Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

Law and Politics
Reference:

Doctrinal arrangement of social-territorial structure of the Soviet system in 1918 (based on the materials of the Commission for Drafting the Constitution of the Soviet Republic under the All-Russian Central Executive Committee)

Korovin Kirill Sergeevich

Assistance, the department of Constitutional Law, Ural Institute of Management of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration

620144, Russia, Sverdlovskaya oblast', g. Ekaterinburg, ul. 8 Marta, 66, of. 315

korovinscience@yandex.ru
Other publications by this author
 

 

DOI:

10.7256/2454-0706.2021.12.37223

Received:

24-12-2021


Published:

31-12-2021


Abstract: Based on the vast array of archival materials, the article reconstructs the discussions that took place in the process of adoption of the 1918 Constitution of the RSFSR. It is worth noting that the issues that are somehow related to the model of the Soviet federation were the most discussed. Such situation existed due to the fact that the Marxism-Leninism ideology was initially internationalistic, and the Bolsheviks were enormously interested in expanding their influence. The federation was also a fully legal instrument for uniting the communist parties of various countries into economic, military and political alliance. Although V. I. Lenin had a dialectical perception of federation and the state, this did not diminish the interest of the members of the commission to this problematic. The question of federalism was strictly practical and tactical, since the fate of the world socialist revolution depended on the extent to which the federation would be proletarian and unique. Therefore, the members of the commission had to solve the issues associated with the type of federation, ethnic question, the administrative-territorial division of the state, and representation in the councils. The latter was of crucial importance, since both the social base of the political regime and the governability of the entire Soviet state depended on the content of the Soviet institutions. Therefore, the Bolsheviks placed emphasis namely on the representation of workers, rather than peasants. The conclusion is made that the legal issues of the structure of the Soviet federation were equally as important as the ideological arrangement of the Soviet state.


Keywords:

soviet constitutionalism, socialism, federalism, soviet federation, commune, Soviets, sovdeps, administrative-territorial division, state structure, Lenin


Юридическое оформление федеративного устройства в РСФСР, несомненно, основывалось на идеологических положениях В.И. Ленина о государстве. Наиболее важными темами для обсуждения в конституционной комиссии при ВЦИК стали административно-территориальное деление советской федерации и представительство в Советах. Как верно подметил Ю. Ларин, «особенные требования момента требуют усиления центральной власти, которая одна может справиться с той разрухой», следовательно надо «особенно резко подчеркнуть конституцию государственной власти» [5, Л. 27–28]. Аналогично М.И. Лацис рассуждал о том, что нельзя давать слишком большую самостоятельность местам, в то время как желательно выступать за «юридическую централизацию» [5, Л. 35].

По словам А.И. Бердникова, советская власть носила вовсе не федеративный характер. В политическом смысле федерация понималась им через «способ образования высшей власти», которая создавалась путем делегации полномочий из регионов в центр. Хотя Всероссийский съезд Советов и образовывался посредством представительства от местных Советов, которые направляли своих делегатов, они не хотели брать на себя определенные полномочия и заниматься федеративным строительством. «Мы дети единой трудовой семьи», – единогласно заявляли представители тех самых Советов и безукоризненно признавали то, что все решит «всероссийский трудовой совет». Советское государство – это «совершенно не федеративный способ происхождения» власти, так как в настоящих федерациях было важно именно мнение ее субъектов. Правительство в федерациях вообще строилось по другому принципу, а конкретно: оно формировалось как на основе национального представительства, так и от частей федерации [5, Л. 29–31].

Как бы то ни было, основные черты, присущие буржуазной федерации, как полагал М.А. Рейснер, были необходимы для социалистической республики, но со значительными изменениями. С одной стороны, «в коммунистической или в социалистической республике» не нужна была федерация крупных государств из-за того, что там «… нет ни национальной государственности, ни капиталистических интересов». Также социалистическому государству не нужна была федерация, состоящая из мелких единиц, ибо в нем «нет сепаратизма», и некрупные коммуны в отдельности не имели большого значения. В федерации не должны были преобладать централистские тенденции, а в основу территориального деления будут положены экономические факторы и интересы, которые определят структуру области [3, Л. 37–40].

