Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

Culture and Art
Reference:

Historical and Cultural Aspects of the Creation, Development and Preservation of the Russian Military Memorial Heritage During the Pre-Revolutionary Period

Rubin Vladimir Aleksandrovich

PhD in History

 Docent, the department of History and Philosophy, Orenburg State Agricultural Academy

460014, Russia, Orenburgskaya oblast', g. Orenburg, ul. Chelyuskintsev, 18, UNIiPK

seba_alex@rambler.ru
Other publications by this author
 

 
Spiridonova Ekaterina Vladimirovna

PhD in Physics and Mathematics

Docent, the department of Applied Mathematics, Orenburg State University

460018, Russia, Orenburgskaya oblast', g. Orenburg, pr. Pobedy, 13

ekvls@mail.ru
Other publications by this author
 

 

DOI:

10.7256/2454-0625.2018.11.27772

Received:

24-10-2018


Published:

25-11-2018


Abstract:  The rationale of the analysis of historical and cultural aspects of the creation, development and preservation of the Russian military memorial heritage during the pre-revolutionary period is caused by the fact that this is an understudied topic as well as the need to define the basic vectors of today's state policy in culture, education, patriotic education of youg people, and heritage preservation. The object of the research is the famous monuments and places. The subject of the research is the creation, development and preservation of the Russian military memorial heritage during the pe-revolutionary period. The authors focus on the temple construction, creation of the first monuments, adoption of the first legal acts, development of the military memorial environment after major military conflicts, and establishment of the Imperial Russian Military Historical Society. The conceptual grounds for cultural policy of the modern time and problems of transmitting Russian traditions of cultural heritage preservation were studied by O. Astafieva, O. Avanesova, S. Sinetsky, O. Galkova and other researchers. The scientific novelty of the research is caused by the fact that this is a rather understudied issue in the history of culture. The analysis of the military memorial heritage is of fundamental importance for science, society and state because many problems related to preservation of military memorial heritage can be solved only through scientific analysis and, without any doubts, will contribute to the development of the cultural sphere, achievement of state defense objectives and creation of the careful attitude to the historical memory objects. 


Keywords:

Russian military history, cultural policy, historical memory, monumental art, military memorial heritage, pre-revolutionary period, temple construction, regimental temple, monument, obelisk


Военно-мемориальное наследие входит в комплекс историко-культурных памятников. Мемориальность, стремление увековечить победу на бранном поле, присущи еще древнерусской культуре.

Так, и мемориальное храмовое строительство берет свое начало в XI – XII вв. В качестве примеров целесообразно привести строительство Софийского собора в Киеве Великим князем Ярославом Мудрым в честь победы над печенегами в 1037 г., постройку храма Покрова Пресвятой Богородицы на Нерли Андреем Боголюбским в честь победы над Волжской Болгарией в 1164 г. По словам дореволюционного историка А. Долгова «…памятниками служат церкви, часовни, монастыри, сооружения в честь одержанных побед и в благодарность Всевышнему за милости, ниспосланные свыше» [16]. Важнейшей формой мемориальной культуры, тесно связанной с военной темой, является – крест. Например, Изборский крест был поставлен на месте битвы с литовцами (1657) [13].

Петровская эпоха привнесла много нового в общественную жизнь, в том числе, и в военно-мемориальное наследие. Расширялись государственные границы, российское оружие завоевало славу в Северной войне. Наблюдался всплеск интереса к прошлому страны, что подтверждается экспедициями Академии наук. Перед академиками стояла сложная задача, ведь до этого не проводилось академических научных изысканий [35]. При Петре I изменился взгляд на объекты старины, хотя понятие «исторический памятник» пока не вошло в обиход. Оно заменялось описательным определением – «что зело старо и необыкновенно» [31, с. 30].

Издаются первые нормативные правовые акты об охране памятников (указ от 18 февраля 1718 г. о сдаче найденных старинных предметов комендантами; указ Сената от 20 декабря 1720 г. о сборе в монастырях старинных книг и документов и др.). Отметим, что в указах царя впервые в российской практике была затронута военно-мемориальная составляющая. Например, в указе от 7 февраля 1722 г. предписывалось охранять остатки Переславль-Залесской потешной флотилии [11].

Следовательно, специальных учреждений по охране памятников в XVIII в. не существовало. Вопросы наследия по мере возникновения решались в Сенате и Синоде. Увековечение воинских побед уже являлось делом государственной политики. Арки и ворота использовались в качестве объектов памяти. Одной из первых в 1696 г. была возведена триумфальная арка в честь взятия Азова; победы над шведами запечатлены в арках, построенных у Каменного моста, в Китай-городе, у Ильинских и Мясницких ворот.

