The Ukrainian events: the look from inside.

Gubenko Aleksandr Vladimirovich PhD in Psychology Ukraine, Kyiv. social@freenet.com.ua Other publications by this author

Впервые люди на Майдане стали собираться в 20-х числах ноября в ответ на отказ украинского правительства подписать соглашение об ассоциации с ЕС. Поначалу это была небольшая группа протестующих, состоящая их нескольких сот маргинальных украинских интеллигентов, студентов и значительного числа проплаченных поденщиков. Такса состояла из 150-200 гривен в день. К концу ноября это вялое и невыразительное сборище начало постепенно рассасываться и 29 ноября состояло максимум из 150-200 человек. Киевляне в своей массе не проявляли к нему особого интереса, лишь иногда посещая Майдан как на экскурсии. И, казалось, не было уже такой силы, которая бы могла удержать эту группку людей, слоняющихся на фоне ораторов, распинающихся на специально поставленной для этого эстраде, и уже не привлекающих к себе ничьего внимания. Все бы так и закончилось ничем, как это бывало не раз, если бы не власть, как бы специально (а может быть, и в самом деле преднамеренно ?!) сделавшая все для того, чтобы Майдан стал намного более мощным и намного более активным.

В ночь с 29 на 30 ноября остатки активистов, ночевавших на площади Независимости в центре Киева, и через один-два дня покинувших бы площадь по доброй воле, в эту роковую ночь были жестко разогнаны спецподразделением милиции «Беркут» с применением дубинок и спецсредств, а многие активисты избиты. С этого момента начался отсчет событий, превративших небольшой локальный форпост протеста в центр сопротивления власти всеукраинского масштаба. Весть о разгоне была мгновенно разнесена Интернетом и украинскими СМИ, которые в значительной своей части неподконтрольны украинской власти, и на этот раз возмущенные граждане столицы Украины стали массово выходить на Майдан Независимости. Вечером 30 ноября возле администрации президента Украины на улице Банковой собралась толпа агрессивно настроенных активистов оппозиции, кто-то подогнал трактор, который угрожающе надвинулся на шеренги ОМОНа, со стороны протестантов наблюдались агрессивные действия по отношению к милиции, Причем активных протестующих было немного – 100-150 человек, из них человек 10-15 были застрельщиками и откровенно провоцировали милицию, а человек 400-500 составляли зеваки, благожелательно по отношению к протестантам наблюдающие за событиями, но не проявляющие активных действий. Через некоторое время, когда терпение милиции лопнуло, толпа на Банковой была разогнана с применением спецсредств – дубинок и слезоточивого газа… Но в большинстве СМИ это событие было подано как народный штурм Администрации президента, а разгон толпы – как очередное зверское избиение мирных граждан. И события стали развиваться по нарастающей: со всей Украины на Майдан в Киеве свозились активисты оппозиционных партий и просто добровольцы, площадь Независимости переполнилась возмущенными гражданами, многие из которых стояли не за деньги, а из принципа… Но прошла неделя- другая, страсти поутихли, из правительственного квартала пикетчики, блокировавшие подступы к президентской администрации, Кабмину и парламенту, были оттеснены, на этот раз более аккуратно, без применения открытой силы и спецсредств. И 15 января в последний день перед принятием Верховной Радой печально известных законов от 16 января 2014 г., на Майдане оставалось около 500 человек, которые бы через несколько дней, вероятно, рассосались сами собой.

