Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

Litera
Reference:

Reflexes of the Middle Mongolian affricate *č in dialectical lexis of the Yakut language

Shamaeva Anastasiia Egorovna

ORCID: 0000-0003-2871-6900

PhD in Philology

Researcher at the Institute for Humanities Research and Indigenous Studies of the North of Siberian Branch of Russian Academy of Sciences

677027, Russia, Republic of Sakha (Yakutia), Yakutsk, Petrovsky str., 1

ashamaeva@mail.ru
Other publications by this author
 

 

DOI:

10.25136/2409-8698.2019.6.31824

Received:

19-12-2019


Published:

26-12-2019


Abstract: The subject of this research is the Yakut-Mongolian parallels of dialectic lexis of the Yakut language encountered only in the local dialects and unknown in the literary Yakut language. The object of this research is the phonetic processes in Mongolian parallels of dialectical lexis of the Yakut language. The author meticulously examines the reflexes of the Middle Mongolian affricate *č in Mongolian parallels of dialectical lexis of the Yakut language, which data corresponds with the various development stages of the old written Mongolian language. Analysis is conducted with consideration of phonetic changes that have occurred in the history of development of the Yakut and Mongolian languages. The author applies the method of comparative analysis of orthogram of the word in the old Mongolian writing with the data of dialectical lexis of the Yakut language. It is revealed that dialectical lexis of the Yakut language demonstrates the state of Mongolian dialects of the X-XIV centuries, i.e. the time when in Mongolian languages was present the indigenous *č + vowel and či taking roots in the historic *ti. The author also determines the instances, which reflect the evidence of the ancient and possibly late Yakut-Mongolian connection.


Keywords:

Yakut-Mongolian parallels, Mongolisms, Yakut language, old-written Mongolian language, dialects of the Yakut language, Yakut-Mongolian contacts, history of the Yakut language, consonantism of the Yakut language, affricate, dialect word


В данной статье выявляются и описываются диалектные якутско-монголськие параллели, имеющие в своем фонетическом составе рефлексы среднемонгольской аффрикаты ч.

Актуальность исследования продиктована необходимостью углубленного изучения якутско-монгольских контактов с привлечением новых материалов.

Цель исследования: выявление и описание якутско-монгольских параллелей диалектной лексики якутского языка, имеющие в своем составе рефлексы этимологически разных монгольских аффрикат, данные которых соответствуют разным периодам развития старописьменного монгольского языка.

Исходя из указанной цели, в статье ставятся следующие задачи:

- определить состав якутско-монгольских параллелей в говорах якутского языка, в которых отражается монгольская аффриката ч;

- определить рефлексы монгольской аффрикаты ч в диалектной лексике якутского языка, данные которых соответствуют разным периодам развития старописьменного монгольского языка.

- дать фонетический анализ выявленных диалектных монгольских параллелей якутского языка в диахроническом плане с учетом фонетических изменений, происходивших в истории развития якутского и монгольских языков.

- определить семантические изменения в словах.

Научная новизна данной работы состоит в том, что в ней впервые выявлен состав диалектных монгольских параллелей, в которых отражаются рефлексы среднемонгольской аффрикаты ч, и предпринята попытка описания их фонетических изменений в сопоставлении с их эквивалентами из письменно-монгольского и современных монгольских языков.

Практическое значение исследования состоит в том, что его результаты могут быть использованы при дальнейшей разработке проблем исторической лексики якутского языка, преподавании диалектологии в специальных и высших учебных заведениях. Материалы статьи могут быть использованы для подготовки спецкурсов и семинаров по диалектной лексике якутского языка и якутско-монгольским параллелям.

Основными методами работы были метод сплошной выборки при отборе материала из словарей, монографических работ и статей, сравнительный метод при сопоставлении материала разных языков, описательно-аналитический метод, включая сопоставление, описание и обобщение, интерпретация. Были частично применены сравнительно-исторический метод.

В научной литературе считается, что согласные д, дь, н, нь, л, h привнесены или активизировались в якутском языке благодаря многочисленным монгольским заимствованиям. Однако якутский диалектолог С.А. Иванов считает, что данные согласные не были абсолютно неизвестными для фонетической системы якутского языка, чем и объясняет легкое и быстрое освоение монгольских слов с указанными звуками [1, с. 308].