Современный автор С.К. Романюк считает, что сооружение Триумфальных ворот перед Каменным мостом в Москве в 1696 г. привнесло в торжество светский характер, что само по себе было новшеством [39]. Одновременно продолжалась традиция ставить храмы в честь победы русского оружия (храм св. Иоанна Воина на Якиманке в память о победе под Полтавой и др.). Петр I был инициатором мемориальной кампании, посвященной Александру Невскому [5].

Необходимо отметить, что памятники ставились не только в виде триумфальных ворот и арок в столицах [9], но и шло увековечение памяти непосредственно на местах битв, как это произошло недалеко от Полтавы. Так называемая «Шведская могила» была возведена 28 июня 1709 г. [8]. Петр I вынашивал в планах куда более широкомасштабную компанию по увековечиванию памяти о Полтавской битве, однако обстоятельства помешали воплощению планов в жизнь [37].

Поскольку военно-мемориальные сооружения создавались практически одновременно с теми событиями, которые они запечатлевали, вопрос об их охране не ставился. Однако, в рассматриваемый период было издано довольно много указов, посвященных сохранности раритетов, «куриозных вещей». Одним из самых известных стал указ от 13 февраля 1718 г., определивший функционирование знаменитой Кунсткамеры [32, c. 24-25].

Итак, петровский период можно считать временем становления понятия «памятник истории». Понятие «древность» не только носило обобщающий характер, включая различные виды памятников (археологии, архитектуры, искусства), но и предполагалось, что памятником может быть только объект отдаленного прошлого. Те же объекты, которые возникли на памяти живущего поколения, к памятникам не причислялись.

Указанная тенденция сохранилась и при Екатерине II. Компания по осуществлению Генерального межевания 1765 г. повлекла за собой четкое определение границ земельных владений, привязка их к географическим ориентирам, а отсюда – необходимость сведений о древних памятниках, курганах, развалинах. Для исследователей неоспоримо большую ценность имеет указ от 1759 г., в котором предписывалось присылать в Синод описание и планы монастырей для передачи их в Академию наук. Эти сведения были необходимы для подготовки и сопоставления российского географического атласа [44].

Продолжалась традиция установки триумфальных ворот и арок. О реставрации речь еще не шла, но издавались указы о «поновлении различных казенных зданий, стен и крепостей». Екатерининская эпоха оставила оригинальные примеры военно-мемориальных объектов. Особо отмечено обилием памятников такого рода Царское Село. Установкой монументов было исполнено ее желание запечатлеть славу царствования. В частности, целых пять монументов, установленных в дворцовом саду, были посвящены памяти о первой Русско-турецкой войне 1768–1774 гг. [50, c.183]. Память о второй Русско-турецкой войне (1787–1791 гг.) в Царском Селе сохранилась в культовом сооружении – храме во имя Софии Премудрости Божией. К крупным мемориальным комплексам целесообразно отнести так называемое «Адмиралтейство» – здание, построенное в готическом стиле в 1780-х гг. Оно служило своеобразным музеем в честь основания Черноморского флота и присоединения Крыма к России [50, c.181,184].

Следующим важнейшим этапом развития военно-мемориального наследия в России стала первая половина XIX века, связанная, прежде всего, с событиями Отечественной войны 1812 г.

Первая половина XIX в. стала определяющей для военно-мемориальной культуры. Широкую известность получил «Проект 1835 года», когда Генеральному штабу было поручено разработать перечень мер, связанных с памятными местами Отечественной войны 1812 г. Монументы в числе 16 делились на три класса, соответственно местами их установки были: первого класса – Бородино; второго – Тарутино, Малоярославец, Красное, Студянка, Клястинцы, Смоленск, Полоцк, Чашники, Казланово, Ковно; третьего класса: Вязьма, Витебск, Городечно, Кобрино, Салтановка [43]. Начало было положено вдовой генерала А.А. Тучкова – Маргаритой Михайловной Тучковой. В честь мужа, погибшего на Багратионовых флешах, ею был задуман молитвенный памятник – храм. Александр I проявил деятельное участие в установке храма. Освящение храма состоялось в 1821 г. Позднее он органично вписался в Бородинский мемориальный комплекс, открытый в 1839 г. [7]. Мемориализация Бородинского поля продемонстрировала развитие такой формы, как мемориальный комплекс, которая создавала благоприятные условия для дальнейшего развития музейного строительства.

С событиями 1812 г. связано появление еще одного феномена в военно-мемориальной культуре. Мы говорим о деятельности полковых храмов, которые постепенно стали выполнять и мемориальные функции. Так, память о героизме русской армии в сражении при Кульме, в «битве народов» под Лейпцигом сосредоточились в Преображенской церкви лейб-гвардии Гренадерского полка на Аптекарском острове в Санкт-Петербурге. В полковых церквях стали хранить военные реликвии, трофеи, документы, иконы [25].

