Transcendence as the ontological horizon of scientific discourse (Heidegger's philosophy of science)

Faritov Vyacheslav Tavisovich Doctor of Philosophy professor of the Department of Philosophy at Ulyanovsk State Technical University 432027, Russia, Ul'yanovskaya oblast', g. Ul'yanovsk, ul. Severnyi Venets, 32 vfar@mail.ru Other publications by this author

Одну из отличительных особенностей философии Хайдеггера можно обозначить как отсутствие периферии: у него нельзя найти тем, по отношению к которым его философия выполняла бы функцию концептуального горизонта. Хайдеггер не интерпретирует феномены науки, техники, языка или художественного творения, исходя из базовых установок своего философствования. Скорее эти феномены служат для него отправным пунктом для постановки и развёртывания главного вопроса своей философии – вопроса о смысле бытия как такового. В этом заключается основная особенность хайдеггеровского подхода к осмыслению науки.

1. Дотеоретическая установка как основа научного познания

Выявление экзистенциально-онтологической основы научного познания направлено на раскрытие «онтологической возможности возникновения наук из бытийного устройства» ^{[3, с. 438]} вот-бытия.

В соответствии с поставленной задачей в качестве основного тезиса на данном этапе разыскания берётся следующее утверждение: теоретической установке предшествует как более исходная и первичная некая дотеоретическая, дорефлексивная установка. Научное познание возможно только на основе данной изначальной установки и как её модификация. Равным образом и философское, онтологическое познание укоренено в этой дотеоретической, доонтологической установке. Таким образом, онтологическому анализу научного подхода к сущему должно предшествовать вскрытие дотеоретической предметной сферы.

Здесь, однако, сразу же возникает затруднение: как возможен онтологический анализ дотеоретического подхода к сущему и соответствующей ему допредметной сферы? Не должен ли исследуемый феномен при таком анализе неизбежно утратить свой дотеоретический характер? Но то, что невозможно для чисто теоретического подхода, нацеленного на опредмечивание сущего, становится возможным благодаря феноменологическому подходу. Феноменология, в том виде, как она представлена у Хайдеггера, направлена первично не на тематизацию сущего, но на тематизацию бытия, через которую сотематически становится доступно и исследуемое сущее. Выявлению подлежат не свойства сущего, но структура его бытия, вследствие чего сущее получает возможность раскрыться так, как оно «само-себя-кажет», сохраняя при этом свой дотематический характер. Дотематическое сущее через просветление своего бытия тематизируется именно как дотематическое, т.е. так, как оно встречает до какого бы то ни было теоретического подхода к нему. Таким образом, прояснён методический характер разыскания.

а) Сущее характера подручного средства и усматривающее озабоченное как первичный способ подхода к сущему

Вскрытие допредметной сферы и исходного, дотеоретического подхода к сущему, лежащего в основе теоретической установки, предполагает вопрос о том сущем, которое первично раскрывается в естественной, свободной от примеси каких-либо теорий установке. В качестве отправной точки исследования берётся сущее, несоразмеренное вот-бытию. Что это за сущее? Традиционно это сущее определяется как вещь, обладающая определёнными свойствами. Однако сущее, первично встречающее в повседневном обхождении, – не изолированная наличная вещь, не совокупность предметов, но подручное средство, бытие которого, соответственно, не наличность, а подручность. Это означает: несоразмеренное вот-бытию сущее определяется как то, что оно есть, из своей применимости в качестве подручного средства (молоток для забивания гвоздей). Здесь необходимо выделить два момента:

1.Подручное средство первично по отношению к наличной вещи. Не существует сначала голой наличной вещи, которая затем начинает применяться в качестве средства. Первоначально сущее раскрывается как подручное и лишь затем, через соответствующую модификацию установки, может раскрыться как наличная вещь.

2.Бытие подручным как способ первичной открываемости сущего относится не только к сущему, сделанному человеком. Сущее, которое не требует изготовления и встречается как бы само по себе, первично открывается также из горизонта подручности и как средство. Лес, например, изначально встречает не как незначимая совокупность деревьев, но как возможный материал, как топливо. Или же подобное сущее может раскрываться в своей неподручности: неприменимости, недоступности, угрожаемости – т.е. также из горизонта подручности, а не просто наличия.

Сущность бытия подручным заключается в том, что с подручным средством определённым образом имеется дело. Структурная схема имения дела – для-того-чтобы. При этом подручное средство никогда не существует отдельно, как изолированная вещь, но всегда во взаимосвязи с другими средствами, т.е. во взаимосвязи с другими для-того-чтобы, к которым оно отсылает. Связь этих отсылок образует целость имения дела. Целость имения дела упирается в нечто такое, с чем уже не может иметься дело – в то-ради-чего, бытие вот-бытия. Скреплённость то-ради-чего с целостью имения дела образует целое отсыланий значимости – мир. В этом мире выходит навстречу внутримирное сущее, первично встречающее как подручное средство.

