Forms of Civil Control in Legal Process of Ancient Russia

Shchuplenkov Nikolai Olegovich senior lecturer, Department of History, Law and Social Disciplines of the Stavropol State Pedagogical Institute 357600, Russia, Essentuki, ul. Dolina Roz, 7. veras-nik@yandex.ru Other publications by this author

Реформы, происходящие в современной России, затрагивают многие аспекты жизнедеятельности россиян, не осталась в стороне и судебная система. Новшества коснулись таких стадий гражданского судопроизводства, как апелляционная, кассационная, надзорное производство, пересмотр судебных постановлений по вновь открывшимся или новым обстоятельствам ^{[33, 40]}. Вводятся такие инновационные технологии, как ведение судебного заседания при помощи видеоконференции и многое другое. Все эти изменения направлены на достижение одной цели – разгрузить и облегчить деятельность судов. Вениамин Яковлев, советник Президента Российской Федерации, привел цифры: за год российская судебная система рассматривает порядка 25 миллионов дел, из них примерно 1 миллион уголовных, 14 миллионов гражданских и 10 миллионов административных ^[9]. В связи с указанным принятие Федерального закона Российской Федерации от 27 июля 2010 г. № 193-ФЗ «Об альтернативной процедуре урегулирования споров с участием посредника (процедуре медиации)» (далее закон о медиации. – Н.Щ.) является не данью моде, а объективной необходимостью ^[32].

Согласно ст. 2 указанного закона, медиация – это способ урегулирования споров при содействии медиатора на основе добровольного согласия сторон в целях достижения ими взаимоприемлемого решения.

Медиация – это переговоры двух и более конфликтующих сторон с участием третьей, нейтральной стороны, которая заинтересована в том, чтобы эти стороны разрешили свой конфликт, пришли к обоюдному соглашению без ущемления одной из сторон. Известно, что впервые термин был употреблен в США, где в настоящее время широко развит институт посредничества и медиации ^{[8, c. 56]}.

А существовал ли институт медиации на Руси? В работе предпринимается попытка рассмотреть становление института медиации на Руси и проанализировать специфические ее особенности.

В XII в. ранне-феодальное государство Киевская Русь находилось в состоянии раздробленности, продолжавшееся до конца XV века. В этот период на территории Северо-Западной Руси в качестве политического и экономического центра выделяется Новгородская Республика. Собрание новгородских свободных граждан составляло Вече – высший орган власти. Вече призывало князя, который осуществлял высшую судебную власть в пределах города. Также существовали Суд Новгородского архиепископа, посадский суд, суд наместников новгородского князя. В каждом из этих видов судов существовали административно – судебные представители, которые оказывали помощь в судопроизводстве, занимались исполнением вынесенных решений ^[36].

Первые упоминания о судебных исполнителях датируются берестяными грамотами XII в. ^[25]. «В документах на бересте, которые датируются XII-XV вв. названы «ябедник», «детский», «бирич», «дворяно», «приставе», «праведьщик», «сотский» ^[7].

Такие названия судебных исполнителей показывают на осуществление ими различных функций. «Детские» осуществляли сбор налогов, «Биричи» занимались рассылкой судебных повесток – «бириц», взиманием денежных штрафов.

Появление специальных лиц такого рода обусловлено такими внутренними факторами: быстрым экономическим ростом, бурной хозяйственной и торговой деятельностью, что обусловило изменение и усложнение социальных отношений в обществе, вследствие чего порождались различные споры, разрешение которых требовало участия соответствующих органов. Д. Пихно отмечал по этому поводу, что «разрастание общин в значительные торговые города, лишало граждан возможности близко знать друг друга и непосредственно принимать участие в восстановлении нарушенного права» ^[26]. Среди внешних факторов появления судебных исполнителей можно назвать активную международную торговлю, участники которой в вопросах урегулирования отношений предпочитали иметь дело не с частными лицами, а с публичными органами власти ^[42].