Так, в Преображенский собор в Санкт-Петербурге поступали трофеи Русско-турецкой войны 1828–1829 годов, победоносное окончание которой совпало с торжеством его освящения. Начиная приблизительно с середины XIX столетия и в последующее время в полковых храмах, а также на прилегающей к ним территории осуществляются захоронения выдающихся военачальников и офицеров полка, создаются братские могилы рядового состава (погребение праха фельдмаршала М.И. Кутузова в петербургском Казанском соборе; в Князь-Владимирском соборе Севастополя были захоронены адмиралы – участники Крымской войны – В.А. Корнилов, П.С. Нахимов, В.И. Истомин и М.П. Лазарев).

Итак, на протяжении XIX столетия полковые храмы приобретают мемориальный характер и становятся храмами-памятниками русской воинской славы, сочетающих функции собственно храма, полкового музея и усыпальницы.

С древнейших времен на Руси был еще один обычай – в знак благодарности Богу за дарование победы в войнах или решающих битвах ставить часовни, строить храмы, воздвигать монастыри. Самым знаменитым храмом-памятником стал Храм Христа Спасителя, воздвигнутый Россией в память победы над войсками Наполеона в Отечественной войне 1812 года [18].

Подводя некоторые итоги, отметим, что военные монументы активно появляются в XIX в. в Российской империи. Одним из самых известнейших являлся обелиск, воздвигнутый 26 августа 1839 года на Бородинском поле. В 1850 г. подобный мемориальный знак был сооружен на Куликовом поле [2]. Однако никто не рассматривал памятные сооружения как новый вид памятников. В каждом конкретном случае специально оговаривались условия охраны и содержания каждого из памятных знаков, что было необходимо в силу того, что чтимые национальные святыни находились на частной земле.

Так, большой торжественностью было отмечено открытие памятника графу Тотлебену в Севастополе [19, Т. XLI, c. 474-475.]. По инициативе горожан Ростова-на-Дону был открыт памятник Александру II [19, Т. XL, c. 705.]. В 1883 г. таврическое дворянство, празднуя столетие присоединение Крыма к России, решило воздвигнуть памятник Екатерине II. Открытие состоялось 17 октября 1890 г. в Симферополе [19, Т. XLII, c. 846-847.]. Следовательно, дворянские и городские общества, местные власти выступали инициаторами кампаний по увековечению памяти. Помимо этого, увлеченность и активность отдельных личностей заставляла их браться за дело сохранения памяти. Например, интересен эпизод с объявлением конкурса на проект памятника при деревне Лесной на месте, где Петр I разбил 28 октября 1707 г. шведский корпус Левенгаупта. Долгое время само место битвы не было определено. Этой проблемой занялся местный исследователь, член Витебского Статистического Комитета Е.Р. Романов. Он, «возбудил в высших сферах ходатайство о постановке при деревне Лесной подобающего памятника». Голос Е.Р. Романова был услышан и 10 февраля 1890 г. был объявлен конкурс на лучший проект памятника при деревне Лесной [19, Т. XLII, c. 852.].

Процесс сохранения памяти не ограничивался установкой монумента и поддержанием его в достойном состоянии. Некоторые территории продолжали развивать (мемориализировать) и спустя десятилетия. 11 сентября 1895 г. на месте «Шведской могилы» произошло торжественное открытие нового памятника [29].

Наиболее активно развивалась военно-мемориальная среда г. Севастополя. Так, в честь участия женщин в героической обороне города в ходе Крымской войны установлен памятник в 1892 г. на небольшой площадке, обращенной к Историческому бульвару [20, c. 754.]. 5 октября 1895 г. в Севастополе праздновали двойное торжество – открытие памятника вице-адмиралу В.А. Корнилову и освещение «Музея Севастопольской обороны» [20, c. 990-991].

Торжественно открыли 25 июня 1895 г. памятник герою Чесменского боя лейтенанту Д.С. Ильину. Памятник был установлен на его могиле в погосте Застижье Весьегонского уезда Тверской губернии [30].

Общественность поднимала вопросы сохранения и поддержания в надлежащем состоянии памятников. Примечательна заметка, напечатанная в «Историческом вестнике» в 1895 г. В ней сообщалось о судьбе памятника П.А. Румянцеву-Задунайскому в г. Глухове Черниговской губернии. В свою бытность граф Завадовский, обязанный своей карьерой графу Румянцеву, в своем имении Ляличах Суражского уезда, соорудил монумент графу Румянцеву. До 60-х гг. XIX в. памятник стоял на месте, но у потомков Завадовского было другое решение – продать монумент по весу бронзы. Этого не допустил Черниговский губернатор князь Голицын. Он купил бюст за 800 р. И подарил его городу Глухову [21]. Судьба другого памятника тому же Румянцеву более печальна. А.А. Безбородко на своей даче близ Петербурга поставил великолепный бюст на гранитном пьедестале своему учителю П.А. Румянцеву. Вплоть до 1870-х гг. памятник там и находился. Но потомки Безбородко продали дачу по частям. Судьба памятника неизвестна.