Сущее характера подручного средства очерчивает искомую допредметную сферу. Сообразный способ подхода к этому сущему не теоретическое познание, так же и не чувственное восприятие, но: употребление, изготовление, отладка и прочие способы обхождения, которые терминологически определяются как усматривающее озабочение. Сущность усматривающего озабочения как структурного элемента заботы заключается в допущении имения дела. Допущение имения дела не является всего лишь практическим подходом к сущему в противоположность теоретическому. Это экзистенциально-онтологическое понятие, определяющее способ раскрытия сущего. Допущение имения дела означает: допущения раскрытия сущего так, как оно есть само по себе, т.е. – в его бытии.

То, что усматривающее озабочение как первичный, дотеоретический способ подхода к сущему не есть теоретическое познание, не означает, что оно вообще лишено познания. Ему присуще особое познание, заключающееся в специфическом бытийном отношении – понимании. Только на основе этого бытийного отношения может возникнуть теоретическое познание.

б) Понимание и толкование

Хайдеггер проводит чёткое разграничение между экзистенциальным пониманием, представляющим собой экзистенциал, и пониманием как разновидностью познавательной деятельности. Понимание как экзистенциал есть бытийный модус вот-бытия, наряду с расположением и речью конституирующий разомкнутость вот-бытия. Разомкнутость означает, что вот-бытие стоит в определённом отношении к бытию того сущего, которым оно является само, и к бытию сущего, несоразмеренного вот-бытию, а также к бытию вообще. Это бытийное отношение составляет основу феномена экзистенциального понимания. В отличие от теоретического, экзистенциальное понимание определяет любой подход к сущему: всякое обхождение с сущим есть понимание. При чём такое понимание не выражено в понятии, не концептуализировано: оно осуществляется без того, чтобы вот-бытие имело об этом отчётливое представление.

Структура понимания определяется как набросок: вот-бытие набрасывает себя на определённые возможности своего бытия как бытия-в-мире, а также набрасывает бытие внутримирного сущего. Таким образом, понимание есть набросок в направлении бытийных возможностей сущего. Набросок не является сознательным планированием или просчитыванием возможностей, но есть онтологическое условие того, что вот-бытие может вступать в отношение с сущим. Всякий подход к сущему требует предварительного наброска в направлении бытия этого сущего, т.е. понимания. Усматривающее озабочение есть предварительное понимание, набросок целости имения дела, в котором сущее выходит навстречу как подручное средство.

Понимание есть первичное условие всякого подхода к сущему. Но для того, чтобы сущее могло быть открыто сообразно наброшенным в понимании своим бытийным возможностям, набросок понимания должен быть определённым образом усвоен, истолкован. Толкование есть феномен, сущностным образом принадлежащий к пониманию и заключающийся в «разработке наброшенных в понимании возможностей» ^{[3, с. 175]}. Толкование есть усвоение, самоформирование понимания, т.е. своеобразное «понимание понимания». Так же, как и понимание, толкование не означает выражения в понятии. Его сущность не в тематизации наброшенных в понимании возможностей, но в приведении их к экзистенциальной отчётливости, которая по выражению Фридриха-Вильгельма фон Херманна, есть «отчетливость нетематически схватывающего истолковывающего понимания» ^{[10, с. 178]}.

Каким образом толкование равноисходно с пониманием обуславливают первичный, дотеоретический подход к внутримирному сущему? В понимании, набрасывающем бытие внутримирного сущего, размыкается целость имения дела, являющаяся условием возможности раскрытия сущего как подручного средства. В истолковании, усваивающем наброшенные в понимании возможности, сущее открывается усматривающим озабочением в соответствии с понимающим наброском в своём с-тем-чтобы, т.е. как подручное средство.

Усматривающее озабочение, таким образом, понимающе-толкующее. Это не значит, что оно осуществляется в предикативном высказывании. Экзистенциальное толкование – не предикация, но специфическое смотрение, «видящее» сущее из горизонта наброшенной в понимании значимости как подручное средство. Выражения «смотрение» и «видение» подразумевают здесь не чувственное восприятие при помощи глаз, но первичное раскрытие, самопоказывание сущего из горизонта понимающе-толкующего усматривающего озабочения. Неверно, что сначала есть наличное сущее, которое потом истолковывается как то или иное подручное средство. В понимающем толковании сущее впервые открывается через усматривающее озабочение.

