Cognitive-Discursive Approach to Describing Terms of the Russian Emigre Community

Shchuplenkov Nikolai Olegovich senior lecturer, Department of History, Law and Social Disciplines of the Stavropol State Pedagogical Institute 357600, Russia, Essentuki, ul. Dolina Roz, 7. veras-nik@yandex.ru Other publications by this author

Эмигрантология — это обширная область знаний, интердисциплинарного характера. Объект ее исследований — эмиграция. Эмиграция — это явление мирового масштаба, по историческим и политическим причинам получившее огромное значение в славянских странах.

Термин эмигрантология и концепция этой науки были представлены польским ученым, профессором Л. Суханеком на XII Международном съезде славистов в Кракове в 1998 году ^{[56, с. 136]}, на предложенном им круглом столе, который назывался «Эмигрантология — наука о литературе и культуре эмиграции». С этого времени термин эмигрантология вошел в научных обиход, главным образом в польской и русской науке. Об эмигрантологии как науке Л. Суханек говорил и на XIII съезде славистов в Любляне, на круглом столе «Литературоведческая славистика в период глобализации» ^[56]. На XIV съезде славистов в Македонии он выступил с докладом «Эмигрантология: достижения и перспективы. Между Конгрессом славистов в Кракове и Скопье. 1998–2008» ^[53]. Для съезда славистов в Минске Л. Суханек написал текст «Homo emigrantus — из наблюдений над русской антропологией XX века» ^[29]. В 2000 году Юрий Борев написал: «рождается новая наука — эмигрантология» ^{[3, с. 166]}.

Эмигрантология как научная дисциплина стала темой многочисленных книг, статей и конференций ^[29].

Эмигрантология, как каждая наука, имеет свой предмет исследований — в данном случае эмиграцию. Объектом исследований является история эмиграции, ее институты (учебные заведения, вузы, издательское и печатное дело) и организационные формы (кружки, объединения, партии), духовная, религиозная и политическая жизнь, достижения в таких областях культуры, как: художественная литература, различные виды письменности (публицистическая, документальная, эссеистическая, научная, философская, религиозная), многочисленные формы искусства: театр, балет, опера, кино, изобразительное искусство, музыка, а также достижения в области науки. В связи с этим, эмигрантологические исследования ведутся из перспективы таких наук, как история, культурология, литературоведение, языкознание, история искусства, религиоведение, социология, политология, педагогика.

В исследованиях эмиграции особую роль играет философская антропология — философия человека. Это учение о человеке, его сущности и природе, это целостное изучение человека, его низшего энергетического начала (тело) и высшего (дух), соматико-психологической организации, душевно-эмоциональной сферы, познавательных способностей, сфер культуры и социальности ^{[34, с. 703; 45]}. В философской антропологии возникла религиозная (теологическая) антропология, отличающаяся от нее тем, что кроме знания, опирающегося на ratio, допускает также идеи, познаваемые благодаря fides.

Природные факторы формирования и развития человека, как индивида и члена общества, в эмиграции не действуют, или действуют в ограниченной степени. Поэтому в эмигрантологии одним из самых важных аспектов исследований являются рассуждения на тему эмигранта как типа человека. Кто есть человек? Анализ этой проблемы показывает, что эмигрант, homo emigrantus, — это один из антропологических типов (аспектов человека), таких как homo socialis, homo oeconomicus, homo religious ^[51]. Следует отметить, что термин эмигрант является неоднозначным в политико-юридическом, экзистенциально-антропологическом и эмоциональном аспектах. Семасиологически неоднозначны понятия эмигрант и беженец ^{[47, с. 22; 22, с. 13–14; 53, с. 218]}. С юридической точки зрения неоднозначны такие термины, как эмиграция, переселение, бегство, выселение, изгнание, выдворение.

В экзистенции человека философская антропология обращает внимание на окружающий мир (Umwelt) — это его среда, материальные, духовные и общественные условия его существования. Можно говорить о макросреде и микросреде. Эмигрантология — это наука о существовании на чужбине, об экзистенции диаметрально отличающейся от жизни на родине, как в макро, так и микро масштабе. Это касается норм права, морали, материальной стороны жизни, быта, образа жизни, культуры, эстетических вкусов, а также социального окружения человека (семья, учебный и трудовой коллективы). Вследствие этоса, обязывающего в родной стране, новую жизнь трудно полностью принять. Пространство, к которому человек привык и которое он освоил, а также принял обязывающие в них нормы и обычаи, как правило, не находит адекватной параллели в стране эмиграции. Нередко новое пространство оказывается чужим и даже вражеским. М. Раев справедливо называет эмигрантов первой волны «вырванными с корнем» ^{[22, с. 13]}.

С антропологической точки зрения самой существенной является проблема человек и Другой, человек и общество (семья, народ, родина, государство).

Человек, по определению Аристотеля, — это существо социальное (ens sociale), М. Бубер определял его как диалогическое, папа Иоанн Павел II как семейное (homo familiaris) ^{[45, с. 69]}.