В статье 25 Новгородской Судной Грамоты (далее – НСГ) регламентирован круг лиц, которые могли выполнять полномочия судебного пристава. Это должны были быть люди с хорошей репутацией, пользовавшиеся авторитетом у граждан. Быть в приставах «людем добрым», требуя «судити им в правду» ^[25]. Для выполнения функций судебного исполнителя приносилась присяга с крестоцелованием. Обязательными участниками процесса были два «пристава», представлявшие интересы тяжущихся сторон. В данной статье также указано, что интересы каждой из тяжущихся сторон в судебном процессе представлял судебный пристав. Таким образом, для судебного разбирательства было необходимо два судебных пристава. В ст. 29 говорится, что для истца предусматривается «… взять от Великого Новгорода приставов (для контроля) над судьею, который в присутствии этих приставов должен закончить процесс» ^[25]. В этом качестве приставы контролировали сроки судебного разбирательства.

Также деятельность судебных исполнителей регламентировалась в статьях 16, 26, 34. В частности, статьей 16 регулировался статус женщины в судебном разбирательстве, судебный пристав гарантировал юридическую значимость приносимой женщиной присяги. Статья 26 обозначала участие пристава при разбирательстве дел в судах высшей инстанции.

По содержанию НСГ достаточно проблематично судить о том, являлся ли судебный пристав должностным лицом или выбирался для разрешения конкретного дела. На этот счет существуют различные точки зрения. К примеру, такие исследователи как Г. Вербловский и А. Куницын высказывали точку зрения, что судебные приставы являлись новгородскими посредниками, которые были приставлены к тяжбе, чтобы примирить стороны ^{[11; 19]}. А.А. Зимин высказал мнение, согласно которому приставы были представителями администрации Новгорода, для рассмотрения различных споров ^[25].

При сравнении статей НСГ можно также сделать предположение, что приставов могло назначать вече «взять приставы у Великого Новгорода» из числа «людей добры» ^[25]. Следует подчеркнуть существование ответственности за невыполнение законных требований судебных приставов. В частности статья 34 НСГ гласила, что за уклонение ответчика от судебного разбирательства следует: «… взять на него приставы с веча, да имать его в городе и в селе с тыми приставы; а почнет хорониться от приставов, ино его казнить всим Великим Новым городом» ^[25]. Также строгое наказание следовало за негостеприимную встречу пристава, за препятствие действиям судебных исполнителей и др.

В случае неповиновения ответчика и неявке его в суд, он задерживался судебными приставами и принудительно доставлялся в суд или мог находиться в содержании под стражей, пока не начнется судебное разбирательство.

На этом основании можно сделать вывод, что судебные приставы в Новгородской республике набирались из числа людей, пользующихся уважением и доверием в обществе. Таким образом, судебные приставы осуществляли контроль за судебным процессом, выражая интересы всего общества и участников процесса, и являлись гарантом соблюдения законности судебного процесса ^[34].

По «Русской Правде» (далее – РП) можно судить, что деятельность судебных приставов того времени считалась очень значимой, так как на Руси за совершение преступления предусматривалось два основных наказания: денежный штраф или смертная казнь. Причем, 90% санкций содержали указание на штрафы ^[22].

Судебные должности до «Псковской Судной Грамоты» (далее – ПСГ) во времена РП слабо дифференцировались по функциям в судебном процессе и при исполнении судебных решений ^[23]. К нашей проблеме имеют отношение следующие персонажи из эпохи до ПСГ:

Вирник – сборщик денежных штрафов в пользу князя за убийство свободного человека.

Вирник определен как лицо, взыскивающее виру. Вирник мог оставаться в городе или волости, куда он прибывал для сбора вир, не более одной недели, чтобы пребывание его не было слишком обременительно для жителей, которые обязаны были его содержать ^[43].

Метельник – «метальщик» (от «метать» – обозначать на дереве или пергаменте) судебный служитель. Это состоявший при вирнике писец. Метельники ставили метки на бирках, обозначающие количество переданного товара, или сумму денег.

Детский – младший дружинник князя, исполняющий обязанности судебного служителя.