Специфическая круговая структура толкования заключаеся в том, что «всякое толкование, призванное доставить понятность, должно уже иметь толкуемое понятым» ^{[3, с. 179]}. Иными словами: толкование имеет своей предпосылкой то, что оно должно истолковывая оформить. Этот круг не является признаком порочности познания, от которой нужно стремиться избавиться. Напротив, круг через понимание и толкование принадлежит сущностному устроению вот-бытия.

Понимание и толкование, как уже отмечалось, не тождественны постижению в понятии. Для этих феноменов, напортив, характерно нечто такое как «отсутствие тематического схватывания вещей для продумывания» ^{[7, с. 217]}. Усматривающее озабочение не фиксирует «взгляда» на отдельных вещах, но направлено на раскрытии сущего как подручного средства, а это значит: высвобождение в уже разомкнутую неприметную целость средств.

Лишь при определённой модификации принадлежащих пониманию и толковании структур данные феномены служат онтологической основой подхода, направленного на раскрытие сущего как изолированной наличной вещи. Такой поход, в свою очередь, является исходным пунктом формирования теоретической установки. Эта модификация толкования происходит в высказывании.

в) Высказывание как модус толкования и модификация усматривающего озабочения в неосмотрительное раскрытие наличного

Хайдеггер даёт следующее определение высказыванию: «высказывание есть сообщающее определяющее показывание» ^{[3, с. 183]}. Этим подчёркивается, что первичный смысл высказывания заключается в «показывании»: высказывание даёт увидеть сущее из него самого. Вторичный смысл высказывания содержится в определении (предикации) и сообщении (как совместном бытии к высказанному) показанного в высказывании сущего.

Специфика высказывания как модуса толкования заключается не только в том, что оно сообщающее-определяюще показывает открытое усматривающим озабочением. Открытое первичным подходом к сущему в высказывании определённым образом модифицируется: сущее характера подручного средства теперь становится наличной вещью, обладающей такими-то свойствами и через них определяемая. В качестве примера Хайдеггер приводит высказывание «молоток тяжёл: вещь, молоток имеет свойство тяжести» ^{[3, с. 404]}. В первичном подходе к сущему последнее никогда не дано в качестве отдельной вещи с определёнными свойствами. В усматривающем озабочении сущее высвобождается как подручное средство в целость средств и только из целого средств выходит навстречу. Только с модификацией присущих толкованию структур в высказывании становится возможен подход к сущему как к отдельной вещи. Одновременно становится возможным и нечто такое как специальное вглядывание, рассматривание предлежащей наличной вещи. Для усматривающего озабочения, напротив, характерна именно незаметность, неакцентированность находящихся в употреблении средств.

Так как высказывание есть производный модус толкования, то происходящему в нём высвобождению сущего характера наличной вещи должна предшествовать соответствующая модификация понимающе-толкующего усматривающего озабочения как первичного способа подхода к сущему. Модификации подвергается структура понимающего толкования: «Подручное с-чем имения дела, орудование, превращается в «о-чём» показывающего высказывания» ^{[3, с. 184]}. Наброшенная в понимании и оформленная в толковании целость имения дела, определяющая сущее как подручное средство, в показывающем высказывании «не принимается во внимание». Скреплённость отсылок для-того-чтобы с то-ради-чего, определяющая мир, в котором встречает подручное средство, – также выходит из «поля зрения». Таким образом, раскрытие сущего как наличной вещи имеет своим условием «заслонение подручного как подручного» ^{[3, с. 185]}, – нивелирование всех черт подручного средства. Такое нивелирование не означает полного устранения, уничтожения. Это было бы возможно, только если сущее изначально существовало как наличная вещь и затем обретало черты средства. Но подручность не свойство, а первичный способ бытия внутримирного сущего.Поэтому в высказывании черты подручности не исчезают, но скрываются, становятся потаёнными. Теперь сущее дано как наличная вещь. Сообразный способ подхода к такому сущему – не усматривающее озабочение, но чувственный опыт, восприятия. Онтологически такой подход определяется как модификация усматривающего озабочения в неосмотрительное раскрытие наличного. То, что чувственный опыт выходит на передний план только в такой модификации, не означает, что усматривающее озабочение полностью лишено чувственного опыта. И в обхождении с сущим как подручным средством чувственный опыт имеет место, но он не является определяющим для данного подхода к сущему. В усматривающем озабочении чувственный опыт представлен имплицитно и выходит на первый план только с переходом к неосмотрительному раскрытию наличного.