С этим связаны две категории: общение и социализация личности. Общение — это процесс, в котором происходит обмен информациями, опытом, навыками, как одно из необходимых условий формирования и развития личности и общества ^{[34, с. 433]}. Социализация означает процесс усвоения человеческим индивидом знаний, норм и ценностей, благодаря которым он может функционировать в обществе ^{[55, с. 602]}. Как подчеркивал М. Бубер, представитель персоналистического экзистенциализма, человек не является монадой, изолированной от мира бытийно и аксиологически — он нуждается в Другом. Отношения «я — ты» приводят к новой форме интерперсональной жизни, которую можно назвать «мы».

Для эмигранта, человека живущего среди чужих, основной ценностью является семья, которая гарантирует потребность близости, личного контакта — как это было в доэмигрантском бытии. В ней можно осуществлять основные жизненные ценности — здоровье, счастье, нравственное удовлетворение. Однако семья как социальная структура не гарантирует реализации всех ценностей.

Высшей формой организации людей являются народ, охватывающий все население страны, и государство, как основной институт политической системы общества. Между этими двумя крайними формами существуют переходные структуры, объединения человеческих индивидов — общества, объединения, ассоциации. Это относительно автономные группы людей, ориентированные на достижение определенных целей в ходе совместных, координированных действий. К ним принадлежат также политические партии, которые выражают интересы и волю определенных групп, слоев или классов. Эти ценности, обязывающие всех, определяются термином общее благо (bonum commune).

Каждый человек имеет право на родину, формальным воплощением которой является государство. Оно, как высшая форма организации людей, обладает всеми средствами, позволяющими обеспечить общее добро всех его членов. Основной функцией государства является охрана общественного порядка, регулирование общественных отношений, информационная и идеологическая деятельность, защита интересов на международной арене, обеспечение обороны страны.

В случае формальных структур высокого уровня, таких как народ, родина, страна, государство, принадлежность эмигранта к ним является усложненной. Он вынужден к новому окружающему миру определить свое отношение. Между жизнью в родной стране и жизнью в эмиграции имеется значительная разница, и поэтому для эмигранта общественное «Мы» начинает только формироваться. С этим связан процесс выработки новой идентичности. На чужбине естественная межчеловеческая коммуникация выглядит по-другому, чем на родине. Новая страна — это, как правило, закрытое общество, доступ к которому затруднителен. Итак, эмигрант живет среди доминирующего общества страны принимающей и, кроме того, среди близкого ему общества эмиграции. Надо отметить, что были страны, которые эмигрантов принимали хорошо, напр. Чехословакия. Тепло они принимались в южных православных странах, особенно в Сербии, которая тогда входила в состав Королевства сербов, хорватов и словенцев, а также в Болгарии. Важную роль в этом деле сыграло сербское духовенство, во главе с патриархом Варнавой, и король Александр II ^[47]. Как заметил И. Шмелев, эмигрантов из России принимали здесь как православных братьев славян.

Проанализируем терминопорождение понятия «русское зарубежье» и его соотношение с близкими по значению социологическими терминами «русская диаспора» и «русская эмиграция», формирование терминов «ближнее зарубежье», «дальнее зарубежье»; проследим историческое переосмысление русского зарубежья, вытеснение устаревших идеологизированных политических терминов новыми. Комплексный подход к анализу указанных терминов (коммуникативный, когнитивный, социолингвистический, историографический, лингвокультурологический) позволяет определить их как средство вербализации специальных концептов в сфере общественно-политических отношений.

Существительное имя зарубежье имеет два значения (Толковый словарь Ожегова. С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. 1949–1992).

Первое значение — собир.: зарубежье — совокупность государств, иностранных по отношению к Родине; зарубежные страны; синоним: заграница (сравн. болг. чужбина — чужди страни; фр. l’étranger — tout pays étranger; англ. the abroad — foreign countries).

Второе значение — собир.: зарубежье — на основе метонимического переноса с населенного пункта на совокупность его жителей: эмигранты, их жизнь и культура (обычно о русских эмигрантах — деятелях искусства и науки). Сравн.: русское зарубежье; литература зарубежья; идейно-политический спектр Зарубежья.

В аспекте современного когнитивно-коммуникативного терминоведения (когнитивно-дискурсивный подход к описанию терминов) ^{[15, с. 26–45]} в русской концептосфере 20–30 гг. прошлого века формируется специальный концепт русское зарубежье, как отражение волны послереволюционной эмиграции. В общественно-политическом и публицистическом дискурсах этот концепт-предтермин вербализуется и создается термин русское зарубежье (сравн. в переводе: болг. руснаците в чужбина; фр. Russes de l’étranger; англ. Russian abroad ). Для эмигрантов понятие зарубежье мыслилось как часть России — Зарубежная Русь.