В большинстве монгольских языков, а именно в «шипяще-свистящих» языках, то есть в халха-монгольском, калмыцком, ойратском, условно в бурятском языках фонема /č/ восходит к древнему *t в позиции перед *i. А в «шипящих» (могольский, дагурский языки, диалекты Южной Монголии – ордосский, чахарский, харачинский) языках и диалектах кроме фонемы /č/, восходящей к *t в позиции перед *ї-*i, также имеется классический ч+гласный, кроме i. Исторический *t в позиции перед *i со временем переходит в či (около X-XII вв.), который функционирует практически во всех монгольских диалектах во многих словах.

Таким образом, в монгольских диалектах около X-XIV вв., имеются či, восходящий к историческому *ti и исконный ч+гласный. Однако исконный ч+гласный в XIII-XIV вв. начинает переходить в ц+гласный в тех диалектах, на основе которых потом складываются современные «свистящие» языки (в бурятских диалектах этот ц+Г затем переходит в с+Г), но сохраняется в современных «шипящих» диалектах, вследствие чего здесь наличествует лишь одна шипящая фонема, так как фонема /ц/ не образовалась. Что же касается чi>*ti, то в этом сочетании шипящий согласный сохраняется и в «свистящих» диалектах, а не только в «шиипящих»; в бурятских диалектах аффриката ч затем переходит в спирант ш [2, с. 405-407; 3, с. 93].

В диалектной лексике якутского языка можно обнаружить следующие слова, в которых отражаются этимологически разные монгольские аффрикаты:

1) Монгольское či<*ti в диалектной лексике якутского языка в начале слова сохранился в виде ч. В заднерядных словах i после č в якутском языке переходит в ы:

В индигирском и колымском говорах зафиксированы чымыйыыт и чымырыыт в значении«малыши, шалуны-сорванцы» [4, с. 237], также в вилюйской диалектной зоне в качестве эвфемизма функционирует чымырыыт в значении «зерно, зернышко, что-л. круглое и мелкое» [5, с. 305], к данным словам можно привести параллель из п.-монг. čima «маленький карп» [6, с. 184], х.-монг. čam «маленький карп». И в якутских, и в монгольских вариантах слова передают субъективно-оценочное значение малого размера.

Чыҥылла (мом., ойм.), чыҥкыр (Пек.) в значении «котелок» [5, с. 305], чыгынньа (ойм.) [5, с. 304] < монг.; п.-монг. (Ков.) č «верно, совершенно, твердо, непоколебимо», х.-монг. «твердый, непоколебимый», калм. = тюрк. ДТС (и др.) čyn «правда, истина, правдивый, подлинный, честный, нелживый, настоящий, подлинный» < кит. [7, с. 260], монг. чин id. [8, с. 314].

Чонохо (олек.) «двухгодовалый лось», чоҥоку (горн.) «кастрированный олень двух лет» [5, с. 299], ср.-монг. činā «волк» [9, с. 134], стп.-м. činu-a, бур. шоно, х.-монг. чоно, калм. чон «волк» [10, с. 20]. Здесь мы видим замену гласного i после č гласным о (чонохо), так же, как и в современных монгольских языках. Наблюдается перенос значения по аналогии.

В середине слова исторический так же сохранился. Наблюдается переход гласногоi после č в гласные у, а:

Ачаа (бул., сунт., в.-вил., нюр.) «капризный, балованный» [5, с. 54], ср. п.-монг. ači [←*atï], халх., калм. aч, бур. аша, мнгр. aчi «внук, племянник (сын, дочь сына, брата)», мнгр. atsi «внук» [11]. В этимологическом словаре монгольских языков к данному слову приводится параллель из древнетюркского языка – atï «внук» с пометкой о том, что первоначальная принадлежность тюркско-монгольского слова в настоящее время не может быть уверенно установлена.

Мурчан (Пек.), мурчааннаах (в.-вил.) «недружный, скандальный» [5, с. 167], - burči- (*bur-či-) с пометкой «возможная форма старописьменного написания (не зарегистрированная в старописьменном языке)», бур. бурша- «отвергать, отказываться» [11] , бур. burša- (<*burči-) «отвергать, отказываться», buršagana- «клокотать, кипеть; горячиться, нервничать», buršaganūr «резкий, вспыльчивый, нервный», халх. burtšаgnɒ- «сильно гневаться, сердиться» [7, с. 311], калм. бүрслх «говорить нечленораздельно (нечетко)» [12, с. 129].