Но тут власть вновь подкинула дров в затухающее пламя конфликта: 16 января были приняты запретительные нормы законодательства, которые фактически поставили организаторов и участников Евромайдана вне закона, подведя под их действия новые уголовные статьи, грозящие значительными сроками заключения и большими штрафами. Оппозиция была загнана в глухой угол: ей ничего не оставалось, как сесть в тюрьму или сделать все для свержения этой власти, поставившей ее вне закона. Оппозиция через СМИ не замедлила объявить новые законыы драконовскими и диктаторскими (для Европы и России такие законы - в порядке вещей, а для привыкших к политической вольнице украинцев были в диковинку), призвала граждан на гражданское вече, и пока многие десятки тысяч киевлян и приезжих мирно стояли в воскресенье 19 января на вече на площади Независимости, рядом, на улице Грушевского, ведущей к украинскому парламенту, пару сотен боевиков попытались прорвать ряды ОМОНовцев, в результате чего в центре Киева завязались настоящие боевые действия. Причем боевики со стороны оппозиции оказались очень хорошо подготовлены к ним и производили впечатление заранее тренированных к уличным столкновениям. Их ядро составила правонационалистическая организация «Правый сектор» и входящие в нее организации «Тризуб им. С. Бандеры» и некоторые другие. Как это часто бывает в таких ситуациях, появились жертвы с обеих сторон, что еще более подогревало огонь конфликта. К тому же несколько человек со стороны майдановских активистов (5 или 6, по разным сведениям) были застрелены, причем неизвестно кем ( милиция категорически отрицала наличие у себя тех видов оружия, из которых они были убиты). Таким образом, именно неуклюжие действия украинской власти, умело обыгранные оппозицией и теми силами, которые на ней стояли, сделали очень многое для того, чтобы превратить сравнительно небольшой и быстро угасающий гражданский протест в пламя внутриполитического конфликта, поставившего страну на грань гражданской войны.

В настоящее время, когда пишется эта статья (конец января), президент и Верховная Рада пошли на компромисс с оппозицией, отменив большинство законов, принятых 16 января, и объявив, фактически, амнистию, но оппозиции и майдановским боевикам этого уже мало, они требуют полной перезагрузки власти. А политики Западной Европы и США ( США особенно) открыто поощряют их к подобной неуступчивости и обострению ситуации. Радикальные боевики практически вышли из подчинения лидерам оппозиции и действуют автономно или под руководством неявных центров контроля.

Для подготовленного глаза след западных политтехнологий прочитываются легко, особенно на фоне той скоординированности акций оппозиции и реакций западных политических и общественных деятелей высшего ранга, дружно пеняющих и ставящих в вину украинской власти любые ее действия, как опрометчивые, так и не выходяшие за рамки необходимой политической самообороны (и которые в самой Европе не вызвали бы никаких нареканий, если бы применялись западноевропейскими правительствами по отношению к своим протестантам).

Как не составит секрета для любого непредвзятого аналитика и то, что именно украинская власть с ее архаической олигархической системой дикого капитализма, ковала силы, представляющие для нее сегодня такую опасность. Именно всеобщая коррупция сделала возможным проникновение агентов зарубежного влияния во все поры общества, включая высшие эшелоны власти. Именно олигархическая модель капитализма, лишенная социальных обязательств перед народом, настроила народ против власти, и сформировала многотысячные ряды безработной молодежи, готовой за деньги выполнять заказы любых политических сил и любых теневых структур, или идти на отчаянный штурм этой системы власти как такой, при которой они оказались лишними и никому не нужными. Как раз из таких молодых людей, которым нечего терять, и состоят передовые отряды протестантов. И вряд ли они захотят сложить оружие, почувствовав свою силу и шаткость власти.

Проанализируем некоторые экономические предпосылки современного украинского кризиса.

О высокой степени подверженности внешнеполитическим манипуляциям говорит значительная экспортозависимость Украины.

Налицо также значительный удельный вес экспортных отраслей экономики в ряде регионов, низкая зависимость региональных экономик от внутреннего рынка и весьма высокая неоднородность регионов по признаку зависимости от внешних рынков или внутреннего общеукраинского рынка.

Упомянутые особенности региональных экономик свидетельствуют об опасностях, связанных с возможностью стимулирования развития дезинтеграционных процессов в Украине.

За 22 года «независимости» в Украине так и не был создан полноценный единый национальный рынок, а отдельные ее регионы развивались как обломки еще советского единого народохозяйственного комплекса. В результате уровень ее зависимости от внутреннего рынка остается во многих случаях более низким, чем от внешнего (Европы или России).