«Исторический вестник» в 1893 г. опубликовал заметку о бедственном положении памятника, расположенного в 12 верстах от Шлиссельбурга, по большому тракту на берегу р. Невы. Памятник у так называемых «Красных сосен» был сооружен в память о последнем привале русского войска под предводительством Петра I перед взятием Шлиссельбурга. Открытие памятника состоялось 27 февраля 1847 г. Но к 1893 году, как писал журнал, памятник растащили по частям [33].

Обратимся непосредственно к истории «памятникоохранительной» политики Российского государства, которая носила разноаспектный характер. Так, в 1783 – 1789 гг. в свет была выпущена «историческая серия медалей» с изображениями крепостей, выдержавших натиск врагов, легендарных курганов [42]. Важным мы считаем саму идею – увековечение русских исторических памятников. В 1817 г. академик Ф.П. Аделунг первым вышел с инициативой учредить «русский национальный музей». Данное предложение свидетельствовало о возросшем самосознании, и связано с победой в Отечественной войне 1812 г. [1].

Известный просветитель Н.И. Новиков предложил широкомасштабный план описания национальных исторических древностей. Издав «Русскую историческую вивлиофину», он задумал осуществить труд под названием «Сокровище российских древностей» [36]. Однако этому проекту не суждено было осуществиться. Взгляды Н.И. Новикова актуальны и сегодня. В 1784 г. он написал: «Не должно спрашивать у иностранцев об их достопамятности, если не можем рассказать им о своей земле» [26].

Если проекту Н.И. Новикова не удалось воплотиться в жизнь, то его единомышленнику, члену Российской академии наук Евгению (Евфимию Алексеевичу) Болховитинову это оказалось под силу. Видный церковный деятель, где бы не проходила его служба, а это Вологда, Новгород, Калуга, Псков, Киев, собирал сведения о российских древностях, памятниках, соборах, раритетах [6]. Обзоры, составленные исследователем, показывали современникам, что памятники русской истории существуют и необходима большая работа по их описанию.

Первая четверть XIX в. отмечена академическими экспедициями, целью которых было выявление памятников, достопримечательностей, предметов старины. Так, в 1809 – 1810 гг. состоялась поездка по России экспедиции во главе с почетным членом Академии наук К.М. Бороздиным. Экспедиции удалось выявить много интересного, вместе с тем были зафиксированы факты вандализма [48]. Проблемой идентификации памятников русской старины занимался Н.М. Карамзин. Его перу принадлежат «Записки о достопамятностях Московских», которые, несомненно, послужили вкладом в дело пробуждения у граждан интереса к национальному прошлому.

В 1830 г. по инициативе президента Академии художеств и почетного члена Академии наук А.Н. Олешина была начата работа над проектом фундаментального издания «Древности Российского государства». В 1846 – 1853 гг. работа увидела свет. Своеобразие рассматриваемого периода было в том, что в общественных кругах не утихали споры концептуального характера по поводу исторических памятников. Одни доказывали, что Русь имеет богатую историю, другие – доказывали обратное. Так, в 1810 г. К.Н. Батюшков говорил: «Я за все русские древности не дам гроша. То ли дело Греция? То ли дело Италия» [3]. Ему вторил П.Я. Чаадаев: «Окиньте взглядом все прожитые нами века – вы не найдете ни одного привлекательного воспоминания, ни одного памятника [49]. С Чаадаевым был согласен А.И. Герцен, доказывая: «Что же касается наших памятников, то их придумали, основываясь на убеждении, что в порядочном государстве должны быть свои памятники» [12]. В.Г. Белинский в начале своего литературного пути в 1839 г. также считал, что исторические памятники «слишком бедны и новы», однако спустя всего четыре года его мнение изменилось: «Памятники рассеяны всюду, но не всякий хочет заметить их» [4]. Следовательно, в русском обществе сталкивались противоположные мнения по поводу того, есть ли в отечестве то, что следует охранять.

Государственная политика XIX в. в этом вопросе представляется более последовательной. Положительное влияние на дело охраны памятников оказала «охранительная политика» Николая I. Стремление к выявлению и фиксированию памятников прошлого просматривалось в циркуляре Министерства внутренних дел, направленном для исполнения гражданским губернаторам – «О доставлении сведений об остатках древних зданий и воспрещении разрушать оные» (1826). В 1834 г. было издано правительственное постановление, в котором содержался запрет на производство раскопок на казенных и общественных землях без разрешения местного начальства.