Теперь становится возможным подходить к сущему теоретически-познавательным способом. Модификация первичного подхода к сущему в отстранённое рассматривание лишь наличного есть, таким образом, фундаментальная основа для возникновения теоретической установки. Но само по себе высвобождение сущего как наличного ещё не есть научное познание, но лишь его предпосылка. Для возникновения науки необходимо, чтобы такой подход к сущему оформился в специальную задачу и стал определяющим способом бытия вот-бытия как бытия-в-мире. Возникновение теоретической установки есть событие в бытии вот-бытия и как таковое укоренено в способе, каким вот-бытие понимает своё бытие и бытие несоразмеренного вот-бытию сущего.

2. Онтологические основы научного познания

а) Экзистенциальн-онтологическое основание научного познания

Модификация усматривающего озабочения в неосмотрительное раскрытие наличного не есть лишь изменение позиции субъекта с практической на теоретическую, но подразумевает более фундаментальное явление – переключение бытийной понятливости. Бытие несоразмеренного вот-бытию сущего понимается не из горизонта подручности, а из горизонта наличности. Здесь заложены следующие моменты:

1.Сокрытие целости имения дела: сущее высвобождается не в целое средств, но как отдельная наличная вещь.

2.Обезграничивание. Вместе с нивелированием бытийных черт подручного средства сущее лишается и своего специфического места внутри целости средств. Сущее характера наличной вещи располагается в неопределённом безграничном пространстве. Специфическая местопринадлежность подручного средства, определяемая усматривающим озабочением,перестаёт приниматься в расчёт.

Для возникновения науки переключения бытийной понятности как таковой ещё не достаточно. К ней должны быть присовокуплены как минимум ещё два элемента: предначертание предметных областей и размётка соразмерной сущему концептуальности. В единстве с переключением бытийной понятливости они образуют специфический научный набросок сущего – тематизацию. В отличие от усматривающего озабочения тематизация не впервые раскрывает сущее, но высвобождает уже раскрытое сущее таким образом, что оно способно стать предметом. Посредством тематизации сущее опредмечивается. Это означает: бытие сущего посредством тематизации набрасывается таким образом, что сущее характера наличной вещи устанавливается в качестве предмета, доступного специальному научному исследованию. Научное познание, таким образом, имеет характер наброска, оно укоренено не в рациональной способности познающего субъекта, а в сущностном устроении вот-бытия, в заботе. Речь здесь идёт об определённом наброске бытия всегда уже как-то раскрытого сущего. При этом необходимо удерживать в поле зрения, что первично встречное сущее – подручное средство, не является предметом. Однако в онтическом плане это онтологически первичное оказывается самым неприметным. Ближайшим образом расхожая понятливость считает первично встречным сущим наличную вещь, т.е. сущее изначально рассматривается как совокупность предметов, подлежащих научному исследованию. Такой подход не результат ошибки или незнания, но следствие особой тенденции в понимании бытия сущего. Нижеследующий анализ призван выявить основу и структуру этого специфического бытийного понимания.

Ставится вопрос, как сущее характера наличной вещи становится предметом, как происходит опредмечивание сущего – тематизация.

Понятие сущее характера наличной вещи охватывает совокупность сущего, сущее в целом, понятое из горизонта наличности. Но сущее в целом не может стать предметом науки, – это прерогатива метафизики. Опредмечивание сущего требует предварительного наброска предметных областей: прежде чем сущее станет предметом, должна быть раскрыта соответствующая предметная сфера. В области природы «научная постановка вопроса … выкраивает определенные отделы: природа как физически-материальная и безжизненная и природа как живая природа. Отдел живого она членит на самостоятельные поля: мир растений, мир животных. Другая область сущего – сущее как история, чьи отделы – история искусств, история государства, история науки, история религии. Еще одна область сущего – чистое пространство геометрии, которое выкроено из пространства окружающего мира, открытого до всякой теории» ^{[7, с. 16]}.

Раскрытие предметных областей заключается в наброске определённой схемы явлений, определяющей направление опредмечивания сущего. Опредмечиваемое сущее обрабатывается до тех пор, пока оно не предстанет в форме причинно-следственных взаимосвязей, заранее заданных предраскрытой предметной областью через набросок соответствующей схемы. Хайдеггер приводит в качестве примера физику. Предметная область данной науки – неживая природа. Чтобы сущее могло быть раскрыто сообразно предметной области, необходим предварительный набросок схемы опредмечивания. Хайдеггер определяет его как математический набросок природы: «Этот набросок заранее открывает нечто постоянно наличное (материю) и развёртывает горизонт для ведущей ориентации на его количественно определимые конститутивные моменты (движение, сила, место и время)» ^{[3, с. 405-406]}. «Внутри этой общей схемы природы должен найти себе место всякий природный процесс. Природный процесс попадает в поле зрения как таковой только в горизонте общей схемы. Этот проект природы получает своё обеспечение за счёт того, что физическое исследование заранее привязано к нему на каждом из своих исследовательских шагов» ^{[4, с. 43]}.