Наименее зависимы от внутреннего рынка индустриальные юго-восточные регионы (Луганская, Донецкая, Запорожская, Днепропетровская), а также Николаевская, Полтавская и Закарпатская области. Отношение экспорта к внутреннему региональному продукту (ВРП) тут составляет 47,9% и выше. По этой причине внутренний рынок Украины является в данный момент для них второстепенным. Особенно это касается Донбасса (Донецкой и Луганской областей), где упомянутое соотношение достигает 85-91%, и за рубеж направляется более половины продукции добывающей и перерабатывающей промышленности. Высокая зависимость от внешних рынков сбыта присуща и ряду других регионов Украины, причем не только на юго-востоке (Одесская область, АР Крым), но и в центре (Кировоградская, Киевская, Сумская области), и даже западе (Волынская, Черновецкая, Тернопольская). Самый же низкий уровень зависимости от экспорта присущ центральным и западным регионам, где его отношение к валовому региональному продукту – 10-25% ^{[1, с. 24]}

Ориентация экспорта ряда западноукраинских областей на рынок ЕС значительно более высокая, чем наиболее зависимых от российского рынка юго-восточных. Например, в Волынской, Тернопольской, Львовской и Закарпатской областях доля экспорта в страны Евросоюзы составляет от 58,6% до 79,9% от общей суммы экспорта (тогда как в зависимой от экспорта в РФ Сумской области экспортируется туда лишь 50,3%).

Это объективно усиливает предпосылки для сопротивления западноукраинских регионов евразийскому вектору интеграции, а также усиливает их опасения относительно экономических перспектив в случае вхождения в Таможенный Союз и возможного ухудшения условий торговли с ЕС.

Высокий уровень зависимости от российского рынка присущ также многим украинским регионам, но он уступает по уровню концентрации областям с высокими показателями экспорта на Запад. Так, в девяти из 26 областей с РФ связано более 30% экспорта, но лишь у двух из них — Запорожской и Сумской, - высокий уровень зависимости от экспорта в Россию соединяется с высокой долей экспорта по отношению ко всему валовому продукту.

Еще одним неприятным фактом для перспектив российско-украинского сближения является то, что экономика Донецкой области не является слишком привязанной к российскому рынку сбыта, его часть в экспорте региона (20,5%) ненамного, но ниже, чем доля экспорта в ЕС и другие страны дальнего зарубежья (25,6%). Роль европейского рынка также больше, чем российского, у таких юго-восточных областей, как Луганская и Одесская. Правда, мировой экономический кризис вызвал резкое падение доли экспорта в целом в экономиках Луганской и Донецкой областей (с 91,0% - 85,4% до 50%-58,7%), что создало потенциальную возможность замещения падения экспорта в дальнее зарубежье экспортом в Россию. Именно так и произошло в Харьковской области, где доля экспорта в целом выросла за последние годы в 3 раза, и в основном за счет российского рынка.

Как раз вступления в ТС и открывает возможность резкого увеличения рынков экспорта за счет России и стран, входящих в Союз.

Итак, отличительными особенностями Украины как геополитического субъекта является высокий потенциал подверженности внешнеполитическим манипуляциям, политическим воздействиям извне, и высокий риск дезинтеграционных центробежных процессов, который усиливается двойственным геополитическим положением Украины на стыке двух цивилизаций — католической и православной, Западной и Восточной.

Последнее обстоятельство, согласно концепции американского политолога Сэмюэля Хантингтона, изложенной в известной книге «Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка», обрекает Украину, как и все государства, находящиеся на стыке «цивилизационных плит», на постоянную нестабильность, метания между противоположными геополитическими векторами, и, в конечном счете, на дезинтеграцию, раскол и раздел между этими полюсами ^{[4, c. 257-258]}.

В целом, определенный недостаток экономических факторов российско-украинского сближения, имеющий место в данный исторический момент, должен быть компенсирован факторами идеологического и социально-психологического порядка, создаваемыми и действующими в результате умелой социально- психологической политики.

Значительное количество протестующих видит желаемое будущее Украины во вступлении в ЕС, ожидая от этого события всяческих благ для Украины и связывая с ним возможность своего личного благополучия.