Емец – тот, кто поймал вора или изъял украденное. Отрок или мечник, состоящий при посаднике для имания, т.е. для поимки и доставления в суд обвиняемых ^[43].

Мечник – дружинник князя, судебный служитель. Главная обязанность М. была судебная; он должен был присутствовать, вместе с детским, при испытании железом и получал за это 5 кун. Ему поручались князем и другие дела ^[43].

Отрок – младший дружинник князя, помощник при должностных лицах.

Подъездной княж – приближенный князя, сборщик различных поступлений в пользу князя.

Ябетник – должностное лицо в суде. В Древней Руси представитель княжеской администрации, следивший за сбором налогов и вершивший княжеский суд. Стряпчий, ходатай по делам ^[5].

Н. Калачов определял такие виды судебных исполнителей:

1. вирник, обязанный провести расследование и собирать виру;

2. 12 мужей, решающих вопрос о долге в тех случаях, когда ответчик «запирается» -отрицает получение чего-либо в долг;

3. метельник (мечник), который решал спор о тяжбах путем испытания раскаленным железом, он же делил наследство между братьями в случаях спора между ними;

4. отрок – помощник вирника, исполняющий его поручения.

В одном из списков Русской правды упомянутые лица называются обобщенно «судьями», как лица, облеченные судебной властью.

Считается, что устройство судов, которое было определено в Русской правде, сохранялось до XVI в. ^{[18; 44]}.

Во второй половине XIV в. из территорий Новгорода выделилась Псковская феодальная республика. Памятником права Пскова, дошедшим до наших дней, является Псковская Судная Грамота. В тексте грамоты указано, что «для вызова в суд были особые служители суда, называвшиеся во Пскове позовниками, приставами, дворянами и подвойскими; эти служители суда, или позовники и приставы, были двух разрядов, одни княжие, а другие от Пскова; первые именовались дворянами и были представителями княжеской администрации, а вторые подвойскими, состояли при судах и избирались горожанами».

Данные разряды приставов осуществляли свои полномочия на постоянной основе. ПСГ более подробно, по сравнению с более ранними временами, определяет правовое положение судебных приставов. В частности, основные моменты, касающиеся судебных исполнителей, регламентированы статьями 49, 57, 64, 65, 76, 81, 93 и др. В статье 49 указано, что при отказе выехать по исковому требованию, они могли направить гражданина на свой выбор для выполнения своих полномочий. Об этом также свидетельствует статья 64, в которой определяется размер путевых расходов, что кроме городских и княжеских приставов существовали «псковитяне» – горожане, которые добровольно согласились выполнять функции судебных исполнителей за определенную плату. Данная статья указывает на то, что полномочия судебных приставов могли возлагаться не только на официальных представителей.

Статья 57 содержала требования к лицам, которые могли осуществлять полномочия судебных приставов. Это должны были быть люди с хорошей репутацией и пользовавшиеся уважением в обществе: «...отпустить люди добрые неизменны…» ^[4].

Количественный состав судебных исполнителей определен статьей 81, в которой говорится, что приставы от князя и от города ездят «на приставное и на ссылку» вдвоем, на равных началах («по половинам») ^[28]. Это могло быть обусловлено слиянием администраций князя и вече, а также для обеспечения безопасности и более реального осуществления своих полномочий. Об этом свидетельствуют статьи 57 и 98, в которых указывается на возможность сопротивления при обыске и задержании должника. Функции судебных исполнителей по ПСГ включали в себя вызов в суд участников процесса, исполнение судебных решений, присутствие при размежевании спорных земель, обыски и изъятия, наблюдение за продажей имущества и др.

Обыски и изъятия проводились в обязательном порядке при присутствии понятых, в количестве 2 – человек. Вещи, которые подлежали изъятию отправлялись для хранения в суд.