Предварительный набросок предметной схемы не накладывается на голую совокупность сущего, но оформляет уже раскрытое сущее таким образом, чтобы оно могло быть раскрыто как предмет, соответствующий определённой предданой схеме. Научное познание, таким образом, предполагает не индифферентное рассмотрение сущего, но его преобразование и оформление. Наука определяет способ, каким сущее выходит навстречу, становится доступно.

Для осуществления опредмечивания сущего наука нуждается в методе. Метод есть способ, каким сущее фиксируется в его предметной противопоставленности в соответствии с заданной схемой предметной сферы. Основой всякого научного метода является исчисление. Исчисление берётся здесь не в узком смысле, как математический расчёт, числовая операция, но в более широком: как принятие чего-либо в расчёт, «взятие на прицел». Научное исчисление нацелено на формулировку и подтверждение правил и законов. Хайдеггер определяет правило как «устойчивость фактов и постоянство их изменений», а закон – как «постоянство изменения, взятое в необходимости его протекания» ^{[4, с. 44]}. Благодаря выдвижению правил и законов сущее становится исчислимым, т.е. становится доступным в виде определённых последствий тех или иных причин, а это значит – понимаемым из горизонта опредмечивания.

Для наук о природе определяющим методом является эксперимент. Хайдеггер определяет эксперимент как полагание в основу определённого закона и способ подтверждения (или опровержения) этого закона в рамках определённой предметной сферы. Сущность эксперимента – не в точном наблюдении явлений и их свойств, но в устанавливающе-фиксирующей процедруе, опредмечивающей сущее через подтверждение положенного в основу закона.

В гуманитарных науках эксперименту соответствует метод, определяемый Хайдеггером как критика источников. Как и эксперимент, этот метод нацелен не на выявление фактов, а на опредмечивание сущего в рамках заданной схемы: «поскольку история как исследование проектирует и опредмечивает прошлое в виде объяснимой и обозримой системы фактов, постольку в качестве инструмента опредмечивания она требует критики источников» ^{[4, с. 45]}.

К сущности науки как обязательный компонент принадлежит специализация: внутри каждой частной науки вычленяются отдельные отрасли исследования. Такое разграничение не приводит к изолированности отдельных областей, но, наоборот, обеспечивает условия для взаимодействия наук. Специализация связана с третьим определяющим элементом науки – производством. Научное исследование значимо и целесообразно не тогда, когда оно замыкается в самом себе, но когда ориентируется на открываемые ею возможности для научного производства. Научное производство нацелено обеспечение единого и взаимосвязанного продвижения в направлении тотального опредмечивания через утверждение господства метода над сущим.

Опредмечивание сущего, соответствующая методическая база и научное производство вместе составляют основу тематизации как специфического научного наброска сущего. Тематизация есть то основание, которое полностью определяет облик современной (начиная с Нового времени) науки, сущность которой заключается в фиксировании сущего по принципу предметного противостоянии. Ни античное, ни средневековое мышление не знало такого подхода к сущему. Выход опредмечивающего раскрытия сущего на передний план обусловлен определёнными метафизическими преобразованиями и уходит корнями в историю метафизики. Дальнейшее прояснение онтологии науки требует, таким образом, постановки вопроса о метафизическом основании научного познания.

б) Метафизические основания научного познания

Если темой фундаментальной онтологии является бытие как таковое, то в метафизики вопрошание направлено на сущее в целом, сущее в его категориальной определённости. Истолкование бытия сущего в целом определяет метафизическую установку, которая лежит в основе любого подхода к сущему в опредедлённую эпоху. Соответственно, выявление метафизического основания науки предполагает ответ на вопрос: какая основополагающая метафизическая установка лежит в основе того факта, что сущее фиксируется по принципу предметного противостояния?

Прежде всего, опредмечивание сущего предполагает радикальные изменения представления о том, что вообще может считаться сущим. В качестве сущего теперь определяется только то, что поддаётся исчисляющему опредмечиванию. Всё, что не способно стать предметом, становится для такой установки не-сущим, несуществующим. Подлинно сущее только то, что способно предстать как предмет. Это значит: бытие сущего определяется как предметная представленность, как предметность представления. Субъектом, обеспечивающим эту представленность, представителем представленного в представлении становится человек. Определение бытия сущего как представленной предметности предполагает определение сущности человека как представляющего субъекта.