Отсутствие закона об охране исторических памятников определенным образом замещали правительственные указы и распоряжения, регламентировавшие их сохранность. Для целей нашего исследования особый интерес представляет текст указа от 1848 г. «О наблюдении за сохранением памятников древности». Поводом для указа стало обращение представителей местной власти г. Коломны в Министерство путей сообщения для разрешения разобрать коломенскую крепостную стену, используя материалы для современных построек. Ответ был отрицательным [32, c. 90, 109-110.]. Определенную роль в деле сохранения памятников играл «Строительный устав», запрещавший разрушать остатки древних крепостей, стен, зданий.

Предпринимались и конкретные шаги, например, попытки «подразделить все памятники на разряды». Инициатива принадлежала Московскому археологическому обществу, которое в 1869 г. на суд научной общественности представило «Проект положения об охране древних памятников». Проект предлагал подразделить памятники следующим образом: «1. Памятники. 2. Памятники письменности. 3. Памятники живописи. 4. Памятники ваяния, резьбы и изделия из золота, серебра, меди и железа». К памятникам относились сооружения возрастом не менее 150 лет. О важности мероприятия говорит то, что был создана межведомственная комиссия для составления списка памятников [31, c. 86, 159.].

Следовательно, в обозначенные годы наметились и контуры охранительной политики государства, и пути сохранения памятников, а именно: выявление, учет, внесение в реестр, документирование. Последние функции возлагались на научную общественность. Однако начинания только тогда становятся действенными, когда имеют четко определенное финансирование, осуществляемое государством.

О заинтересованности государства свидетельствует создание в 1876 г. при Министерстве народного просвещения специальной комиссии во главе с князем А.Б. Лобановым-Ростовским. Результатом деятельности комиссии стал «Проект правил о сохранении исторических памятников» (1877). Главным было то, что документ отводил главную роль в деле сохранения памятников государству [38]. Однако проект остался на бумаге. Министр финансов запретил выдачу ассигнований на нужды Имперской комиссии.

Итак, первые проекты охранения памятников исторического прошлого, не состоялись. Но позитивность данных начинаний состояло в активизации научной общественной инициативы, в попытках краеведов зафиксировать существующие памятники, многие из которых пусть косвенно, но все же были связаны с победами россиян над врагами.

Примером такой деятельности может служить работа Н. Н. Овсянникова «Тверь в XVII веке. Исторический и археологический путеводитель по Твери» (1889) [46]. Целью исследования, по словам самого Овсянникова, являлось определить «исторически сложившийся допетровский вид города». В 1889 г. Е.Н. Дверницкий подготовил обзор «Памятники древнего православия в г. Владимире – Волынском» [34]. Отклики на вышедшее исследование были пропитаны горячей надеждой на то, что в деле охраны памятников произойдут изменения в лучшую сторону. Так, журнал «Киевская старина» в июньском номере за 1889 г. писал: «Среди памятников Владимир-Волынска особенно выдавались развалины древнего кафедрального Собора, построенного в XII в. В каком ужасном небрежении оказался этот святейший памятник православия. Ясно, что для борьбы с этим злом нужно общество [23].

Известны и другие авторы. Так, памятникам Пермского края посвятил свою историко-археографическую монографию А. Дмитриев [15]. И. Токмаков составил описания памятников Вологодской и Калужской епархий [41]. Н.И. Теодорович – преподаватель Волынской духовной семинарии много сил отдал описанию церквей и приходов Волынской епархии [22]. Как отмечала критика, исследования составлены «толково, тщательно, с желанием сохранить те или другие особенности описываемого поселения» [19, Т. XL, c. 685].

Продолжали свою работу научно-исторические общества, история которых восходит к 1804 г. («Общество истории и древностей российских при Московском университете»). В уставах многих из них значились не только разработки теоретических вопросов исторической науки, но и содействие сохранности памятников.

В плане нашего исследования большой интерес представляет деятельность Русского военно-исторического общества (РВИО), начавшего свою работу в 1907 г. Возникновение общества такого рода стало возможным на волне гражданских инициатив, активизировавшихся на грани XIX и XX вв. Тем более, что уже имелся определенный опыт – «Общество военных людей» [28], «Общество ревнителей военных знаний» (1898). На этапе обсуждения статуса, устава, функций общества было довольно много дискуссий [24]. В конечном итоге инициаторы сошлись на том, что общество будет радо видеть в своих рядах историков, архивистов, коллекционеров, любителей истории. Общество будет независимым. Устав определил цель общества: «изучение военно-исторического прошлого русского народа во всех его проявлениях». Устав был утвержден императором 27 августа 1907 г., само общество получило статус Императорского. Важную роль в деятельности Общества имело сохранение исторической памяти о военных событиях. Члены ИРВИО провели исследования полей сражений на Калке, Шелони. Общество приняло активное участие в сооружении памятников А.В. Суворову в Измаиле и Рымнике, М.Д. Скобелеву в Москве, М.И. Кутузову близ селения Шумы (Крым), Барклаю-де-Толли в Риге, создании Бородинской панорамы [10].

