные особенности таких отношений, по нашему мнению, не могут являться основанием для признания их самостоятельным предметом правового регулирования. Подобная ситуация, к примеру, существует в отношении обязательных страховых взносов: да, в недалеком прошлом конструкция единого социального налога была как бы «выведена» за рамки отрасли налогового права, получив свое формальное отражение и в структуре законодательства - в самостоятельном федеральном законе. Однако, это лишь видимость. По своей сущности отношения в сфере установления, введения и взимания налогов и страховых взносов практически идентичны, единственной существенной их разницей выступает целевое назначение данных платежей. Отметим также, что статус налогоплательщика практически идентичен статусу плательщика обязательных страховых взносов за небольшой разницей. Природа указанных правовых институтов такова, что один как бы «отпочковался» от другого и в настоящее время не получил должной самостоятельности, уникальности. Это же касается и метода правового регулирования в сфере отношений по уплате страховых взносов: он практически полностью повторяет приемы и средства правового регулирования, применяемые в рамках налоговых правоотношений. И даже если обратиться к текстам соответствующего федерального закона и Налогового кодекса РФ, мы увидим, насколько «производен» первый от второго.

Безусловно, говоря о предмете отрасли права, нельзя не сказать и о методе правового регулирования. С.С. Алексеев придерживался ставшей традиционной после второй советской дискуссии о системе права точки зрения, согласно которой метод правового регулирования является наряду с предметом правового регулирования важнейшим критерием разграничения отраслей права. И снова мы ненадолго должны вернуться к вопросу о юридическом режиме: его не стоит отождествлять с методом правового регулирования, как это делают некоторые авторы, ведь юридический режим – это как бы «атмосфера» самой отрасли, которая проявляется не только в ее внутренних, структурных качествах, но и во многих «внешних» моментах, в том числе, и в отрасли соответствующего законодательства. Вот что по этому поводу писал С.С. Алексеев: «Вообще же юридический режим регули­рования хотя реально и проявляется в системе правоот­ношений, но потому и обозначается словом «режим», что характеризуется многими чертами, в том числе осо­быми отраслевыми принципами, едиными общими поло­жениями, обособленным кодифицированным законода­тельством и др. Однако главным и определяющим, в концентрирован­ном, сжатом виде выявляющим юридические особен­ности отрасли остается метод правового регулирования» ^{[2, 176]}.

Говоря о проблеме метода правового регулирования, справедливо отметить еще одну весьма «негативную» для современной юридической науки тенденцию: ряд авторов, настаивая на существования той или иной «новой» отрасли российского права, констатируют факт существования специфического метода правового регулирования в рамках данной отрасли, однако, к сожалению, данный метод не описывают и не раскрывают его содержание. В чем же он тогда заключается? Как абсолютно справедливо отмечал С.С. Алексеев, метод отрасли права не может сводиться к простым комбинациям способов запрета, управомочивания и дозволения в различных «пропорциях». Как ни странно, подобная позиция была весьма популярна в научных кругах еще в советский период развития отечественной науки. По этому поводу ученый отмечал: «…если бы методы регулирования сводились только к комбинациям указанных трех форм правового воздействия (запретов, обязывающих предписаний, доз­волений), то все правовое регулирование нужно было бы разделить на три большие сферы, внутри которых отдельные отрасли оказались бы юридически нивелиро­ванными, неразличимыми» ^{[2, 177]}.

В чем же тогда должна выражаться специфика метода самостоятельной отрасли права? С.С. Алексеев видел эту специфику в правовом статусе субъекта правоотношений. При этом указанную черту метода ученый действительно считал практически единственной «уникальной» его особенностью: в остальном С.С. Алексеев видел метод действительно выражающимся в различных видах сочетании общих приемов и средств правового регулирования, но с обязательным учетом специфики правового статуса участника правоотношений, которым его наделяют нормы той или иной отрасли права.