Для обеспечения порядка в суде в ПСГ упоминаются такие должностные лица как «подверники». Подверники состояли при суде в количестве двух человек: представитель княжеской администрации и представитель от города. Согласно ст. 59 судебные исполнители приносили присягу: «… а целовать им на том крест, што правого не погубити, а виноватого не оправить…». Они не должны были допускать в зал суда посторонних, кроме тяжущихся и сопутствующих им лиц, которые не могли угрожать порядку – женщины, монахи, малолетние и тд.

В ПСГ была предусмотрена ответственность за неповиновение подверникам и нанесение им побоев. Статья 58 предусматривала уплату штрафа подверникам в качестве компенсации.

Действия приставов были обеспечены поддержкой общества. За оказание сопротивления приставам ответчик признавался виновным. К примеру, человек, который подозревался в воровстве и не пустил приставов для обыска, признавался виновным в воровстве и нес ответственность по данному преступлению, о чем свидетельствует статья 57 ПСГ. Потерпевший мог проиграть дело, если приставы не обнаружили у подозреваемого улик или пытались сами распространить ложные данные по делу.

Оплата их работы, или комиссионные от сбора, также оговорена в грамоте, как и в «Русской Правде». Помимо этого, оговорена плата за «прогон», то есть за поездку пристава для вызова ответчика в суд, предусмотрено ее увеличение в случае проведения обыска, изъятия, в современном понимании, вещественных доказательств преступления.

В Псковской Судной Грамоте впервые упоминается об оплате труда судебных исполнителей. Оплата труда происходила в форме «приставных» – пошлин в пользу приставов.

Размер приставного варьировался в зависимости от дела, которое было поручено приставу. В основном выделяется два вида приставного: это пошлины за организацию судебного процесса, за розыск и поимку обвиняемого, а также пошлины за прогоны при вызове в суд ответчика и свидетелей – за каждые 10 верст по одной деньге (ст. 49, 64). За организацию судебного поединка приставы получали по шесть денег с побежденного, если тяжущиеся помирились, то по три деньги. В большинстве случаев приставное оплачивал тот, кто проиграл поединок, если вина обвиняемого не была доказана, то прогоны платил истец. Данная сумма делилась между приставами поровну.

При исполнении своих функций судебные приставы защищали интересы и истца и ответчика. В частности, оказывали содействие взыскателю при изъятии имущества у должника, его розыске и задержании. В то же время, судебные приставы осуществляли контроль за действиями истца, там самым, защищая интересы должника.

Также необходимо отметить, что, стремясь закрепить свою независимость, в Псковскую Судную Грамоту была введена норма, в соответствии с которой князь мог осуществлять правосудие только с участием посадника. Деятельность приставов тоже осуществлялась совместно городским и княжеским приставами. При этом их правовое положение как приставов было равным, хотя социальное положение могло быть различным. В Статье 81 ПСГ указывается, что «княжеские слуги и псковские городские приставы должны ездить для производства обыска или вызова в суд свидетелей на равных началах» ^[28].

Первые источники древнерусского периода свидетельствуют о существовании таких способов разрешения и урегулирования споров как третейское разбирательство и «мировой ряд». Каждый из которых, по замечаниям большинства исследователей ^{[19, с. 30]}, представлял собой самостоятельную форму договорного разрешения споров при содействии третьих лиц.

Так, «судить» означает – разрешать спор и принимать решение («третейский приговор») в рамках третейского разбирательства, тогда как «рядить» – согласовывать условия примирения тяжущихся ^[20]. М. А. Исаев замечает, что термины «право», «суд» и «порядок» обозначались на древнегерманском «recht», скандинавском «ret», а славянском «редь, рять, рядь» ^{[17, с. 100]}. Если следовать этой точке зрения, то славянское «ряд» произошло от немецкого «rat» (совет), что означает – предложение, как поступить, либо совместное обсуждение каких-либо вопросов. Энциклопедический словарь Великого Новгорода называет мировой ряд «формой урегулирования конфликта, основанной на взаимных уступках сторон» ^{[10, с. 449]}.

Заключенное в результате мирового ряда соглашение называлось «рядной», «рядной грамотой», «мировой» или «миролюбивым» соглашением.