Этот императив обладает большой силой, несмотря на необоснованность этих ожиданий с точки зрения рациональных аргументов (хорошо известных из СМИ, которые указывают на неравноправность Договора об Ассоциации и угрозы, которые он несет украинской экономике).

Устойчивость, сила и влияние установки на вступление в ЕС, как очевидно, носит во многих случаях иррациональной характер. Сознательная критическая деятельность мозга, основанная на доводах разума, у многих протестующих сблокирована определенными подсознательными механизмами, задействованными политтехнологами Евромайдана в процессе информационно-психологической компании. Каковы эти механизмы? Одним из таковых, по всей видимости, является механизм якорения.

Как указывает российский ученый, специалист по информационно-психологическому противостоянию професор А.В. Манойло, «…современные «якорные» техники создают значительные возможности для скрытого, манипулятивного управления человеческим сознанием через его подсознательную деятельность» ^{[2, с. 55]}.

Иррациональные ожидания по поводу ЕС в ходе информационно-психологической обработки населения удалось заякорить на всеобщей неудовлетворенности действиями украинской власти. Эмоциональное состояние неудовлетворенности, вызванное недальновидной и неуклюжей политикой власти, по механизму ассоциации включает эмоциональное состояние завышенных ожиданий от сближения с ЕС, и наоборот. Следует заметить, что и тут, в деле формирования таких неадекватных евроожиданий, также, как и в деле подхлестывания Евромайдана к протестным действиям, власть сделала очень много. В течении года во всех провластных СМИ с помпой провозглашалась новая эпоха евросближения, в то время, как знаменитое Соглашение об ассоциации Украины с Евросоюзом, по сути, никто не удосужился прочитать. А если кто и читал, и высказывал обоснованные сомнения по этому поводу, то его мнение не шло дальше нескольких малопопулярных изданий и сайтов (за исключением, разве что довольно тиражных для Украины газет компартии Украины, последовательно критиковавших «европейский выбор» с самого начала).

Фактически, власть сама «напоролась» на то, за что она «боролась» - на неадекватные евроожидания, и спровоцировала политический взрыв резким поворотом в противоположную сторону перед самым подписанием соглашения с Европой.

«Вот войдем в Европу, так заживем по-человечески, как европейцы, а не так, как жили последние 20 лет!», - вот смысл евроожиданий. Ожиданий наивных, детских и инфантильных, уповающих на помощь «доброго европейского дяди», а не на свои силы.

Незрелый инфантилизм, избегающий брать ответственность за собственную судьбу в свои руки, с одной стороны, и патернализм, диковинным образом смешанный с нелюбовью к любой власти, с анархизмом (назовем это явление анархопатернализмом), с другой, – вот две отличительные особенности украинского менталитета, свойственные, на наш взгляд, значительным слоям общества, особенно представляющим западную Украину. На всем протяжении массовых протестов в Украине, начиная с помаранчевой революции и заканчивая современным Евромайданом, прослеживаетя одна и та же логика инфантильного массового сознания, включающего в себя в качестве открытой позиции фигуру родителя, и ожидающего, что пустующее место родителя будет занято какой-либо авторитетной общественно-политической силой, которая поведет за собой и решит все проблемы.

Во времена Оранжевой революции протестующие массы тоже рассчитывали на добрые намерения «хорошего» Ющенко и его «оранжевой» команды, сейчас – на добрые намерения «хороших дядь» из Европы, но, как нам кажется, суть этих несбыточных ожиданий одна – по-детски покорно и безрассудно следовать за референтными авторитетными группами, занимающими в сознании масс родительски - отцовскую социальную позицию. Ющенко занял в сознании роль социального авторитета - родителя побывав в родительской социальной позиции премьер – министра в 2001-2002 г., а удовлетворил анархические установки массового сознания, перейдя в отставке к критике действующей власти в 2003-2004 г.

Сейчас европейские политики заняли роль таких референтных «родителей» в сознании масс, родителей, которые поощряют массы к анархическому бунту против ослабевшего тотемического папы, т.е. против украинской власти.