Актуальным для современной науки права остается также вопрос и о соотношении между собой предмета и метода правового регулирования. Традиционно признается, что метод правового регулирования производен от предмета и полностью определен им. При этом высказывалась идея о том, что ряд различных общественных отношений вполне могут регулироваться одним и тем же методом ^{[2, 182]}. Исходя из подобной логики, можно предположить, что между предметом и метод не существует тесной «генетической» связи, поскольку разные по своему качеству общественные отношения могут быть вполне урегулированы одним и тем же методом. Мы склонны не согласиться с такой позицией, в прошлом обоснованно раскритикованной как С.С. Алексеевым, так и рядом других исследователей. К примеру, В.Ф. Яковлев писал о том, что законодатель, в принципе, свободен того или иного метода регулирования определенной группы общественных отношений. Однако с течением времени, непременно станет ясно, подходит ли именно данный метод для эффективного правового регулирования. Поэтому рано или поздно предмет правового регулирования объективно «потребует для себя» адекватный ему метод ^{[2, 182]}. По этой причине можно утверждать, что предмет и метод правового регулирования находятся в отношениях неустранимой закономерности, теснейшей взаимообусловленности. С этим заключением трудно поспорить, особенно когда оно подтверждается реальной современной юридической практикой. Рассмотрим пример. Достаточно длительное время отношения в области административного процесса регламентировались нормами сразу трех самостоятельных отраслей российского права: административного, гражданского процессуального и арбитражного процессуального. Вернее, правильнее будет даже сказать следующим образом: нормы административного процесса были «разбросаны» по разным нормативным правовым актам, хотя фактически представляли собой достаточно устойчивый, цельный по своей сущности нормативный комплекс. Неоднократно рядом авторов подчеркивались острые недостатки такой «разрозненности». Причем эти недостатки обнаруживались не только «в теории», но и значительно усложняли процесс правоприменения: действительно, правоотношения в области организационно-распорядительной деятельности органов власти и касающиеся административных правонарушений настолько специфичны, что институты гражданского и арбитражного процесса просто не были «адаптированы» для них. И правовые нормы, касающиеся административных процессуальных вопросов, по сути, были «инородными телами» для указанных процессуальных отраслей, на что неоднократно указывалось в научной литературе. Однажды попытка «объединить» админисративно-процессуальные нормы в рамках единого нормативно-правового акта уже была предпринята в нашей стране, однако законодательное свое разрешение она получила только в 2014 г. с принятием Кодекса административного судопроизводства. Вернее сказать, наконец тот объективный факт, что нормы административного процесса уже представляют настолько крупный и относительно самостоятельный нормативный блок внутри системы российского права, нашел свое «отражение» в структуре законодательства. Вместе с тем говорить о том, сложилась ли в системе права самостоятельная – административно-процессуальная – отрасль можно будет только после тщательного анализа указанного нормативного комплекса посредством применения к нему целого ряда критериев, и, в первую очередь, критерия самостоятельности предмета и метода правового регулирования. Однако еще раз подчеркнем, что факт усиления специфики правового регулирования в области административного процесса отрицать уже невозможно, что, безусловно, свидетельствует об определенных изменениях в системе права. Кроме того, С.С. Алексеев в свое время также дополнительно отмечал, что метод правового регулирования процессуальной отрасли права носит вторичный, производный характер от соответствующей профилирующей материальной отрасли. Тот факт, что отрасль административного права, безусловно, признается одной из основных отраслей российского права, обладающей уникальными предметом и методом правового регулирования «в чистом виде», наталкивает на мысль, что данная отрасль неизбежно окажет определяющее влияние и на соответствующую процессуальные отношения. К слову сказать, факт приобретения комплексом административно-процессуальных норм статуса отрасли права С.С.Алексеев предсказал еще в 70-х гг. XX в. в рамках рассматриваемой нами работы.