В истории метафизики такое положение было не всегда. В греческой метафизике бытие сущего изначально определялось не как представленность представленного, но как самораскрывающееся, самопроизводящееся в присутствие, присутствующее в непотаённом. Равным образом человек в греческой метафизики определяется не как субъект, удостоверяющий представленное в его представленности, но как пребывающий в кругу непотаённости выходящего к присутствию сущего. Человек не определяет сам присутствие сущего. Скорее он оказывается захвачен присутствием присутствующего и через эту захваченность открывается сам как присутствующий при сущем: «Сущее становится сущим не оттого, что человек его наблюдает в смысле представления рода субъективной апперцепции. Скорее сущее глядит на человека, раскрывая себя и собирая его для пребывания в себе» ^{[4, с. 50]}. Пребывая в кругу непотаённости сущего, человек хранит открытость сущего, принадлежит кругу непотаённого. Сущность человека в сопричастности непотаённости всего сущего и разомкнутости бытия.

Такое понимание бытия сущего и сущности человека было определяющим для досократиков. Позднее, опираясь на эту традицию, Платон определяет бытие сущего как идею (ιδέα), что в интерпретации Хайдеггера означает «видность, присутствование как выглядение» ^{[5, с. 162]}. Аристотель истолковывает основной способ подхода к сущему в целом как θεωρία, что для Хайдеггера означает «чистое видение». Истолкование бытия сущего Платоном и Аристотелем создают предпосылку для возникновения в Новое время метафизики субъективного. Бытие как ιδέα есть уже не только чистое присутствие, но и условие, делающее возможным сущее как сущее. Одновременно в истолковании подхода к сущему как чистого видения начинает косвенно прослеживаться связь со зрением, соответственно, с чувственным восприятием.

Впоследствии в Новое время, когда происходит освобождение от бывшей определяющей в Средние века истины христианского откровения, человек становится субъектом. Первоначально под субъектом подразумевалось нечто, лежащее в основании, и как таковое ещё не обнаруживающее привязки к Я. Но теперь лежащим в основании всего сущего становится человеческое Я. Отныне человек как исключительный субъект становится «точкой отсчёта для сущего как такового» ^{[4, с. 48]}.

Этот переворот происходит в метафизике Декарта. Сущность человека как субъекта определяется через cogitatio. Термин cogitatio, традиционно переводимый как мышление, имел у Декарта более широкое значение: cogitatio означает волю, воображение, чувства, – всё, что происходит в сознании и осознаётся субъектом. Хайдеггер определяет cogitatio общим термином представление. Соответственно, бытие сущего – представленность представленного в представлении. Исходя из этих позиций, декартово cogito ergo sum интерпретируется Хайдеггером следующим образом: «Субъект, эта основополагающая достоверность, есть всякий раз обеспечиваемая сопредставленность представляющего человека рядом с представленным, т.е. опредмеченным человеческим и внечеловеческим сущим» ^{[4, с. 60]}. То, что бытие сущего определяется через представление субъекта, не означает, что сущее само по себе нереально и существует только в сознании представляющего. Речь здесь идёт не об эмпирической реальности, но о бытии сущего, которое определяется как представленность представляющего субъекта. Это значит: вместе с достоверностью субъекта как представителя представления обеспечивается и достоверность сферы представленности, в которой выходит навстречу опредмечиваемое сущее. Сфера представленности – это сознание, в котором происходит сведение представленного в совокупность опредмеченного. Высвобождаемое таким образом сущее расположено не «внутри» субъекта, но открывается именно как существующее само по себе, сообразно направленности представляющее-опредмечивающего подхода к сущему.

Благодаря определению бытия сущего как предсавленности представленного человек впервые получает власть над сущим, через возможность определять, что может и должно считаться сущим (сущее = поддающееся опредмечиванию). Эта возможность решать о сущем – не личный произвол, но результат особой модификации бытийного понимания, событие в бытии вот-бытия, определяемое как вступление «на путь ничем не ограничиваемого представляющего раскрытия сущего» ^{[5, с. 133]}. Только с такой метафизической установкой становится возможна наука как тотальное опредмечивание всего сущего и приведение его к исчислимости: «Бытие есть удостоверяемая рассчитывающим представлением представленность, посредством которой человеку повсюду обеспечивается поступательное движение среди сущего,… причём так, что он сам от себя способен быть хозяином своего собственного обеспечения и обеспеченности» ^{[5, с. 132]}.

Определению бытия сущего как представленности представленного соответствует и новое истолкование истины. Истина определяется как достоверность удостоверенного в представлении. Истинно только то, что удостоверено представляющим представлением, т.е. опредмечено. В чём субъект не может быть уверен в качестве своего представления (т.е., что не может быть подвергнуто опредмечивающему исчислению), то, соответственно, не может быть истинным. Вместе с таким истолкованием истины первостепенное значение начинает приобретать метод как способ обеспечения несомненной достоверности путём представляюще-вычисляющего раскрытия сущего. «Метод» теперь есть название обеспечивающего покоряющего подхода к сущему как к противостоящему, чтобы удостоверить его как объект для субъекта» ^{[5, с. 132]}.