«Русское Зарубежье XX в. — явление совершенно уникальное в отечественной и мировой истории. Мощный социальный взрыв 1917 г. выбросил за пределы России к началу 20-х годов, по различным подсчетам, от двух до трех миллионов человек. И дело тут не только в количестве изгнанников, но и в их качестве — большинство русских беженцев принадлежали к культурной и политической элите Российской Империи. Этот факт предопределил беспрецедентно высокий уровень культурных ценностей, которые были созданы в Зарубежье всего за несколько десятилетий» ^{[20, с. 2]}.

Итак, мощная волна послереволюционной эмиграции, вызванная крушением Российской империи, положила начало существования Русского Зарубежья.

Появление терминов ближнее зарубежье и дальнее зарубежье вызвано новым поворотом истории России — распадом Советского Союза.

Термин ближнее зарубежье — бывшие союзные республики СССР; термин дальнее зарубежье — все другие зарубежные страны (сравн. в переводе: болг. „близка чужбина”, „далечна чужбина”; фр. «étranger proche», «étranger éloigné»; англ. “near abroad”, “far abroad”).

После распада СССР в 1991 г. в русском общественно-политическом дискурсе активизировалась идеологема карта нашей Родины. Семантическое поле этой идеологемы состоит из таких понятий, как граница, заграница, ближнее / дальнее зарубежье и др. Первоначально, ближнее зарубежье означало «страны, не вполне или не по-настоящему независимые», «условно зарубежные страны», «свои, но уже лежащие за границей территории». Термин дальнее зарубежье возник по аналогии с термином ближнее зарубежье ^[5].

Будучи термином общественно-политического и публицистического дискурсов (когнитивно-дискурсивный подход), термин русское зарубежье — уникальный объект лингвокультурологии, понятийное значение которого трансформировалось под влиянием взаимодействий феноменов языка, истории и культуры (лингвокультурологический подход). Используя историко-описательный метод анализа, оба подхода дополняют друг друга ^{[12, с. 37–42]}.

Дискурс (лат. Discursus — рассуждение, довод, разговор) — «речь, погруженная в жизнь» (Н.Д. Арутюнова), коммуникативное событие в особой социальной данности, интерактивная деятельность коммуникантов в совокупности с экстралингвистическими, социокультурными, психологическими, прагматическими и другими факторами ^{[27, с. 177]}.

Политический и публицистический дискурсы — виды публичного дискурса (коммуникация в публичной сфере). В политическом дискурсе присутствует убеждение, пропаганда, призыв к действию. Публицистический дискурс характеризуется ярко выраженной прагмалингвистической (оценочной, фактической) направленностью.

Существует множество дефиниций русского зарубежья, в советской и российской историографии наблюдаются расхождения в определении дефиниции, периодизации его истории, в частности, спорным является вопрос о выделении периода дооктябрьского русского зарубежья. Мы примыкаем к исследователям, считавшим, что термин русское зарубежье вошел в обиход после Октябрьских событий ^[2].

В современной историографии преобладает значение термина русское зарубежье, как русскоязычное многонациональное сообщество, проживающее за рубежом; русские за рубежом /на чужбине; креативное, жизне- и дееспособное образование, объединяющее соотечественников на чужбине; синонимы: отечественное зарубежье; российская зарубежная община; зарубежный Русский мир.

В предложении термин русское зарубежье употребляется или в пространственном значении, или как субъект действия в результате метонимического переноса по активной в публицистическом дискурсе модели: место поселения — его обитатели/ жители.

В сравнении: 1. Соотечественники в русском зарубежье перенесли на заграничную почву свои традиции и культуру; 2. Русское зарубежье 1920–1930 гг. сумело самоорганизоваться и консолидироваться.

Указанный метонимический перенос характерен для таких публицистических феноменов, как страна, регион, предприятие, Евросоюз, Запад и т.д.

Например: Россия уже пошла на уступки Белоруссии.

Так, специфика концептуального пространства в публицистическом дискурсе выражается в наличии особого социального антропоцентризма, способствующего восприятию абстрактного пространства как действующего субъекта ^{[16, с. 231-242]}.

До начала XXI века понятие «русское зарубежье» отождествлялось с понятиями «русская эмиграция» и «русская диаспора». В связи с переосмыслением данных понятий в историческом аспекте современная российская историография отмечает разницу в их значении.

Встречаются варианты: российское зарубежье, российская диаспора, российская эмиграция.

Рассмотрим значение терминов диаспора и эмиграция, проследим периодизацию истории русской эмиграции и русского зарубежья, уточним разницу в значении терминов «русская диаспора», «русская эмиграция», «русское зарубежье» в современном русском публичном дискурсе.

Диаспора (от греч. diaspora — рассеяние) — устойчивая совокупность людей единого этнического происхождения, живущих в иноэтническом окружении за пределами своей исторической родины ^[45] (сравн. болг. диаспора; фр./ англ. diaspora ).