Для построения иерархии советских учреждений конституционной комиссии необходимо было определиться с административно-территориальными единицами, а также установить характер представительства в Советах. В основном подробно были рассмотрены характеристики коммуны как единицы будущей федерации, высказаны позиции «за» и «против» этой концепции. Д.А. Магеровский говорил, что коммунальный принцип был хорош для тех территорий, которые занимались самодеятельностью и хотели этого [4, Л. 1-34]. Я.М. Свердлов немного по-иному назвал этот принцип – территориальным, вернее «железнодорожным» (экономическим), при котором была очень важна взаимосвязь партийных и государственных организаций. Основанием территориального деления должен быть экономический признак – «характер производства», – так что следует взять за основу федеративные начала советской республики, принятые на III Всероссийском съезде Советов. Когда все учреждения умрут, ВСНХ останется и будет осуществлять экономические функции в социалистическом обществе, и тогда идеи М.А. Рейснера будут актуальными [4, Л. 19–22].

Самым важным, как считал М.А. Рейснер, являлся территориальный принцип, а не национальный, благодаря тому, что на нем строилось большинство современных федераций. В социалистическом государстве он в себя включал три важных компонента: «территориальные области», структурное деление власти и «единый народ». «Территориальные области» выделялись на основе наличия мелкого или крупного капиталистического хозяйства. Подразделение властей на центральные, областные и местные (коммунальные) происходило на основе «ограничения единого народного суверенитета» с целью подавления классовых антагонизмов и бонапартизма, сепаратизма и анархии. «Единый народ» был объединяющим началом «демократической федерации», и от его имени издавались законы. Правда, если бы он был суверенен, то это могло привести к распаду государства [3, Л. 37–39]. Здесь уместно упомянуть идеи К. Шмитта о том, что как раз в демократии народ выступал сувереном. «Он есть верховный судья, как и верховный законодатель» [7, С. 145].

Противоположной точки зрения придерживался А.И. Бердников и считал, что федерация в России не могла строиться по синдикалистскому принципу, когда каждый синдикат, являясь независимой единицей, обязан был выполнять решения, принятые большинством синдикатов. В таком случае попытки М.А. Рейснера, который говорил о хозяйственно-организационных основах федерации, не смогли бы реализоваться в России. «Политическая» федерация будет строиться по аналогии со Швейцарией и США, где созданы две организации, между которыми распределяется верховная власть. Подобным образом возникает верховный орган, состоящий из двух учреждений, без согласия одного из них не может быть решен никакой важный вопрос [5, Л. 29–31].

Удачное определение коммуне, преимущественно сельскохозяйственной, дал исследователь М. Левин: «Это форма коллективной организации, при которой производственная деятельность осуществляется сообща. Все блага принадлежат коллективу. Семьи живут в общих домах ... Вознаграждение труда в форме заработной платы … отсутствует» [1, С. 77]. Те области, которые являлись коммунами, как думал Д.А. Магеровский, должны быть перечислены в конституции с правом законодательной власти, остальные же – имеют только исполнительную власть (органы местного самоуправления). Коммуны затем превратятся в федерацию отдельных союзов, и такая конструкция будет близка к двум синдикалистским принципам: государственный синдикализм – Советы будут принимать решения, обязательные для всех синдикатов – и синдикалистский конфедерализм – синдикаты на основании свободного договора признают степень обязательности тех или иных решений Совета [4, Л. 30–31].