Такое определение истины не является для Хайдеггера исходным. Поэтому дальнейшие рассмотрение хайдеггеровской интерпретации науки требует прояснения исходного феномена истины и степени обусловленности научного познания данным феноменом.

3.Проблема истины. «Недоступное необходимое» в науке

Традиционная концепция истины, принятая в науке, определяет сущность истины как согласование. Это согласование может быть двоякого рода. Во-первых, согласование вещи с понятием. Вещь является истинной если соответствует понятию о данной вещи как её сущности. Во-вторых, под истиной подразумевают согласование высказывания (суждения) с предметом. Высказывание истинно, если его содержание согласуется с предметом, о котором оно высказывается. И в том и в другом определении под истиной подразумевают согласованность вещи и познания (adequatio rei et intellectus). Первичное место истины определяется как суждение.

При анализе традиционной концепции истины возникает вопрос: каким образом возможно согласование познания и вещи? В высказывании высказывающий соотнесён не с психическими представлениями и не с образом вещи, но всегда с самой вещью. Высказывание ориентировано на само сущее. Чтобы высказывание могло быть подобным образом соотнесено с сущим, чтобы была возможность согласования вещи и познания, само сущее должно не просто существовать, но заранее быть открыто. Согласование познания и вещи в высказывании требует предварительной открытости сущего. Сущее должно быть открыто, выведено из потаённости, чтобы быть доступным в своём бытии. В этом раскрытии, приведении к непотаённости и заключается исходный феномен истины. Через истину как раскрытость сущее становится доступно в его бытии, раскрывается так, как оно есть само по себе. Но раскрытость была ранее определена как способ бытия вот-бытия при внутримирно встречном сущем – усматривающее озабочение. Озабочение, в свою очередь есть структурный элемент заботы, которая как единство наброска, брошености и озабочения конституирует разомкнутость вот-бытия. Разомкнутость вот-бытия есть одновременно разомкнутость мира, которая обуславливает возможность открытости сущего. Открытость, таким образом, возможна только через разомкнутость. Отсюда следует, что более исходный феномен истины коренится в разомкнутости вот-бытия, а не в открытости внутримирного сущего. Так взятая истина есть способ бытия вот-бытия как бытия разомкнутым и раскрывающим, т.е. истина есть экзистенциал.

Но с определением истины как экзистенциала данный феномен ещё не достигает полноты возможного прояснения. Экзистенциальная аналитика для Хайдеггера – не самоцель, а способ подступа к проблеме бытия как такового и его смысла. В соответствии с этим и феномен истины должен интерпретироваться далее в направлении бытия вообще. Иными словами, вопрос должен быть поставлен уже не о взаимосвязи истины и бытия вот-бытия, но о взаимосвязи истины и бытия вообще.

Истина была интерпретирована как открытость сущего и разомкнутость вот-бытия. Но разомкнутость и открытость определяются и устанавливаются не самим вот-бытием, хотя и осуществляются только через него. Вот-бытие по своему способу бытия помещено, вдвинуто в разомкнутость бытия, – в истину. Исходнейший феномен истины есть открытое место, просвет бытия. Истина как поле разомкнутости бытия трансцендентна, т.к. является предварительным условием раскрытости любого сущего. Но это не значит, что истина существует где-то за пределами сущего, в некой потусторонней области. Истина как открытое место бытия только тогда возможна, когда внутри разверстости устраивается какое-либо сущее, через которое разомкнутость приходит к стоянию.

Научное познание не принадлежит к тем способам, каким свершается изначальная истина как разомкнутое поле бытия. Сущность науки коренится в разработке уже свершившийся истины как через её обоснование. Тот факт, что наука основывается лишь на производной истине, не является ни недостатком, ни свидетельством её несостоятельности. Такое положение обусловлено сущностью самой науки: научное познание ориентировано на исчислимое в опредмечивании сущее. Исходный феномен истины как просвет бытия поэтому не может входить в круг специальных задач научного познания. Но поскольку традиционная концепция истины укоренена в исходной истине, последняя не изъята из науки полностью, но лишь сокрыта.

Встаёт вопрос, каким образом разомкнутость бытия как сущность исходного феномена истины оказывается в науке сокрытой и какую позицию по отношению к этому сокрытому занимает сама наука?