Эмиграция (от лат. emigro – выселяюсь) – 1. переселение из одной страны в другую на постоянное проживание; 2. собир. лица, покинувшие свою родину и живущие за границей; синоним эмигранты (сравн.: болг. емиграция; фр. émigration; англ. еmigration).

В современной историографии русская эмиграция подразделяется на два периода: 1) эмиграция дореволюционного периода (трудовая, религиозная, политическая); 2) эмиграция послереволюционного периода.

Русская эмиграция берёт своё начало с ХVI века, когда правил Иван Грозный. Эмиграция проходит волнообразно, следуя за поворотами истории.

Разграничивают 5 «волн» («волна» — метафора массового эмиграционного потока) русской эмиграции, причем каждая из них имеет свою собственную историческую специфику ^[7].

Количество «волн» спорное: в одних трактовках период эмиграции до Революции не интерпретируется как «волна», и первой волной эмиграции считается «белая эмиграция» ^[25], в других — дореволюционная трудовая эмиграция выделяется как «первая волна» ^{[32, с. 16–26]}.

Первая волна (1904–1917 гг.) — трудовая (экономическая) дореволюционная эмиграция из царской России, вызванная форсированной индустриализацией С.Ю. Витте (1892–1903); (по другим трактовкам эта эмиграция «фоновая» и не является волной).

Вторая волна (1918–1923 гг.) — послереволюционная «белая» эмиграция как следствие Революции и Гражданской войны (по другим трактовкам: эмиграция первой волны);

Третья волна (1937–1947 гг). — политическая эмиграция, вызванная сталинскими репрессиями, «большим террором» (ГУЛаг — Главное управление лагерей и мест заключений — массовое принудительное заключение и содержание в 1934—1960 гг.); послевоенная эмиграция, вызванная последствиями Второй мировой войны;

Четвертая волна (1948–1990 гг.) — диссидентская эмиграция в период холодной войны и «железного занавеса» при советском тоталитаристском режиме, находившемся в полной политической самоизоляции; развенчание культа личности Н.С. Хрущевым (1956 — Н.С. Хрущев. «О культе личности и его последствиях»); венгерский кризис и отступление оттепели; диссиденты в СССР; диссидент — лат. dissidens — несогласный, противоречащий, инакомыслящий человек ^{[31, с. 71]}; диссидентство и эмиграция В.К. Буковского, А.И. Солженицына; правозащитная деятельность А.Д. Сахарова; бурная политизация и нарастание социальной напряженности в период перестройки, инициированной М.С. Горбачевым; пробуждение общественного сознания в результате политики гласности и нового мышления (1985–1989 гг.).

Пятая волна (1990–1991/1992) — постсоветская экономическая эмиграция, вызванная дестабилизацией политической обстановки (провал августовского путча 1991 г.), экономическим кризисом, товарным дефицитом, демонтажем советской империи.

В настоящее время постсоветская эмиграция принимает разносторонний характер. Это «смешанная» эмиграция, среди которой социологи и политические аналитики выделяют новую волну политических эмигрантов.

История русского зарубежья подразделяется на 3 периода ^[2]:

• послеоктябрьское русское зарубежье;
• русское зарубежье после распада Советского Союза;
• современное русское зарубежье.

В 1918–1923 гг. «белое движение» начало оформлять Русское Зарубежье за границами Родины.

Другая периодизации истории русского зарубежья разграничивает 3 периода, выделяя при этом дооктябрьский период ^{[26, с. 54–61]}:

• дооктябрьское русское зарубежье;
• послеоктябрьское русское зарубежье;
• современное русское зарубежье.

В современной социолингвистике, этнолингвистике и лингвокультурологии отмечается разница в значении русского зарубежья и русской диаспоры, поскольку русское зарубежье — это русскоязычное многонациональное сообщество, состоящее из множества диаспор разных этносов, а русская диаспора — это единообразная в этническом и культурном отношении группа россиян.

Понятие русского зарубежья — более широкое и сложное явление, чем понятие русской эмиграции. Русская эмиграция представляет собой множество миграционных потоков: социокультурных, политических, экономических, национальных, духовно-идеологических, в то время, как русское зарубежье — это сложная социокультурная и геополитическая система, целостный мир с широким временным и пространственным диапазоном (рассеяние по всему земному шару), говорящий по-русски. Культурная история Русского Зарубежья — подлинно великая эпоха русской / славянской и мировой культуры.

После большевистского переворота 1917 года цвет русской интеллигенции был вынужден покинуть Россию. «События ноября 1920 г., когда последний бастион Белого дела — Крым был оставлен армией Врангеля, стали хронологическими водоразделами существования большевистской и эмигрантской России. Возникает целый социальный и культурный мир отечественного зарубежья, в котором проживают более 2 млн. человек» ^{[11, с. 298]}.