М.А. Рейснер предлагал взять за основу «гибкое» построение федеративных единиц, в том числе положение П.П. Ренгартена о федерации различных профессиональных объединений, потому что советская власть предоставляла большое разнообразие таких организаций. Поэтому каждая область в соответствии с экономической целесообразностью могла быть «малой федерацией еще меньших федеративно организованных коммун» [3, Л. 40–41]. Преобладали в советской федерации коммуны как «территориально-хозяйственные соединения»: «коммуна как федерация местных социально-хозяйственных образований и провинция как федерация коммун». «Мы менее всего должны шаблонировать и подгонять жизнь под формальные рамки» [3, Л. 46]. Для М.А. Рейснера, как и для П.П. Ренгартена, коммуна являлась базовой единицей построения федерации. Однако интересно замечание Б. Маслова о том, что «коммунизм – это не жизнь в коммуне, а совокупность жизненных установок, ориентированных на «коммунальное» видение будущего» [2, С. 328].

Одной из ключевых территориальных единиц у М.А. Рейснера стала провинция – «территория подведомственная … федерации коммун». Провинцию образовывало множество отдельных коммун, объединенных с целью «хозяйственного, политического и культурного управления». Возглавлял ее «съезд коммунальных Советов» или «провинциальный Совет», состоящий из «представителей коммунальных Советов» и иных хозяйственных и общественных союзов. Далее провинции находились в управлении «областного союза» («областной республики»), возглавляемого «областным съездом Советов», формируемым из «представителей провинциальных федераций». Областные же республики создавали союз – Российскую Социалистическую Федеративную Советскую Республику, – возглавляемый «Советом рабочих, крестьянских, казацкий, батрацких и трудовых депутатов». При образовании в других странах советских республик, РСФСР входил «на началах равенства и свободы в их высший федеративный союз соединенных Социалистических Федеративных Республик» [3, Л. 50–51]. Так и произошло, по сути, при заключении договоров между РСФСР и социалистическими республиками.

На предложения М.А. Рейснера последовала жесткая критика. А.П. Смирнов подчеркивал, что если взять за основу конструкцию коммуны М.А. Рейснера, то «от Советской республики останутся только рожки да ножки». В условиях окружения империалистическими государствами была нужна централизованная политика, а не предоставление так называемым коммунам большой автономии. Все ресурсы должны были работать на благо всей страны, а не отдельных коммун. В связи с этим коммунальное государство было бы хорошим вариантом в будущем, а сейчас же нужно решать практические задачи, хотя «коммуна – это действительно красивая вещь» [4, Л. 13–14, 15]. И.В. Сталин раскритиковал М.А. Рейснера в том, что тот понимал федерацию как «федерацию элементов», «федерацию мелких, средних и крупных единиц», а не «федерацию обыкновенных территориальных величин». Такое государственное устройство, по его мнению, анархическое, синдикалистское [5, Л. 2], при этом подрывался бы авторитет центральной власти. Представляется, что для И.В. Сталина чисто федералистский подход М.А. Рейснера не подходил для переходного периода, в котором находилось советское государство. А.А. Шрейдер предлагал отказаться от деления федерации на «коммуны» и «провинции», поскольку сохранение таких категорий, как губернии, уезды и области, созданных еще в имперский период, соответствовало социализму и диктовалось жизнью. На этой основе должны быть образованы местные Советы [5, Л. 24].

Представительство в Советах волновало членов комиссии в не меньшей степени, нежели административно-территориальное деление социалистического государства. Коммуны, как подчеркивал Д.А. Магеровский, имеют федеративный характер, и в них на равных будут входить представители от разных профессиональных союзов, работники от всех отраслей. К сожалению, такой строй в каждой коммуне реализовать было нереально, потому что принцип федерации состоял как раз в равенстве входящих в нее единиц. Особенность советского представительства была в том, что оно не было связано с федеральным характером Советов [4, Л. 30–31]. М.А. Рейснер, наоборот, полагал, что Советы имели федеративный характер, так как делегаты в них избирались в качестве представителей от коммун и включали в себя людей от «профессиональных» и «социально-хозяйственных союзов». И важно то, что они менее всего были основаны на «всенародном голосовании населения» [4, Л. 24]. Власть народа в России непосредственно реализовывалась через систему Советов, в которых была реальная административная власть, реализуемая посредством создания специального органа.