В свете теории инфантилизма массового сознания украинцев, особенно западных, становятся понятнее ставшие уже ритуальными в устах западноукраинцев ( и заражающие некоторую часть украинцев в Центре и на Востоке) обвинения России и «клятых москалив» во всех бедах Украины, включая и беды нынешние. Это ничто иное, как психологическая защита людей, не способных взяться, засучив рукава, за роботу и изменить свое положение к лучшему, и ищущих оправдания своей собственной несостоятельности и неспособности в происках внешних сил и врагов. Это внешнеобвиняющая реакция инфантильных нарциссических индивидов, освобождающая их от ответственности за собственную судьбу и оправдывающая собственную бездеятельность. Жупел враждебной России очень удобен для безответственных политиков в Украине, и политически выгоден врагам российско – украинского союза.

Надо отметить, что некоторые меры экономической политики России по отношению к Украине, проводимой в последние годы, также подталкивали Украину к дрейфу в сторону Евросоюза. Цена за газ 520-530$ в 2013 г. уравнивала положение Украины с положением других западно-европейских партнеров России, и даже в чем-то делала его хуже. Например, цена на российский газ для Турции были ниже на 100$, чем для Украины, цена газа для Германии была тоже ниже ^[5]. В то же время с 2010 года внешнеполитический курс Украины был, если не пророссийским, то достаточно лояльным к восточному соседу, что было отражено в Харьковских соглашениях. И вместо того, чтобы стимулировать наметившееся сближении (пускай и не всегда последовательно проводившееся со стороны украинского руководства) политически и экономически, российская сторона сочла возможным разговаривать с украинской жестким языком экономического газового диктата, загоняя последнее в глухой угол. В определенной мере, это и предопределило политику метания Украины между восточным и западным геополитическими полюсами.

Экономические и политические действия России по отношению к Украине должны диктоваться не тактическими, а стратегическими соображениями. В этом плане РФ , как нам кажется намного ранее, чем в 2014 г., могла стать главным кредитным донором для украинской экономики, не оставляя, тем самым, места для вмешательства ЕС и МВФ, и не позволяя им осуществлять экономическое и политическое давление и манипуляции в украинском геополитическом пространстве.

Нужно остановится особо на стиле общения между российской и украинской сторонами как на факторе, от которого во многом зависит их взаимопонимание,. При этом, как нам кажется, присутствует одна типичная ошибка. Российская сторона на дипломатических переговорах иногда прибегает к покровительственному, даже унизительному тону по отношению к украинской, тону старшего брата по отношению к неразумному младшему. И так бывает даже тогда, когда россияне искренне желают украинцам добра. Такой тон не может не вызывать неприятия, скрытого или откровенного, что не способствует политическому и дипломатическому взаимопониманию и сближению. Известно из достоверных источников, что когда новоизбранный президент Кучма совершил в 1994 году свой первый визит в Россию, то стиль обращения президента Ельцина с Кучмой, все-таки главой независимого государства, напоминал обращение с одним из своих губернаторов. Последнее обстоятельство, наряду с другими, способствовало дистанцированию политического курса Украины от России в тот период. Причем этот покровительственно – назидательный тон нередко проскальзывает и в российских средствах массовой информации, и на уровне бытовых отношений между россиянами и украинцами. Он настолько «вьелся» в характер россиян, что иногда присутствует в общении даже тогда, когда они совершенно не хотят обидеть другую сторону. Учитывая комплексы украинцев, связанные с тем, что Украина на протяжении веков не имела своей государственности, такой тон воспринимается украинскими политиками и рядовыми гражданами особенно болезненно, и этот момент российским политикам и дипломатам нельзя сбрасывать со счетов.

Для начала остановимся на упущенных возможностях культурного, информационного и политического влияния России в Украине.