Юбилей Отечественной войны 1812 г. в 1912 г. способствовал организации ряда узкоспециализированных обществ, которые также в ряд основных задач ставили охрану военных памятников [45, c. 49]. Это относится к созданному в феврале 1913 г. «Обществу потомков участников Отечественной войны», «Бородинскому обществу» (март 1913 г.), «Кружку ревнителей памяти Отечественной войны 1812 г.». Русским крепостям ИРВИО отвело особое место – была создана специальная Комиссия под председательством академика архитектуры К.К. Романова, которая занималась исследованием древних крепостей Псковско-Новгородской земли [40]. Экспедиции, осуществленные Обществом, способствовали выявлению ценной информации о памятниках и памятных местах, связанных с событиями военного прошлого. Руководителем экспедиции, посвященной Северной войне, были одни из основателей русской военно-исторической школы А.К. Байов и Н.Л. Юнаков (1908 г.). Под руководством генерал-лейтенанта, военного историка Бориса Михайловича Колюбакина в 1908 г., состоялась экспедиция, посвященная памятникам и памятным местам Финляндской войны, войны 1805 г. и Аустерлицу. Руководителем экспедиции по крепостям Изборска был видный архитектор, историк, искусствовед Константин Константинович Романов (1910). Экспедиция по местам, связанным с военным прошлым Новгорода, возглавлялась Н.К. Рерихом [47]. В ходе экспедиций были произведены обмеры древних крепостей, их фотографирование.

ИРВИО большое место отводило делу охраны памятников. Общество оказывало широкое содействие инициативам по спасению от разрушений и порчи, восстановлению и реставрации военно-мемориальных объектов [45, c. 48.]. Официально ИРВИО просуществовало до 1917 г.

В 1890-е гг. общественность поднимала еще одну важную проблему – «охранения «забытых могил». Предлагалось учредить «общество охранения исторических могил», поскольку «слышались сетования на заброшенность могил знаменитых русских государственных и общественных деятелей» [51].

Конец XIX – начало XX вв. стал тем периодом, когда необходимость закона об охране памятников была осознана настолько, что сами государственные структуры взялись за его разработку. Итоговые документы были готовы к 1908 г. Это были проекты дополнений статей «Строительного устава» и подготовительные материалы к новому закону [17]. Имелось новшество – впервые были упомянуты памятники «новейшего времени». К ним были отнесены скульптурные монументы «в честь высочайших и других особ или в память исторических событий». Все памятники подразделялись на объекты государственного и местного значения. Финансирование распределялось соответственно. В 1911 г. Государственная дума взяла на обсуждение положение «Об охране древностей [32, c. 199.]». За обсуждение проекта положения «Об охране древностей» взялись научные общества, ведомства. Было обнаружено множество уязвимых мест. Государственная дума не утвердила проект 1911 года и к 1917 г. К периоду Великой русской революции 1917 г. Россия подошла не имея стройной государственной системы охраны памятников. Причина тому – слабость государственных структур и верховной власти.

Последней в дореволюционный период крупной войной, которая оказала влияние на развитие военно-мемориальной среды стала Русско-Японская война 1904-1905 гг. В основном, военные монументы устанавливались отличившимся представителям русского казачества. Так, в 1908 г. на кладбище Юрюзанского завода Уфимской губернии установили мемориальную часовню, в 1909 г. казаки-однополчане поставили стелы в станицах Миасская и Степная [14].

Первая мировая война была богата на подвиги, стала одной из самых кровопролитных в истории человечества [27]. Однако, по идеологическим причинам, памятники героям Первой мировой войны начали устанавливать только после распада Советского Союза.

Таким образом, дореволюционная государственная политика России в сфере сохранения наследия с XI века до 1917 года прошла длительный содержательный период своего становления и развития. Общими характеристиками данного исторического этапа являются отсутствие единого законодательства об охране объектов исторической памяти, системы мер по обеспечению сохранности и государственной охраны памятных знаков. Наиболее востребованным феноменом этого периода выступало храмовое строительство. В петровскую эпоху впервые затрагивается тема военно-мемориального наследия в нормативных документах. С событиями Отечественной войны 1812 года связано появление полковых храмов. При Николае I развитие получают мемориальные комплексы. Инициаторами сохранения памяти выступали дворянские и городские общества, отдельные личности. Особое внимание отводилось объектам оборонного зодчества. В 1907 году было образовано Русское военно-историческое общество, получившего статус Императорского. Пожалуй, это стало кульминационным моментом в процессе оформления государственной политики по сохранению военно-мемориального наследия в дореволюционной России.