Выдающиеся русские философы, писатели, поэты, артисты, художники, композиторы стали эмигрантами (Н. Бердяев, С. Франк, С. Булгаков, И. Бунин, Б. Пастернак, А. Куприн, А. Толстой, А. Платонов, И. Бродский, В. Набоков, К. Бальмонт, М. Цветаева, В. Ходасевич, Ф. Шаляпин, Н. Рерих, С. Рахманинов, И. Стравинский и др.).

После распада СССР в 1991 г. число россиян, проживающих за рубежом, увеличилось, так как к нему прибавилось русскоязычное население ближнего зарубежья — бывших союзных республик. Зарубежье дальнее, ближнее — реальность, появившаяся после распада Советского Союза ^[24].

В рубрике «Слово редактора» журнала «Трибуна русской мысли», №11 — «Русское зарубежье», главный редактор журнала А.А. Бондарев пишет: «Русский мир разделен, и если под „русским миром“ подразумевать совокупность больших и малых сообществ людей, думающих и говорящих на русском языке, то на территории, очерченной административными границами РФ, сегодня проживает едва ли половина населения Русского мира».

Так, в начале 90-х годов прошлого века термин русское зарубежье наполнился новым содержанием — в настоящее время этот термин именует русских за рубежом, включая русских за новыми границами России.

По общему мнению коллектива ученых Дома русского зарубежья им. А. Солженицына, нужно и правильно сохранить термин «русское зарубежье», как исторически сложившийся термин, обозначающий мир русских эмигрантов за рубежом ^{[26, с. 54–61]}, наряду с терминами «русская диаспора» и «русская эмиграция».

Большое количество современных исследований направлено на проблемы двуязычия и статуса русского языка на постсоветском пространстве.

Современное постсоветское зарубежье (ближнее зарубежье) связано с комплексом проблем, таких как: двойное гражданство, права национальных меньшинств, двуязычие, государственные и таможенные границы.

Термины ближнее зарубежье, постсоветское пространство, постсоветское зарубежье, евразийское пространство являются синонимами, расходящимися в хронологии формирования.

Ближнее зарубежье (бывшие союзные республики), дальнее зарубежье (все остальные зарубежные страны) — лингвокультурологические социолингвистические реалии-термины (реалемы), возникшие непосредственно после распада Советского Союза ^[6].

В аспекте лингвокультурологии реалема — это специфическая культурно-маркированная языковая единица без эквивалента на других языках. Реалема именует реалию — явление, характерное для истории и культуры определенного народа, страны. Реалемы являются частью фоновых знаний и представляют собой значительный интерес, иллюстрируя взаимодействие языка и культуры ^[1].

Социолингвистические реалии-термины ближнее зарубежье, дальнее зарубежье переводятся дословно на другие языки с употреблением кавычек, напр.: ближнее зарубежье — болг. „близка чужбина”, дальнее зарубежье — болг. „далечна чужбина”.

Термин «постсоветское пространство» введен в обращение Альгисом Празаускасом в статье «СНГ как постколониальное пространство», опубликованной 7 февраля 1992 г. в «Независимой газете». В современном политическом дискурсе понятие постсоветское пространство включает в себя все постсоветские государства, включительно государства Прибалтики. Считается, что термин постсоветское пространство имеет негативную окраску, поэтому есть предложение заменить его термином «евразийское пространство» ^{[18, с. 120]}.

В современном политическом и публицистическом дискурсах устаревшие идеологизированные термины 90-ых годов прошлого столетия ближнее зарубежье и постсоветское пространство постепенно заменяются терминами постсоветское зарубежье и евразийское пространство.

Главной задачей внешней политики РФ является углубление интеграционных процессов на евразийском пространстве.

Профессор Е.И. Пивовар, ректор Российского государственного гуманитарного университета, заведующий кафедрой стран постсоветского зарубежья РГГУ, разрабатывает новую интеграционную идеологию, рассматривая Россию и постсоветское зарубежье как одну систему. Эта система реально существует благодаря общности исторического наследия: политического, культурного, ментального, личностного ^[19].

На международной конференции в Ялте (16–20 октября 2012) на тему «Евразийский вектор развития: проблемы и перспективы», обсуждались такие вопросы, как роль цивилизационных ценностей в евразийской интеграции, применение «мягкой силы» на базе гармонизации интересов и взаимоуважения на евразийском пространстве, Таможенный союз России, Белоруссии и Казахстана, проект Евразийского союза и др.

В условиях глобализации Россия заинтересована в том, чтобы стать составной частью европейской зоны безопасности и стабильности, она активно принимает участие в процессах европейской интеграции ^[50].

После испытаний ХХ века перед Россией стоит задача объединять всех, кому дорого православие, русское слово и русская культура. В эпоху мировой интеграции деятельность Русской православной церкви, фонда «Русский мир», Международной ассоциации преподавателей русского языка (МАПРЯЛ) играет роль «связующего моста между народами» ^[4].

