Development of the law education and teaching of state law (thesis on the characteristic of education and scientific system of Russian in the XVIII-XIX centuries)

Zipunnikova Natalia PhD in Law Docent, the department of History of State and Law, Ural State Law University 620137, Russia, g. Ekaterinburg, ul. Komsomol'skaya, 21 zipunnikowa@yandex.ru Other publications by this author

Активное и в целом плодотворное изучение отечественной образовательно-научной традиции, особенно заметное в последние десятилетия, ведет к заполнению соответствующего проблемного поля разнообразными сюжетными линиями и исследовательскими подходами. Это в полной мере относимо к опыту российского юридического образования и научного правоведения. Закономерным видится не только появление абсолютно новых тем и сюжетов, но и современное «прочтение» проблематики, к которой не раз обращались предшественники. Очевидным является и наличие значительного числа областей пересечения, содержательных стыков вполне самостоятельных исследовательских кейсов. Одним из таких сплетений могут быть показаны развивавшееся в отечественном правоведении учение о законе, включавшего идеи об основных, коренных законах, и практика преподавания государственного права в университетах Российской империи, где названному учению отводилась немалая роль.

Определенных пояснений требует следующее обстоятельство. Закон как источник права известен российской правовой системе с самых начальных этапов ее формирования, развиваясь во времени от фиксации, записи в известной степени обобщенных норм обычного права до непосредственной воли законодателя. Особая роль закона связана с имперским периодом в истории российского права, с процессами абсолютизации власти, что очень четко зафиксировали в своих работах еще историки права XIX в. Научное правоведение в России также получает импульс к развитию в начальный период имперской эпохи, изучая в том числе предшествующий опыт интуитивного, мистического и религиозного осмысления явлений государственно-правовой действительности.

«Новый закон», его осмысление и первый опыт университетского преподавания (XVIII столетие). Модернизация «сверху», активные преобразования социальной жизни в Петрову эпоху обусловили особый, мало связанный с предшествующим пониманием, взгляд на закон. Теперь закон («новый закон») – проводник государевой воли, мощный носитель идеологии абсолютистской власти; сторонникам мнения о полном разрыве с традицией советования власти с населением, в том числе по поводу реформ и принятия законов, можно возразить напоминанием о деятельности в XVIII веке законодательных комиссий, каковых было созвано не менее десятка. Количество законов резко возрастало, они облекались в различные формы (указы, манифесты, регламенты, уставы, др.). Разграничение между законами и указами (подзаконными актами) практически отсутствовало. Неисполнение закона жестоко каралось. Не обнаруживается в XVIII веке и устойчивой законодательной программы, стратегии; законодательная ткань, при заметно увеличивавшейся плотности, была и противоречивой, и пробельной.

Создание академического триединого симбиоза в Санкт-Петербурге во многом способствовало началу теоретического осмысления закона как одной из центральных категорий науки о праве. Открытый при императорской Академии наук университет предусматривал обучение и юриспруденции («прав искусству»), которая получала официальный статус ^{[23, т. 7, № 4443, 4807]}. Приглашенные в Россию иностранные ученые распространяли давно окрепшее к тому времени в Европе учение естественного права. И, быть может, профессора-иностранцы И. Бекенштейн, Ф. Штрубе-де-Пирмонт, др. в своих работах серьезно не «продвинули» учения о законе, тем не менее, их попытка ознакомиться с российским законодательством, составить «краткое руководство» или путеводитель по узаконениям не может совсем сбрасываться со счетов ^{[14, с. 50-59]}. В работах отечественных мыслителей И. Т. Посошкова, В. Н. Татищева содержалась критика действовавшего законодательства, а также идеи необходимости более качественных законов, а в итоге – книги законов (уложенной книги) ^{[12, с. 230-233; 11, с. 171-172, 177-178]}.