М.А. Рейснер утверждал, что представительство не отдельных лиц осуществлялось в Советах, а интересов – таких групп, «общественных союзов», как «социально-классовые» («рабочие, крестьяне, батраки»); «профессиональные» («фабрично-заводские комитеты», «профессиональные союзы», «союзы почтово-телеграфных, железно-дорожных и т. п. служащих»); «экономические организации, кооперативы, земельные комитеты и подобные учреждения», «политические партии с их интеллигентским составом, но стоящим … на основе коммунистической или лево-эсеровской программы». Советы являлись «федерацией социально-экономических групп», «которые через своих представителей дают выражение соответственным интересам» [3, Л. 44].

Классификация общественных сил, разработанная М.А. Рейснером, которые нужно учитывать в советской республике, выглядела таким образом: «соединения и союзы социально-экономического значения», потерявшие частноправовое значение и приобретшие государственную ценность вследствие того, что имели тенденции к сепаратизму и должны быть централизованы под единым началом, – «профессиональные союзы», «производительные ассоциации» и кооперативы; «союзы и установления коммунального характера» – коммуны, «местные территориальные соединения … на место старых земств» и «некоторые мелкие советские организации». Как раз коммуны были основой нового общества и государства, где реализовывались экономические функции и разрешался вопрос перераспределения товаров [3, Л. 44]. Все это подтверждает то, что только пролетариат, который будет находиться во главе государства, сможет решить все проблемы, так как, например, в США крупный капитал превращал выборы «в совершенную комедию», и представительство формально имел народ, а на самом деле – синдикаты [3, Л. 37–40].

В Советах представительство имели не индивидуальные представители, о чем рассуждал М.А. Рейснер, а «социально-хозяйственные организации». «Важно не число лиц, а представительство отдельных хозяйственных интересов» «союза трудовых масс». Он обратил внимание на то, что существовала проблема множественности голосования, когда один и тот же человек являлся представителем от нескольких организаций в одном Совете. Все это не противоречило социализму, ибо человек представлял не свои интересы, а каждой конкретной организации в отдельности. Федерация была сформирована постфактум на базе отношений, уже возникших после революции – на основе Советов, существующих и сформированных посредством представительства интересов. Ссылаясь на критику И.В. Сталина, он полагал: «я не думал, что можно все перевертывать вверх ногами». Юрист должен следовать форме, в то время как марксист, а это первостепенно, – «подлинной жизни, т. е. реальным интересам». Поэтому в коммунах не было мажоритарной системы индивидуального представительства, а было представительство социалистических хозяйств [5, Л. 10–15].

Ю.М. Стеклов опровергал утверждение М.А. Рейснера о коммуне как не представительстве лиц, а интересов. Например, выборы в Московский Совет производились «не от заводов, а от рабочих по числу». Он также упрекнул юриста в том, что тот впадал в синдикалистские утверждения, опасные для страны. Публицист считал, что вследствие установления представительства от лиц может установиться демократия из-за того, что трудовая повинность и ценз не допустят к выборам буржуазные элементы [4, Л. 9–10]. В свою очередь, В.А. Аванесов выразил несогласие Ю.М. Стеклову по вопросу о составе Советов – представительство отдельных лиц или групп. Советы выражали волю отдельного класса – влияние оказывали группы, а не отдельные лица. При переходном периоде сложно было сделать представительство отдельных лиц, а когда будет установлена трудовая повинность, то будет проще. Для партии принципиально «строительство будущей федерации, самого широкого будущего мирового интернационала» [4, Л. 25, 27].