К примеру, до нашего времени сохранилась рядная грамота, утвержденная князем Михаилом Андреевичем (датируется не ранее 1450 г. и не позднее 1485 г.), по которой спорившими «…покончено правую сторону реки Бонемы признать на определенном ее течении неприкосновенной собственностью Ивана и его сыновей Василия и Даниила Монастыревых, а левую Кириллова» ^{[1, с. 2]}. Еще один пример рядной, заключенной, по всей видимости, жителями одного селения (датируется между 1266 и 1299 г.): «…порядился Тешата с Якымом про складство. А кто сей ряд переступит, тот даст 100 гривен серебра» ^{[29, с. 218]}.

Особенно процедура мирового ряда была известна Новгороду и Пскову, где торговые отношения с немецкими городами способствовали заимствованию институтов немецкой деловой и правовой культуры. Некоторые исследователи считают неверным отождествлять мировой ряд с таким способом АРС как медиация в их современном понимании, поскольку в отличие от последней, условия, предложенные посредниками, оформлялись письменно и обладали юридической силой, приравненной к силе судебного решения ^{[13, с. 157–169]}.

Соответственно, мировой ряд – это особая процедура по разрешению спора с участием посредников, целью которых является примирение сторон и заключение соглашения на взаимоприемлемых условиях, отличная от процедуры третейского разбирательства.

Упоминание о медиации мы можем видеть в Новгородской берестяной грамоте № 344 датированной 1281–1313 годом. Приведем текст грамоты: «От Петра к Кузьме. Я тебе, брату своему, приказываю (букв.: приказал) в отношении тебя так: урядился ли он (Дроцила) с тобой или не урядился, а ты с Дроцилой [всё равно] исполняй [всё] по уговору. А я кланяюсь» ^[21]. В этом отрывке мы можем наблюдать то, как два человека заключили между собой договор при свидетелях, что в принципе является ярким примером внесудебного разбирательства. В Псковской судной грамоте 1397 (1467?) года описывается образ посадника, который является судьей: «Посадник при возведении на свою должность должен присягнуть в том, что судить ему справедливо, по присяге, не пользоваться городскими доходами, не мстить никому по вражде своим судом, не потакать на суде, дружа по родству, не наказывать правого, не миловать виноватого, а без разбора никого не осудить ни на суде [ни?] на вече» ^[27]. Таким образом, мы видим, что Псковский посадничий обладает почти теми же качествами, что и современный судья. Но аналогичные качества присущи и современному медиатору. То есть в данном примере характеристики судьи и медиатора схожи. Это потому, что их функции почти не различимы друг от друга.

В Псковской судной грамоте мы также можем встретить такие термины, как «урядиться» и «смолвити», что означает заключение мировой записи в присутствии свидетелей. Так, слово «урядиться» упоминается и в более ранних текстах, таких, как, например, Новгородская берестяная грамота № 344, изложенная выше. Также следует отметить, что на этом этапе свидетели не выступают в роли посредников, но их присутствие позволяет нам заявить о гласности договора и, следовательно, о том, что этот договор был заключен прилюдно, добровольно, таким образом, исключая, его нарушение. А добровольность заключения договора является одним из важнейших принципов медиаторства. Но и исполнение его также держится на добровольных началах, что идет в противовес решению суда. Которое подразумевает обязательное исполнение приговора.

До нас дошел еще один интересный пример посредничества – мировая запись 1538 года. В записи отражен результат спора между игуменом Нафанаилом и боярским сыном Нечаем Харламовым ^{[14, c. 114]}. Спор был решен посредством обращения участников спора к третейским посредникам. В записи сказано, что третьи выслушали обе стороны, их аргументы и обследовали объект конфликта (спорные земли). Но, у этой записи есть очень любопытный момент: решение конфликтующим сторонам не навязывалось, что является одной из главных особенностей работы современных медиаторов. Судебные же разбирательства различны в этом аспекте в том, что судьи, заслушав все стороны, сами выносят обязательный для исполнения приговор. В данном случае стороны конфликта по итогам рекомендаций третейских судей составили мирный договор, в котором содержались санкции за продолжение спора: «А взочну язъ Игуменъ Нафанайла ту землю спорную переделивати через сю запись, или учну хлеба отъискивати и сен, и на мне, на Игумене Нафанайле съ братьею, взяти Нечаю заставы, по сей записи, пятдесят рублей Ноу городская» ^{[14, с. 114]}. При заключении мировой сделки присутствовало 5 свидетелей, подписавшихся под итоговым договором. Запись заканчивалась словами «А запись писал Дьяк святаго Климента, изъ Колбяг, Гридя Григорьев сын. Лета 7046» ^{[14, c. 114]}.