Учрежденный в 1755 г. Московский императорский университет имел в своем составе и юридический факультет. Работавшие там иностранные профессора (Г.-Ф. Дильтей, К. Лангер, И. Шаден), не зная хорошо российского законодательства, продолжали традицию отвлеченно-философского осмысления закона. Манифест 1763 г., предусмотревший, кроме прочего, создание классов российской юриспруденции в Московском университете и Кадетском корпусе, а также скромные по полученным результатам инициативы Г. Дильтея по проведению частной инкорпорации российского законодательства вряд ли могут характеризоваться как переломные для изучения проблемы закона. Более обстоятельно она стала рассматриваться в трудах профессоров С. Е. Десницкого, И. А. Третьякова, юриста-практика Я. П. Козельского, писателя и просветителя А. Н. Радищева. В русле естественно-правовой доктрины С.Е. Десницкий различал «воздаятельную истину» - нравственность и справедливость и «исполнительную истину» - право; при этом делил законы на справедливые и несправедливые. Я. П. Козельский различал право, закон и совет, под законом понимая правило или повеление, по которому человек «дела свои располагать обязывается страхом наказания или надеждою награждения». Отличие законов от прав он видел в том, что основанием законов может быть и несправедливость, право же справедливо всегда. У Радищева закон – «извет общие воли», «извещение, в чем состоит общественное блаженство»; в основе закона должно лежать естественное право, а противоречащие ему законы, основанные на силе, не должны иметь обязывающего характера ^{[7, с. с. 209; 15, с. 356; 26, с. 31]}.

Особое развитие темы закона принес «Наказ, данный комиссии о сочинении нового Уложения», сочиненный/скомпилированный императрицей Екатериной II и включенный в XIX веке в состав Полного собрания законов Российской империи. Вступив на престол, монархиня провозгласила свою приверженность к порядку и законности: «наше же утешение и облегчения великого бремени управления государственного будет то, чтобы видеть нам законы в своей силе и почтении, а правосудие в действии» ^{[23, т. 17, № 12801]}. Екатерина, «обобравшая» не только Монтескье, но и других европейских просветителей, а также теоретиков полицейского права, продемонстрировала следование идеям естественного права (в науке высказывалось также мнение о псевдопросветительской программе императрицы ^{[24, с. 576-590]}). В числе 9 разных родов законов (право божественное, право церковное, право народное, право государственное общее, др.) она выделяла и право естественное. Законы определялись как малые протоки, через которые изливается власть государства, как способы соединения и сохранения людей в обществе. Цель законодательства, по мысли монархини, обеспечение большего спокойствия и пользы людям, безопасности каждого гражданина; существуют и пределы действия закона. Выстраивая систему законодательства, Екатерина пыталась формулировать признаки закона: устойчивость (невозможность изменения) и небольшое количество. Считается, что императрица одной из первых задумалась о соотношении закона и воли государя; указы характеризовались ею как разновидность законов («по частным вопросам»). Значительная часть положений императорского сочинения носит характер практического руководства Уложенной комиссии: о хранилище законов, невмешательстве их в сферу обычного права, лучшем их содержании, доступности и т. д. ^{[23, т. 18, № 12949]}

В целом законность для императрицы – это состояние защищенности человека от произвола других людей. Вся «наука законов» должна обращать людей к добру, препятствовать злу, отвращать от беспечности и нерадения; «обороной к тому служит закон общий всех без изъятия лиц». При генерал-прокуроре должны состоять 4 человека (самых искуснейших юриспрудентов»), которые следят за качеством законов, их непротиворечием и при необходимости – консультироваться с профессорами университета, Академии наук, кадетского корпуса ^{[23, т. 18, № 12950]}.