Представительство в местные Советы могло быть смешанным, – подчеркивал А.А. Шрейдер, – индивидуальным и от профессиональных организаций. Вместе с тем активным избирательным правом будут обладать лишь представители от организаций, потому что у них «запись в профессиональные организации» понималась как «патент на труд». Также значимо то, что в Совет можно избираться только людям, «занимающимся своим трудом» [5, Л. 24]. О переходе от двойного и тройного представительства к представительству профессиональных союзов в городах, где есть рабочие, говорил Д.А. Магеровский. При этом он подмечал, что нужно учитывать экстерриториальный принцип выборов в Советы по «отдельным отраслям труда». Крестьянское представительство будет только у тех субъектов класса, у кого есть права на землю, и кто «в силу проведения социализации земли обладает землей по трудовой норме» [4, Л. 31–32].

А.И. Бердников подметил, что всегда в Советы должны входить представители от «известных категорий трудящихся». Так что необходимо установить представительство от специальных организаций – «резервуара опыта и знания, который заключает в себе сливки трудящихся масс», в связи с тем, что «эти съезды неработоспособны, что они превращаются в митинги, проходят в несколько дней и потом разъезжаются». «На наших съездах, на наших Советах мы имеем представительство из самых глубин рабочей и крестьянской массы», но уровень этой массы был очень низким. «Не всякая профессиональная организация должна посылать своих представителей в Совет, а лишь те, кто стоят на точке зрения советской власти». Если будут представители на съездах от этих организаций, то «повысится уровень интеллектуальности», тем самым «серая масса» будет получать политический опыт [6, Л. 13–15].

В тех городах, как подмечал В.А. Аванесов, где было представительство от организаций, идеи, предлагаемые А.И. Бердниковым, были нецелесообразными. Политические партии могли вести пропаганду через своих избирателей, и это представляло угрозу для советской власти. Профессиональные союзы создавали двойное представительство, так как рабочие имели представительство как от фабрики, так и от профсоюза. «Это нелогично, несправедливо, что один человек имеет два голоса», «с какой стати», «такое подразделение совершенно недопустимо». Получается, что индивид одновременно может иметь представительство от политической партии, кооператива, профсоюза и завода [6, Л. 15–16]. «Включить кооперативы – это значит расширить границы до того, чтобы влить всю обывательщину, ибо кооперативы – это не рабочие кооперативы, это обывательские кооперативы, для тех, кто внес определенный пай и получает определенные продукты». Если обыватели вольются в Советы, то они смогут их «перевернуть», поэтому политические партии и кооперативы следует исключить, а представителей от всероссийских и областных профсоюзов ограничить численно, «ибо это есть организации рабочей жизни, организации, которые стоят на страже интересов экономических нужд» [6, Л. 15–16].

Основная путаница относительно характера представительства возникла из-за неясности терминов «Советы», «совдепы» и «сход граждан». М.И. Лацис осознавал, что использовались два слова – «Советы» и «совдепы»: когда речь шла о сходе всех граждан на селе, то это были сельские Советы; совдепами были учреждения, где проходили собрания депутатов. В деревнях с населением около ста человек не было смысла делать представителей, поскольку все смогут присутствовать на сходе. Там, где каждый может принять участие в управлении, совдепов не будет. При таких обстоятельствах право иметь свой орган будет даже у маленьких поселений. В данном случае существенно различать собрание депутатов и собрание граждан [6, Л. 2–5]. Противоположной позиции придерживались Ю.М. Стеклов и А.А. Шрейдер, они считали, что, наоборот, «под Советами мы имеем в виду совдепы», «Советы могут быть учреждениями только избранными». Нельзя назвать сход граждан Советом, потому что граждане не имели мандата и не являлись полномочными представителями. Если они пришли, то самостоятельно и никто их не приглашал на сход, ведь кто-то остался дома. Полномочные представители выражались от имени Совета, а не от хаотичного собрания людей. Вся власть принадлежала Советам, ибо власти не может быть у случайных [6, Л. 2–3].