References
1. Adelung F.P. Predlozhenie ob uchrezhdenii russkogo natsional'nogo muzeya // Syn Otechestva. 1817. Ch. 37. № XIV. S. 63.
2. Ashurkov V.N. Na pole Kulikovom. – Tula, 1976. S. 77-78.
3. Batyushkov K.N. Sochinenie. – Spb., 1886. T.3. S. 87.
4. Belinskii V.G. Polnoe sobranie sochinenii. – M., L., 1953. T.3. S. 134,135.
5. Bogdanov A.I. Opisanie Sankt-Peterburga. 1749-1751. – Spb.: Piter, 1997. S. 308.
6. Bolkhovitinov E.A. Istoricheskie razgovory o drevnostyakh Velikogo Novgoroda. – M., 1808.
7. Borodinskoe pole. 1902. S. 20.
8. Bratskaya mogila russkikh voinov, Shvedskaya mogila. [Elektronnyi resurs] Rezhim dostupa: histpol.plu2/ru/qlavnaya?id=847.
9. V Moskve v 1709 g. v chest' Poltavskoi bitvy byli sooruzheny Triumfal'nye arki u Serpukhovskikh vorot i u Kamennogo mosta.
10. Gabaev G.S. Russkoe voenno-istoricheskoe obshchestvo // Voenno-istoricheskii zhurnal. 1940. № 4. S. 123-124.
11. Gavrilov B. «Nadlezhit vam berech'…» Kak okhranyali pamyatniki v Rossii v XVIII – nachale XX v. [Elektronnyi resurs] Rezhim dostupa http://his.1september.ru/2003/38/4.htm.
12. Gertsen A.I. Sobranie sochinenii. – M., 1960. T. XX. Kn.1. S.62.
13. Gnutova S.V. Krest v Rossii. – M.: Danilovskii blagovestnik, 2004. S. 14.
14. Demakov V.G. «Kazakam Miyaskoi stanitsy», ili sud'ba odnogo monumenta // Gorokhovskie chteniya: mat-ly pyatoi region. muzeinoi konf. – Chelyabinsk, 2014. S. 252-253.
15. Dmitriev A. Permskaya starina. Sbornik istoricheskikh statei i materialov preimushchestvenno o Permskom krae. – Perm', 1889. Vyp. 1.
16. Dolgov A. Pamyatniki i monumenty, sooruzhennye v oznamenovanii dostopamyatneishikh russkikh sobytii i v chest' zamechatel'nykh lits. – SPb., 1860. S. 30.
17. Egorov V.L. Razvitie i stanovlenie ponyatiya «pamyatnik istorii» // Istoriya SSSR. 1988. №1. S. 102.
18. Efimenko M.N. Khram – «khranitel' russkoi Slavy» // Rossiya v Otechestvennykh voinakh: nauch. konf. Orenburg, 2012. S. 94-99.
19. Istoricheskii vestnik. 1890.
20. Istoricheskii vestnik. 1892.
21. Istoricheskii vestnik. 1895. Noyabr'. S. 1004-1005.
22. Istoriko-statisticheskoe opisanie tserkvei i prikhodov Volynskoi eparkhii / sost. N.I. Teodorovich. – Pochaev, 1888-1890. T. 1-2.
23. Kievskaya Starina. 1889. Iyun'. S. 286.
24. Kochetkov A. Russkoe Voenno-istoricheskoe obshchestvo (1907-1914 // Voenno-istoricheskii zhurnal. 1965. № 9. S. 96.
25. Laptev K. Formirovanie memorial'noi funktsii polkovykh khramov russkoi armii v XIX stoletii. [Elektronnyi resurs] Rezhim dostupa: http://history-mda.ru/publ/formirovanie-memorialnoy-funktsii-polkovyih-hramov-russkoy-armii-v-xix-stoletii_2789.html
26. Novikov N.I. Obshchie primechaniya o puteshestviyakh // Pokoyashchiisya trudolyubets, periodicheskoe izdanie, sluzhashchee prodolzheniem «Vechernei Zari». 1784. Ch. 2. S. 128.
27. Novozhilova L.A. «Pamyatnik zabytym geroyam» (istoriya odnogo poiska) // Khronist: istoriko-kraeved. sb. – Chelyabinsk: Tsitsero, 2016. S. 119-121.