Исследовательские реконструкции традиций отечественной науки государственного права и ее преподавания показывают, что в это время государственно-правовая тематика была представлена в читаемых профессорами курсах. Помимо упомянутых выше ученых-иностранцев, а также С. Е. Десницкого, который разрабатывал принципиальные положения наук государственного и административного права, совершенно справедливо называется известный российский законоискусник З. А. Горюшкин, работавший в Московском университете с 1786 по 1811 г., автор большой работы «Руководство к познанию российского законоискусства». Его занятия носили, как сейчас говорят, практико-ориентированный характер, что в известной степени мешало той части предмета, где была сосредоточена государственно-правовая проблематика, требующая особой фундаментальности в изучении ^{[2, с. 4-7; 33. С. 6-8]}.

Систематизированное законодательство, университетские уставы и рост науки государственного права («университетский век»). XIX столетие, состыковавшее «остатки» феодализма с новой, буржуазной эрой, может быть рассмотрено через важнейшую юридическую доминанту. Речь идет об увенчавшейся значительными успехами деятельности по систематизации имперского законодательства. И накопленный законодательными комиссиями опыт, и достаточно стройная программа систематизации, и кадры соответствующей квалификации способствовали таковым успехам. Как Полное собрание законов, так и Свод законов Российской империи, развиваясь специфически в последующих десятилетиях, сохранили свою актуальность в качестве актов систематизации и в начале XX века.

Идеолог систематизации М. М. Сперанский уже в первый период своей государственной деятельности в юридических трактатах оценивал роль законодательства как средства проведения политических реформ и обращался к классификации законов. Предметом всех законов, по его мнению, является необходимость «учреждения отношения людей к общей безопасности лиц и имуществ», законы он делил на государственные (коренные и преходящие) и гражданские. При этом, как замечал «светило русской бюрократии», «божьей милостью чиновник», законы должны быть исключительно предметом «законодательного сословия», чьи действия могут быть 2 видов – составление законов и взыскание ответа во всех уставах и учреждениях ^{[29, с. 2-3, 48]}. План коренного переустройства страны, составленный в 1809 г., содержал ярко выраженные ориентиры в сторону постепенного перехода к конституционной монархии, разделения властей, изменения общественного устройства, др., вызвав жаркие споры и недовольство автором ^{[13, с. 118]}. Свою записку 1802 г. Сперанский предварил замечательной увертюрой: «Каким образом коренные законы государства соделать столько неподвижными и непременяемыми, чтоб никакая власть преступить их не могла и чтоб сила, в монархии вседействующая, над ними единственно никакого действия не имела? Сей вопрос всегда был наиважнейшим предметом размышления всех добрых государей, упражнением наилучших умов, общею мыслию всех, кто истинно любит отечество и не потерял еще надежды видеть его счастливым»^{[28, с. 226]}. Категория «коренные законы», равно как «Государственная дума» и ряд других, прочно связаны с наследием Сперанского, чьи юридические воззрения в целом носили эклектический характер, а относительно стройно были им обобщены в конце жизни в работе «Руководство к познанию законов». В ней было обосновано выделение среди законов государственных их первого разряда – т.е. «Законов Основных». Состав их «предметов» автором показывался так: 1) сила и пространство верховной власти; 2) порядок наследия престола; 3) порядок законодательства; 4) порядок верховного правления ^{[30, с. 56-59]}.

Систематизированное законодательство было укоренено в российскую историю, чему способствовали факторы разного свойства и, в том числе, постепенное распространение идей исторической школы права. Однако первые десятилетия века еще отличались связанностью с философским наследием естественно-правовой доктрины. В стандартах нравственно-политических отделений (юридических факультетов), содержавшихся в уставах российских императорских университетов начала XIX в., было предусмотрено преподавание «права естественного, политического и народного». Государственное право называлось лишь в заметно отличавшемся уставе Дерптского университета, где значительное место было уделено так называемому «местному праву», причем в составе симбиоза «положительного государственного и народного права, политики, истории права и юридической словесности». В Московском университете в начале XIX в. продолжал свою службу упомянутый выше З. А. Горюшкин, а также еще один «законоискуссник» Н. Н. Сандунов, автор методического пособия «О необходимости знать законы гражданские и о способе учить и учиться российскому законоведению» (1822). Выделяя уровни подготовки (в зависимости от целей приобретения правовых знаний студентами), на третьем уровне он предполагал разъяснять всю систему государственного правления ^{[21, с. 113-115, 611]}. Теоретиком права и закона был также профессор Л. А. Цветаев, читавший, кроме прочих, и курс естественного, политического и народного права. К концу же 1820-х гг. появляется фигура И.В. Васильева, менее известная сегодняшнему широкому читателю, но обязательно упоминаемая в серьезных исследованиях. И. В. Васильева, автора «Новейшего руководства к познанию российских законов» (1826-1827) называют «предтечей исторического направления в русском теоретическом правоведении», замечая также, что пронизывающей его творчество идеей была идея законности («законы… самые крепкие связи государственного тела») ^{[31, с. 254]}.