«Совдепы есть зло», – заявил А.И. Бердников. Он был против любых представительных учреждений ввиду того, что нужна «непосредственная демократия», где идеалом будет вече. В маленьких поселениях нет необходимости в постоянном представительном учреждении, и там сход будет являться «управляющим органом». Если посмотреть на идею А.А. Шрейдера, то собрание граждан реализовывало свое избирательное право, избирая совдеп, который будет решать все местные проблемы. Логично было бы передать представительному органу постоянные вопросы, а важные дела должны решаться сходом или всеми гражданами с избирательным правом. Совет – это не представительный орган, а все учреждения, как сход граждан, так и депутаты. Советы в первую очередь – низшие звенья, а совдепы – звенья более высокого порядка, на основании чего необходимо заменить слово «совдеп» «Советом» [6, Л. 3–5].

Я.М. Свердлов удачно подметил, что у понятия «Совет» имелся исторический смысл, однако оно было очень широким, из-за чего будет толковаться людьми по-разному, «как в их сознании в процессе развития нашей революции это слово отразилось». Совдеп – это Совет депутатов, а «когда говорят просто Совет, то имеют в виду Совет депутатов». Но речь шла о том, нужны ли представительные органы в маленьких городах и селах. «Сельский Совет – первая ячейка. Затем городские, потом губернские» [6, Л. 17]. Без них нельзя обойтись, по его мнению, в связи с чем логично будет их назвать исполнительными комитетами, бюро. Исполнительный комитет – рабочий орган Совета, – в то время как общее собрание граждан работающим органом не может быть [6, Л. 5–6].

Он подчеркивал, что непосредственное представительство будет хорошо сочетаться с рабочим органом, решающим вопросы. «Исполнительный комитет и Совет – это организации одного порядка. Исполком – это рабочий орган Совета, который создается только в том случае, если Совет слишком громоздкий». Совет – это тоже рабочий орган, так как было еще собрание избирателей [6, Л. 10]. В целом соглашаясь с позицией Ю.М. Стеклова, Я.М. Свердлов утверждал, что места сами вольны решать форму своих органов. «Первой ячейкой власти является общее собрание избирателей, не просто сход», а уже они избирают определенный рабочий орган [6, Л. 8–9]. «В маленьких местах не так трудно устраивать выборы», поэтому недопустимо лишить небольшие деревушки представительства [6, Л. 12, 18].

В любых сельских поселениях, по мыслям А. А. Шрейдера, высшим органом власти должен являться сход граждан, «собрание избирателей, которое должно избирать рабочий орган, исполком, назовите его Советом» (если исполком будет большим, то он создаст президиум) [6, Л. 6]. Предложенные ограничения по численности ставили партию в тупик: получается, что если имелась определенная численность населения, то поселение было обязано избрать представительный орган, а если нет, то оно, наоборот, не могло этого сделать [6, Л. 10]. Так как конституция должна быть «удобопонятной», как полагал М.И. Лацис, то предлагалось указать те местности, где представительство будет непосредственным. В России не было единообразия, а существовало большое разнообразие местностей – «населенные места, усадьбы, хутора, деревни, станицы», следовательно нельзя было все смешивать [6, Л. 6–9]. Нужно определить точно, от волостных или уездных съездов будет представительство [6, Л. 21]: там, где будет мало населения, там нет надобности в исполнительном органе. Проблема была в том, либо тратить постоянно время на созыв Советов, либо тратить средства на постоянный рабочий орган, но Советы тогда будут работать. Так что надлежит установить определенное единообразие относительно названия и вида исполнительного органа – на местах неразбериха. «Получается мешанина», потому что есть съезд, исполком, президиум. В комиссариатах все понимали съезд как совдеп – «раз он съезд, то мы уславливаемся назвать его совдепом» [6, Л. 11, 13, 17].

Ю.М. Стеклов был согласен с М.И. Лацисом в том, что в мелких поселениях должен устанавливаться народный сход, который будет решать вопрос наличия представительного учреждения «по соображениям удобства». А.И. Бердников, наоборот, был против такой самостоятельности в решении вопроса о Совете или сходе – «у нас есть масса несознательных, безынициативных» [6, Л. 6–9]. Его поддержал Я.М. Свердлов, сказав, что когда создается исполком, то это «роскошь неслыханная», поэтому требуется выбрать что-то одно. Пусть он будет называться президиумом, а фактически будет исполкомом. Также Советы необходимо скоординировать в работе с комитетами бедноты: «Возможно, что когда эти комитеты заменят собой Советы, там, где он был кулацким, они встанут во главе всего дела и превратятся в Советы бедноты, против Советов кулацких. Принципиально указать, что это исполнительный орган, ответственный перед Советом» [6, Л. 13].