Диалектное слово бэлэпчи в якутском языке функционирует в трех значениях – «накладка на тыльную поверхность ладони; накладка из шкурки водяной крысы; особого покроя кожаный нагрудник, носимый охотниками, к которому привешивается дощечка – мерка для установления лука-самострела», ср. п.-монг. belkebči (*belke-bči), халх. бэлхэвч «набрюшник» [11], бур. бэлхэбшэ в значении «широкий меховой пояс (для тепла); корсет у женщины» [13, с. 172].В монгольских языках аффикс -пчы обозначает названия предметов одежды и упряжи по тем частям тела, на которые эти предметы надеваются [14, с. 90].

В вилюйском говоре функционирует интересное словосочетание очукуоннан булл в значении «заиметь внебрачных детей» [4, с. 148]. Нам кажется, к данному слову можно привести следующие параллели – п.-монг. očiqu [8, с. 506], монг. очих «идти, ехать, пойти, поехать куда-л., отправляться, уходить, уезжать», монг. хүнд очих в значении «выходить замуж» [15, с. 312], бур. ошохо в значении «отправляться, уходить, уезжать», ошхон: ошхон будляа шам. «магический обряд» (совершается для ограждения новорожденного ребенка от нечистых сил и враждебных духов) [13, с. 59], но из всех рассмотренных монгольских языков в семантическом плане наиболее близко значение калмыцкого языка – өҗих (устаревшее слово) «развратничать, вести распутную жизнь» [12, с. 413].

В булунском говоре зафиксировано слово халҕапчы в значении «кладовка», к данному слову М.С. Воронкин приводит параллель из п.-монг. xalҕabci «прикрытие, закрытие, заслон; занавеска, штора, ширма, ставни» [16, с. 155]. Также в дополнительном томе диалектологического словаря зафиксировано устаревшее слово халхапчы (у.-ян.) в значении «лобная часть камелька» [4, с. 215], ср. п.-монг. qalqabči [8, с. 29], в современном монгольском языке халхавч означает «прикрытие, заслон, ширма» [15, с. 505], в бурятском языке – халхабша «прикрытие, укрытие, заслон; перегородка в юрте (своеобразные ширмы)» [13, с. 388], в калмыцком халхц «щит, прикрытие, преграда, заслон» [12, с. 571].

Устаревшее слово хачаал в значении «голодный период в результате затяжных весенних холодов с ветром и задержки роста травы» зафиксировано в даилектологическом словаре якутского языка [5, с. 286]. Данное слово Ст. Калужинский причисляет к монголизмам, приведя следующие сравнения – п.-монг. qači- «обременить, отяготить», х.-монг. gatsɒ- «заедать, застревать», калм. gatsɒ-, бур. gasa- «тормозить, препятствовать, делать наперекор», gasalaŋ «препятствие, тормоз; горе, печаль» [7, с. 278].

Чалчырҕа (сунт.) «резвый, бойкий, проворный» [5, с. 296]; п.-монг. čalči- «болтать, трещать», х.-монг. tšaltšᴉrɒ «балластировать» от tšaltši«болтать, трещать» бур. salša- (<*čalči) «скандировать», salša(< čalia) «бунтарь, скандальщик» [7, с. 129].

Архаизм чопчуу функционирует в усть-янском говоре в значении «пуговица», слово чопчу с аналогичным значением зафиксировано в словаре Пекарского [5, с. 300]. Эти слова Ст. Калужинский причисляет к монголизмам в якутском языке – п.-монг. tobčiɣur-la- «привешивать кошельки или другие вещицы», орд. dobtšөr, монг. tobči «пуговица» [7, с. 263].

2) Классический ч+гласный, который в отличие от č в позиции перед i, в XIII-XIV вв. в монгольских языках начинает переходить в ц+гласный (в бурятских диалектах этот ц+гласный позднее переходит в с+гласный) в якутском языке сохраняется:

Чаҕаар- (жиг.) в значении «сильно разгораться, сиять, сверкать» зафиксирован в дополнительном томе диалектологического словаря [4, с. 230], приводим в сравнение п.-монг. čaγan (*ča-γan), халх. цагаан, калм. цаhан, бур. сагаан, бао. чiхаӊ, даг. чiгāн, дунс. чыҕан, мнгр. чiҕāн «белый; белизна» [11].

Чарай «слизь, тягучая слизь, липкая мокрота» [4, с. 231], сравн. п.-монг. čer халх. цэр, калм. цер «мокрота»; бур. сэр «подкожная опухоль» [11].