В провинциальном Казанском университете в 1805 г. профессором по кафедре прав естественного, политического и народного был назначен Г. Бюнеман, а с 1809 г. – И. Финке. После смерти последнего был опубликован его труд «Естественное, частное, публичное и народное право» (пер. с немецкого; Казань, 1816), явившийся первой в Казани книгой по правоведению ^{[9, с. 112-113, 247]}. И. Нейман пропагандировал уже идеи исторической школы права, полагая, что в России нет самостоятельной науки права и что в связи с этим единственным путем ее создания является исторический метод. Сходные идеи разделял Е. Врангель. Представитель «русской партии» Казанской профессуры Г. И. Солнцев, кроме прочих, читал и курс «право естественное, частное, публичное и народное российское». Он выделял право в «поумножительном» и «преунижительном» смыслах. «Собрание законов одного какого-либо рода вместе» он относил ко второму контексту ^{[25, л. 1-1об.]}. Политические науки в Харьковском университете преподавали И. Шад, Л. Якоб, Й. Ланг, др.

Проникновение в Россию и упрочение позиций исторического правоведения, «разгром» университетов, суды над профессорами, запрет на преподавание естественного права, систематизация законодательства имели серьезное значение для эволюции учения о законе, науки государственного права и ее преподавания будущим юристам. Общий устав российских императорских университетов 1835 г. содержал стандарт подготовки, созвучный структуре Свода законов; были обозначены как обязательные к преподаванию российские государственные законы, а также законы о состояниях и государственных учреждениях. Н. М. Коркунов характеризовал время второй четверти XIX в. как сложное для развития государственных наук. Одной из причин он называл «новое, донельзя расширительное понятие закона», связанное с появлением Свода. Догматическая разработка государственного права, по его мнению, пришла к полному упадку, появилось лишь 3 руководства по русскому государственному праву (Дюгамеля, Сперанского, Проскурякова) ^{[16, с. 9-10]}. «Опыт государственного права Российской империи» О. Дюгамеля (1833), как определял сам автор, носило характер учебного руководства, должный дать юношеству обзор русского государственного права – краткий, но сведениями о всех важнейших подробностях и указанием источников этих сведений. Критики XIX в. и советские исследователи по-разному оценивали это сочинение ^{[16, с. 10; 19, с. 18]}. В отличие от вызванных к жизни систематизацией законодательства описательно-комментаторских работ Н. Рождественского, Ф. Проскурякова, С. Орнатского, труды правоведов-«энциклопедистов» П. Дегая, К. Неволина ориентировали читателя на познание сути и природы закона. Как отмечается, несмотря на масштаб работ по упорядочению нормативного массива, стройного понятия закон так и не было выработано ^{[20, с. 8; 27, с. 54]} .