Говоря о волостных съездах, Я.М. Свердлов предостерегал от того, что «мы попадем в такую кабалу к кулакам, что нам дунуть нельзя будет», если у последних будет много полномочий. Уездные же съезды «разжижатся … сельскими Советами», где существовало представительство деревень, и кулацкие элементы не так сильны, как в крупных центрах. «Надо стремиться к большему объединению с низами». Уездный съезд собирал в себе лучших представителей деревень и сел. «Если бы съезд заседал постоянно, если бы он был действительно оторван от низов, тогда другое дело», «тут будет хоть маленькая гарантия от засилья кулаков» [6, Л. 20].

В переходный период посредством избрания в Советы, как подчеркивал В.А. Аванесов, немаловажно дать возможность участвовать в управлении государством множеству людей, которые разбираются в этом и хотели бы учиться дальше – «мы должны привлечь к государственной работе как можно больше лиц» [6, Л. 12]. Аналогично думал А.И. Бердников о том, что желательно «на высших съездах почерпнуть поглубже из масс народных». Я.М. Свердлов считал, что когда В.А. Аванесов описывал ситуацию, в которой не указывался срок полномочий, и депутаты могли числиться в волостном съезде, хотя в местные Советы они не переизбраны, то он путал Совет и исполнительный орган. Человек может не переизбраться в местный Совет, а входить в исполком Совета. «Что касается исполнительного органа, то правильно, что, если в этот исполнительный орган избрали, то он остается там, его может сместить только съезд, а не то место, откуда он был делегирован. А вот члены съезда, которые не ведут постоянной работы, должны посылаться местными Советами». Так что лучше использовать съезд вместо совдеп – «это все равно, что корову условиться называть лошадью» [6, Л. 17–20].

Итак, на повестке дня в конституционной комиссии 1918 г. стоял вопрос административно-территориального деления. В период Гражданской войны и иностранной интервенции важно было выработать конкретные механизмы управления страной. В такой ситуации невозможно было установить неконтролируемое местное самоуправление. В связи с этим споры разгорелись вокруг административных единиц федерации, в основном, коммун. Здесь развернулась жесткая идеологическая борьба между большевизмом и синдикализмом, в которой победу одержал первый благодаря своей тактической хватке и более массовой поддержке в комиссии. Следующей связанной проблемой, которую там пытались разрешить, было представительство в Советах. Речь шла о таких понятиях, как индивидуальное и от социально-экономических групп представительство, которое имело своей целью не реальное выражение мнения населения, а победу одной партии на территории всей страны, когда белое движение представляло действительную угрозу для большевизма, а реальная поддержка советской власти была достаточно низкой. На основании этого здесь снова можно увидеть политическую тактику, нежели юридическое закрепление реально существующих общественных отношений. Интересной была дискуссия о Советах, совдепах и сходе в условиях, когда в конституционной комиссии были представители от левых эсеров и эсеров-максималистов. Как известно, эти социалистические партии изначально были представителями крестьянских Советов и до сих пор отстаивали их классовые интересы. Следовательно, произошло столкновение позиций, принадлежащих к двум классам, – пролетариев и крестьян. Это обсуждение показало то, насколько дискурсивной была атмосфера в процессе принятия Конституции РСФСР. После 1918 г. такой свободы в последующих конституционных комиссиях больше никогда не было.