Чохолой (олен.) «затылок» [5, с. 300], < монг.; п.-монг. čoɣuji-, čoquji- «открыться, раскрыться, пускать почки, прочикаться» (Ков.), «выходить наружу», бур. soxoi̯- (< *čoqji-) «высовываться», х.-монг. tsuxui̯- «выдаваться, торчать, высовываться», калм. tsoxī- (<*čoquji) [7, с. 262].

Чоччоҕой (Пек.) «куча» [5, с. 301], сравн. монг. čoɣča, čoɣčaɣa «куча, толпа» [7, с. 172].

Редко монгольскоесоответствует якутскому дь:

Дьөнкө (Пек.), ньөҥкө (бул.) «топор-колун» [16, с. 156] ср. п.-монг. čoki, халх. цохи-, калм. цок-, бур. сохи- «бить, ударять; биться (о сердце[11]. В этимологическом словаре монгольских языков приведены параелли из тюркских языков – кирг. чоку- клевать, выклёвывать; др.-тюрк. čoq- «бить, забивать (скот); toqï- бить, ударять, стучать; вбивать; биться (о пульсе); ковать», с пометкой о том, что первоначальная принадлежность тюркско-монгольского слова в настоящее время не может быть уверенно установлена.

Дьобот (нюрб., у.-ян.) «крительная трубка без чашечки»; (бул.) «роговой мундштук», дьобот сүгэ (абый.) «колун» [5, с. 97], от як. * ǯoboi- или čoboi- < монг.; бур. jobogor «суженый (или вытянутый) к верху, конусообразный» (от joboi-), бур. joboi- «быть конусообразным» или бур. soboi- (<*čoboji-): oboi-, soboi- «выдаваться над поверх­ностью, возвышаться», бур. sobogor (<*čoboɣor): s. hwxe «топор-колун» [7, с. 273], монг. цовд «шипы, гвозди; гвозди, которыми подбивают сапоги» [8, с. 256].

Древний монгольский в якутском языкеиногда дается как с. Ст. Калужинский такое явление рассматривает как бурятское влияние. Н.Н. Широбокова относит их к древнейшим монгольским заимствованиям в якутском языке, которые подверглись процессу дезаффрикатизации (č и ǰ > s), подчиняясь закономерности, действовавшей в древнем якутском языке [17, с. 113].

Саҕа, саhаҕа (эвф.) (Пек.) «менструальная кровь» [5, с. 201], ср. čisun [*či-sun], халх. цус(ан), калм. цусн, бур. шуhан, бао. чiсоӊ, дунс. чусун, даг. чос, мнгр. чiсе «кровь» [11]. В якутском варианте саhаҕа-саҕа «менструальная кровь» монгольский гласный *i дает совсем иное преломление в отличие от данных современных монгольских языков, в которых *i>у. Именно поэтому данное слово не может претендовать на позднее монгольское влияние. Если бы данное монгольское слово čisun в якутском языке заимствовалось позднее, то дало бы, вместе с начальным с-, скорее всего, и совершившийся в монгольских языках перелом гласного *i – у. Полагаем, что якутское диалектное слово саhаҕа, скорее, является древнейшим монгольским заимствованием, в котором начальный монгольский č подвергся процессу дезаффрикатизации, произошедший в древнем якутском языке. Следовательно, преломление монгольского *i в широкий гласный а произошло самостоятельно, в самом якутском языке.

В вилюйском, есейском, оленекском и жиганском говорах якутского языка зафиксировано диалектное слово буорса в значении «измельченная в муку сушеная рыба». К данному слову в диалектологическом словаре приводится сравнение с п.-монг. borca со значением «вяленое мясо в тонких кусках» [5, с. 72]. Дополнительно приводим параллели из монгольских языков – п.-монг. borča [8, с. 267], монгольское слово борц «вяленое мясо (нарезанное тонкими кусками)» [15, с. 78], бурятское борсо «вяленое мясо (изрезанное на тонкие кусочки)» [13, с. 143], калмыцкое борцлх [борцълхъ] «вялить мясо (изрезав его на тонкие полоски)» [12, с. 111]. Возможно, данное слово относится к древнейшим заимствованиям, так как якутское диалектное слово буорса < borča сохраняет монгольскую лабиальную дисгармонию, присущую монгольскому письменному языку. Монголоведы отмечают, что в монгольских диалектах ещё в XIII (если не раньше) веке начинает проявляться тенденция к развитию лабиальной гармонии [18, с. 51]. Если бы данное якутское диалектное слово было бы поздним «бурятским влиянием», скорее заимствовалось бы в форме борсо. Поэтому, полагаем, что, возможно, як. диал. буорса < borča, как и предыдущее слово, являясь древнейшим монгольским заимствованием в якутском языке, подверглось процессу дезаффрикатизации, вследствие чего č > s.