В Московском университете лекции по государственном праву (студентам 2-го курса) читал П. Г. Редкин – «теоретик права, историк философии и педагог», «последовательный гегельянец, стремившийся разработать философию законодательства» ^{[22, с. 190]}. Высказано предположение, что нормативная часть курса, базирующаяся на современном ему праве, менее удавалась профессору, чем доведенная до совершенства теоретическая часть, закладывающая философское мышление у его слушателей ^{[2, с. 9]}. Отмечается также, что сам Редкин выражал сожаление о слабости разработки государственного права в России ^{[22, с. 195]}. Курс о государственных и губернских учреждениях читал и начинающий тогда ученый и педагог К. Д. Кавелин. В открытом в 1833 г. Киевском университете Св. Владимира после его преобразования 1842 г. функционировала самостоятельная кафедра государственного права. Во второй половине 1840-х гг. лекции по русскому государственному праву читал С. Н. Орнатский, вернувшийся вместе с другими выпускниками «школы профессоров» Сперанского после заграничной научной стажировки в Россию ^{[3, с. 128-130]}. С конца 1840-х гг. Орнатский преподавал в Московском университете; исследователями обычно подчеркивается, что в изложении российских государственных законов профессор следовал Своду, его структуре.

Характеризуя 1840-1850-е годы, важно также упомянуть о попытках введения специализаций на юридических факультетах - обособления камеральных наук (Казанский, Киевский, Санкт-Петербургский, Харьковский университеты) и запрет преподавания государственного права европейских держав, что обусловливалось соответствующим поворотом внутренней государственной политики.

Обширность материала для заданного исследовательского ракурса применительно к буржуазной эпохе российской истории обусловливает необходимость обозначения ряда «опорных точек». В это время юридическая наука вступает в свой золотой век, явившись во всем разнообразии идей, школ, методологий (историческое правоведение, позитивистские доктрины, «новое» естественное право, др.). «Обостряется» тема закона, а термин «конституция» приобретает все большую частотность употребления. Университеты одной из главных проблем/задач ощущают свою автономию, устав «эпохи великих реформ» сменяется самым критикуемым уставом 1884 г. Наука государственного права обогащается не просто именами, но «глыбами» отечественного правоведения; ее преподавание становится теперь заметно разнообразнее, вновь вводятся специализации (отделения) на юридических факультетах. Традиционно отмечается и общий рост популярности юридического образования. «Питательной средой» научных разысканий и их апробации в аудиториях были сами буржуазные преобразования с их разнообразными следствиями. «Русский суд после александровской реформы стал великолепным институтом, и не только на бумаге», – писал в 1948 г. своему другу и многолетнему корреспонденту В. Набоков, внук министра юстиции Российской империи в период 1878-1885 гг. и сын одного из основателей «партии профессоров» ^{[8, с. 284]}. И хотя с приведенным в одной из последних работ утверждением о том, что «заметно меньше внимания исследователей привлекала взаимосвязь реформ второй половины XIX в. и преобразований в сфере в области образования» ^{[10, с. 25]}, можно согласиться лишь частично, очевидно, что для юридического образования и правоведения наступил особый период.

Приведем некоторые иллюстрации. Учению о законе посвятил первый том своего капитального труда А. Д. Градовский. Закон для него – общее правило, служащее основанием для разрешения конкретных случаев в судебной и административной практике. Он есть «норма правоотношений», устанавливающая права и обязанности. По содержанию закон – это правило, определяющее взаимные права и обязанности граждан и государственной власти, т.е. «мера свободы» и «граница власти», закон – юридическое основание всех прав гражданина и всех требований, обращенных к нему государственной властью. Исследуя признаки юридической силы закона, специфику законодательного процесса, правовед оперировал и более широкой категорией «законность», которая, как он полагал, являлась исторической традицией русского государства, где издавна нормой управления и суда являлся писаный закон ^{[5, с. 6-8, 11-12 и далее]}. Также в русле позитивистской доктрины рассуждал о законе Г. Ф. Шершеневич, определявший его как норму права, исходящую непосредственно от государственной власти в установленном порядке (норма – приказ). В качестве признаков закона мыслитель называл следующие: 1) закон есть общее правило, рассчитанное на неопределенное количество случаев; 2) норма права исходит непосредственно от государственной власти, составляет прямое выражение воли органов власти; 3) воля органов государственной власти, творящей норму права, должна выразиться в установленном порядке. Без внимания автора не остались, что понятно, важные составляющие учение о законе компоненты (классификации, систематизация, др.) ^{[32, т. 1, вып. 1, с. 237, т. 2, вып. 2-4, с. 15-28, 62]}. Блестящий представитель социальной юриспруденции Н. М. Коркунов, автор теории права как разграничения интересов, последовательно демонстрировал разницу между правом и законом, выступал против превращения юриспруденции в «служанку законодательства». В центре внимания ученого оказалась проблема соотношения закона и указа; прямым заблуждением он называл высказывание многих о том, что всякое высочайшее повеление есть закон. Отличие указа от закона заключается в отсутствии законодательной формы, а от других актов управления – в установлении не частного распоряжения, а общего правила ^{[18, с. 227]}. Коркунов называл законность в российской жизни «не ограничением, извне навязанным нашей власти, а собственным ее созданием» ^{[17, с. 209]}.