Концепция Русского мира берет свое начало в древней Руси. В начале настоящего ХХI века Русский мир — один из государственных проектов Российской Федерации ^[21]. Проект основан на широкой трактовке Русского мира: Русский мир — глобальный, культурно-цивилизационный феномен, объединяющий Россию как материнское государство, мир русского зарубежья и всех людей, говорящих на русском языке.

Концепт Русский мир — базовый концепт русской культуры и русской ментальности ^[10]. Под концептом (лат. Conceptus — понятие) понимается обобщенное представление, единица ментальности (духовности), «сгусток культуры в сознании человека» ^[28].

В общественно-политическом и публицистическом дискурсах концепт Русский мир употребляется в значениях: 1. международное сообщество, говорящее и думающее на русском языке; 2. цивилизованное пространство, охватывающее русскоязычных людей, обладающих духовными и ментальными признаками русскости ^[37].

В ядерной структуре культурологического концепта Русский мир ядро (основное, базовое значение) составляют такие компоненты, как Россия, русское зарубежье, евразийское пространство, русский язык, русская культура, православие, евразийская интеграция, славянский мир, славянская культура и письменность (кириллица), периферию занимают составляющие: согласие, диалог, примирение, лад, гармония, объединение, взаимное прощение и др.

Очень сложной была юридическая ситуация эмигрантов. Она стала трагической, когда большевики указом от 15 декабря 1921 года постановили лишить гражданства всех тех, кто не примет советского гражданства до июня 1922. Тогда Лига наций решила признать русских эмигрантов бесподданными и дать каждому соответствующий документ, который, от имени комиссара Лиги, стали называть нансеновским паспортом. Он был полезен, но не устранял ряда трудностей, например, при трудоустройстве или получении визы и ряда других ^[36].

Затерянность в чужой стране, незнание ее реалий, по-разному мотивированное нерасположение жителей страны принимающей к чужим, приводят к тому, что эмигранты создают свое общество, для которого характерна общность понимания и солидарности. Оно, однако, также как общество страны принимающей, имеет форму закрытого общества ^{[13, с. 10]}. Таким образом, общество эмиграции отличается от структуры общества как в покинутой стране, так и в стране принимающей.

Понять экзистенцию эмигранта помогает разъяснить философия смысла жизни. Человека нельзя рассматривать абстрактно, каждый переживает свое существование в настоящем — здесь и теперь. Способ этого переживания зависит во многом от опыта прошлого. А также от целей, ценностей и устремлений будущего. Для эмигранта прошлое — жизнь на родине, это реально замкнутый этап, возврата к нему нет. Но она существует в памяти, в воспоминаниях.

Эмигрант чувствует потребность существования в упорядоченном обществе, с сетью упорядоченных реляций, соединенных определенными отношениями ^[38].

Принадлежность к эмигрантскому обществу может быть статично-пассивной или активно-динамической. Многие чувствуют потребность активного участия в жизни эмиграции. Это возможно благодаря создаваемым эмигрантами общественным неформальным структурам: обществам, объединениям, ассоциациям. Участие в них позволяло легче переносить трудности эмигрантской жизни среди чужих, а также давало ощущение ответственности за судьбы других эмигрантов. Такую цель преследовали профессиональные объединения инженеров, адвокатов, врачей, промышленников, организации, объединявшие писателей, художников, журналистов, а также общества культурно-просветительские, научные, образовательные. Чувство общности гарантировал также, созданный генералом Врангелем, Русский общевоинский союз ^[41].

У эмигранта есть свои духовные потребности. Следует учитывать, что эмиграция — это многоперсональное общество, вмещающее людей, которые реализуют различные ценности как душевные (в том числе интеллектуальные и эстетические), так и моральные. Речь идет о ценностях, которые не являются субъектными образованиями индивида, а ценностями коренящимися в объективной действительности ^[39]. Так как человек — это homo creator, эмигрант обязан сам себя создавать, но эта задача в стране проживания эмигранта значительно более сложная, чем в родной стране. На родине получаемые от общества духовные формы наследства, вместе с языком и культурой, существуют естественным образом, в своей натуральной среде.

Человек — это compositum материи и духа. Жизнь эмигранта, аналогично как в случае каждого человека, охватывает и соединяет в одно целое оба эти онтических элемента ^{[49, с. 335]}. В плане духовности чрезвычайно важным было создание в чужой среде культурной ниши, предоставляющей возможность психо-личностного и эстетического развития человека. В этом процессе фундаментальную роль играет категория памяти прошлого, знание истории народа и государства. По-другому, естественно, выглядело дело в случае, с одной стороны, зрелых людей и с другой стороны, молодежи. Поэтому нужно было прежде всего позаботиться о молодом поколении — о детях и молодежи, привить им память о России, ее культурной специфике и основных ценностях. Человек, как известно, развивается благодаря высшим ценностям, одной из которых является любовь к родине, развивающиеся национальные связи ^[42].