В есейском говоре якутского языка зафиксировано диалектное слово сугулаан в значении «отчетно-выборное собрание колхозников, созываемое один раз в год» [16, с. 134], так же в вилюйском и сунтарском говорах в фонетическом плане аналогичное слово сугулаан но уже со значением «шум, возня» [4, с. 166]. М.С. Воронкин данное слово сравнивает с монгольскими чуклаҕан, чiҕулҕан «собрание», также приводит параллель из эвенкийского суиган «съезд, большое собрание» [16, с. 134]. Ср. п.-монг. čuqlaɣan, монг. цуглаан «сходка, сборка» [8, с. 273], монг. цуглах «собираться, сходиться; съезжаться (в одном месте)» [15, с. 614], бур. суглаан «собрание» [13, с. 195], калм. цуглран «собрание, сбор» [12, с. 640]. Скорее, данное слово в якутском языке появилось под бурятским влиянием.

Таким образом, диалектная лексика якутского языка показывает состояние монгольских диалектов X-XIV вв., т.е. то время, когда в монгольских языках имелся исконный ч+гласный и či, восходящий к историческому *ti. Также выявляются случаи, в которых отражаются следы от древнейших, и, возможно, поздних якутско-монгольских контактов.

References
1. Ivanov S.A. Tsentral'naya gruppa govorov yakutskogo yazyka. Fonetika. – Novosibirsk: Nauka, 1993. – 349 s.
2. Vladimirtsov B.Ya. Sravnitel'naya grammatika mongol'skogo pis'mennogo yazyka i khalkhaskogo narechiya. Vvedenie i fonetika. – Leningrad: Izdanie Leningradskogo vostochnogo instituta, 1929. – 435 s.
3. Sanzheev G.D. Sravnitel'naya grammatika mongol'skikh yazykov. T.1. – M.: AN SSSR, 1953. – 240 s.
4. Dialektologicheskii slovar' yazyka sakha: dopolnitel'nyi tom. Novosibirsk: Nauka, 1995. – 294 c.
5. Dialektologicheskii slovar' yakutskogo yazyka. M.: Nauka, 1976. – 392 c.
6. Lessing F. D. Mongolian-English dictionary. Berkeley: Los Angeles, 1960. 469 p.
7. Kaluzhinskii St. Philologia orientalis 2. Jacutica. Prace jakutoznawcze. Warszawa: Wydawnictwo academickie DIALOG, 1995. 405 p.
8. Bol'shoi akademicheskii mongol'sko-russkii slovar': v 4 t. M.: Akademiya, 2002. – 728 c.
9. Poppe N.N. Mongol'skii slovar' Mukaddimat al-Adab: // Trudy instituta vostokovedeniya XIV. Ch.I-II. – M.; Leningrad: Izd-vo AN SSSR, 1938. – 451 c.
10. Rassadin V.I. Stanovlenie govora nizhneudinskikh buryat. – Ulan-Ude: Izd-vo BNTs SO RAN, 1999. – 160s.
11. Etimologicheskii slovar' mongol'skikh yazykov: v 3 t. M.: IV RAN, 2015. – 224 c.
12. Kalmytsko-russkii slovar'. M.: Russkii yazyk, 1977. – 768 c.
13. Buryatsko-russkii slovar': v 2 t. Ulan-Ude: Izd-vo resp. tipografiya, 2006. – 1344 c.
14. Dondukov U-Zh. Sh. Razvitie leksiki mongol'skikh yazykov v sravnitel'nom osveshchenii s tyurkskimi yazykami : v 2 ch. – Ulan-Ude: Izd-vo BGU, 2007. – 249 s.
15. Mongol'sko-russkii slovar'. M.: Gos. izd-vo inostr-kh i nats-kh slovarei, 1957. – 716 c.
16. Voronkin M.S. Severo-zapadnaya gruppa govorov yakutskogo yazyka. – Yakutsk: Kn. izd-vo, 1984. – 222 s.
17. Shirobokova N.N. Istoricheskoe razvitie yakutskogo konsonantizma. – Novosibirsk: Nauka, 2001. – 151 s.
18. Sanzheev G.D. Lingvisticheskoe vvedenie v izuchenie istorii pis'mennosti mongol'skikh narodov. – Ulan-Ude: Buryatskoe kn. izd-vo, 1977. – 159 s.