28. «Obshchestvo voennykh lyudei»-pervoe voenno-nauchnoe obshchestvo, uchrezhdennoe v 1816 g. v Peterburge pri shtabe Gvardeiskogo korpusa s tsel'yu izucheniya voennogo dela i istorii, a takzhe rasprostraneniya voennykh znanii sredi ofitserov. Obshchestvo imelo svoyu tipografiyu, litografiyu, obshirnuyu biblioteku, s 1817 po 1819 gg. izdavalo «Voennyi zhurnal». V 1826 g. bylo zapreshcheno Nikolaem I.
29. Otkrytie pamyatnika na shvedskoi mogile // Istoricheskii vestnik. 1895. Noyabr'. S. 640.
30. Otkrytie pamyatnika D. S. Il'inu // Istoricheskii vestnik. 1895. T. LXI. S. 507.
31. Okhrana pamyatnikov istorii i kul'tury v Rossii XVIII – nach. XX v. – M., 1978.
32. Okhrana kul'turnogo naslediya Rossii XVII – XX vv.: khrestomatiya. – M., 2000. T.1.
33. Pamyatnik vremen Petra I // Istoricheskii vestnik. 1893. T. LIII. S. 840-841.
34. Pamyatniki drevnego pravoslaviya v g. Vladimire-Volynskom. Sostavil i izdal E.N. Dvernitskii. Kiev, 1889 // Istoricheskii vestnik. Istoriko-lit. Zhurnal. 1890. T. 39. S. 207-209.
35. Peshtich S.L. Russkaya istoriografiya XVIII veka. – L., 1961. Ch. 1. S. 230.
36. Pis'ma A.P. Sumarokova, M.M. Shcherbatova, N.I. Novikova k G. V. Kozitskomu // Letopisi russkoi literatury i drevnosti, izdavaemye Nikolaem Tikhonravovym. 1862. № 4. S. 46.
37. Polnoe sobranie zakonov Rossiiskoi imperii. 1830 g., t. IV, st. 2236.
38. Polyakova M.A. Okhrana kul'turnogo naslediya Rossii: ucheb. posobie dlya vuzov. – M.: Drofa, 2005. S. 33.
39. Romanyuk S.K. Moskva. Ostrov. – M.: ANO NTs Moskvovedenie; Moskovskie uchebniki, 2009. S. 50.
40. Russkoe voenno-istoricheskoe obshchestvo. [Elektronnyi resurs] Rezhim dostupa: http://www.snor.ru/?an=sc_412 (Spravochnik nauchnykh obshchestv Rossii).
41. Sbornik materialov dlya istoricheskogo i tserkovno-arkheologicheskogo opisaniya Vologodskoi gubernii / sost. I. Tokmakov. – Vologda, 1890. Vyp. 1. S. 3; Sbornik istoricheskikh materialov dlya sostavleniya letopisei po Kaluzhskoi eparkhii / sost. I. Tokmakov. – Kaluga, 1890. Vyp. 1.
42. Smirnov V.P. Opisanie russkikh medalei. – Spb., 1908. S. 27-28.
43. Sokol K.G. Monumental'nye pamyatniki Rossiiskoi imperii: katalog. – M.: Vagrius-plyus, 2006. S. 7.
44. Sokhranenie pamyatnikov tserkovnoi stariny v Rossii XVII – nachale XX v. – M., 1997. S.55.
45. Stepanskii A.D. K istorii nauchno-istoricheskikh obshchestv v dorevolyutsionnoi Rossii // Arkheograficheskii ezhegodnik za 1974 god. – M.: Nauka, 1975.
46. Tver' v XVII veke. Istoricheskii i arkheologicheskii putevoditel' po g. Tveri. Issledovanie N.N. Ovsyannikova. Tver', 1889 // Istoricheskii vestnik. Istoriko-lit. Zhurnal. 1890. T. 39. S. 190-192.
47. Filimonov A.V. Professor K.K. Romanov i Pskovskie zemli // Pskov. Nauch.-prakt., istoriko-kraeved. zh-l. 2009. № 39. S. 114-127. [Elektronnyi resurs] Rezhim dostupa: http://cyberleninka.ru/article/n/professor-k-k-romanov-i-pskovskaya-zemlya.
48. Formozov A.A. Kogda i kak skladyvalis' sovremennye predstavleniya o pamyatnikakh russkoi istorii // Voprosy istorii. 1976. №10. S. 206.
49. Chaadaev P.Ya. Sochineniya i pis'ma. – M., 1914. T. 2. S. 111.
50. Shiryaev N. Istoricheskie pamyatniki v g. Tsarskoe Selo // Istoricheskii vestnik. 1893. T. L III. S. 183; S. 181, 184.
51. Yartsev A. Vozobnovlenie i okhranenie «zabytykh mogil» // Istoricheskii vestnik. 1893. T. LIV. S. 882.