Наука конституируется опредмечиванием сущего – раскрытие сущего по принципу предметной противопоставленности через набросок очерчивающей предметную область схемы. Но, как было показано, сущее изначально не существует способом предметной противопоставленности. Научный набросок сущего, тематизация, – только один из способов раскрытия сущего. Тематизация неизбежно оставляет невыявленными те бытийные черты сущего, которые не поддаются опредмечиванию. Прежде всего, это специфические черты подручного средства, которые в научном наброске сущего нивелируются. Но и усматривающее озабочение, посредством которого сущее раскрывается как подручное средство, – так же лишь один из способов раскрытия сущего. Невыявленной в отдельных подходах к сущему остаётся полнота бытийных потенций. Сущее всегда становится доступным только в отдельных модусах своего бытия: бытия подручным, бытия наличным. То, что обуславливает многообразие и полноту бытийных потенций сущего – бытие как таковое, в отдельных способах раскрытия сущего не проявляется. Научный набросок сущего ориентирован, прежде всего, на самого себя: то, что не раскрывается из горизонта предметной противопоставленности, не входит в его поле зрения. Но поскольку это не поддающееся опредмечиванию есть одновременно условие возможности любого подхода к сущему, в том числе и научного, постольку это неопредмечиваемое в качестве сокрытого присутствует в науке.

Хайдеггер обозначает это явление как недоступное необходимое. Недоступное – т.к. наука никогда не сможет овладеть всей полнотой бытийных потенций сущего, являясь только одним из способов раскрытия сущего. Необходимое – т.к. наука никогда не сможет обойтись без не поддающегося опредмечиванию, оставаясь зависимой от него как от своего истока.

Определяющей чертой науки является, согласно Хайдеггеру, «постоянная обойдённость недоступного необходимого» ^{[6, с. 251]}. Обойдённость проявляется в том, что наука не в состоянии выйти за пределы своей предметной сферы и признать присутствие в её основании чего-то такого, что для неё постоянно остаётся недоступным, но без чего она всё же не может обойтись. Это положение не может быть преодолено в рамках самой науки и её средствами. Выход из ситуации обойдённости недоступного необходимого возможен только через обращение на путь осмысления, т.е. вопрошания о бытии. Осмысление не подразумевает установку на постижение того, что неизбежно остаётся сокрытым в науке, но: существование ввиду сокровенности и исходя из сокровенности.

Выводы

В результате анализа хайдеггеровской интерпретации науки было выявлено:

1. Первичным подходом к сущему является не чувственный опыт или теоретическое познание, высвобождающие сущее как наличную вещь, но усматривающее озабочение, в котором сущее встречно как подручное средство.

Подход, в котором сущее раскрывается как наличная вещь, служит основой для возникновения теоретической установки. Этот подход является результатом модификации усматривающего озабочения в неосмотрительное раскрытие наличного.

2. Научное познание конституируется тематизацией – специфическим наброском сущего, заключающимся в наброске очерчивающей предметную область предметной схемы. Посредством тематизации сущее опредмечивается, т.е. становится доступно как предмет.

Экзистенциально-онтологическая основа научного познания состоит в конституировании бытия сущего как предметности. Конституирование (набросок бытийных возможностей), однако, не специфическая особенность науки, но сущностная характеристика вот-бытия как заботы и бытия-в-мире, т.е. как трансценденции. Отсюда следует, что наука есть один из модусов бытия вот-бытия, один из способов бытия-в-мире. Научное познание, таким образом, не есть беспристрастное исследование объективной действительности, но способ, каким сущее становится доступно в бытии человека.

3. Опредмечивающий подход к сущему имеет своим основанием метафизическую установку Нового времени, согласно которой человек определяется как субъект, лежащий в основании всего сущего. Бытие сущего определяется как представленность представляющего субъекта.

Такая установка впервые делает возможным ничем не ограничиваемое покорение сущего посредством исчисляющего опредмечивания. Наиболее радикальное воплощение эта тенденция получает в феномене современной техники.

4. Исходный феномен истины как разомкнутости бытия в науке присутствует в модусе сокрытости. Поскольку разомкнутость бытия является условием возможности любого подхода к сущему, постольку научное познание остаётся укоренённым в этой разомкнутости как в своём истоке.

Прояснение этого истока – задача не научного познания, а осмысления, т.е. обращения к бытию как таковому.

5. По методу хайдеггеровская интерпретация науки является трансцендентально-феноменологической, так как интерпретируемый феномен преступается (трансцендируется) в направлении бытия данного феномена.

По содержанию интерпретация науки является экзистенциально-онтологической, поскольку наука рассматривается как способ экзистенции, как модус бытия-в-мире, через который сущее раскрывается в бытии вот-бытия.