В случае эмигрантов существенным было сохранение памяти о дореволюционной России и народного самосознания ^[17]. Особенно важным было сохранение языка как элемента национальной идентичности. Эта задача была предпринята с первого момента эмигрантского существования — во многих странах открывались курсы, школы, гимназии, институты. Появлялись школы музыкальные, балетные, художественные, возникали военные курсы (Белград), было организовано много высших учебных заведений (в Праге — 5, в Харбине — 6, в Париже — 8). Всеобщим было убеждение, что знания, полученные в эмиграции, будут полезны в России, в которой духовная и культурная жизнь были уничтожены большевистской пропагандой, и нужно будет ее отстраивать ^{[8, с. 229]}.

Фундаментальной и общечеловеческой ценностью является работа ^[48]. Это одно из натуральных прав человека. Этики говорят о достоинстве работы, о ее этосе. Так понимаемая работа в случае эмигранта трудно осуществима или вообще недоступна. Как пример может служить ситуация, в которой оказались белые эмигранты в Турции: «Началось тяжелое существование, когда человек всецело поглощен заботами о насущном хлебе, о ночлеге, о том, чтобы как-нибудь добыть средства для своей семьи. Тяжело было видеть старых, заслуженных людей, с боевыми отличиями, торгующих разными безделушками, русскую девушку в ресторанах, детей говорящих по-русски, в ночную пору на улицах, заброшенных и одичалых… Бывший камергер чистил картошку на кухне, жена генерал-губернатора стояла за прилавком, бывший член государственного совета пас коров… Жены офицеров становились прачками, нанимались прислугой». Эмигрантов, живущих в таких обстоятельствах, М. Раев, пользуясь формулировкой Ф. Достоевского, определил словами: униженные и оскорбленные ^{[22, с. 29]}.

Одной из форм изоляции, отстранения эмигранта является одиночество.

Человеку может тогда угрожать экзистенциальная опустошенность, отсутствие смысла жизни, ощущение ее бессодержательности, неполноценности. Ее результатом является провизорная экзистенция, жизнь исключительно повседневностью, настоящим, без перспективы. Спасением в этом случае, несмотря на трудные бытовые условия, стала довольно быстро зарождающаяся культурная жизнь эмиграции, в Берлине, Париже, Риге, Таллине, Праге, Софии, Белграде, Харбине, Шанхае, а также в Соединенных Штатах ^[9].

Возникали клубы, театры, книжные магазины, библиотеки — для эмигранта контакт с книгой, с языком литературы был особенно важным элементом национальной и культурной идентичности.

Эмигрант ищет интерперсональных контактов, ему нужна информация о других, с которыми он может идентифицироваться. Следует не забывать, что эмигранты были рассеяны по многим странам, и поэтому знания о том, что происходит в различных центрах ^[14], приносили журналы и газеты — в одном только Берлине их выходили десятки. Часто они были связаны с определенными партиями и идейно-политическими течениями.

Защищаясь от идеологической изоляции, эмигранты пытались реализоваться в партийных сообществах на базе провозглашаемых ими лозунгов.

Включение в богатый спектр политических партий, провозглашающих различные картины будущего родины ^[20], считалось субститутом работы для страны.

Расцвет плюралистической политической деятельности в эмиграции составлял контраст по отношению к монолитности идеологической системы в Советском Союзе. В определенном смысле это была попытка перенесения на новую почву дореволюционных политических идеалов, а также взглядов, какие родила революция, и одновременно в этом заключались поиски нового, третьего пути развития России. Эмигранты верили, что государство большевиков рухнет, считали свое изгнание лишь кратковременным эпизодом и верили в скорое возвращение на родину. И хотя причина покинуть родную страну была у всех эмигрантов одинакова — отрицание новой политической и идеологической системы — программы партий, высказывания и деятельность эмигрантов показывают, что эмиграция не была однородной.

Перед эмигрантами открывалась возможность выбора одной из возможных идейных позиций, которые можно определить, как правые, правоцентристские, в которых подчеркивались национальные ценности, или левые, подчеркивающие социальные ценности. Были также так называемые постреволюционеры, которые старались синтезировать ценности национальные и социальные. Они утверждали, что путь к новой России не заключается в разрушении советской действительности, а в творческом ее преобразовании ^[40].

Выбор позиции зависел от жизненного опыта, более ранних политических увлечений: многие эмигранты принимали участие в политической жизни царской России, нередко они были членами существующих тогда партий, иногда их лидерами (П. Милюков, А. Коновалов, Б. Бахметьев). В другой ситуации были молодые, которые не участвовали в революции и гражданской войне, и тогда был заметен явный конфликт поколений отцов и детей (новопоколенцы, нацмальчики). Это главным образом молодые искали идейных вдохновений в существующих тогда на Западе, по существу антибольшевистских, идеологиях, таких как фашизм и национал-социализм ^[35].