Как уже было отмечено ранее, третейский суд и мировой ряд предполагают обязательное участие независимых нейтральных посредников. Обратимся к вопросу о личности посредника, способу его выбора сторонами и юрисдикции.

Правовые источники и акты древнерусского периода говорят о посредниках, прежде всего как об обычных людях – физических лицах («третей», «рядцы»). Ими, как правило, были мужчины, хотя прямого запрета на возможность принимать на себя посредничество женщинам и детям не встречается. Очень часто в рядных грамотах и третейских записях посредниками выступают лица, осведомленные в том или ином вопросе, хорошо знающие местность («старожильцы», «тутошние люди»). К примеру, в споре о границах земли «на меже и на разводе старики были» ^{[2, с. 143–144]}. В спорах между родственниками посредниками выступали лица духовного звания: «…а что ся учинить меж вас какова обида, и вам отослати своих Бояр, ини учинят исправу; а о чем ся сопрут, ино им третий отец наш Митрополит: а кого Митрополит обвинит, ино обидное отдати» ^{[2, c. 146–149]}. Князь также выступал в роли третейского судьи или рядца: «…суд по старине: а о обидных делах тобе, Господине, отслати судей опчих, а нам, Господине, отослати своих судей, ини тому исправу учинят: а чего наши судьи не узнают, ино им третий ты, Господин наш Князь Дмитрий Юрьевич» ^{[30, с. 135–137]}

Первостепенное внимание в документах уделялось характеристике личностных качеств посредников. Третейских судей и рядцев называли людьми «добрыми», «лучшими». Так, Договор Смоленского князя Мстислава Давыдовича с Ригою, Голландией и Немецкими городами (1229) указывает: «…пре сеи мир троудилися добрии людие», «…оурядили пак мир», «…а те промежю себою оурядитеся перед соудиямю и перед добрыми людьми» ^{[30, с. 18, 23, 31]}.

Однако «добрые» люди в Древней Руси присутствуют и при разборе спора в суде князя и его наместников. А некоторые уставные грамоты вовсе запрещали производство суда без участия «добрых» людей: «А наместником нашим и их тиуном без сотсков и без добрых людей не судити суд» ^{[29, с. 187]}; «А без старосты и без лутчих людей волостелю и его тиуну суда не судити» ^{[3, с. 116–117]}; «…без добрых людей суда никакого не судити» ^{[15, с. 23]}. Жители слобод Керечи и Ковды, недовольные тем, что их судят «не по суду», а «…земским людям, лучшим и середним на суде быть у себя не велят» ^{[16, с. 203]}, даже предпринимали попытку пожаловаться на свои власти.

Правда, в приведенных фрагментах не совсем ясна роль «добрых» людей в процессе. По мнению большинства дореволюционных исследователей, значение «добрых» людей в становлении процессуальных институтов сложно переоценить. Поскольку не было общего закона, суд и расправа осуществлялись на основе обычая, многогранного и многообразного, часто неясного и малоизвестного. Соответственно князь и его наместники, которые ездили по землям и «суд и расправу вершили», не знали этих местных обычаев. Для того чтобы эти обычаи получили определенность и ясность, необходимы были те, кто способен оперировать обычаями и отражать юридическую территориальную самобытность народного сознания.