Россия почему-то практически не использовала тактику сетевого влияния, так широко применяющуюся американскими и европейскими политтехнологами на территории Украины, да и всего мира. Успех «арабской весны» и других «цветных революций» не в малой степени объясняется успешным применением сетевых политтехнологий. Автору этих строк тоже приходилось участвовать в создании проамериканских сетей политического воздействия (правда, «вслепую», не понимаю этого) накануне «оранжевой революции» в 2002-2004 г. В рамках деятельности американской организации IRI («International Republican Institute» - международный республиканский институт, действующий при поддержке Республиканской партии США) группа украинских политтехнологов, политологов и психологов (включая автора) разъезжала по всем областям Украины с политтехнологическими и психологическими тренингами. В их рамках шло обучение политических активистов разных украинских партий совершенно невинным, казалось бы, знаниям и умениям: как работать со средствами массовой информации, как привлекать сторонников и формировать единомышленников, как составить политическую листовку и т.п. Но при этом обращало на себя внимания то, какое большое внимание уделялось составлению списка активистов, с точными сведениями о них, с информацией об адресах и телефонах. Именно таким способом под прикрытием политических тренингов шел сбор информации, необходимой для создания сетей политического воздействия.

Влияние прозападного лобби в Украине за годы независимости приобрело гигантские размеры. По сведениям народного депутата Украины Олега Царева, в Украине около 10 тысяч сотрудников неправительственных организаций, существующих на гранты западных организаций. «У нас с трудом можно найти какого-нибудь министра или сотрудника администрации всех уровней, который не проходил бы в свое время обучение или не был бы сотрудником неправительственной организации.

Этого люди, которых двадцать лет готовили, и перед ними стояла задача поменять матрицу украинскому народу. И это им почти удалось», - отмечает Царев.

Итак, одной из первоочередных задач перед российскими и дружественными России украинскими политтехнологами является создание в Украине мощной системы групп поддержки и социальных сетей на горизонтальном уровне.

Действий по дипломатическим каналам напрямую с первыми лицами и политическими лидерами, как показывает опыт, явно недостаточно. Те пророссийские организации, которые существуют, явно не «вытягивают» задачу организации мощного общественного воздействия. Например, «Русский клуб», созданный несколько лет назад в Киеве, сумел объединить несколько десятков украинских журналистов «второго эшелона», не делающих погоду в украинском информационном пространстве, да еще десяток-другой политиков, которые при всем уважении к ним, тоже не делают погоды.

В лучшем случае, входящие в «Русский клуб» лидеры пророссийского Народного Собора Украины могут вывести на демонстрацию или «крестный ход» несколько сот православных бабушек и дедушек, что на фоне кипящего молодыми боевиками Евромайдана выглядит, мягко говоря, неубедительно. Или могут еще развернуть для картинки в Интернете на фоне многолюдного Киевского Майдана пророссийский баннер с надписью «Украина и Россия – вместе сила», и быстренько его спрятать, пока евромайдановские активисты не накостыляли по шее.

Наиболее активная, последовательная и многочисленная из пророссийских политических сил Украины, компартия Украины, располагает депутатской группой в украинском парламенте, что позволяет ей, конечно, оказывать поддержку пророссийскому политическому вектору. Но естественная убыль в ее рядах советских пенсионеров, на которых она во многом опирается, и падение популярности в обществе, вызванное ее курсом последних месяцев на откровенное содействие правительственной Партии Регионов, рейтинг которой невысок во многих общественных слоях, - все это делает проблематичным расчет на значительное влияние КПУ на украинские политические процессы и широкие слои общества в ближайшем будущем.

Анализируя упущенные возможности, необходимо, далее, отметить недооценку российской стороной рычагов культурно-информационного воздействия на общественное мнение Украины.

Дело в том, что за двадцать два года независимости украинская культура и рынок украиноязычных книг и изданий пришли, фактически, в полный упадок. Дело в том, что в ощутимой государственной поддержке им было отказано, несмотря на декларации украинского государства о патриотизме и поддержке украинской культуры (которая, якобы, в советские времена находилась «в загоне», хотя тогда книги на украинском языке издавались стотысячными тиражами).