В сфере культуры общество обязано обеспечить духовные потребности человека, среди них также религиозные, которые связывают его с тем, что превосходит границы природы и культуры и указывает на вертикальный характер его существования. Одной из черт человеческого индивида является то, что он обращен к трансценденции, в этом заключается его религиозная перспектива, где сам акт и цель трансцендирования — это Бог. Реализовать религиозную активность помогают религиозные институты, высшую форму которых составляет Церковь, с ее традицией. Это непосредственно связано с религиозным воспитанием, которым занимается как семья, так и Церковь. Важную часть его составляет развитие морали, этики. Русская Православная Церковь обеспечивала религиозные потребности эмигранта. Однако он должен был делать выбор, так как на Западе возникли два крыла Православной Церкви. Несмотря на это, Церковь сумела отгородить эмигрантов от других конфессий, главным образом католицизма и протестантизма.

В судьбе индивида, независимо от ее причин, эмиграция, процесс перемещения из одной реальности в другую, является травмой в индивидуальном, антропологическом и культурном аспекте ^[54]. Травма — это форма патологии, которая значительно затрудняет, а в крайнем случае делает невозможным, сознательную, творческую автотрансформацию, приспособление к новым антропологическим и культурным условиям и может приводить к состоянию культурного шока. Есть две причины, вызывающие такую ситуацию: память прошлого и культурная и цивилизационная чуждость новой среды. Под понятием память прошлого понимаются те факторы, которые формировали интеллект, психику и эмоции индивида в родной стране ^[44].

Травма не является единичным фактом, она по сути дела динамический процесс, симптомы которого нарастают, вызывая реакции психологические и экзистенциальные. Ее результатом может оказаться опустошенность и отчужденность, которые могут привести к маргинализации индивида и тем самым к полной жизненной неудаче. Существуют, однако, защитительные реакции, позволяющие бороться с неприязненными обстоятельствами и избавиться от травмы.

Как справедливо заметил Ю. Борев, эмигранты живут «по одной из трех моделей: 1) ностальгической, сохраняющей традиции покинутой родины, 2) космополитической, вбирающей в себя особенности цивилизации XX века и уходящей в будущее, 3) адаптируясь в новую действительность новой родины» ^{[3, с. 166]}. Последняя модель, называемая аккультурацией, среди русских эмигрантов является редкой.

Ситуация конфронтации с другой культурой вызывает стресс в эпистемологическом, моральном и аксиологическом планах и может привести к психической депрессии, подавленности, упадку духа. Боязнь того, что предлагает другая культура, рождает ксенофобию, замкнутость в своем мире, в результате чего человек становится замкнутой монадой, а целая группа может существовать по принципу гетто. Между культурами эмиграции и страны принимающей нет тогда диалога. В этом контексте следует вспомнить концепцию евразийства ^{[46; 52]}. Для идеологов этого течения, которые провозглашали принцип равенства, эквивалентности культур и доказывали, что культура Европы не является культурой всего человечества, характерен был антиевропеизм. Он имел интеллектуальные корни и усилился в столкновении с действительностью Запада.

Одной из форм освобождения от травмы является попытка адаптации к новой культуре. Для русских эмигрантов это был трудный процесс. Возможны два варианта решения этой дилеммы. Первый — это двуязычие — не на коммуникативном, а на культурном уровне — когда как средство высказывания в творчестве, или его части, кроме родного появляется другой язык. Так было в случае Набокова (английский язык), Льва (Leon) Гомолицкого (польский язык) ^[43].

Второй вариант адаптации к культуре Запада — это включение в жизнь через язык искусства, его формы выражения. Так в случае эмигрантов первой волны было с художниками, сценографами, музыкантами, дирижерами, балетмейстерами, танцорами, певцами ^[33].

Такие позиции русских эмигрантов по отношению к новой действительности показывают, что диалог культур возможен. Обращает тогда внимание положительный характер встречи и диалога, лишенных аксиологической конфронтации и отрицательных эмоций. Встреча и диалог взаимно обогащают, не несут с собой деструкции и не вызывают метафизической тревоги, того, что M. Хайдеггер определил термином «die Angst».

Многие эмигранты, особенно те, кто чувствовал себя отчужденными, разочарованными, не сумели приспособиться к новым условиям и тогда принимали решение вернуться на родину. В Турции, оккупировавшие Стамбул французы и англичане, старались убедить русских военных возвращаться, но этой возможностью воспользовалась исключительно группа казаков (ок. 6000), причем огромное влияние на их решение имели чрезвычайно трудные условия жизни. Не удалось мобилизовать к массовому возвращению на родину также «сменовеховцам», чья идеология восстановления России, называемая национал-большевизмом, была основана на убеждении, что большевизм можно использовать в народных целях. Редактор газеты «Новая Россия» А. Агеев бросил лозунг «Назад в Россию», а С. Чахотин одну из своих статей озаглавил «В Каноссу». Имели место лишь индивидуальные возвращения (их число увеличилось после введения в СССР нэпа), чаще всего мотивированные идеологически, патриотически или личными факторами. Одной из причин возвращения было убеждение о пользе работы для России.