Кроме этой традиционной роли, они выполняли функцию внешнего закрепления всякого юридического акта, своего рода удостоверения, чтобы в дальнейшем можно было доказать их исполнение. Таким образом, восполнялся недостаток отсутствия письменности. Например, в Договоре Смоленского князя Мстислава с немцами (1229), Уставной грамоте Бельского повета (1501),

Уставной грамоте Полоцкой земли (1511) указано: «Все што с дет по часом, а ни к знаймости напотом будучим прийти может, ижьбы вложением письма, на послед тыи вчинки не были захованы. Вси речи, которые межи смертелными людми сут и деються, теж которыи справы с чоловеком сертелным завидлива старость посполу бы привлащила къ жадней знаймости справа не пришла бы: едино през несмертелность листов и тежъ святков, ку вернему свядетелств приходют» ^{[29, с. 145]}. Смысл этих слов таков: все, что делается во времени, то со временем исчезает, но если приказано будет добрым людям, или утверждено грамотой, то будет ведомо и тем, кто после жить будет.

Таким образом, можно предположить, что «добрые» люди – это процессуальный институт, основанный на давнем, общем для всех русских земель, обычае. Возможно, это тот элемент договорных форм разрешения споров, который плавно перекочевал в первые формы суда официального.

Далее, касаясь вопроса способов выбора лиц, содействующих разрешению и урегулированию споров, необходимо заметить их многообразие. Суд для двух лиц разной подсудности должен состоять из двух судей, той и другой стороны, т. е. должен быть «сместный» (смешанный). Сместный суд известен в делах общих между духовенством и мирскими лицами. В делах между новгородцами и подданными великого князя избирали в сместный суд по два боярина: один из Новгорода, другой – от великого князя ^{[12, с. 68]}. Для разрешения споров, возникающих между новгородскими жителями и немецким гостями, был учрежден смешанный суд из представителей той и другой стороны ^{[6, с. 18]}.

Интересный случай избрания «третьего» излагает Договор князя Василия Темного с Дмитрием Шемякой: если «обчие» сопрутся, то надо сделать выбор сначала трех человек (двух бояр великого князя и одного боярина Шемяки), а из этих трех лиц избирается одно в таком порядке: представители одной стороны (истцы) в каждом деле могут обозначить всех трех, а представители другой стороны (ответчики) из трех поименованных выбирают одного, который и будет суперарбитром. В таком случае сами рядцы становятся сторонами, а суперарбитр судит рядцев как третейский судья.

Политическое устройство Древней Руси послужило причиной для обращения самих князей к третейскому суду и мировому ряду как к способу мирного разрешения споров между ними, а также в случае конфликтов с жителями их княжений: «А что ся учинит межи нас князей какого дело, ино съедутся бояре наши на рубеж, да межи нас поговорят; а не уговорятся, они идут на третий на князя на великого на Олега; на кого помолвит, виноватый перед правым поклонится, а взятое отдаст» ^{[31, с. 46–49]}. Личность третейского судьи редко определялась в договорных грамотах князей, чаще право их избирать предоставлялось боярам. Это связано с тем, что князья заключали условие о третейском суде и урегулировании разногласий мирным путем на случай споров, а споры могли и не возникнуть, да и сам посредник мог стать враждебным по отношению к одному из сторон. Поэтому заключали общий компромисс, например, право «обчих» судей взять третьего, кого они себе изберут ^[41].

В договорах же частных лиц, как правило, посредников указывают сами тяжущиеся. Однако, согласно предположению Ф. М. Дмитриева, различное положение тяжущихся отражалось на способе выбора посредников: люди независимые пользовались правом «заряжать» их, а зависимые их «испрашивали» (что означало добиться чего-нибудь просьбой, ходатайством) ^[24]. К примеру, монастырские крестьяне «испрашивают» себе «третьих». Количество посредников определялось самими тяжущимися. Как правило, их было равное число от той и другой стороны, как гарантия справедливости будущего решения или соглашения.

Обязательным условием третейского суда и мирового ряда было согласие посредников на участие в разрешении и урегулировании спора, которое в древней практике выражалось словесным ответом на «челобитье тяжущихся» или принятием третейской записи. Согласившись, посредник уже не мог отказаться от участия в процедуре без уважительных причин.