Университетские уставы второй половины XIX в. зафиксировали государственное право в стандартах подготовки юристов. Причем по уставу 1863 г. по кафедре государственного права должны были читаться курсы теории государственного права, государственного права важнейших иностранных государств, русского государственного права; в уставе 1884 г. столь подробной «росписи» сделано не было. В Московском университете курсы с государственно-правовой тематикой читали блистательные правоведы Б. Н. Чичерин, М. М. Ковалевский, А. С. Алексеев, в Санкт-Петербургском – А. Д. Градовский, Н. М. Коркунов, в Киевском – А. В. Романович-Славатинский, в Казанском – Н. К. Нелидов, в Демидовском юридическом лицее – А. Е. Назимов, В. Г. Щеглов. Отмечалось, что устав 1863 г. наметил путь, которым и «могла быть достигнута разработка государственного права». Этот путь заключался в усвоении результатов западноевропейской науки и в обработке материала, предоставляемого русским правом историко-сравнительным методом. Следуя этому направлению, И. Е. Андреевский и особенно А. Д. Градовский заложили прочный фундамент в изучении русского государственного права ^{[34, с. 400]}. Одной из первых серьезных и новаторских работ по государственному праву стал труд И. Е. Андреевского ^[1]. По мнению Н. М. Коркунова, именно ему принадлежит «заслуга первой попытки поставить изучение русского государственного права на действительно научную почву». Важно и то, что этот труд внес три новых методологических элемента в изучении государственно-правовой проблематики: теоретический, сравнительный, исторический. Другое дело, что разработаны эти элементы автором были с разной степенью основательности ^{[16, с. 12-15]}. Об особой роли устава 1863 г. для политического образования и государственных наук говорил в одной из своих речей и сам А. Д. Градовский, глубокий знаток как русского, так и европейского государственного права ^{[6, с. 30-35]}.

В конце столетия был учрежден «окраинный» Сибирский (Томский) университет, где с 1898 г. стал функционировать юридический факультет. Как и во всех университетах к этому времени остро встал вопрос о методической составляющей преподавания права, в частности о внедрении практических занятий. В Томске полагали, что практические занятия должны вводиться по ряду кафедр, в том числе на кафедре государственного права. Причем в помощь профессорам для ведения практических занятий должны быть ассистенты; предлагался и расчет издержек в связи с нововведениями ^{[4, л. 3-3об.]}. Таким образом, набрав обороты, юридическая наука осмысливала все новые проблемы, а образовательная практика усложнялась, отвечая на запросы времени.

Завершая небольшой очерк, заметим, что ряд важных вопросов, возникающих в связи с осмыслением взаимосвязи формирования учения о законе и традиций преподавания государственного права в университетах Российской империи, остались за его пределами. Однако показанные в единстве две большие историко-правовые проблемы, как думается, активизируют рефлексию по их поводу. Не меньший интерес представляет в этом отношении и опыт XX столетия, к которому обратимся впоследствии.