На этом фоне благотворительная поддержка украинских изданий в Украине со стороны России произвела бы, по всей видимости, оглушающий эффект в общественном мнении здравомыслящей части украинского общества (а таковая часть имеется и очень обширна, хотя и не так криклива, как «национально-патриотическая»). Каких-нибудь несколько миллионов долларов, выделенных на гранты украинским писателям, поэтам и музыкантам, а том числе и пишущим на украинском языке (и даже им в первую очередь), в сопровождении эффективного пиара в украинских средствах массовой информации, - и референтная часть украинского общества, интеллигенция и деятели культуры, станут симпатизировать России.

Необходимо отметить, что русскоязычная культура Украины со времен Булгакова также имеет глубокие корни и значительные достижения, но она, фактически, рассматривается российской общественностью как культура маргинальная, существующая где-то там, на задворках империи. Мощная российская финансовая грантовая поддержка украинских русскоязычных деятелей культуры вывела бы ее на новый уровень и могла бы продемонстрировать молодому поколению Украины перспективность и престижность выбора пророссийского геополитического и культурного вектора.

Если то же самое предпринять в отношении украинских ученых, также влачащих жалкое существование, то еще один отряд интеллигенции – научно-технической, перейдет на сторону идеи сближения с Россией.

Особую роль тут смогла бы сыграть поддержка образования и педагогов, воспитывающих детей. Говоря о роли учителя в воспитании подрастающего поколения, можно вспомнить афоризм Бисмарка о том, что битву при Садовой выиграл школьный учитель.

Пока же приведем один из ярких примеров неэффективной культурной экспансии России: он, в частности, выражается в коротких полуночных передачах «Радио России» на украинском радио «Радио Культура», во время которых российские ведущие брали интервью только у русскоговорящих деятелей украинской культуры, и позволяли себе открытые насмешки по поводу украинского языка. (Автор этих строк работал одно время ведущим на всеукраинском радио «Культура» и наблюдал неоднократно подобные трагикомические эпизоды). Ничего, кроме недоумения такой подход в Украине вызвать не может (а он довольно характерен и является проявлениям своеобразного русского культурного снобизма, свойственного иногда не только деятелям русской культуры, но и российским политикам). Нельзя же, ставя серьезные задачи усиления политического и культурного влияния на украинском геополитическом пространстве, исходить при этом из бытовых представлений о «хохлах», обожающих кушать сало, об украинском языке как испорченном русском языке, и об украинской культуре как о недоразумении. Необходимо опираться на более адекватные представления: украинская культура является одной из полноценных культур (хотя и не может сравниться по богатству достижений с культурой Гоголя, Достоевского и Толстого); украинский язык, хотя и содержит много общего с русским, но имеет собственную историю и литературу; украинцы умеют не только «спивать» и пить горилку. И эти факты уже не переделать, но следует воспринимать как данность и исходить из них при планировании политической и культурной стратегии России по отношению к Украине.

Большой культурный и политический резонанс, как нам представляется, имело бы создание государственного Института украинского языка и культуры им. Тараса Шевченко в Санкт-Петербурге (поскольку именно там культовый для украинских патриотов украинский поэт Тарас Шевченко провел многие годы своей жизни и обязан петербургской интеллигенции своим освобождением из крепостничества), кафедр украинского языка и литературы в вузах Кубани и других местах компактного проживания украинской диаспоры в России. Данные акции имели бы символический характер, и ни в коем случае не могли бы привести к противопоставлению украинского языка в России русскому, украинской диаспоры (которая в основной своей части была и останется русскоговорящей) русскому населению, но способствовали бы развенчанию мифа о враждебности России всему украинскому, выбили бы из рук русофобской части украинских деятелей идеологическое оружие, которое позволяет им настраивать против России значительную часть украинских граждан.

Что касается сиюминутных задач российского социально-экономического курса, то речь, вероятно, должна идти об оказании всесторонней и долговременной экономической помощи Украине. Отказ от экономической помощи под любым предлогом снова может подтолкнуть Украину в сторону Запада.

Один словом, в области российско-украинских отношений предстоит непочатый край работы, оставляющий место для новых, нестандартных и креативных подходов, позволяющих эффективно противостоять западноевропейскому и американскому геополитическому напору на Украину, а по существу, на Россию и восточнославянскую цивилизацию в целом.