Юрисдикция и воля третейского судьи и посредника при мировом ряде распространялась только на участников спорного правоотношения и только в рамках спорного дела, она не касалась даже наследников ^{[2, с. 731–738]}.

Именно «по любви тяжущихся» решение и рядная получали силу («третейский приговор и сказку любить») и считались окончательными («ряду вольного не посужати», «а грамот суженных не посужати») ^{[2, с. 48–55]}. Стороны согласовывали неблагоприятные последствия в виде штрафов, выдачи кабальной на случай, если одна из них будет уклоняться от исполнения решения третейских судей и соблюдения условий соглашения.

Подводя итоги, можно сказать, что на Руси медиация существовала и имела ряд специфических особенностей, таких как: заключение мирного договора при свидетелях, наличие санкций за нарушение мирного договора. Хочется добавить, что в Новгородской республике в XIII–XIV вв. досудебное разбирательство было широко распространено и применялось для разрешения большинства споров. Упоминания об образе посредника мы можем найти в описании образа Псковского посадничего в Псковской судебной грамоте 1397 (1467?) года. Здесь мы видим, что посадничему присущи качества, которыми обладают современный медиатор и судья: беспристрастность и честность. На Руси их функции были не всегда четко различимы, поэтому эти понятия легко спутать. Но именно в это время зарождаются основы современного медиаторства. Таким образом, мы решили проблему, поставленную в начале статьи: мы рассмотрели становление института медиации на Руси и проанализировали его специфические особенности.

На ранних этапах истории русского государства судебные вопросы решались практически единолично главой рода или вождем племени. Исполнение решений суда не требовало особых должностных лиц для исполнения данного вида деятельности. Во времена Киевской Руси был создан государственный аппарат, во главе которого стоял Великий Князь. Исполнение решений великого князя поручалось доверенным воинам из младшей дружины князя, на местах решения исполняли дружинники наместников, о чем свидетельствует древнейший памятник истории – Русская Правда ^[35].

Анализ текстов Новгородской и Псковской Судных Грамот позволяет сделать вывод, о том, что в тех случаях, когда приставы действовали в качестве должностных лиц, они являлись представителями судебного аппарата. Зарождение судебного исполнения, предполагающее процессуальную деятельность суда и органов принудительного исполнения, происходило путем выделения круга должностных лиц судебного аппарата из числа княжеских слуг и свободных горожан, обладающих правом голоса в вечевой феодальной демократии.

При этом, первый источник формирования судебного аппарата постепенно абсолютно возобладал над вторым, исключив всякие признаки демократических элементов из процесса формирования судебной системы Росси вплоть до судебной реформы 1864 года. Эпоха судных грамот в истории судебной системы занимает особое место. Именно в этот период суд получает должностной состав судебных исполнителей, действующих на основании присяги, наделенных определенными полномочиями и реализующих их в судебных заседаниях и в связи с выполнением судебных решений. В связи с определением должностного состава приставов решался и вопрос об оплате их труда. В этом смысле примечательным является факт оплаты за счет сторон процесса: приставы не находились на содержании княжеской администрации. В этом можно усмотреть историческую заслугу института судебных приставов в формировании одного из важнейших принципов, определяющих деятельность суда: принципа его независимости от аппарата государственного управления. К сожалению, ростки независимости суда, проявлявшиеся, в том числе и в организации деятельности приставов, были надолго похоронены ростом феодальных отношений и оформлением феодальной монархии в России [37–39].

Анализ показывает, что третейское разбирательство и мировой ряд являются прототипом современных как юрисдикционных способов разрешения споров, так и альтернативных им. Конечно, несмотря на актуальность института АРС, современное законодательство о нем носит фрагментарный характер и нуждается в более детальной регламентации. Поэтому обращение к истокам формирования и истории развития способов альтернативного разрешения споров, на наш взгляд, поможет лучше уяснить природу института АРС и принести практическую пользу в его дальнейшем развитии.