Вообще, говоря об отраслеобразующих критериях в системе отечественного права, С.С. Алексеев утверждал, что среди этих критериев есть как главные – предмет и метод правового регулирования, так и дополнительные, вторичные. И если первые из них обеспечивают существование главных отраслей в системе права, то вторые, оказывая влияние на уже сложившуюся структуру главных отраслей, обеспечивают ее «диффузию», т.е. появление надстройки в виде комплексных отраслей права. Какие же это дополнительные критерии? Ученый называл среди них наличие нормативных обобщений, выраженных в общих положениях, принципах, некоторых специфических приемах регулирования, а с точки зрения «внешнего вида» отрасли – наличие кодифицированного акта, благодаря которому «специальные нормы и институты приобрета­ют интеллектуально-волевое единство, подчиняются из­вестным общим принципам, понятиям и таким путем компонуются в правовые общности». Стоит отметить, что факт наличия кодифицированного акта в структуре законодательства очень интересен при изучении вопроса о разграничении отраслей внутри систем права. Практически все отечественные авторы относят наличие кодекса к группе отраслеобразующих критериев отрасли права, однако далеко не всегда убедительно обосновывают данный факт. А иногда, указывая на его важность, дополнительно также отмечают, что структура законодательства как бы вторична по отношению к структуре права, является ее полным отражением и меняется исключительно только в связи с внутренними «подвижками» системы права. С высказанной точкой зрения мы не вполне согласны. Необходимо уточнить. Мы безусловно признаем тот факт, что система законодательства фактически является отражением системы права, они теснейшим образом взаимосвязаны между собой и оказывают взаимное влияние. При этом мы также склонны согласиться с утверждением, что в конечном итоге система законодательства обусловлена системой права и объективными закономерностями ее развития. Однако, и система права не менее зависима от системы законодательства. Можно даже сказать, что их взаимосвязь настолько тесна, что законодательство можно назвать созидающей силой структуры системы права. Об этом писал и С.С. Алексеев: «Фактическое… формирование … отрасли пра­ва происходит в результате активной правотворческой работы компетентных органов социалистического госу­дарства— процесс, в котором проявляются и законода­тельные традиции, и специфика определенных теорети­ческих концепций и т. д.». И еще: «Кодифицированные акты являются «формирующим инструментом» любого подразделения структуры совет­ского права. Но для отраслей права они имеют особое, повышенное значение» ^{[2, 222]}. Однако, конечно, нельзя сводить процесс генезиса системы права только к законотворческой деятельности компетентных органов государственной власти. Существуют и иные – сущностные или, как их называл С.С. Алексеев, объективные источники развития системы права – постоянно развивающееся содержание общественных отношений, выступающих в качестве предмета правового регулирования отрасли.

Обсуждая обозначенную нами проблематику невозможно не отметить следующее. С.С. Алексеев, говоря о разграничении отраслей внутри системы отечественного права и о решении вопроса о самостоятельности того или иного нормативного комплекса, отмечал определенную проблему субъективного толка, а именно: для того, чтобы эффективно разрешить вопрос о разграничении отраслей системы права и сделать соответствующие теоретически и практически эффективные выводы, необходимо быть максимально объективным, отступить от некоторой субъективной заинтересованности, преодолеть «соблазн» априорно присвоить статус отрасли права определенному нормативному комплексу и использовать при этом качественный методологический инструментарий. К сожалению, далеко не все современные авторы придерживаются таких ориентиров в своей исследовательской деятельности.

Подводя итог своим размышлениям, хотелось бы отметить следующее. С.С. Алексеев сделал неоценимый вклад в развитие отечественной теории отраслевого строения системы права, подробнейшим образом описал эту систему, ее структуру, элементы структуры и типы связей между ними. Без преувеличения сказать, до настоящего времени, пожалуй, никто из современных исследователей настолько глубоко не переосмыслил проблематику структурного строения системы права и, в частности, точно не разрешил вопрос о критериях разграничения отраслей права внутри его системы. Вместе с тем, наука не стоит на месте. Меняются реалии жизни, потребности общества и государства, стремительно развиваются все существующие виды общественных отношений и появляются новые. Все это подталкивает исследовательский интерес к представлению старых вопросов теории права в новом свете, к поиску их решения. Так и проблема критериев разграничения отраслей системы права за последние 10-15 лет вновь обнаружила свою крайнюю актуальность для отечественных исследователей. И уже практически ни у кого не вызывает сомнений, что критериев предмета и метода правового регулирования для эффективного разграничения отраслей права явно недостаточно. Однако для того, чтобы обнаружить новые эффективные критерии отраслеобразования, стоит провести немалую работу. Идеи, высказанные С.С. Алексеевым еще в 70-х. гг. прошлого века, могут и должны явиться надежным теоретическим фундаментом для современных исследований, ведь многие «предсказания» ученого нашли свое подтверждение в реальной законотворческой и правопрменительной деятельности спустя десятки лет и совершенно не утратили своей актуальности для современной теории права.