References
1. Dyuran, D. Kommunizm svoimi rukami: obraz agrarnykh kommun v Sovetskoi Rossii / per. s fr. I. Utekhina. – SPb.: Izdatel'stvo Evropeiskogo universiteta Sankt-Peterburg, 2010. – 246 s.
2. Maslov, B. «Zhilishche tishiny preobratilos' v ad»: o sud'be starorezhimnykh ponyatii v Novoe vremya // Ponyatiya, idei, konstruktsii: ocherki sravnitel'noi istoricheskoi semantiki / pod red. Yu. Kagarlitskogo, D. Kalugina, B. Maslova. – M.: Novoe literaturnoe obozrenie, 2019. – S. 324-374.
3. F.6980 «Komissiya po vyrabotke proekta konstitutsii Sovetskoi respubliki pri Vserossiiskom tsentral'nom ispolnitel'nom komitete». Op.1 «Komissiya po vyrabotke proekta Konstitutsii Sovetskoi respubliki pri VTsIK. 1918 g.» D.4 «Stenogramma zasedaniya Komissii po vyrabotke Konstitutsii RSFSR ot 10 aprelya 1918 g. /mashinopisnyi ekzemplyar s rukopisnoi pravkoi/ s prilozheniem doklada chlena komissii ob osnovnykh nachalakh Konstitutsii R.F.S.S. Respubliki i proekte polozheniya o Federal'nykh uchrezhdeniyakh Rossiiskoi respubliki». – Doklad chlena komissii M.A. Reisnera ob osnovnykh nachalakh Konstitutsii R.F.S.S. Respubliki. – L. 35-51.
4. F.6980 «Komissiya po vyrabotke proekta konstitutsii Sovetskoi respubliki pri Vserossiiskom tsentral'nom ispolnitel'nom komitete». Op.1 «Komissiya po vyrabotke proekta Konstitutsii Sovetskoi respubliki pri VTsIK. 1918 g.» D.4 «Stenogramma zasedaniya Komissii po vyrabotke Konstitutsii RSFSR ot 10 aprelya 1918 g. /mashinopisnyi ekzemplyar s rukopisnoi pravkoi/ s prilozheniem doklada chlena komissii ob osnovnykh nachalakh Konstitutsii R.F.S.S. Respubliki i proekte polozheniya o Federal'nykh uchrezhdeniyakh Rossiiskoi respubliki». – Stenogramma zasedaniya komissii po vyrabotke konstitutsii 10 aprelya 1918 g. – L. 1-34.
5. F.6980 «Komissiya po vyrabotke proekta konstitutsii Sovetskoi respubliki pri Vserossiiskom tsentral'nom ispolnitel'nom komitete». Op.1 «Komissiya po vyrabotke proekta Konstitutsii Sovetskoi respubliki pri VTsIK. 1918 g.» D.5 «Stenogramma zasedaniya Komissii po vyrabotke Konstitutsii RSFSR ot 12 aprelya 1918 g. /mashinopisnyi ekzemplyar s rukopisnoi pravkoi/ i tezisy o tipe federatsii Rossiiskoi respubliki». – Stenogramma zasedaniya komissii po vyrabotke konstitutsii 12 aprelya 1918 g. – L. 1-36.
6. F.6980 «Komissiya po vyrabotke proekta konstitutsii Sovetskoi respubliki pri Vserossiiskom tsentral'nom ispolnitel'nom komitete». Op.1 «Komissiya po vyrabotke proekta Konstitutsii Sovetskoi respubliki pri VTsIK. 1918 g.» D.10 «Stenogramma zasedaniya Komissii po vyrabotke Konstitutsii RSFSR ot 19 iyunya 1918 g. /mashinopisnyi ekzemplyar s rukopisnoi pravkoi/ s prilozheniem proekta polozheniya "O rossiiskikh Sovdepakh"». – Stenogramma zasedaniya komissii po vyrabotke konstitutsii Sovetskoi respubliki 19 iyunya 1918 g. – L. 1-21.
7. Shmitt, K. Gosudarstvo i politicheskaya forma / per. s nem. O. Kil'dyushova. – M.: Izdatel'skii dom GU-VShE, 2010. – 272 s.